Глава 16 Его первый поцелуй

— Ты велела сразу сказать, если что-то такое случится, — мнется воспитательница.

— Ну что, что? Давай, вываливай уже.

— Еж отнимает деньги у младших.

Еж… Тот паренек с высоким панковским гребнем. Хреново, что именно он — прирожденный лидер, ребята на него оглядываются. Хреново, что такое происходит уже на второй неделе.

Тем больше причин пресечь это сразу.

— Позови сюда Ежа.

Кабинета у меня нет. «Сюда» — это в пустое помещение, выделенное под класс. Отремонтировать его не успели, здесь только ободранные стены да пара шатающихся стульев. Каков директор, такова и резиденция.

Воспитательница заталкивает внутрь сутулого подростка. Накидываюсь на него:

— Ну что за нах, Еж? Чего тебе не понятно с правилами?

— С какими еще правилами, ять?

Глаза скошены в сторону — первый признак лжи.

— Позавчера все получили первые зарплаты. Почему ты отнимаешь деньги у других?

— Кто, я, нах⁈ Ничего я ни у кого не отнимал, врот!

Еж слишком горячится, избыточно жестикулирует — его возмущение выглядит неестественным. Мы, снага, просты как валенки, и актеры из нас так себе…

— А если я спрошу у младших, где заработанные ими деньги?

— Они скажут, что все профукали нах!

— А если я проверю места, где они их якобы потратили?

Еж складывает руки на груди, низко опускает голову и молчит, упрямо глядя на меня исподлобья.

— Вот как мы поступим. Ты вернешь всем, у кого что взял. И больше никогда не будешь так поступать. Идет?

Еж продолжает угрюмо молчать. Странно, но выражение лица у него сейчас такое, какое бывает иногда у Токс — упрямая мрачная обреченность. Казалось бы, где прекрасная эльфийка и где уродливый снага — а что-то есть неуловимо общее. С таким лицом принимают бой, зная, что победить в нем невозможно…

— Еж, не надо так. Расскажи мне, что происходит.

Бесполезно — парень молчит как партизан, потом бормочет сквозь зубы:

— Ты, ска, не поймешь.

— Чего, чего я не пойму?

Но больше мне не удается вытрясти из Ежа ни слова.

Эх, а я же обещала, что никого из них не отправлю в приют…

— Даю тебе время до завтра. Расскажешь мне, что случилось и почему — мы вместе придумаем, как нам это разрулить. Не хочешь — собирай вещи.

По расписанию у меня тренировка со средней группой. Проходит она так себе — настроение ниже плинтуса, я быстро раздражаюсь и больше ору на учеников, чем что-то нормально показываю и объясняю. Сама виновата: обещала научить их крутым фигурам и приемам, а вместо этого грызем базу: физуха, растяжка… Кованым сапогом давлю раздражение, и все равно неумолимо нарастает чувство, что я откусила кусок, который не могу проглотить. Ну какой из меня, нах, педагог? Почему я вообще вообразила, что способна управиться с толпой трудных подростков?

После тренировки одна из девочек задерживается. В глазах у нее стоят слезы. Подхожу к ней:

— Что случилось? Ты потянула связку? Болит где-нибудь?

— Это из-за Ежика, ять… — шепчет девочка, втянув голову в плечи. — Он не у всех отбирал, многие сами ему отдавали бабки.

— Почему? Что случилось?

Девочка тревожно оглядывается:

— Он… Ежик… проценты торчит Мяснику. Не он брал — папаша его еще, и теперь Мясник на Ежа долг повесил. Только об этом, нах, нельзя говорить…

Прикрываю глаза. Да, внутри Дома можно создавать самые мудрые, добрые и справедливые правила — но что толку, если окружающий мир по ним не живет…

Вечером дома спрашиваю Ленни:

— Кто такой Мясник, что о нем известно?

— Ты можешь хотя бы в это не лезть? Эру Илюватаром прошу, — бурчит Ленни, не отрываясь от компа. — Не знаешь — значит, тебе и не надо.

— Мне надо.

