Сильные не убивают

Глава 15 Три главных правила

Кошмар первых дней в качестве директора снажьего детского дома нового, неизвестного никому образца подошел к концу. Начался будничный кошмар на постоянной основе.

В подъездный период мы получали отовсюду много помощи — трагедия была еще свежа. Люди, кхазады и снага приходили каждый день, приносили детям еду, одежду, игрушки и книги, играли с ними, меняли подгузники малышам — в общем, всячески помогали нам разгребать этот бардак. Но время шло, а у каждого есть собственная жизнь… Поток пожертвований и волонтеров редел с каждым днем.

Борхес на полную мощь задействовал административный ресурс, и за две недели всех грудничков удалось пристроить на усыновление в семьи. Кого-то забрали родственники — хотя за одной четверкой явились укуренные в хлам торчки, и малыши так отчаянно вцепились в мои колени, что я выгнала этих горе-дюдяшек поганой метлой. Некоторых ребят постарше удалось пристроить в училища с общагой и полным пансионом. Итого на нашем попечении осталось шестьдесят четыре снага возрастом от двух до пятнадцати лет, и мы были предоставлены сами себе.

Город выделил нам пустующее здание, в котором раньше располагалась какая-то казенная контора. Оно было в приличном состоянии, но невыносимо унылым — канцелярская атмосфера глубоко въелась в сами стены. Токс две недели что-то там делала с бригадой кхазадов-добровольцев, и когда я вошла, то не узнала это место.

Каждая комната стала небольшим произведением искусства. Здесь морская тема — ракушки, водоросли, рыбы с глазами Будды. Там — осенний лес, зелень с золотом. Тут — песок, маленькие крабы оставляют за собой сохнущие на солнце следы. Цвета глубокие, но не слишком яркие, щадящие для глаза. Больше всего мне понравился центральный холл с потолком, раскрашенным под звездное небо.

Мебель у нас бэушная, разномастная — мы старались обходиться пожертвованным, деньги тратили только в крайних случаях — но Токс расставила ее так, что она создавала атмосферу домашнего уюта, а не нищеты. Всюду веревочные лестницы, шведские стенки, спортивные снаряды, качели — все для безопасного высвобождения переполняющей юных снага энергии.

Выдыхаю:

— Токс, это… потрясающе, правда! Но ты понимаешь, чем они все это изрисуют? Это же снага, такова наша природа…

— Не природа, — строго говорит Токс. — Жизненный опыт. Эти дети выросли среди стен, разрисованных половыми органами. Они просто воспроизводят то, что всю жизнь видели. Вандализм — это всегда протест, а других побуждений то, что они наблюдают вокруг, у них не вызывает.

— Это же снага… Мы не можем просто так взять и запретить им драться, курить, материться, похабить все, до чего они дотянутся… То есть запретить, конечно, можем, но это будет как об стенку горохом.

— Не существует магии, способной враз исцелять израненные души. Только терпение и любовь.

— И старый добрый ремень! Нет-нет, бить мы никого не будем. Это физически тяжело. Мы сделаем лучше. Введем реалистичные правила, которые на самом деле будут соблюдаться. Необходимый минимум. Остальное подтянется… в какой-то степени. И еще у меня есть одна идея…

На другой день в Поронайск вернулась мадам Кляушвиц и с порога всыпала всем по первое число: стоило ей на две недели оставить нас без присмотра, как мы сразу подрались с какими-то жуками и взяли под опеку больше полусотни сирот! За что ей такое наказание⁈ И на этой кухне — разумеется, здание немедленно было подвергнуто самой тщательной инспекции — мы собираемся готовить для них еду⁈ Да что же мы за разумные такие, если нас вообще можно назвать этим словом! Сколько до заезда детей — два дня? Ладно, у нее есть знакомые кхазады с руками из правильного места, она все тут переделает как надо!

Мы как раз наняли одну повариху и усиленно искали вторую, но, похоже, мадам Кляушвиц нашлась самостоятельно, не особо интересуясь нашим мнением насчет ее кандидатуры.

