Сладкий вкус любви

Глава 27

Шей

Учащиеся смогут изучить забытую историю и затонувшие корабли.

— Мне нужно, чтобы ты села, — сказала я Джейми.

— Я прислонюсь к кухонной стойке. Этого достаточно? — спросила она. — Если нет, то нам, возможно, придется перенести этот разговор. Я сегодня медленно двигаюсь.

Я открыла входную дверь в дом Тамасов, а затем закрыла ее за собой.

— Что случилось? Почему ты не хочешь звонить по видеосвязи?

Она вздохнула, когда я опустилась на пол. Я сказала Ною, что мне нужно кое-что проверить, но мне просто нужно было побыть одной. Минутка, чтобы подумать.

— У меня инфекция мочеполовых путей. Вчера вечером я ходила в клинику, лекарства уже начали действовать, но сейчас я не могу ни двигаться, ни глубоко дышать. Я могу существовать, но не более того.

— Боже мой, Джеймс. О тебе кто-то заботится?

— Да, мои соседи по комнате, как обычно. Даже не угрожай, что приедешь сюда. Я в порядке. Мне просто нужно пережить следующие двенадцать часов, и тогда я не буду чувствовать себя так, будто свалилась в каменоломню.

— Не уверена, что знаю, что значит упасть в каменоломню.

— Это ужасно. Не пробуй, — сказала она. — Из других новостей: я возьму перерыв в сексе, по крайней мере, на две недели. Возможно, на месяц.

— Так вот как это произошло?

Она пробормотала в знак согласия.

— Очень важно писать после секса, куколка. Даже если не можешь ходить или вспомнить свое имя. Особенно тогда.

— Приятно знать.

— Итак, что с тобой происходит? — спросила она. — Что у тебя есть для меня такого, что могло бы выбить меня из колеи?

— Бывший написал мне вчера вечером.

— Ни хрена себе, что он сделал?

Я кивнула, но потом поняла, что это не видео.

— Да. Он написал сразу после нашего с Ноем эмоционального разговора, и он хочет…

— Подожди. Подожди минутку. О чем был этот большой, эмоциональный разговор?

Я провела пальцами по волосам, потому что все еще переваривала все то, что мы проделали. Все еще пыталась понять, что было правдой, а что — грязной болтовней о чувствах, и стоит ли мне верить грязным разговорам. И если хоть что-то из этого было правдой, хоть одно слово, что это означало для нашего фиктивного брака?

— Короче говоря — а это очень длинная история, которой я поделюсь с тобой в тот день, когда тебе не понадобится кушетка для обмороков — Ной хочет начать ремонт в «Двух Тюльпанах», и думает, что я тяну время, потому что не хочу привязываться к проекту, и хочу дать себе возможность уйти. Я сказала, что…

— Да, именно это ты и делаешь. Прости, сейчас я не могу сделать свой обычный сэндвич из любови и жесткой правды, так что тебе достанется чистая правда. Папочка-хлебопек прав. Ты подстраховываешься, чтобы не пострадать и не разочароваться.

— У меня много чего происходит, — возразила я. — Еще больше с тех пор, как на поверхность всплыл бывший, и мне пришлось объяснять Ною еще одну из моих катастроф.

— Хорошо. Расскажи мне, что этот козел натворил на этот раз.

Я прислонила голову к панели двери и уставилась вверх на пару люстр.

— Он сказал, что нам немедленно нужно поговорить.

— Да пошел он, — ответила она. — Серьезно, пошел он. Ты не обязана отвечать только потому, что он звонит.

— Я знаю.

— Уверена? Потому что похоже, что ты позволяешь этому засранцу испортить твое счастье. Ты можешь и должна заблокировать его номер. Почему мы не сделали этого с самого начала? Я не знаю, как это ускользнуло от внимания, но не позволяй хаосу и неуважению этого человека проникнуть в твою хорошую, стабильную ситуацию. Вычеркни его из своей жизни, Шей.

— Я просто… — Я остановилась, поджав губы, пока десятки оправданий жгли мой язык. Я ненавидела это чувство. Ненавидела его и прошлой ночью. Оно заставляло меня чувствовать себя маленькой, как будто я ползала за любой крошкой, которую бывший бросал в мою сторону. В то же время я не могла ему отказать. — Мне нужно объяснение. Мне нужно знать, что произошло.

— Он выставил себя трусливым ублюдочным мудаком, что мы всегда знали, — ответила она. — Вот что произошло. Я ненавижу это, и ненавижу его за это, но он снова вмешивается в твою жизнь и собирается умолять тебя поверить, что он не струсил. Он не будет извиняться, потому что ему не жаль. Не думаю, что у него есть способность осознать вред, который он причинил.

Я откупорила свою бутылку с водой и сделала большой глоток. Затем:

— Когда ты поняла?

— Что поняла?

— Что он всегда был трусливым ублюдочным мудаком.