— Ну, авторитет это. Из снага… единственный в своем роде, на Кочке таких больше нет, да и во всей Империи — по пальцам одной руки пересчитать можно. Сейчас все мясо в городе под ним. Нет-нет, мясо — в смысле еда. Ну, официально. Так-то много чего еще, но он берега не путает. Дядя Борхес его… по широкой дуге обходит. Так всем спокойнее. Слышь, Солька, нам же вроде не настолько пока деньги нужны, ага? Лучше в любой блудняк вписаться, чем у Мясника брать!

— Не переживай, никто у него ничего не собирается брать.

— Вот и держись от него подальше.

— Обязательно. А откуда конкретно подальше? Где его можно найти?

Ленни тяжко вздыхает:

— Дурища ты, Солька, но все-таки я привык к тебе уже, что ли…

— Я все равно найду. Ты меня знаешь.

— Найдешь ты шишек на свою задницу, ага. А база у Мясника на складах, на въезде со стороны Южно-Сахалинского шоссе. Но правда, Соль, не ввязывайся ты в эти дела. Тебе своих проблем мало, с Домом и вообще?

— Проблемы, их никогда не бывает мало…

Утром тщательно подбираю одежду. Вместо шортов и майки надеваю джинсы и ковбойку с длинным рукавом. Нет, я могу постоять за себя, но лучше вот так с порога конфликт не провоцировать. Тем более что день для меня неудачный — солнечный. Я, конечно не вампир — кстати, они тут тоже есть, в смысле на Тверди, а не на Кочке, причем они даже не Хтонь, просто еще одна разумная раса — но на ярком свете чувствую себя ощутимо некомфортно. Тащиться к бандюганам на скотобазу тоже некомфортно, так что одно к одному.

Территория у въезда в город обнесена высоким бетонным заводом, щедро обтянутым колючкой. На воротах, к моему изумлению, пара снага с автоматами — до этого я видела огнестрел у гражданских только во время прорыва Хтони. Судя по тому, как открыто парни носят оружие, у них или есть разрешение, или на территории Мясника закон никому не писан.

— Чего надо, ска? — хмуро спрашивает один из парней.

— Дело к Мяснику. Меня зовут Соль.

— Обожди…

Говорит что-то в рацию — конструкция ее такова, что я не слышу его слова. Да уж, снага знают, как защищать информацию от снага…

Жду. Как назло, чертово солнце светит прямо в ворота, и я чувствую себя, словно в центре сковородки. Наконец рация у охранника оживает, и минуту спустя он обращается ко мне:

— Мясник сказал, чтобы ты уходила. И не приходила сюда никогда больше.

Что еще за зловещие предзнаменования… разве что черного ворона на воротах не хватает, чтобы трижды каркнул «невермор». Я, конечно, могу вернуться сюда в сумерках и войти через тень. Но мне все-таки нужен официальный прием, а не инфильтрация.

— Передайте Мяснику, он должен меня принять. Это касается выплаты долга.

Если я что-то в этом понимаю, эта формулировка не даст Мяснику права отказать мне в беседе. Видимо, понимаю я верно, потому что минут через десять калитка приоткрывается. Стройная беловолосая девушка-человек в черном спортивном костюме делает знак следовать за ней.

Изнутри база выглядит буднично, как самая обычная складская территория. Всюду люди и снага в комбинезонах — некоторые неспешно работают, но больше тех, кто курит по углам, сидя на пустых поддонах. Фуры и машины поменьше ожидают погрузки или разгрузки — из распахнутых дверей контейнеров-холодильников шибает волнами мороза. Пахнет сырым мясом — снова ощущаю, что этот запах не вызывает никакого отвращения, он даже приятен на каком-то уровне.

Подсознательно я ожидала, что Мясник будет агрессивным жирным гигантом — еще в окровавленном фартуке и с тесаком, ага; вот что штампы делают с нашим мышлением. Но девушка проводит меня к снага очень крепкого сложения, с резкими чертами лица — не поймешь сразу, отвращение оно вызывает или, наоборот, притягивает — и внимательными, подвижными глазами. Принимает Мясник не в дорогом-богатом офисе, а в углу одного из ангаров. Здесь пара продавленных диванов, покрытый вытертой клеенкой стол, тумба с ламповым телевизором и каким-то странным устройством под ним. Надрывно гудит древний холодильник, вдали шумят погрузочные автоматы. Сам Мясник носит белую майку с открытыми плечами и спортивные штаны. От этого всего за версту веет какой-то стилизацией, что ли. Будто кто-то сложный пытается закосить под что-то простое.