Вообще подобрать персонал оказалось не слишком сложно — с работой в Поронайске дела обстояли не ахти, и на предложенные нами 700–800 денег в месяц подтянулись многие. Нянечками и воспитательницами мы взяли женщин-снага, вырастивших по два-три собственных приплода. Я только проверила через Борхеса, что все их дети дожили до совершеннолетия — для снага это уже чертовски неплохой педагогический результат.

В общем, деньги решали многие проблемы, другое дело — где эти деньги достать… Борхес обещал выбить нам муниципальное финансирование, но даже при самом лучшем раскладе его должно было хватить разве что на базовую еду и зарплаты для нянечек младшей группы.

Я снова сходила за тягой — без приключений на этот раз; воровство с помощью «Эскейпа» стало превращаться в достаточно рутинное занятие. Конечно, новообретенная популярность могла сослужить дурную службу; но мы надеялись, что залетные контрабасы не так уж бдительно мониторят местные новости, плюс все снага для представителей других рас на одно лицо. Удачно, что во время эпичного боя с жуками я носила не модную рабочую одежду от Токс, а обычные шорты и футболку — просто не сообразила переодеться от растерянности. И все равно теперь я следила, чтобы на промысле постоянно быть в той или другой маске. До кучи Токс подобрала красящий бальзам, и мои волосы благородного оттенка кирпича на время стали невнятно-черными — вымывала я эту дрянь из них целый час.

Получается, мы грабим богатых, чтобы раздавать бедным. На самом-то деле мы бы с удовольствием грабили бедных — у них нет всех этих навороченных защитных систем. И проблема даже не в том, что бедные бедны — птичка по зернышку клюет и сыта бывает. Проблема в том, что бедных очень много, они плотно повязаны между собой и если уж увидят в тебе врага, за твою жизнь никто не даст и самой стертой неполновесной деньги.

А раздавать награбленное бедным нам велел безжалостный алгоритм добра на лодыжке Токс. Однако через это мы со временем завели множество друзей в самых разных местах, и иногда их помощь оказывалась ценнее всего, что можно купить за деньги.

Фармкомбинат честно увеличил в полтора раза закупочные цены, но почти десять вырученных тысяч денег растворились в нашем бюджете, как ложка соли в кастрюле с супом. Однако отступать уже некуда, так что война план покажет…

Борхес прислал обещанное подкрепление — пожилую кхазадку по имени Юдифь Марковна. В ее взгляде было что-то такое, что вызывало неодолимое желание выпрямить спину и сложить руки на коленях; она сорок лет служила надзирательницей в остроге. С порога Юдифь Марковна заявила, что к детям даже приближаться не желает — и тут наши с ней устремления совпали — но готова взять на себя организацию работы персонала, документирование деятельности организации, бухгалтерию и решение вопросов с проверяющими органами. Мы с Токс выделили ей каморку, гордо названную кабинетом, и с облегчением сплавили пухнущую день ото дня пачку бумаги, на которой как-то что-то пытались все это время записывать. Надо отдать Юдифи Марковне должное — ни один мускул на ее суровом лице не дрогнул, когда она просматривала наши каракули вроде «Юся сопли капли 3–4 ₽д.» и «Памперсы 3 коробки 4 ГДЕ»; просто сказала, что разберется со всем этим и мы можем быть свободны до ее дальнейших распоряжений. Как отпущенные условно-досрочно заключенные, мы вырвались из кабинета и побежали заниматься тем, что было важно по-настоящему.

Разумеется, к заселению детей толком не готово ничего — еще отчаянно пахнет краской, двор завален строительным мусором. Но все равно подъезд наши троглодиты уже раздраконили вконец, так что чудесным солнечным июльским днем мы повели буйную маленькую орду знакомиться с новым домом. Малышню Ленни с самого утра перевозил на машине своего отца, которая стала нашим основным и единственным транспортом.

