Шаг в сторону

VII

В Будейовицах я запасся продовольствием, чтобы не быть никому в тягость. Конину я не покупал. В Ципрбурге ее было больше чем достаточно. Вполне понятно. На шестьсот крон не разживешься, во всяком случае, на оленину не хватит.

На холм я еле полз — стояла жара, и я был навьючен, как верблюд.

Кунц лежал перед воротами в траве, заложив руки под голову. Рядом сидела пани Ландова и что-то рисовала в альбоме. Они курили одну сигарету. Меня приветствовали диким ревом, то есть взревел Кунц. Его подруга была слишком сдержанной для этого. Когда все радостные излияния окончились, я объяснил им, что должен был поторопиться. Проект следует сдать до конца года, чтобы вовремя составить смету.

Они потащили меня наверх, и я набил шкаф Кунца своими запасами. Заодно осмотрел его содержимое. Ничего подозрительного там, конечно, не было. Потом я спустился вниз умыться. Жачек как раз доставал воду из колодца и спросил приветливо:

— Вы уже снова здесь?

Мне удалось завязать с ним разговор. Он сразу подобрел, когда я достал сигарету.

— Ведь вы раньше были жандармом? — спросил я бестактно.

Жачек вытаращил глаза.

— Ага. В годы масариковского террора.

Ну ладно. Если нужно выбирать из двух людей, которым почему-либо не по душе наш строй, я скорее выберу свирепого Жачека, который хотя ни с чем не согласен, но и не притворяется, чем такого вот доктора Вегрихта, который, вероятно, вынужден был быть лояльным при всех режимах. Я не думаю, что небеса содрогнутся, если некоторые люди, имеющие так называемое особое мнение, выскажут его вслух. Поступки — это уже другое дело. Тут уже не до шуток, потому что некоторые поступки нельзя оставлять безнаказанными.

Я ничего не сказал, а Жачек ушел в свой домик с пальмовой ветвью и с ведром в руках. Или он действительно не боялся, или ему нечего было бояться. А может быть, Кунц уже заверил его, что я безвредный техник-строитель.

Ночевал я снова на той же кушеточке в ампирном салоне. Спал хорошо, и два следующих дня тоже прожил беззаботно. Если бы меня сюда направили официально, я бы мучился угрызениями совести из-за безделья. Иногда для виду осматривал свод и делал какие-то заметки, но чаще валялся на траве и разговаривал с Кунцем и пани Ландовой о всевозможных вещах… Отдых был чудесный.

Рыскать по замку не имело смысла. Часы, если они вообще здесь находились, наверняка были хорошо припрятаны. Решающие дни — суббота и воскресенье. А пока я выжидал. Днем валялся в траве, а вечером играл в карты.

В субботу после обеда появились первые туристы, хотя Кунц говорил, что основная масса народу бывает по воскресеньям. Не знаю, замечали ли вы, что все посетители старинных замков и музеев на один лад. Главным образом это девушки, которые к старости становятся ужасно любознательными, ходят с толстыми туристскими палками и страшно интересуются, как именно попадала горячая смола на головы осаждающих. Потом — это многодетные семьи: «Типичен, не ковыряй в носике и слушай хорошенько, о чем рассказывает пан». И, наконец, случайные посетители, которые приходят позабавиться. Забавного было много, Кунц без удержу фантазировал, и все оставались довольны, даже Жачек, продававший открытки, пиво и наклейки на палки.

Я таскался с каждой экскурсией в надежде заметить что-нибудь подозрительное. Посетители сначала поглядывали на меня, а потом утратили интерес к моей особе, потому что гид не упомянул обо мне в своем вступительном слове. Так я два раза совершил обход, и все ничего. Я думал, что контрабанду, если здесь вообще есть такая, передают из рук в руки, когда продают билеты (это делал Кунц), или при покупке напитков, или, наконец, последняя возможность — это спрятать ее в какой-нибудь ящичек, откуда связной сможет в удобный момент забрать ее. Первые две возможности отпадали, я очень внимательно следил за руками. А в надежде на третий вариант, как пес, таскался за всеми туристами. И ничего.

Туристы разъезжались. Начинало темнеть. Осталось воскресенье и неприятная неуверенность, что в это воскресенье должно что-то произойти, если вообще здесь что-то могло произойти. За Жачеком и Кунцем я опять мог следить, но слежка за туристами могла привлечь внимание к моей особе. Если часы где-то спрятаны, то скорее всего там, куда заходят экскурсанты. Одинокий посетитель, шныряющий по помещениям, в которые нельзя входить, вызвал бы подозрение. Но совсем нeтрудно немного отстать, взять что нужно и присоединиться к остальным как ни в чем не бывало. Я решил утром, до прибытия туристов, просмотреть по мере возможности все подходящие места. Тот, кто будет прятать контрабанду, скорей всего сделает это ночью, но было бы глупо всю ночь следить за каждым обитателем замка.

Сразу после завтрака я начал обыск комнаты, в которой спал. Здесь я мог все осмотреть довольно подробно, мне никто не мешал. Но все ящики были пусты, шкафчик закрыт, а к мебели никто не мог приблизиться, потому что пространство для посетителей было ограничено шпурами. В галерею никого не пускали, в полупустой охотничьей комнате я тоже ничего не нашел. Комнату с доспехами решил осмотреть последней, потому что мне не хотелось звенеть латами. Вряд ли контрабанду прятали в доступной части подвала. Правда, это было бы идеальное место, но для часов там слишком сыро. А потом туда ходили с фонарями, так что если бы кто-нибудь и задержался, тут же нашлась бы добрая душа, которая не преминула бы заметить: «Там еще один человек остался!»