Она не отвечала несколько тяжелых секунд.

— Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сказала.

— Просто… правду. — Я сделала еще один глоток. — Ты все равно чувствуешь себя не настолько хорошо, чтобы сдерживаться.

— Он мне нравился, когда вы только начали встречаться, — сказала она. — То есть, он мне достаточно нравился. Он занимается недвижимостью, поэтому такой же, как все остальные парни, которые заключают сделки. Сильно раздутое эго, никакого самосознания и неспособность участвовать в разговоре, не упоминая имени или суммы в долларах без какой-либо логической причины. Это было нормально.

— Звучит не очень нормально, — сказала я с горьким смехом.

— Он забавный и с хорошим чувством юмора, — признала она. — Я могла бы сказать ему, чтобы он заткнулся на хрен, и он бы это сделал, и посмеялся бы над тем, что он заноза в заднице. И оплачивал счет в баре. У меня не было проблем ни с чем из этого. — Я слышала как она открыла холодильник. — Но на этом все, понимаешь? Конец истории. Больше там ничего не было. Или это все, что он позволил кому-либо увидеть. И это не очень хорошо. Ты знаешь это, потому что мы говорили об этом несколько раз.

Я отпила еще воды.

— Было еще несколько раз, когда я говорила тебе о странных вибрациях, которые получала от него, но был момент, когда ты решила, что для тебя это не проблема. И было время сразу после вашей помолвки, когда я пыталась сказать тебе, что вижу какие-то серьезные тревожные сигналы. Я так ясно помню тот разговор. Ты сказала, что услышала мои опасения, но не собираешься разрывать помолвку, потому что знаешь его лучше меня, а я просто не понимаю ваших отношений.

— После этого мы не разговаривали пять дней.

— Пять дней, — повторила она. — Я думала, что мы окончательно разругались.

— Этого никогда не случится. — Я перевела взгляд с левой гостиной на правую. Казалось, что я не была здесь много лет. — Почему… почему ты согласилась стать моей подружкой невесты?

— Я сделала это для тебя. Я была твоей подружкой невесты. На твоей свадьбе. Он тут ни при чем.

— Ты собиралась позволить мне пройти через это?

Она надулась.

— Это был не мой выбор, куколка. Если бы я ударила тебя по голове критикой в его адрес, ты бы перестала со мной разговаривать. Ты бы отгородилась от меня. Поэтому я решила поддержать тебя.

— Я не заслуживаю тебя, — сказала я.

— Конечно, заслуживаешь. Не говори ерунды. Ты заслуживаешь и меня, и своего папочку-хлебопека, и все остальные хорошие вещи в этом мире. Ты не заслуживаешь, чтобы этот мудак вторгался в твое время, особенно если это время связано с твоим мужчиной.

— Ной сказал то же самое. — Я глубоко вдохнула и выдохнула. — И я знаю все это, но чувствую, что мне нужно это сделать. Мне нужно выяснить, чего он хочет, и тогда я смогу поджечь весь багаж, связанный с ним, и столкнуть его в море.

— У меня нет сил отговаривать тебя от этого, — сказал Джейми. — Хотя очень хочу. Наверное, даже должна. Но такое ощущение, что у меня в мочевом пузыре паяльная лампа, и у меня нет убедительных слов.

Мы помолчали с минуту. Я не хотела повторять цикл, когда Джейми видела ситуацию, в то время как я игнорировала ее предупреждения, но мне нужно было знать. Мне нужно было объяснение.

— Когда ты собираешься это сделать? — спросила она. — Встретиться с бывшим.

— Ной предложил поехать с ним на следующий фермерский рынок в Бостоне. Я уже выбрала наряд. Джинсы, красная рубашка в клетку, завязанная узлом на талии, серьги в виде клубники. Не уверена насчет банданы. Может быть, это перебор. Надо будет попробовать. — Я провела указательным пальцем по крышке своей бутылки с водой. — Ной предложил встретиться на рынке.

— Он хочет следить за происходящим, — сказал Джейми.

— С чего ты взяла?

Она хмыкнула.

— Ты видела своего мужа? Серьезно, куколка. Он забросает этого сукина сына яблоками и прогонит с рынка. И будет преследовать этого ублюдка по улице.

Я начала было не соглашаться, но потом поняла, что Ной так бы и поступил. Не раздумывая. Возможно, ему даже это понравится.

— Как насчет того, чтобы устроить собрание, встречу, небольшую вечеринку по случаю знакомства с твоим новым мужчиной? Что-то простое и скромное, здесь, в квартире. Только несколько человек из школы и девочки.

Девочки — это соседки Джейми по комнате. Лейла, Дилан и Линни.

— Я бы с удовольствием, — ответила я. — Нужно будет убедить Ноя. Он может быть немного застенчивым.

— Мы позаботимся о том, чтобы он чувствовал себя как дома.

