Глава 8 Мы так больше не говорим

Скалистые утесы возвышаются над изрезанным побережьем — древние стражи, высеченные из серого камня рубилом штормов и резцом ветра. Их головы увенчаны зелеными травами, а о ступни разбиваются пенные волны. Там прячутся пляжи: белый, как сахар, песок и бирюзовая вода, не смешиваясь, мерцают и переливаются на солнце.

Спины стражей — пологие холмы, покрытые пурпурными вересковыми плащами. Они колышутся под ветром, словно еще одно море. Среди пустошей скрываются озера, в чью гладь опрокинулось бездонное небо, и нет ему ни конца ни края.

Здесь множество цветов: золотой и белый, синий и зеленый, и все они свежие и глубокие. На всём, что растет, нет ни следа увядания. Формы кажутся одновременно и новыми, будто созданы впервые мгновение назад, и древними, будто существовали всегда. Я словно смотрю на исчезнувший мир.

— Где это, Токс? — спрашиваю сквозь дрему.

— Это Инис Мона, моя родина. А тебе пора просыпаться, маленький друг. Боль уже должна отступить.

Открываю глаза и первым делом хватаюсь за плечо. От ожога остались только следы! Кожа тонкая и покрасневшая, и отзвуки боли еще дремлют в глубине мышц, но по сравнению со вчерашним я уже почти как новенькая. Дико хочется пить, есть и в сортир. С минуту туплю, не в силах определиться с приоритетами, потом встаю — голова кружится — и первым делом плетусь в санузел.

На столе — тарелка с пирогами и пакет молока. Вгрызаюсь в еду, не разбирая начинки. Пью молоко прямо из пакета, щедро обливая майку. Такое вот мы, снага, бескультурное быдло.

Правая рука неуверенно и пока еще через боль, но все же двигается. А вчера мне казалось, что лучше бы ее ампутировать… Неплохую я добыла бодягу. Что там говорила врачиха — двести доз? Шик-блеск. Только ведь не безвозмездно же я творю добро?

Ленни соизволяет оторваться от компа и подталкивает ко мне через стол два больших мешочка и один — поменьше:

— Ты как, Солька, получше? Вот твои деньги. Две тысячи двести четырнадцать, по граммам.

Трясу мешочек. Какой приятный глуховатый звон! Есть что-то в самой идее монеток — купюры здесь не в чести. Хотя банковской картой все равно надо бы обзавестись. Кардридеры тут есть, по крайней мере в приличных магазинах.

— А твоя комиссия?

— Мы же не договаривались… Давай со следующего раза, ага? Допустим, десять процентов.

— А он будет, следующий раз?

Мужчины всегда так в этом уверены! Но будет, пожалуй. Четыре месячных зарплаты продавщицы за сутки — меня устраивает. Если бы еще не подставилась так глупо под этот Морготов алый луч…

— Если захочешь, ага, — Ленни вяло пожимает плечами. — Фармкомбинат тягу с руками отрывает. А где ее ныкают, я тебе по перепискам контрабасов хоть сейчас найду.

— Тогда твои двадцать процентов, Ленни.

— Двенадцать максимум.

— Хм… Тебе не кажется, что как-то мы… не в ту сторону торгуемся?

— Такой вот я неправильный кхазад, — буркает Ленни и отворачивается к монитору.

Странно, но, похоже, я его задела… вернее, он сам себя задел. Надо же, чувствительная какая снежинка. Место ли таким в криминальном мире?

Один мешочек уйдет Токс в счет погашение долга, а вот что мне сделать со вторым? Надо, пожалуй, купить одежду, которая мне нравится. Или даже заказать, как раз ателье за углом — кхазадское, естественно. И новую обувь обязательно, а то кроссовки — несерьезно как-то. Теперь можно уже и жилье получше снять. Хотя… как-то я тут пообвыклась. Диванчика на мой нынешний рост вполне хватает, да и жратва от мадам Кляушвиц — мое уважение. Сама-то я в прошлой жизни настоялась у плиты на сто лет вперед. Тогда, конечно, для меня очень важна была обстановка — шторы чтоб обязательно блэк-аут и в тон к обоям, ванна с гидромассажем, лампы с тачпадами. Но как все глупо и грязно закончилось… нет, не тянет назад в такую жизнь. В закутке мастерской как-то оно… нормальнее. Да и с соседями весело, пусть они и чудные, каждый по-своему.

