Шахта дьявола

Глава 38

Тьяго

— Что? — спрашивает она, обеспокоенная моей кровоточащей губой.

— Я люблю другую, — признаюсь я ей, всматриваясь в ее глаза. — Что ты чувствуешь? —

Забота в ее взгляде закрывается, беспокойство по поводу моего пореза исчезает в мгновение ока. Она толкает меня в грудь, и те слезы, которые я заметил ранее, снова вернулись в ее глаза.

— Я ненавижу тебя, — обещает она, ее нижняя губа дрожит.

— Ты меня ненавидишь.

— Я ненавижу тебя, — кричит она ломающимся голосом.

— Почему?

Ее руки трясутся, и я хватаю одно предплечье, затем другое и дергаю ее вперед, прижимая ее к своей груди.

— Терпеть тебя не могу, — говорит она, борясь с моей хваткой.

— Почему? — Повторяю сквозь стиснутые зубы. — Почему Адриана тебя так беспокоит?

Я не уверен, откуда Тесс знает о существовании моей сестры, если я еще не упомянул о ней. Я также не понимаю, как она пришла к выводу, что Адриана была моей предыдущей любовью. Но я не боюсь использовать эту возможность, чтобы докопаться до правды, что преследование Тесс и ее выслеживание только для того, чтобы найти ее в темном коридоре наедине с другим мужчиной, сделали что-то безбожное с моими внутренностями, от чего я до сих пор оправляюсь.

Первое, что я заметил еще до того, как узнал Каллума, было то, что их руки были соединены. Удар в живот был быстрым и изнурительным, ощущение, будто меня столкнули с невероятно высокого здания и я быстро несся к твердой, смертельной земле, полностью калеча. На меня обрушилась ревность, жестокая, примитивная и порочная. Тот факт, что мы не спали вместе, означал, что она не была моей, по крайней мере, не полностью, и необходимость немедленно заявить права на нее была сокрушительной. Я едва даже осознал тот факт, что ударил одного из моих ближайших союзников, человека, который, как я знаю, уже давно счастлив в браке.

Тесс бьется против меня, яростные слезы текут из уголков ее глаз и наконец скатываются по ее покрасневшим щекам. Я впервые вижу ее плачущей после того, как ее шлепали, и это не из-за ее отца, или того, что я сделал с Дагни, или потому, что она тоскует по дому, а из-за меня . Потому что мысль о том, что я люблю другую женщину, сводит ее с ума.

И если у меня были какие-либо сомнения относительно того, можно ли спасти какие-либо части моей души, они развеивались с громким «нет».

Потому что я люблю это.

Мне чертовски нравится , что она проливает из-за меня слезы.

— Это слезы из-за Адрианы?

— Не произноси ее имени, когда прикасаешься ко мне. Я оставлю тебя, — решительно клянется она. — Клянусь Богом, я сделаю это. Я убегу и на этот раз позабочусь о том, чтобы ты никогда больше не взглянул на меня.

Ухмылка спадает с моего лица быстрее, чем она успевает ее заметить. В одну секунду она есть, в следующую — исчезла, сменившись мертвенно-бледным выражением лица. Я хватаю ее за лицо и сжимаю челюсть рукой.

— Пригрози, что бросишь меня еще раз, Тесс. Попробуй.

Она открыто рыдает, слезы катятся по ее щекам, она закрывает глаза и опускает голову мне на грудь, измученная и расстроенная.

— В последний раз я спрашиваю тебя, Тесс, и хочу реального ответа, — требую я, обхватывая ее волосы своим кулаком. — Почему Адриана тебя беспокоит? Почему упоминание о ней заставляет тебя ненавидеть меня?

Ее голова откидывается назад, ее взгляд находит мой, и она никогда не выглядела более красивой. Ее глаза яростно вспыхивают, гнев, мука и боль в них очевидны, и с этим одним взглядом последний клочок ее сопротивления наконец разрушается, разрываясь на куски вокруг нас.

— Потому что ты должен быть моим, — плачет она, сверкая глазами. — Ты заставил меня надеть это кольцо, — говорит она, тыча левой рукой мне в лицо. — Мне не нужно делить тебя ни с кем, так же, как и тебе не нужно делить меня.

