Тесс
Он — зрелище для отчаянно воспаленных глаз. Облегчение, которое я испытываю, когда вижу его, настолько сильное, что у меня подгибаются колени. У меня такое чувство, словно я вызвала его, как будто он услышал, как я умоляю его, и знал, что должен прийти и спасти меня. На мгновение все, что я делаю, это моргаю, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают. Затем, воспользовавшись удивлением Франклина, я отталкиваю его от себя и отшатываюсь от него, защитно обхватив себя руками и забиваясь в угол на безопасном расстоянии.
— Итак, ты — муж, — небрежно говорит Франклин, поворачиваясь и протягивая к нему руку. Должно быть, он клинически безумен. — Франклин Марш-Саквилл.
Тьяго не моргает, его гневный взгляд не отрывается от лица Франклина, пока проходят долгие секунды. Его гнев пульсирует вокруг нас, как биение сердца.
Стук.
Стук.
Стук.
Тьяго приближается к руке, которая остается протянутой между ними, и проходит мимо нее, вместо этого подходя ко мне.
Когда его глаза находят мои, необузданная ярость в них мгновенно смывается, уступая место той пылающей интенсивности, которую все женщины мечтают увидеть во взгляде своего мужа. Взгляд у них граничит с маниакальным, как будто он едва держит себя в руках.
Сжав мрачную линию рта и опасливо подергивая мускулами на щеке, Тьяго медленно окидывает клиническим взглядом мое тело, осматривая меня на предмет каких-либо травм. Когда он убеждается, что на мне нет видимых следов, его глаза снова поднимаются на мои. Руки дергаются, осторожно двигаясь по бокам. Он говорит, и в его гортанные слова вплетается легкая дрожь, выдающая тяжелые эмоции, которые он испытывает.
— Я собираюсь прикоснуться к тебе, амор . Все хорошо?
Я киваю и на одном дыхании обнимаю его за шею, приближаясь к нему прежде, чем он успеет дотянуться до меня сам. Его руки крепко обхватывают мою поясницу и с резким выдохом притягивают меня к себе. Он прижимает меня к своей груди, обхватывая мой затылок и уткнувшись лицом в изгиб своей шеи. На мгновение все, что я слышу, все, что я могу чувствовать , — это успокаивающий пульс его сердца, бешено бьющегося у моей щеки.
Словно лопнувший хрупкий пузырь, плотина, сдерживающая мои слезы, разбивается в ту же секунду, когда я падаю в его объятия. Все начинается с того, что одна-единственная слезинка тихо скатывается по моим ресницам, а затем я плачу совершенно самозабвенно, мое лицо спрятано в его горле, пока он держит меня. Мое тело неудержимо трясется от рыданий, когда из меня беспорядочно вырываются ужас и паника последних пятнадцати минут. Тьяго нежно гладит мои волосы, прижимается лицом к моей щеке и успокаивающе напевает. Другая его рука продолжает обнимать меня за талию, как будто он боится, что кто-то попытается оторвать меня от него. Он терпеливо утешает меня, как будто мы одни, как будто у него есть все время в мире, просто повторяя: «Все в порядке, ты в порядке, ты в безопасности» , пока он не повторяет это успокаивающе мне на ухо. В его голосе есть напряжение, которое заставляет меня думать, что эти яростные заверения могут быть важны для него так же, как и для меня.
Я не знаю точно, когда он начал чувствовать себя моим безопасным пространством, но я знаю, что он единственный человек, которого я хотела, когда была в опасности. Единственный, который мне был нужен. Его объятия — единственное место, где я хочу быть сейчас, единственное место, где я чувствую себя в безопасности.
Когда мои рыдания стихают и в конце концов утихают, он слегка отстраняется. Он обхватывает мои щеки и пристально смотрит мне в лицо.
Моя ходячая и говорящая машина убийства мужа смотрит на меня так, будто он разорвет на части весь мир за преступление, причинившее мне боль, только для того, чтобы он мог восстановить его по частям в мир, в котором со мной больше ничего не случится.
Что бы он ни увидел в моем лице, его золотые глаза темнеют до цвета обсидиана, гася в них всякую человечность, как пламя свечи.
— Держи его, — приказывает он, арктическая прохлада в его голосе полностью противоречит тому, как он нежно смахивает слезы с моих щек. От его жестокого тона у меня по спине пробежал холодок из-за Франклина.
