Сердца небес

Глава 22

Ив

Потерянная любовь — это океан. Огромное голубое пространство боли, которое никогда не заживет, и потоки страстного желания, которые никогда не будут удовлетворены. Однако это не океан, окружающий его остров. У этого человека мрачный горизонт и бушующая буря. Его последние мгновения со мной были волнами шторма — злыми и безжалостными, сотрясающими мои чувства и отправляющими меня на дно.

Сейчас я стою среди обломков, глядя на все, что произошло. Утро перед моим отъездом было ясным и полным надежд. Когда он отослал меня, все погрузилось во тьму.

Я скучаю по нему.

После того, как он обошелся со мной, не должна, но я все равно скучаю.

Его стремительный поток каждую минуту, что мы в разлуке, затягивает меня все глубже, а я все еще здесь, внизу, хватаю ртом воздух.

Снаружи, в коридоре, раздается шум. Хлопают двери. Шаги. Заговорщический шепот. Я недолго пробуду одна. Я смотрю на знакомые светло-голубые стены. Еще больше океанов. Больше затрат на навигацию. Эта комната — просто еще одно пространство, созданное для того, чтобы заставить меня чувствовать себя маленькой и беспомощной. Камеры по углам никогда не мигают. Они никогда не отводят взгляда.

Три часа.

Именно столько времени потребовалось ФБР, чтобы выяснить, что я вернулась в Майами, и вызвать меня на допрос. Я все еще одета в ту же одежду, что была на мне сегодня утром, в ту же одежду, которую он выбрал для меня — темно-синие джинсы, белая футболка. Это просто куски материала, покрывающие мое тело. Все остальное держится на потере и памяти.

Меня преследует последний взгляд, который он бросил на меня.

Его запах все еще окутывает мою кожу.

Дверь открывается. Я не отрываю глаз от пола. Черные лоферы появляются в поле зрения.

— Вот мы и снова встретились, мисс Миллер, — раздается его голос, сопровождаемый неприятным звуком, с которым папка с моим делом снова приземляется на металлический стол.

— Детектив Питерс, — тихо произношу я, отказываясь поднимать глаза. — Какой приятный сюрприз.

— Для меня больше, чем для вас, я полагаю. Могу я предложить вам кофе?

— Пожалуйста, — мой голос чуть больше похож на карканье. Это первый акт доброты, который кто-либо проявил ко мне с тех пор, как я приехала.

«Не плачь. Не плачь. Не делай этого, черт возьми!»

Мои эмоции переполняют меня; слезы постоянно готовы пролиться.

«Соберись, Ив. Соберись».

Если я этого не сделаю, то скажу что-нибудь глупое и впутаю себя. Мне нужно пройти через это невредимой, если я хочу получить хоть какой-то шанс снова собрать свою жизнь воедино.

Еще больше вспышек этого океана.

Волны теперь достигают двадцати метров в высоту, и меня швыряет о скалы.

Спину прямо.

Глубоко вдохни.

«Я вернусь к оплакиванию своих окровавленных отношений, как только закончу здесь».

— С чем пьете?

— С молоком.

Раздается скрип, когда дверь открывается шире.

— Можно нам сюда две чашки кофе с молоком, пожалуйста?

Еще больше тишины, пока мы ждем, когда принесут напитки. Я все время чувствую на себе его взгляд. Я знаю, что он делает. Он сравнивает развалину, которая сейчас обмякла в его кресле, с уверенной в себе женщиной недельной давности, женщиной, которая все еще наслаждалась одержимостью Данте Сантьяго. Как быстро все может измениться…

Отвергнутая.

Какое уродливое слово.

Правда, стоящая за ним, еще уродливее.

Кто-то еще входит в комнату. Я чувствую запах духов. Диор. Рядом с моей рукой появляется белый бумажный стаканчик. Очень горячий. От жара у меня по руке пробегает дрожь.

— Кофе, как и просили.

— Спасибо, — тихо говорю.

— Пожалуйста.

Она уходит, и возвращается тишина.

Я слышу, как он делает глоток и ставит свою чашку на стол. Он прочищает горло.

— Я так понимаю, большое воссоединение прошло не так, как планировалось?

Используя каждую капельку силы, которая осталась в моем теле, я поднимаю голову и улыбаюсь.

— О каком воссоединении идет речь?

Может, я и тень самой себя прежней, но он ничуть не изменился. Его светло-каштановые волосы по-прежнему коротко подстрижены. Еще одна новая белая рубашка сегодня. Симпатичный. Чисто выбрит. Прохладные нефритовые ирисы обещают мне что угодно, только не легкую поездку.

— Все еще полны решимости вести себя хладнокровно, да?

Моя улыбка увядает. Я вижу кадры, на которых он убивает работника отеля, те, что показал мне Данте — кажущееся бессмысленным убийство невинного человека. Как можно было допустить, чтобы коррупция подобным образом просочилась в ткань общества? Банкиры вроде Джеффри Адамса, агенты ФБР, УБН… Список можно продолжать бесконечно.