А впрочем, не так чтобы особо пытается. Приветствует меня Мясник цитатой:

— Что такая милая девушка, как ты, делает в таком месте, как это?

Надо же, на Тверди великий Скорсезе — или кто-то вместо него — тоже снял фильм с таким названием? Культурные параллели иногда настигают в самые неожиданные моменты.

— Я пришла решить вопрос с долгом моих подопечных.

Подопечных — потому что у Ежа три сестры-близнеца. Мясник окидывает меня с головы до ног таким взглядом, что я понимаю, как хорошо угадала с закрытой свободной одеждой. Однако тон его остается безупречно вежливым:

— Присаживайся, гроза жуков, раз уж зашла поболтать. Я знаю, о каком долге ты говоришь.

Мясник кивает на диван напротив себя — такой глубокий, что враз и не вскочишь, и вдобавок сидеть на нем придется спиной к воротам. Нашел лохушку… Присаживаюсь на край стола, отодвинув забитые окурками пепельницы.

— Должники несовершеннолетние. Им по четырнадцать. Нужно отложить выплату до того момента, пока они не вступят в наследство.

— Ты представляешь, какие проценты набегут за четыре года? Убогая квартира в панельном доме, которую они унаследуют, не покроет даже десятой доли этой суммы.

— Ты можешь заморозить проценты до их совершеннолетия.

Мясник подвигает к себе квадратную пачку, разминает папиросу, не спеша закуривает. Речь у него чистая — такого не ожидаешь ни от снага, ни от криминального авторитета. Пахнет от него крепким табаком и еще чем-то… кровью, похоже. Тонкая майка почти не скрывает рельефа мышц, и выглядят они удивительно твердыми. Интересно, на ощупь такие же?.. Стоп, не о том думаю.

Мясник смотрит на меня внимательно и спокойно:

— Вот поэтому я и не хотел тебя сюда пускать… Я знаю, кто ты, Соль. Твои поступки действительно вызывают некоторое уважение. Однако было бы ошибкой полагать, будто это дает тебе какие-то права на чужой территории, — Мясник почти дружелюбно улыбается краешком рта. — Будь осторожна. Я объясню тебе один раз, как обстоят дела. Твоя история — борьба с Хтонью, защита сироток — очень мила, однако я живу в другой системе ценностей, понимаешь? И она состоит в том, что долг должен быть выплачен. С процентами, до последней деньги. Для тех, кто по любым причинам не расплачивается, неизбежно наступают последствия. Никаких отсрочек, никаких исключений — даже для самых трогательных сироток. Ты поняла меня, Соль?

Закатываю глаза:

— Сколько?

Мясник приподнимает бровь:

— Момент…

С полминуты роется в смартфоне, потом сообщает:

— На сегодня — четыре тысячи триста двадцать две деньги.

Закусываю губу. Это реально много. Лично у меня сейчас столько и нет, а брать из сиротского бюджета нельзя — нам же жертвуют, у нас отчетность, не для того горожане от сердца отрывают, чтобы их деньги доставались мутным бандюганам на мясоторговой базе…

Мясник дружелюбно улыбается и решает меня добить:

— И это долг только одной семьи. Ты понимаешь, что почти все твои подопечные кому-то должны? Кто больше, кто меньше… Точной суммы сразу не назову, но я бы на твоем месте ориентировался приблизительно на семьдесят-восемьдесят тысяч. И счетчик тикает, проценты начисляются каждый день.

Чувство такое, словно я проглотила ледышку. Ужас в том, что, скорее всего, он мне не врет. В Поронайске нет микрокредитных организаций, вместо них — такие вот мясники.

Смогу ли я в одиночку перебить всех на этой базе? Вряд ли. Это не жуки, у них тут автоматы…

А потом — у меня нет проблем забрать то, что не принадлежит мне, но только пока речь не идет о жизнях. Сильные не убивают.

Смотрю Мяснику прямо в глаза:

— У меня есть решение. Ты смотрел видео с жуками и знаешь, что я — ловкая девочка. Там далеко не все, что я могу.