Когда она сдалась, в моих венах течет триумф, дыхание, которое я долго сдерживал, наконец выдохнул, когда правда слетела с ее губ. Ее руки безвольно опускаются по бокам, когда я их отпускаю. Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе в удушающих объятиях.

— Я твой, — шепчу я, уткнувшись лицом в ее волосы. — Нет никого, кроме тебя.

Тесс хнычет, руки осторожно поднимаются по моим бокам и остаются там. Я не уверен, собирается ли она оттолкнуть меня или притянуть ближе, и, кажется, она сама находится в неведении относительно своего решения.

— Клаудия ничего не значит. Меньше , чем ничего. Я даже не помнил, кто она такая. Ты прервала меня, когда я собирался сказать ей, что единственный человек, которому разрешено прикасаться ко мне, единственный человек, которому я хочу улыбаться, — это ты . И Адриана. — Тэсс напрягается. — Я не знаю, почему ты думаешь, что Адриана — старая любовница, но это не так. Она моя младшая сестра. Была моей сестрой.

Тесс осторожно прижимается к моему туловищу. Я неохотно позволил ей переместить меня, чтобы она могла заглянуть мне в лицо. Ее глаза ищут мои, широкие и неуверенные. — Была?

— Ее убили почти полтора года назад. Я ищу людей, которые ее убили, чтобы отомстить за ее смерть. Если ты услышала что-то, что заставило тебя неправильно истолковать, кем она была для меня, мне очень жаль. Я расскажу тебе все об этом. Бля, я тебе даже покажу , если хочешь, но позже. Прямо сейчас… — Я облизываю губы. — Прямо сейчас ты мне нужна. Я тебе нужен, Тесс?

— Не называй меня так. — Мои руки болезненно сжимают ее, но затем она шепчет: — Называй меня амор

Темная похоть, порожденная территориальной потребностью, оживает, распространяясь по моим венам, как лесной пожар. Я тянусь к разрезу ее платья и касаюсь ладонью внутреннюю часть ее бедра, моя большая рука крепко сжимает ее. Она задыхается, когда чувствует укус холодного металла от моих колец, обжигающий ее кожу. Зрачки у нее расширены, глаза восторженно устремлены на меня.

— Я тебе нужен, амор ? — Я дышу.

Она настойчиво кивает. Наказывающий шлепок по внутренней стороне бедра заставляет ее всхлипнуть.

— Скажи это.

Тесс тянется ко мне, и одно это чуть не ставит меня на колени. После всего этого времени и напряжения между нами, видя, как ее руки приближаются ко мне по собственной воле, чтобы приблизить меня, я чувствую, что меня вот-вот обнимет единственный Бог, в которого я верю. Ее руки обвивают мою шею, ее пальцы бегут мне на затылок и жадно ныряют в мои волосы, а глаза мои закрылись в поклонении перед ее алтарем.

Возможно, это прозвучит кощунственно, но этот дьявол гордо живет в богохульстве.

— Есть только я?

Я киваю, и мой голос становится хриплым, когда я подтверждаю: — Только ты.

Она наклоняется вперед и требует моих губ, впервые инициируя поцелуй между нами и почти заставляя меня потерять сознание в процессе. Я обхватываю ее шею, чтобы ее рот прижимался к моему, но в конце концов она отстраняется. Ее губы зависают на расстоянии волоска от моих, потому что я не позволяю ей идти дальше.

Она смотрит мне в глаза и говорит: — Тогда трахни меня.

Мои глаза закрываются, наслаждаясь с трудом заработанной победой. — Очень прошу.

Она выгибает бедра ко мне, приближая руку, которую я все еще держу между ее ног, к ее киске. — Пожалуйста.

Мои пальцы ласкают чувствительную кожу ее внутренней поверхности бедра, и она стонет.

— Еще раз, — приказываю я.

Она касается моего лица, заставляя меня открыть глаза. Ее взгляд томно скользит по моему лицу, ее собственные глаза становятся тяжелыми. Она закатывает нижнюю губу и зажимает ее зубами.

— Пожалуйста, трахни меня, — умоляет она.

Ухмылка медленно расползается по моему лицу.

— Давно пора.

✽✽✽