— Хорошо, мисс Миллер, почему бы нам не начать с самого начала? Давайте вспомним, где вы находились в ночь церемонии награждения. Куда вы…

— Эти камеры нас записывают? — говорю, перебивая, охваченная внезапным маниакальным желанием спросить его, почему он это сделал.

Он щурится.

— Да.

— Со звуком?

— Конечно. Мы продолжим?

— Ага, — бормочу я. Хочу противостоять ему лицом к лицу, но не выставлять напоказ перед его коллегами. Во всяком случае, пока.

— Вы покинули сцену после получения своей награды и направились к стойке регистрации отеля. Есть какая-то конкретная причина, почему?

— Мне нужно было воспользоваться телефоном, — лгу.

— И вы не подумали воспользоваться своим телефоном?

— Мой разрядился.

Он бросает взгляд на мое досье.

— И именно здесь вы наткнулись на тело?

— Первая на месте преступления, — ласково говорю я. — Разве я не счастливица?

Мужчина встречается со мной взглядом, но я замечаю, как он приподнимает брови.

Знает ли он о том, что я знаю?

Это выводит меня из моего холодного фасада.

— У мертвых тел есть привычка следовать за вами повсюду, мисс Миллер.

Я часто говорила это Данте.

— Вы спрашиваете или утверждаете это?

— Просто наблюдение. Вы знали, что в ту ночь он убил четырех агентов ФБР?

— Кто? — невинно спрашиваю.

— Четверо мужчин, которые следили за вами. Четверо мужчин с семьями.

Это заставляет меня замолчать.

— Где вы были на самом деле, мисс Миллер?

— В Техасе, — шепчу. — На отдыхе.

— Насколько я понимаю, в это время года температура довольно приятная, — он снова опускает взгляд на свою дурацкую папку. Я хочу схватить ее и выбросить в окно. — По крайней мере, это объяснит ваш загар, — он взмахивает на мои обнаженные руки. Моя бледная кожа приобрела оттенок очень слабой карамели под жарким тихоокеанским солнцем.

— Я заслужила передышку, но не могу уехать за границу. Вы забрали мой паспорт.

— И все же вы оказались в аэропорту примерно… — он поворачивает запястье, чтобы посмотреть на часы. — Три часа назад.

— Мне нравится смотреть на самолеты, — я ерзаю на своем сиденье. Не уверена, что смогу продолжать в том же духе еще долго. После того, как я пережила худший день в своей жизни, мои умственные способности находятся на пределе.

— В девять вечера? — выражение его лица выдает весь спектр слов «чушь собачья» в мой адрес.

— Мне нравятся огни.

— Вам, кажется, многое «нравится». Кроме как говорить правду.

— О, это мне тоже нравится.

Он мерзко улыбается мне.

— Мы можем организовать для вас проверку на полиграфе, Ив, если это будет более убедительно.

— Хорошая идея, — сейчас я на автопилоте, отвечаю ложью, даже не моргнув глазом.

Повисает пауза, пока он снова окидывает меня взглядом своих зеленых глаз.

— Сантьяго обманул тебя, не так ли? Я знал, что он так и сделает. Ни одна женщина долго не продержится в его обществе. Ты должна считать, что тебе повезло, раз ты выбралась живой.

Это поднимается из ниоткуда, приближаясь так близко к истине, что я чувствую, как от его слов разлетается ледяная стружка.

— Мы возвращаемся на круги своя, — говорю я дрожащим голосом, но мое самообладание разбито вдребезги, и он это знает. Он чувствует кровь. — Если вы хотите арестовать меня, то я предлагаю вам это сделать. Если нет, то я замерзла и хочу домой.

— Где ваш отец?

Я замираю.

— Что вы имеете в виду?

— Я знаю, что вы отдалились друг от друга, но были ли в последнее время какие-либо попытки установить контакт? Я спрашиваю только потому, что он был в самоволке восемь часов. Мы нашли его мобильный телефон и бумажник, выброшенные на тротуар возле его дома.

«Данте, ты ублюдок. Ты так и не дал ему шанса опровергнуть твои обвинения. Я даже не попрощалась».

Я с трудом сдерживаю слезы, готовые пролиться.

— Мы не разговаривали с сентября прошлого года.

— Я не могу себе представить, почему? — он растягивает слова. — Сантьяго не совсем подходит на роль зятя. Не для специального агента УБН. Это будет плохо смотреться на свадебных приглашениях.

Должно быть, я вздрогнула, потому что его зеленые глаза тут же пронзают меня лазерным лучом.

— Не то чтобы и правда была бы свадьба, — лукаво добавляет он. — Не тогда как он вышвырнул вас, как мусор.

— Пожалуйста, — говорю я, наклоняясь вперед и упираясь локтями в стол. — Есть ли какие-нибудь новости о моем отце… С моей мамой все в порядке? Ее тоже похитили?

— Кто сказал что-нибудь о том, что их похитили? — сейчас он так пристально наблюдает за мной. Как будто он препарирует мое лицо.

Дерьмо.