— Догадываюсь… Ты, должно быть, полна сюрпризов. Не всякий сможет бегать и прыгать через час после перелома позвоночника, который совершенно четко опознается в записи.

Мясник — второй разумный после Токс, кто обратил на это внимание.

— Ограничение одно: я не убиваю. Ты даешь мне работу. Я выполняю ее. Ты списываешь долги всех моих подопечных. Все в выигрыше.

Мясник вальяжно тянется в мою сторону. Инстинктивно группируюсь для драки, но он всего лишь гасит окурок в пепельнице.

— А ведь ты даже нравишься мне, Соль, — в голосе Мясника прорезается что-то, отдаленно напоминающее печаль. — Сама-то хоть понимаешь, что после такой заявки просто так ты отсюда не выйдешь?

Тот момент, когда страшно настолько, что уже даже не страшно. Закидываю ногу на ногу и улыбаюсь:

— Давай рассмотрим, какая у тебя есть альтернатива? Убей меня. Разори приют. Продай детей, я не знаю, на органы — иначе малыши долг не отработают. Это соответствует твоей системе ценностей?

Мясник рассеянно барабанит пальцами по грязной клеенке:

— А ведь я пытался тебя предупредить, глупая девочка… Но ты ступила на территорию, где слова равнозначны поступку. Теперь слушай, как все произойдет. Я дам тебе работу. Она не подразумевает убийств… напрямую. Если ты ее исполняешь в недельный срок — это закрывает все долги твоих подопечных. Ты не оговорила этого, но я не стану пользоваться твоей наивностью — их родители задолжали не только мне, и это я тоже возьму на себя. А вот если ты не справляешься с этой работой… — взгляд Мясника становится тяжелым, как бетонная плита. — Ты верно угадала, твои сопляки мне ни за чем не нужны. А вот тебе я применение найду. Ты сделаешься моим ресурсом — со всеми своими явными и скрытыми талантами. Оставишь друзей, оставишь свою игру в спасительницу сироток и станешь… не работать на меня, нет — служить мне. Пожизненно. И безо всяких ограничений.

Похоже, моего согласия на сделку Мясник не ждет — я дала его, выдвинув требование. Правильно ли я поступила? Может, стоило попытаться все же выплатить деньгами?.. Меня предупреждали, что это не игрушки… Но теперь уже не важно, дело сделано. Снявши голову, по волосам не плачут.

А потом, при всей жестокости этих условий они по-своему честные. Если я проиграю, жаловаться будет некому. Потому что не на что.

Но я не проиграю.

— Я поняла тебя, Мясник. В чем состоит работа?

Мясник расслабляется, откидывается на спинку дивана, закуривает. Да, получается, только что он был напряжен. Готовился к драке? Или к убийству? Но я же не дура, чтобы на него нападать — проблему долгов это не решило бы.

— Для начала — немного контекста. Стоит понимать, с чем имеешь дело. Видишь ли, в последние семь-восемь лет я, извини за кальку с авалонского, держу низкий профиль. Не выхожу слишком далеко за рамки… не буквы закона, разумеется, но неписаного общественного договора. Твой приятель Борхес мог бы подтвердить… но ты, разумеется, не будешь этого с ним обсуждать, ты ведь не самоубийца. Однако не всегда дела обстояли таким образом. И от некоторых… скажем так, эксцессов периода первоначального накопления капитала остались свидетельства, которые могут попортить немало крови, если попадут в неправильные руки. К сожалению, обстоятельства сложились так, что сейчас некий архив находится… у не самого надежного хранителя.

Мясник докуривает очередную папиросу, тянется к тумбочке, на которой стоят телевизор и странная коробочка, выдвигает ящик и роется в нем. Достает пластиковый прямоугольник размером с небольшую книжку и фломастер. Предмет выглядит странно знакомым, причем не по Тверди — по прошлой жизни, но очень давно… Это же видеокассета! А прибор под телевизором… как эта штука называется… видеомагнитофон, вот. Такой был у бабушки на даче, хотя на моей памяти уже не работал. Зато коричневую пленку из таких кассет мы использовали, чтобы подвязывать кусты малины.