Надо сказать, что дом до некоторой степени впечатлил наших подопечных; они даже не сразу достали маркеры, чтобы изобразить на стенах родное и привычное — только минуты через три. Щедро раздаю затрещины — непедагогично, но этот язык они понимают — и сгоняю всех, как отару овец, в центральный холл, который будет у нас общим помещением за все про все.

Из угла доброжелательно, но с некоторой опаской смотрит персонал — воспитательницы, уборщица, повариха, завхоз; все — снага, за двумя исключениями. Мадам Кляушвиц и Юдифь Марковна стоят в одинаковых позах, скрестив руки на груди, как два дредноута в этом буйном море. Остальное пространство занято бегающими, орущими и пару раз уже успевшими подраться детьми.

— Давайте послушаем, — негромко говорит Токс.

Все затихают — это что, эльфийская магия какая-то? — и таращатся на меня. Господи, это все происходит на самом деле?

Разумеется, наивно было бы ожидать, что сиротки станут смотреть на меня с восхищением, надеждой и благодарностью. В их взглядах — скука, раздражение, готовность к отпору. Я для них — просто очередной унылый взрослый, который будет сейчас говорить трескучие бессмысленные слова, навязывать идиотские правила и всячески обламывать кайф.

Сама терпеть ненавижу этих дурацких взрослых, но сейчас придется играть за их команду. Ладно, тут надо как с жуками — бросаться в бой без лишней рефлексии.

— Дорогие детки! Ваши родители хотели, чтобы у вас была лучшая жизнь. Поэтому мы устроили так, что вы не попали в городской приют. Вы знаете, что бы случилось с вами там: старшие ребята избили бы вас, отобрали вещи и заставили зарабатывать деньги для них. У нас тут такого не будет. Но это произойдет не само, а потому, что мы будем соблюдать правила.

Дружный разочарованный вой — снага ненавидят правила. Не даю сбить себя с толку:

— Правило первое. Все взрослые, которых вы здесь видите, отвечают за вас. Поэтому вы их слушаетесь. Делаете то, что они говорят.

Детки грустнеют и куксятся, но ничего, перетерпят. Открытый бунт — реальный сценарий, в подъезде уже были проблемы с волонтерами; пару раз детки даже дрались с ними. Это мы спишем на издержки переходного периода, но здесь, в новом доме, сразу расставим точки над ё.

— Правило второе. Не бить младших и не драться с ними.

С драками внутри возрастных групп мы поделать ничего не можем — для снага это привычный способ коммуникации даже между закадычными друзьями; но хотя бы дедовщины у нас не будет.

— Правило третье. В доме ни у кого не отнимать и не воровать вещи.

«В доме». На то, что снага откажутся стащить то, что плохо лежит, рассчитывать не приходится. Но хотя бы тут мы обойдемся без этого.

— Городской приют стал очень паршивым местом именно потому, что там эти правила не соблюдаются. Кому они не нравятся, те могут отправляться туда. Есть желающие?

Желающих, естественно, не находится. Паренек лет пятнадцати с высоким панковским гребнем — кажется, у него кликуха Еж — смотрит исподлобья и спрашивает:

— Это все правила?

— Это все правила, за нарушение которых вас отсюда выгонят. И есть много правил помельче: в доме не курить, едой не кидаться, мебель не ломать, на стенах не рисовать, кроме тех, которые специально под это выделены. От вас самих зависит, будете ли вы жить в помойке. За все это никто не станет вас бить, лишать еды или денег, которые вы сами заработаете… об этом завтра расскажу. Но будут всякие ништяки — только для тех, кто нормально себя ведет!

Улыбаюсь. Наконец-то мы переходим к хорошей части:

— А кто хочет научиться драться, как гроза жуков? Или вертеть во-от такую сальтуху?

С удовольствием демонстрирую. Хотят, конечно, все, включая малышню.

— Послезавтра начинаем занятие. Расписание повешу тут, в холле. А еще скоро откроем компьютерный класс. Играть будете по очереди, это значит — не кто всех распихает локтями, а каждый в свое время. Будут и всякие другие ништяки. Но только для тех, кто ведет себя нормально, это ясно?