Через его плечо я вижу, как Артуро и Марко сопровождают его в мой кабинет, всегда его тени. Каждый из них хватает Франклина за руку и швыряет его лицом вниз на мой стол.
Он воет о своем освобождении.
Тело Тьяго поворачивается лицом к месту происшествия, его рука обвивает мою талию и продолжает прижимать меня к себе. Я смотрю на него и вижу, что его глаза уже обращены к моему лицу.
— Он будет жить или умрет? — спрашивает он меня.
Сглотнув, мой взгляд снова возвращается к Франклину, который изо всех сил пытается бороться с обоими мужчинами. Наблюдая за тем, как он сражается с ними, я задаюсь вопросом, так ли я выглядела, была ли я такой беспомощной.
Артуро смотрит в пол и замечает мою выброшенную награду «Женщины в бизнесе». Он подбрасывает ее и пару раз ловит ладонью, а затем швыряет Франклину в лицо, вырубая его.
Марко хватает мою бутылку с водой и выливает ее на лицо Франклина. — Просыпайся, просыпайся, солнышко, — говорит он, шлепая его.
Они с ним играют.
— Если бы это зависело от меня, он бы умер. В конце концов. — Форма челюсти Тьяго говорит мне, как медленно он бы его выпотрошил, если бы у него была такая возможность. — Но это твое решение.
У меня на языке вертится желание приказать ему убить его. Было бы так легко принять это решение и избавить мир от одного обидчика меньше. Но я не могу заставить себя сказать это. Я не могу приговорить его к смерти, что бы он только что со мной ни сделал.
— Не убивай его, — прошу я.
Тьяго кивает, принимая мое решение, стиснув челюсти. Он берет меня за подбородок и целует в губы. Простого прикосновения достаточно, чтобы вернуть к жизни огонь в моем животе. Его рот скользит по моему, его рука сжимает мою шею сзади, прижимая меня ближе. Я наклоняюсь к нему, обхватывая пальцами его предплечье, чтобы удержаться на месте. Последний раз поцеловав меня в губы, он отпускает меня и подходит к краю моего стола.
Он сгибается в талии так, что его лицо оказывается на одном уровне с лицом Франклина. — Что за псих заставил тебя думать, что ты можешь прикоснуться к моей жене?
Его голос пронзает слово «жена», как нож, пронзающий кожу, собственническая ярость проявляется в одном слоге.
— Пожалуйста, извини, — умоляет Франклин. — Ее обещали мне сначала…
Кулак с силой ударил его по лицу, отсекая его. — Она для тебя ничего не значила . — Тьяго рычит.
Он выпрямляется и смотрит на Марко.
— Мачете , — спрашивает он.
С дикой ухмылкой Марко вкладывает ему в руку широкий, грубый клинок длиной около тридцати дюймов. Он угрожающе светится под офисным освещением.
Панические глаза Франклина расширяются и становятся белыми. Он бьется о трюм, выкрикивая искаженные мольбы. Когда он понимает, что это ни к чему не приведет, его взгляд скользит по мне.
— Тэсс, пожалуйста. Скажи ему, что ты не хочешь этого. Скажи ему-
Быстро, как молния, Тьяго хватает его за волосы и безжалостно бьет лицом о мой стол.
— Поговори с ней еще раз, и я вырву твои голосовые связки.
В любом случае это было бесполезное занятие. Я не буду вмешиваться, чтобы оказать ему какую-либо дополнительную милость, кроме спасения его жизни. Он заслуживает всего, что мой муж собирается с ним сделать. Как любит говорить Дэгни, играйте в глупые игры, выигрывайте глупые призы.
— Я уже второй раз вижу, как ты прикасаешься к моей жене. К счастью для тебя, она не была моей женой в первый раз. Но в это время…
Тьяго медленно обходит стол, словно хищник, оценивающий свою жертву, и останавливается по другую сторону от Марко и Артуро. Он кладет острый край лезвия мачете на предплечье Франклина, прямо под его локтем. Я наблюдаю, как мужчина перестает дышать, ужас заставляет его замереть.
— Это та рука, которую ты держал между ее ног, верно?
Франклина начинает трясти от смертоносного тона Тьяго.
— Нет!
— Я видел тебя. Ты называешь меня лжецом?