Надо же, на Тверди эти устройства до сих пор в ходу! Странно тут вообще с технологиями. Я видела в Сети фотографии киборгов с искусственными конечностями и встроенными в мозг нейрошунтами — принимала их за кадры из фантастических фильмов, пока Ленни не упомянул между делом, что на материке таких чудиков изрядно. А тут, смотри-ка, босс мафии пользуется пленочными кассетами…

Мясник пишет что-то на кассете и протягивает ее мне. От удивления чуть не роняю ее: на форзаце надпись «Его первый поцелуй».

— Вот так и выглядит оригинал… — Мне кажется или в улыбке Мясника мелькает что-то вроде смущения? — Не обращай внимания, у меня в те времена было несколько своеобразное представление об иронии. Работа состоит вот в чем: пробраться туда, где хранится видеоархив, найти его, заменить кассету с такой же надписью этой пустышкой и принести оригинал мне; все остальное сжечь — можно вместе с домом, можно вместе с его владельцем и домочадцами… да хоть со всем городом — мне без разницы. Главное — чтобы погиб архив, а нужная кассета оказалась у меня. Пустышку подкинь, чтобы по числу деталей корпусов никто не смог установить, что одной кассеты не достает. И разумеется, ты выполняешь эту работу одна и остаешься неузнанной… это легко будет понять — если ты останешься жива, значит, тебя не опознали. Детали тебе сообщит моя ассистентка. Надеюсь, у тебя не возникнет глупых идей вроде попытки сбежать из города… для этого у тебя здесь слишком много друзей. Хорошо, что ты такая общительная, компанейская девочка. Суть ясна?

Сглатываю слюну. Главное, держать покерфейс глупо: Мясник снага, он слышит запах моего пота, чувствует мой страх… И все равно смотрю ему в глаза и улыбаюсь:

— Я поняла твои условия. А вот мое условие: ты выплачиваешь все долги моих подопечных. Если я справляюсь с твоим заданием, если поступаю к тебе на службу, если гибну в попытке. В любом случае.

Мясник глядит на меня с веселым любопытством и приподнимает бровь:

— В самом деле? И с чего бы мне такое делать? Благотворительность никогда не числилась среди моих увлечений, знаешь ли.

— С того, что таково мое условие. Не знаю, смогу ли я принести то, что тебе нужно. Но если не смогу я, едва ли сможет кто-то другой… не на Сахалине, по крайней мере. А если я откажусь, с чем ты останешься? С сотней бесполезных детей-должников и трупом снага?

Насчет трупа снага — это мы еще посмотрим, чьим конкретно он окажется. Газовая граната в левую руку, кастет на правую — половина секунды. Хорошо быть амбидекстром. Каждая мышца напряжена. Но пока выжидаю, глядя Мяснику прямо в глаза.

Он откидывается на спинку дивана и тихо смеется:

— Смотрю, у тебя есть хватка, Соль… Ладно, амебы мне и не нужны. Будь по-твоему. Все долги твоих сопляков я беру на себя. Жду тебя с кассетой в течение недели. Или ровно через неделю — с вещами. В свое нынешнее жилье ты уже не вернешься, так что сразу возьми все, что тебе нужно.

Да, вот почему Мясник щедро согласился погасить все долги, даже другим кредиторам… и так откровенен стал по той же причине. Он просто не ожидает, что я справлюсь с его заданием.

Мясник хлопает в ладоши, и появляется беловолосая девушка, которая привела меня сюда.

— Расскажешь ей все, что есть на Барона и его охрану, — распоряжается Мясник и отворачивается.

Иду за ассистенткой. Спину держу идеально ровно — унаследованный от Сто Тринадцатой навык; но сейчас это требует некоторых усилий.

Господи, во что я ввязалась?

— Эй, Соль, задержись-ка на минутку, — окликает Мясник. Медленно оборачиваюсь, старательно сохраняя вежливо-заинтересованное выражение лица. — Тебе сейчас так не кажется, и все же… пойми, это не конец света. Служить мне тяжело и опасно, но, знаешь, я думаю, ты быстро втянешься. Тебе даже понравится, — Мясник улыбается и подмигивает. — Потому что будет весело.

Загрузка...