— А в школу надо будет ходить? — спрашивает долговязая девочка из заднего ряда.

Вот это вопрос вопросов, конечно… Школа в квартале в принципе есть. Проблема в том, что это школа для снага. Официально сегрегация в Империи запрещена, но по существу директора приличных школ костьми лягут, а снага, тем более из небогатых семей, к себе не зачислят. А в школе для снага хорошего мало — в этом богоспасаемом заведении детки учатся в основном собираться в банды, бить слабых и курить… и хорошо еще, если просто табак, мало ли что они толкают друг другу в туалетах. Даже среди старших не все банально грамотны, мало кто способен написать больше чем «YA PERDOLIL LUBKU IZ 8 B». Даже если мы и достигнем каких-то педагогических успехов — эта так называемая школа мгновенно их обнулит.

Нам, конечно, нужны свои учителя — но где взять деньги на их зарплаты? Хорошо, у нас впереди полтора месяца каникул, хотя бы эту проблему можно отложить…

— Ближе к сентябрю посмотрим. Так, ладно, на сегодня хватит. Мы теперь вместе вот в этом всем, — неопределенно обвожу рукой стены. — И давайте попробуем как-нибудь выжить. Кроме нас, у нас никого нет. А сейчас я представлю вам воспитателей…

Насчет эксплуатации детского труда у меня были все ходы расписаны. Из головы не выходили совершенно новые вещи в сумке Сто Тринадцатой — на что она была талантливой и неглупой девочкой, но сама концепция стирки белья оказалась ей незнакома. Поэтому у нас несложная работа — мытье посуды, уборка, занятия с младшими — была поделена на смены. Особенно удачной идеей оказалась бригада, отвечающая за сохранность стен — она получала зарплату в конце недели, если успешно боролась с граффити. Так как туда по очереди входили все старшие, роспись нам в основном удалось сохранить. Зарплата зависела только от качества выполнения работы. За провинности воспитатели могли оставить ребенка без возможности работать в течение недели или двух, но лишать уже заработанных денег права не имели. Смен было чуть меньше, чем желающих заработать, потому возникал эффект Тома Сойера и покраски забора.

Эти меры позволили сэкономить на ставках пары техничек, но тратили мы на детские зарплаты в итоге куда больше. Зато сохранение дома стало в каком-то роде общим делом.

Хотя мадам Кляушвиц готовила детям более простые блюда, чем дома, унылой и безвкусной их еда ни в коем случае не была. Но денег на продукты уходило порядочно. А ведь мы еще по-настоящему не столкнулись с проблемой одежды… пока что все носят вещи, купленные еще родителями — хотя и тут некоторым не хватало самого элементарного. А скоро осень, понадобятся ботинки и куртки, да и из прочего детки повырастают… Мы сразу решили, что наши подопечные не будут донашивать вещи друг за другом.

Токс отставила в сторону гордость и стала принимать у местных аристократов и толстосумов заказы на изготовление ювелирки. Если бы в тот момент, когда она читала техзадания, рядом с ней поставили молоко, оно мигом скисло бы. Мастерская наполнилась деталями дорогих-богатых вещей — золотых, серебряных, с розовой и голубой эмалью. Но и оплачивалась эта варварская роскошь по высшему тарифу: какой жене менеджера или коммерсанта не хочется пофорсить драгоценностями настоящей эльфийской работы, да еще выполненными по индивидуальному заказу?

Основной поток пожертвований иссяк, но кое-что нам еще перепадало. Самыми крупными нашими спонсорами, к моему изумлению, стали Великие Князь и Княгиня Сахалинские; от них на наш счет поступило пять тысяч денег, причем банк уведомил, что платеж настроен как ежемесячный. Кто бы мог подумать, что родственникам самого Императора есть дело до наших ЧП районного масштаба! Но ларчик просто открывался: дело было не в сиротах-снага, а в Токс. Вместе с переводом мы получили уведомление, что Великие Князь и Княгиня надеются, что высокая госпожа Токториэль Кёленлассе не воспримет это скромное пожертвование на нужды благотворительности как попытку оказать любого рода давление.