Оставались комнаты внизу — комната для стражи и бывшая канцелярия. Я заглядывал под шкафы, за двери, за окна, лазил повсюду, где только можно было хоть что-нибудь спрятать. Я уже думал, что ничего не найду, и смирился с этой мыслью, потому что вся моя затея была вообще сомнительной.

Но мне случайно повезло. В караульном помещении, около дверей, под стойкой для ружей, что-то лежало.

Это была сумка из твердой черной кожи величиной с небольшую папку. Такие сумки раньше носили инкассаторы. Сумка свободно открывалась — от таких старых сумок редко сохраняются ключи. Я открыл ее.

Часы! Они лежали в ней, как яички в гнездышке. Без ремешков, завернутые отдельно в тонкую бумагу, чтобы не поцарапались друг о друга. Не знаю, сколько их было, но было много. Вот что называется счастье.

Я закрыл сумку и сунул ее обратно. Теперь только оставалось проследить, кто за ней придет. Таким образом, отпал караул около пива, билетов и открыток. Достаточно было следить за посетителями. Сумка уж не настолько маленькая, чтобы ее сунули в карман. Ну, а если кто-то сунет ее в папку или под пальто, я должен это заметить. Ну, а если и не замечу, то после ухода каждой группы туристов смогу проверить, на месте ли сумка. Далеко ее не унесли бы.

Правда, это не самый удачный вариант, потому что важно выследить не только того, кто унесет сумку, но и того, кто ее туда положил. Потом нужно установить их связи с контрабандистами и перекупщиками. Судя по всему, Ципрбург был центральным звеном этой цепи, местом, где эти часы хранились. Отсюда их уносил один или несколько связных.

Жаль, я не знал, когда сюда положили эту сумку. Что, если уже позавчера? Тогда можно было бы предположить, что ее положил доктор Вегрихт, пока мы с Кунцем осматривали подвалы. К тому же Вегрихт хорошо знает, в какие дни Жачкова убирает. Конечно, сумку мог положить и совершенно посторонний человек. Но одно ясно, что сумка лежит здесь недавно, потому что пыли на ней не было.

Дальше. Совершенно непонятно, какую роль во всем этом играл человек, которого вытащили из реки, хотя так далеко я еще не заглядывал. Он мог быть одним из перекупщиков или одним из контрабандистов. Может быть, что его «убрали» соучастники, потому что у него не было с собой ни денег, ни документов. Но, с другой стороны, почему они не вынули у него из карманов часы, которые в данном случае должны были навести на след преступника?

На размышления о том, как и кто попал в реку, времени хватило. Но вот прибыли первые туристы. Групповая экскурсия.

Я сел на свою тумбу во дворе и следил за каждым. Делал я это скорее от усердия, потому что соучастником мог быть любой из них. И старик в зеленых очках, и толстая дама с сумкой, и влюбленная парочка. По внешности человека ни о чем судить нельзя. Теперь уже преступники не облачаются в черные плащи и не бросают исподлобья грозных взглядов. Когда я перешел на эту работу, старик Жирардо сразу сказал мне:

— Так слушайте, молодой человек, — тогда он еще говорил мне «вы», — если вам что-нибудь неясно, так спросите. А спрашивайте как можно чаще, потому что вы еще ничего не знаете. Но одно запомните с самого начала: если увидите мерзавца с усиками, с перекошенным лицом, так не обращайте на него внимания, потому что это наверняка продавец из магазина готового платья и самое страшное преступление, на которое он отважится, это шельмовать в карты.

Когда началась экскурсия, я остановился на лестнице у входа в подвал, около дверей помещения для стражи и начал старательно измерять косяк. Но никто не вышел, никто не вынес сумку. Прошло семь экскурсий, я заплесневел от сырости. После ухода каждой группы я смотрел, на месте ли сумка. Никто ее не трогал. Когда ушла последняя группа туристов, я с отчаяния решил убедиться, есть ли в ней что-нибудь.

Часы были на месте. Жачек уже закрывал калитку на цепь. Наступил вечер.

Вот тебе и на! Теперь надо было ночевать на этой лестнице или умереть, положив руки на сумку, как лев.

Не идти ужинать я не мог. На это сразу обратили бы внимание. Кунц и пани Ландова ужинали вместе со мной, так что они не могли пойти за сумкой. Я каждые пять минут подходил к окну и смотрел во двор, что делают Жачковы в своем домике. У них горел свет. Очевидно, они тоже ужинали.

Я боялся, что мне нелегко будет отвертеться от карт, но меня выручила пани Ландова. Она сказала, что неважно себя чувствует, и направилась в свою галерею, где она официально ночевала.

Я, извинившись, вышел вслед за ней, и видел, как на первом этаже она свернула. Тут же хлопнули двери галереи. Я тоже стукнул своей дверью, спустился вниз и уселся на лестнице, ведущей в подвал, с твердым намерением провести здесь ночь. Было совсем темно. Я сидел около часу. Брюки у меня промокли, и хотелось курить. Вдруг я услышал шаги.

Кто-то шел очень осторожно, но здесь отдавался каждый звук. Я видел человека, но не мог его узнать. Потом услышал, как кто-то открывает двери помещения для стражи. Я пополз наверх до площадки и спрятался за выступ. Через минуту я услыхал, как двери закрываются. Человек прошел мимо меня. Он был без шапки. Такую лысину не встретишь на каждом шагу.

Это был Жачек.