Однако что-то я бегу впереди паровоза. Неизвестно, на сколько придется растягивать эти деньги. Будем честны — первый блин вышел не так чтоб комом, но не фонтан. И это еще при том, что мне повезло — два пакета из четырех та сисястая кобыла слить не успела. И если бы чертов лазер прошел на ладонь левее, я бы тут сейчас не обжиралась пирогами. Да, мои новые способности прикольные — но ведь ни всемогущества, ни неуязвимости они не дают…

Зато у меня есть гном-айтишник и эльф-артефактор. И я не побоюсь их использовать!

Но сначала ищу в Сети инфу об этих амулетах. Надо же, сколько их в продаже! Есть атакующие, есть защитные. И не так уж и дорого. Ну, для меня теперь. И вроде амулеты легальны, в отличие от огнестрела… ну, не нелегальны по крайней мере.

Стучу стаканом по столу. Оказывается, здесь был стакан, который я заметила, когда уже выпила молоко из пакета, разлив на себя четверть.

— Так, друзья мои, минуточку внимания! Нужен мозговой штурм.

Токс отрывается от ювелирного станка, над которым корпит почти все время. Ее точеное лицо принимает рассеянно-вежливое выражение. Ленни поворачивает ко мне кресло с видом великомученика:

— Ну что-о там у тебя еще?

Ничего, прервется на четверть часа, не развалится.

— Мне нужно какое-то новое… оружие, не знаю, такое что-то. Тяга никогда не остается без охраны. Как вышло в этот раз… мне не понравилось.

Ленни раздраженно теребит бороду:

— «Не знаю, такое что-то…» С тобой каши не сваришь, Солька. Перечисли характеристики. Что это оружие должно делать, чего не должно.

— Н-ну… Оно должно как-то оглушать всех находящихся в помещении людей… разумных, в смысле. Одновременно. Я быстрая, но контрабасы тоже не пальцем деланные и умеют постоять и за себя, и за товар. И чтобы ни у кого от этого не было защиты… стандартной, по крайней мере. Магамулеты не подходят, от них у многих защитки.

Только глянув на фото из Сети, поняла, что за кулончик такой болтался между могучими грудями контрабандистки. Жаль, не сообразила прихватить. И почему Токс так странно смотрит на меня? Добавляю:

— Да, и чтобы это не убивало. Помню, помню! Есть что-то такое? Чего никто не ожидает? Токс, ну ты же дофига всего знаешь! Вспомни что-нибудь, чего здесь никто не будет ожидать!

Токс несколько секунд вдохновенно пырится куда-то вдаль — на дверь в сортир, на самом-то деле, но видит, небось, прекрасные холмы Инис Мона — а потом говорит:

— Вейп… На русском языке правильно скорее газ. Есть один компаунд… состав, прошу меня извинить… называется «Эскейп».

— «Бегство»? — уточняет Ленни.

— Что-то в этом роде. Его иногда применяют как наркоз при операциях. Но в определенной концентрации «Эскейп» можно распылять и в помещении. Действует он быстро, за одну-две секунды… на людей, кхазадов и снага, по крайней мере. Эльфы или уруки могут быть устойчивы. А вот млад… — Токс странно запнулась, — люди, кхазады и снага, я хотела сказать… им два часа здорового сна гарантированы.

— Младшие расы, ага, — Ленни пожимает плечами. — Что тут обидного? Не низшие, и то хлеб. Слыхал я и такое от одного эльдара.

— Тот эльдар повел себя недостойно, — кротко отвечает Токс. — Мы больше так не говорим.

— Эта ваша авалонская расовая корректность… А распылитель ты сможешь сделать?

— Разумеется. И, главное, защитную маску. Смысл же в том, чтобы в сладкие сны погрузились все, кроме нашего маленького друга…

* * *

— Так как ты думаешь, Солечка, не слишком бессердечно с моей стороны будет подать Борхесу надежду? — с тревогой спрашивает мадам Кляушвиц.

— Не флифком! — поспешно дожевываю здоровенный кусок тушеной телятины. — Не слишком. Вообще ни капельки не жестоко.