Франклин сглатывает, испуская испуганный писк. Дихотомия между тем, как он использовал свою физическую форму, пытаясь меня насиловать, и тем бессердечным негодяем, которым он является сейчас, в настоящее время умоляя сохранить ему жизнь, не может быть более очевидной. Он трус, всегда был трусом, я была для него просто легкой мишенью.
— Она… она хотела этого. Она просила об этом.
Мое сердце замирает при мысли о том, что он может поверить в то, что утверждает Франклин. Тьяго сдерживал меня в прошлом, но… это было другое. Я никогда не хотела того, что Франклин сделал со мной.
В последний раз, когда он застал меня наедине с другим мужчиной, он отреагировал не так хорошо.
Тьяго не задумывается об этом. Безумная ухмылка, растянувшаяся на его лице, пугает даже меня. — Поэтому ты прижал ее к стене? Поэтому ты зажал ей рот другой рукой, чтобы она не закричала? Потому что она этого хотела ?
— Она сказала, что хочет, чтобы было грубо…
— Заткнись, черт возьми, — рычит Тьяго, прижимая острие клинка к виску. Кровь вырывается из его кожи и разливается по моему столу. — Моя жена не хочет, чтобы я тебя убивал, поэтому я не буду. Но открой рот еще раз, и даже она не сможет тебя спасти. Я заткну тебе рот навсегда.
Франклин лихорадочно кивает, сомкнув губы.
— Тебе никогда не следовало прикасаться к ней. Никогда . — Голос Тьяго дрожит под тяжестью его ярости. Пока он говорит, Марко закатывает рукав Франклина так, что он оказывается выше локтя. — Ты мог коснуться любого другого и уйти отсюда целым, Франклин. Но не ее.
Тьяго бросает на меня внимательный взгляд через плечо. В этой комнате он одновременно два мужчины: мстительный муж и защищающий любовник. Его тон смягчается, когда он говорит со мной. — Отвернись, амор .
Он поднимает мачете над головой, и на этот раз я делаю, как он говорит. Я отвожу взгляд. У меня есть время увидеть, как лезвие летит обратно, прежде чем я закрываю глаза и поворачиваюсь лицом.
За звуком металла, рассекающего воздух, следует ужасающий шум, когда он прорезает плоть и кости, прежде чем зарывается в деревянную поверхность моего стола.
В моем кабинете разносится леденящий кровь крик, от которого волосы на затылке поднимаются дыбом и скручивается в желудке. Я держу глаза зажмуренными, даже когда мучительные вопли Франклина доносятся до моих ушей.
— Завтра ты подашь заявление об увольнении, — стоически приказывает Тьяго, перекрикивая свои крики. — Напечатаешь, очевидно. И тогда ты исчезнешь.
Наконец я открываю глаза и смотрю на ужасную сцену передо мной. Франклин бледен как полотно, его глаза выпучены и безумны, когда он в шоке смотрит на руку, оторванную от его тела. Кровь густыми волнами течет из его культи, прежде чем Артуро срывает с него ремень Франклина и накладывает его на рану.
— Свяжись с ней еще раз, и я возьму другую руку. Поговори с ней или прикоснись к ней еще раз, Франклин, — угрожающе говорит Тьяго, — и я вырву твои кишки голыми руками и с их помощью повешу твое тело на ближайшем уличном фонаре. Двое охранников поднимают его на ноги и отпускают. Франклин опасно раскачивается, его колени подкашиваются, поэтому его снова ловят. Он пепельного, почти серого цвета и защитно держит культю.
— Иди к черту, — приказывает Тьяго. Он поворачивается на нетвердых ногах и медленно направляется к двери, когда Тьяго окликает его. — И возьми это дерьмо с собой, — с отвращением добавляет он, хватая за пальцы отрубленную руку и швыряя ее ему. Он попадает Франклину в грудь и чуть не опрокидывает его, прежде чем он хромо падает на землю. Ему удается остаться стоять, согнувшись в поясе, чтобы поднять отрубленную конечность, прежде чем уйти.
— Идите с ним, — приказывает Тьяго двум своим охранникам. — Отведите его в грузовой лифт и проследите, чтобы он ни с кем не разговаривал.
— Да, шеф, — подтверждают они почти по-военному кивками, не обращая внимания на то, что только что произошло. Они собираются повернуть, но колеблются. Наконец они оба коротко кивнули мне и вышли, закрыв за собой дверь и оставив меня с мужем.
✽✽✽