— Я просто предположила…

— Я заключу с вами сделку, Ив, — говорит он, перебивая меня хитрым взглядом. — Вы говорите мне правду, а не свою «запутанную» версию, и я поделюсь с вами всем, что мы знаем о ваших родителях.

Мое сердце замирает. Я никогда никого не ненавидела так сильно, как этого человека прямо сейчас. Я не склонный к насилию человек, но если бы могла ударить его, и это сошло бы мне с рук, непременно бы это сделала. Он убийца, прячущийся за маской респектабельности. Как и мой отец? Меня так и подмывает шантажировать его, чтобы он рассказал мне все, что ему известно, но у меня и так достаточно неприятностей.

Почему все в моей жизни сводится к одному и тому же выбору? Данте или моя семья…

Что, если каким-то чудом мои родители все еще живы? Продам ли я Данте ради шанса спасти их? С другой стороны, что, если Джозеп прав? Что, если мой отец помогал переправлять девушек в штаты? Мой желудок сжимается от ужаса.

Данте не заслуживает моей преданности. Не после того, как он так со мной обошелся. Но я тоже не могу заставить себя предать его. Я не Эмилио Сантьяго. Я не его отец и отказываюсь бросать его, как мать. Моя душа разрывается надвое.

Я снова несчастно ерзаю на своем сиденье.

«Держи оборону, держи оборону, держи оборону…»

Я должна убраться отсюда к чертовой матери и сама узнать правду.

Собрав последние остатки самообладания, я протягиваю руку и делаю глоток своего кофе.

— Мне жаль, детектив Питерс, но я действительно ничем не могу вам помочь, — громко говорю я, стирая ликующую ухмылку с его лица. — Я не знаю, сколько раз мне придется это повторять… Я не знаю этого человека, — заставляю себя улыбнуться ему еще раз. — И еще кое-что. Если вы продолжите заниматься этим делом, то я должна настоять на том, чтобы в следующий раз со мной присутствовал адвокат.

Наступает напряженная секунда, а затем весь ад вырывается на свободу.

— Ты чертова лгунья! — рычит он на меня, взмахивая рукой, и моя папка, трепеща, падает через стол на пол. Дверь с грохотом распахивается, и его коллега врывается в комнату подобно урагану, благоухающему Диором.

— Детектив Питерс! Сделайте перерыв! — кричит она ему.

Мрачно бормоча, он вылетает в коридор, даже не оглянувшись на меня.

— Давайте отвезем вас домой, мисс Миллер, — резко говорит она мне, отступая в сторону, чтобы позволить мне выйти из комнаты. — Я думаю, на сегодня мы закончили.

Вот тогда-то я и понимаю. У них нет на меня ни малейших улик. Нет ничего, что связывало бы меня с Данте и этими новыми убийствами, кроме их интуиции и моей невысказанной правды.

Это пустая победа.

В оцепенении я выхожу вслед за ней из здания и спускаюсь по каменным ступеням к ожидающей машине. Дом — это то место, где живет пустота. Дом — это оболочка, в которой нет ни семьи, ни возлюбленного, а только лучшая подруга, который уже устала от моих секретов и лжи.

Детектив Питерс стоит рядом с нашей машиной. Он выкуривает свою ярость глубокими, свирепыми затяжками, испепеляя всю длину своей сигареты за то время, которое требуется мне, чтобы пройти пять метров. Его застоявшийся никотин обжигает мои легкие, когда я наклоняюсь, чтобы открыть дверь. Я собираюсь скользнуть на заднее сиденье, и наши глаза встречаются. Может быть, это из-за смены обстановки, а может быть, из-за естественного освещения, но во мне вспыхивает искра узнавания.

Я откуда-то знаю эти глаза…

Я видела их раньше.

Без предупреждения он выбрасывает окурок и делает шаг ко мне.

— Следите за чистотой, детектив, — бормочет его коллега, прежде чем сесть на водительское сиденье.

— Можно вас на пару слов? — его голос — воплощение вежливости, но я вижу тлеющий огонь за выражением его лица.

— Если вам нужно.

Он сжимает челюсть.

— Я хотел бы извиниться. Мое поведение было непрофессиональным.

— Похоже, это входит у вас в привычку, детектив Питерс, — мягко говорю я, насмехаясь над ним сейчас, но он, черт возьми, этого заслуживает.

— Только когда я рядом с вами, — он поворачивается, чтобы уйти, прежде чем передумать. — Я полагаю, вы обронили это ранее, — он берет меня за руку и вдавливает что-то острое в мою ладонь. — Без сомнения, мы очень скоро снова увидимся. Хорошего вечера, мисс Миллер.

— И вам, детектив, — автоматически говорю я, обхватывая пальцами предмет.

Только на полпути к своей квартире я наконец разжимаю кулак. Я узнаю предмет мгновенно. Черная, элегантная дорогая, с золотым тиснением…

Визитная карточка Андрея Петрова.

Как та, которую он вручил мне сам.

Как та, которую Данте забрал из моей сумочки.

Как та, которую я украла из ящика его стола и спрятала в шкафу в его спальне.

Так зачем же детективу Питерсу понадобилось давать мне ее?