Мадам Кляушвиц тяжко вздыхает:

— Я ведь не уверена, что действительно выйду за него замуж! Этот старинный обычай… Но я привыкла уже к одинокой жизни.

— Тогда не выходите замуж.

Оказывается, у кхазадов некогда был обычай, что брат покойного должен жениться на его вдове. Даже если он уже женат — а у кхазадов жениться надо обязательно, холостой кхазад послешкольного возраста… это разве что такой фрик, как наш Ленни. Но не надо тут воображать гаремные страсти. Женились на вдовах в суровые времена, когда женщине, тем более с детьми, без мужчины было не выжить. Теперь, конечно, обычай ушел в прошлое. Но Катрине Кляушвиц нравился дядя Борхес, и как раз вышел срок траура. Сам Борхес был вдов уже давно и ухлестывал за Катриной. Не сказать что особо энергично, но с его пузом он вообще мало что делал энергично. Даже вон бегать за контрабасами поручал другим.

Катрине нравится Борхес, вот только собственная роль трепетной девы, страдающей от мук выбора, нравится ей намного больше.

— С другой стороны, Борхес так одинок… Он нуждается в женской заботе. Страшно представить, что он там ест в своей холостяцкой берлоге!

— Тогда выходите за него.

Отправляю в рот еще ложку гуляша и догоняюсь картофельным пюре. Не чавкать! Я пусть и снага, но не настолько же.

— Ты думаешь? — мадам Кляушвиц заламывает руки. — Ах, милое дитя, ты не представляешь себе, что такое старость! Я ведь уже немолода и дурна собой! Какие свадьбы в мои годы? Пора задуматься о душе!

— Тогда не выхо… — ах черт. — Да что вы такое говорите, Катрина! Вы превосходно выглядите и сами это знаете! А можно еще этого оливье, пожалуйста?

— Оливье? Кто это? Здесь нет никакого Оливье!

Вот жеж… ничто не выдавало Штирлица.

— Ну, салата…

— Гусарского салата? Вы, материкане, называете его «оливье»? Вот же чудные вы, право слово… Конечно, деточка, кушай, поправляйся.

Кубики картошки, огурца и мяса щедро сдобрены майонезом. В прежней жизни я бы к такому не притронулась, а в этой — аж за ушами трещит. Есть же и общие для всех миров ценности, даже если названия у них разные!

— Так ты думаешь, я еще достаточно хороша для свадьбы? — снова заводит свою шарманку Катрина. — Не буду ли я выглядеть… нелепо? Даже не знаю, белое платье в мои-то годы…

Был и плюс — занятая собственными чувствами мадам Кляушвиц несколько утратила матримониальный пыл в отношении сына, и мы с Ленни вздохнули свободнее.

Я пользовалась всеми привилегиями раненого бойца, то есть с чистой совестью пинала балду. Сходила в больничку на второй укол и теперь три дня с полным правом воздерживалась даже от тренировок. Жру как не в себя я тоже с полным моральным правом — врачи велели для восстановления тканей. Боль почти прошла, и ожог перестал казаться таким уж ужасным приключением. Хотя защитный амулет я все-таки прикупила за триста денег. Их тут продавали не совсем в открытую, но из-под прилавка — всем желающим. Когда я заявила, что рекомендовал мне это место Ленни Кляушвиц, продавщица честно сказала, что амулет абсорбирует энергию одной атаки… при удаче… если попадание не будет прямым, например. И сделала скидку в пятьдесят денег.

В целом в Империи торговля таким магическим барахлом не то чтобы особо законна. Эта и другие вольности связаны с тем, что Поронайск имеет статус порто-франко, то есть города-порта, свободного во многих отношениях. Поэтому здесь, например, нормальный мобильный интернет — тоже редкость для Империи. А так Сахалин — Великое княжество. У нас тут даже имеется Великий князь, двоюродный племянник действующего Императора; причем он уже лет пять действительно живет на Сахалине, в Южно-Сахалинске, что как раз для местных реалий не в порядке вещей. Раньше Великие князья Сахалинские здесь блистали отсутствием, а жить предпочитали в столицах, поближе к чаду кутежа. Поговаривали, что наш господин и повелитель попросту надоел царственному дяде и был выслан, так сказать, по месту аристократической прописки.