Ни черта не понимаю. Спрашиваю Токс:

— Какое еще давление? О чем они вообще?

— Великие Князь и Княгиня имеют в виду, что не обязывают меня таким образом нанести им визит.

— Ух ты, а они что, приглашали? А чего ты не съездишь к ним, в самом деле? Неужели не интересно, что там как у этих аристократов?

Токс врубает встроенный морозильник где-то на четверть мощности:

— Видишь ли, милая Соль, с точки зрения дипломатических протоколов визит мастера-друида Инис Мона к провинциальным аристократам был бы… не вполне уместен. Такого рода мероприятия планируются за годы вперед через специальные службы. С другой стороны, я нахожусь в изгнании и поэтому не имею ни прав, ни обязанностей, связанных с дипломатическим представительством. Тем не менее, если я приму хотя бы приглашение на чашку чая, это может быть расценено как политический жест.

— Фу-ты ну-ты, какие мы вдруг важные!

Забавно, Токс вообще не жмет жить у простых кхазадов и блевать под их окнами — в последнее время, правда, такого не было, но я-то помню… А вот выпить чаю у аристократов — сразу политический жест. Хорошо, что я — безродная тварь и в этих цирлих-манирлих разбираться не обязана.

— По-хорошему, лучше бы вернуть им перевод… — задумчиво тянет Токс.

— Даже не думай! Ты счета с продовольственной базы видела? Аристократы тоже люди, нехай бескорыстно творят добро!

Красивых жестов мы позволить себе не можем — мои заработки, как назло, именно сейчас стали сходить на нет. Похоже, до контрабасов дошло, что переписки в чатах небезопасны. Ленни писал программу, распознающую речь и вычленяющую ключевые слова из телефонных переговоров, но работала она нестабильно. По ночам я часами отслушивала фрагменты разговоров, но ничего полезного для нас оттуда выудить не удавалось.

Мне требовался новый источник заработка. Переходить от работы по существу милицейским агентом к обычному воровству с целью наживы я была пока не готова — то есть этот вариант оставался на самый крайний случай. Другим очевидным и даже относительно законным способом поднять бабла было сталкерство — походы в Хтонь за ингредиентами. Там, конечно, водятся твари поопаснее тупых неповоротливых жуков, ну так и я вроде не пальцем деланная. Как грозу жуков меня без проблем приняли бы даже в крутую команду. Но я не знаю точно, чем поход в Хтонь обернется в свете моих своеобразных отношений с разумной теневой плесенью. «В следующий раз ты придешь сюда, чтобы остаться навсегда», сказал безликий собеседник, и видит бог, я не хотела выяснять, что он имел в виду… Поздравляю, Соль, ты — избранная. Избранная разумной плесенью.

В общем, пока мы кое-как справлялись, но я находилась в активном поиске источников дохода.

Первая неделя работы детского дома — между собой мы называли его просто Домом, и дети это у нас переняли — оказалась не такой уж и катастрофой. Часть мебели и спортивного снаряжения детки разнесли в щепки, однако многое устояло. Разумеется, случались драки, но даже до переломов не доходило — ограничивалось синяками. Драчунам я говорила, что раз они уже сами все умеют, значит, мои занятия им ни к чему — в какой-то мере это действовало. Перспектива заработка неплохо мотивировала на домашний труд. Разумеется, белые вещи оказались постираны вместе с цветными, так что теперь все щеголяли в изысканных оттенках грязно-розового. Половину посуды при мытье детки благополучно перебили, во время уборки грязь старательно распихивали по углам. Но все-таки обещанные зарплаты я выдала всем без штрафов — надо поощрять энтузиазм.

Тогда у меня зародилась робкая надежда, что, может, три главных правила сработают и мы как-нибудь избежим здесь по-настоящему плохих вещей.

Уже на другой день стало беспощадно ясно, насколько жалкой была эта иллюзия.