Еще здесь, а точнее, в Углегорске находится опричная база. Я-то думала, надо мной стебутся, но здешний спецназ действительно называется опричниной. Состоит он в основном из магов или кого-то в таком роде. На Сахалин отправляют служить, как бы так сказать, не самых достойных из опричников; не совсем штрафбат, но что-то близкое. Ну, в этом я уже сама убедилась в первый вечер здесь. По счастью, в основном эта второсортная элита торчит у себя на базе, но когда опричников отпускают в увольнительную, они тащатся сюда, и ничего хорошего от них никто не ждет.

Кроме порта на Кочке имеются угольные шахты, рыбные заводы и каторжные тюрьмы. Ну и толпы контрабандистов, естественно. Благословенный край, ска! Хотя мне тут пока нравится.

После обеда предаюсь любимому занятию — иду шататься по городу без дела. В первые дни я оправдывалась перед собой тем, что просто пытаюсь разобраться, куда меня занесло — чтобы найти что-то в Сети, надо знать, что искать, а из живой жизни информация прет без запроса. Теперь… просто люблю гулять и пялиться по сторонам, что уж там.

Ночью прошел дождь, и улицы развезло так, что даже с моей ловкостью не так уж просто сохранить равновесие, а асфальт тут есть далеко не везде. Свет солнышка отражается в лужах, заполняя пространство солнечными зайчиками. Для меня это не особо комфортно: я не вампир, конечно, но яркий свет недолюбливаю. И все равно не торчать же дома в такую погоду!

Резные деревянные ворота — въезд для машин по центру и две калитки по бокам — чередуются с унылыми четырехэтажками и магазинами. Некоторые панельки облицованы пластиковым сайдингом вырвиглазных цветов. Всюду нагромождение разномастных вывесок — густые вайбы наших нулевых. Фонарные столбы в несколько слоев заклеены объявлениями. Перевожу с латиницы уже машинально: «продам рыболовный баркас, сети в подарок», «сдам квартиру в хорошем состоянии, корейцев и снага прошу не беспокоить», «дипломированная ведьма — привороты, снятие порчи». Интересно, ведьмы здесь — такая же разводка для лохов, как у нас, или в самом деле что-то могут? После лазерного луча из амулета я уже довольно настороженно отношусь к магии этой всей…

Навстречу бежит паренек-снага в спортивном костюме и наушниках. Ловлю себя на том, что замедляю шаг, чтобы вдохнуть запах его свежего пота… Главное дело, на лицо даже не глянула, а вот запах — от него что-то внутри сжимается, и пульс подскакивает. Шик-блеск, такое уже далеко не в первый раз. Пора, пожалуй, признать, что у снага одна из базовых естественных потребностей проявляется сильнее, чем у человека… по крайней мере, по сравнению с опытом моей прошлой жизни. Может, у человеческих пацанов в пубертате оно так же работает. Тело у меня, хоть и угловатое по-подростковому, совершенно взрослое, такое сложение — вариант нормы для снага. Сто Тринадцатая — постепенно мне приходят кусочки ее воспоминаний — после девятнадцати лет стала не дура потрахаться с парнями из своей группы или с тем, кто подвернется под настроение. Интересно, что раньше у нее даже мысли не поворачивались в эту сторону — снага взрослеют медленнее людей. Эта радость в ее системе приоритетов шла где-то между вкусной жратвой и горячим душем после тренировки. Мне, наверно, тоже придется как-то решать вопрос… хотя пока вроде терпимо, не особо припекает.

От рыбацкой пристани шибает густым духом рыбы, свежей и не так чтобы очень… есть свои минусы у обостренного обоняния. Хотя здесь тоже полно сюрпризов. Однажды я забрела в мясную лавку и с удивлением обнаружила, что мне нравится, как там пахнет. Оказалось, снага могут спокойно и даже с удовольствием питаться сырым мясом; просто в двадцать первом веке мы так не делаем.

Сворачиваю в цивильную часть города, на усаженный куцыми кленами бульвар, спускающийся к набережной. Здесь расположены пафосные магазины… А это что? Клиника женского здоровья, ну надо же. На витрине — плакаты с глянцевыми изображениями счастливо улыбающихся женщин: человеческой дамы, кхазадки и… вы только подумайте, снага. Знать, и у наших деньжата водятся, потому дискриминация бизнесу просто невыгодна. А вот эльфийки в подборке нет, ну да эльфов вообще редко заносит в эти перди, и медицина у них какая-то своя. Правда, как раз салоны красоты часто рекламируются изображениями сисястых блондинистых эльфиек… так не похожих на Токс при том же фенотипе. А вот и перечень услуг… надо же, контрацепция. Посмотрим правде в глаза — может быть актуально. Переться в сияющую приемную неохота, потому чекаю в Сети прайс-лист — тут отдельный раздел для каждой расы. Установка контрацептивной серьги — 500 денег. Шик-блеск, выходит, на потрахаться без последствий в виде выводка зелененьких троглодитов я пока не заработала. Ничего, скоро рука восстановится — и опять полезу в какое-нибудь пекло!

А вот и стоматологическая клиника… тоже оказывает услуги всем расам. Стыдливо отвожу глаза: вообще-то зуб в глубине справа сверху на честном слове держится, половина уже откололась, остатки доверия не вызывают… Интересно, у них тут анестезия есть? Хотя когда ты взрослый, самое болезненное в лечении зубов — это оплата счета.

На рейде всегда десятки кораблей. Для меня днем это просто силуэты, а ночью — разноцветные огоньки. Что взять с материканки! А вот местные знают их все по именам, в лицо и по характерам. Обычные темы для разговоров — «Что-то „Святая Катерина“ опаздывает», «Видал, „Тулкаса Астальдо“ в зеленый перекрасили». Тулкас Астальдо — это что-то из илюватаризма, не то святой, не то бог… иногда говорят — Основа. Вообще религии здесь уживаются так же мирно, как корабли на рейде. Официального вероисповедания в Империи нет; христианство, не поделенное на конфессии, соседствует с илюватаризмом, которого придерживаются, например, Кляушвицы.

Мне в целом здесь нравится — и новое тело с его возможностями, и город, и Кляушвицы, и даже Токс со всей ее придурью. Если бы только не камешек на душе: родные и друзья считают, что я умерла, а я никак не могу связаться с ними… Мы ведь и живем-то ради тех, кто нас любит, а тут такая подстава — я жива, но только не для них! Не могу выкинуть из головы мысли: кто и какими словами сообщил им, что их единственного ребенка нет в живых? Если звонили по городскому телефону, то трубку обычно берет мама… как-то она сказала отцу? Будто бы на крутой вечеринке разрядился телефон, и хотя ты здорово проводишь время, но где-то на дне сознания нарастает тревога от того, что родители с каждой минутой волнуются все сильнее…

Чтобы отвлечься от этих мыслей, таращусь по сторонам. По другой стороне бульвара шествует господин с бородкой в костюме цвета сливочного мороженого и под руку с ним — дама в лиловом платье с турнюром, или как тут эта фигня у них называется. Подушка под юбкой, имитирующая наличие пышной жопы, в общем. Господи, двадцать первый век на дворе… такие вот у провинциальной аристократии причуды. Да, вот уж кто понравился бы нашим булкохрустам — вид прямо как с сопливых картинок о России, которую мы того-этого.

— Эти женщины-снага так безобразны, — печально говорит господин своей спутнице, старательно не глядя в мою сторону. — Бедняжки не привлекают даже мужчин своего вида…

— Почему вообще этим мерзким уродцам разрешено околачиваться на бульваре? — капризно тянет дамочка.

Вот интересно, парочка забыла про снажий слух или им просто наплевать, что я их слышу? Да какая, по большому счету, разница… Минуты через три они доходят до особенно густой тени, и вдруг господинчик на ровном месте плюхается в лужу всем своим костюмом цвета сливочного мороженого — совершенно случайно, вовсе даже не от аккуратного пинка под лодыжку. Дамочка… ладно, стоит забрызганная — и хватит с нее.

Выхожу из тени с другой стороны здания и вприпрыжку бегу домой. Сделал гадость — сердцу радость! Так уж мы, мерзкие уродцы снага, устроены.

Загрузка...