— Называя его папочкой-хлебопеком? Я так не думаю. Он перекинет меня через плечо и убежит оттуда. Говорю тебе, он уже делал это раньше.

— Почему никто не перекидывает меня через плечо? — спросила она. — Я согласна на это. Поднимайте меня, подбрасывайте, обращайтесь со мной, как с тряпичной куклой. Да, сэр. Дайте со мной все это.

— У тебя перерыв в сексе, — сказала я.

— О, точно.

— Никто не будет обращаться с тобой как с тряпичной куклой не раньше следующего месяца.

— К счастью, я занята планированием вечеринки и не замечу недостатка секса в своей жизни, — сказала она. — Эй, у нас все в порядке?

— Конечно, — ответила я. — С чего такой вопрос?

— Потому что выложила все на чистоту. Потому что сказала, что твой бывший не был тем единственным, и я знала это с самого начала. Потому что я собиралась позволить тебе выйти за него замуж, даже если бы это разбило мне сердце. — Она издала страдальческий звук. — Ты знаешь, что я никогда не выйду замуж, и я последний человек в мире, который в конечном итоге вступит в серьезные отношения, но ты же остановишь меня, если я окажусь не с тем человеком. Верно?

Слезы затуманили мой взор.

— А что, если ты скажешь, что я не знаю ни этого человека, ни ваших отношений? Что, если ты не будешь разговаривать со мной пять дней или дольше? Что мне делать, если будет казаться, что ты выберешь его, а не меня?

— Мне нужно, чтобы ты дала мне пощечину, — сказала она просто. — Просто отвесь мне пощечину и все.

Я рассмеялась.

— Я не собираюсь этого делать.

— Точно. Я забыла. Тебя никогда не били в школе. Благослови Господь Луизиану. — Она хихикнула. — Тебе придется напомнить мне об этом разговоре. Или попросить своего мужчину бросить яблоки мне на голову. Я не знаю. Мне просто нужно, чтобы ты пообещала, что попытаешься.

— Обещаю, — сказала я. — Я постараюсь.

Френдшип был из тех городов, который серьезно относился к празднованию дня выпускников. Это был не просто футбольный матч с каким-то дополнительным зрелищем и танцем в конце. Нет, этот город превращал выходные по случаю возвращения домой в событие, включив в них всевозможные барбекю, пикники и посиделки как для студентов, так и для выпускников, вечеринки по случаю воссоединения класса, тусовки перед игрой и большие общественные танцы. Они называли это Днями Старого Дома, и все здесь всегда с нетерпением ждали этих выходных.

Еще в школе я относилась к этому событию с изрядной долей насмешки. Все это казалось в подавляющем большинстве народным и знакомым, и я не могла понять, как можно существовать рядом с этим. Это было похоже на язык, которого я не знала и не хотела учить — и это было прекрасным резюме моих юношеских отношений с местом, которое первоначально называлось Френдли Тауншип.

Теперь, с ясностью, которая пришла от того, что я не была эгоцентричным подростком, который к тому же изо всех сил греб под водой, чтобы не утонуть в еще одной совершенно новой среде, я могла признать очарование этого события. Оно было посвящено возвращению выпускников домой, и организаторы приложили все усилия, чтобы сделать это событие приятным для всех. Мне нравилось, что это были общественные танцы, а не пара сотен старшеклассников, стоящих и смотрящих друг на друга в темном спортивном зале. И я даже не возражала против того, чтобы тащиться на футбольный матч в почти морозную погоду.

Единственное, что мне не нравилось, это то, что мы с Ноем не могли пройти больше нескольких шагов за раз без того, чтобы кто-нибудь не подошел нас поздравить. Но меня беспокоили не все эти теплые пожелания. Дело было в том, что мне казалось, что все видят меня насквозь. Они должны были знать, что этот брак, который возник в одночасье и не сложился до конца, был ненастоящим.

И все же они улыбались, говорили добрые слова. Даже те, кто дразнил меня по поводу того, что я украла Ноя и захомутала прежде, чем кто-либо другой смог его заполучить, казались искренними в своих поздравлениях.

«Школьная влюбленность» — так Ной отвечал на все их вопросы. Это просто слетало с его языка, как и в случае с Кристианой. Я не знала, как ему это удается. «Всегда знал, что она та самая». Когда этого казалось недостаточно, он быстро добавлял: «Не терял ни минуты, когда она вернулась в город. Я и так потратил слишком много времени, ожидая, когда Шей вернется домой».

Я улыбалась, краснела, льнула к нему. Это было именно то, что я должна была делать, и должна признать, что мне нравилось играть эту роль с ним. Ной был милым и щедрым, и чертовски ласковым. Мне повезло, что мой ненастоящий муж был настоящим зверем, и у нас было много тайных мест на ферме, куда мы могли улизнуть и исследовать всю грязь, которую он прятал за этими аккуратными клетчатыми рубашками и простыми кепками.

Единственная проблема заключалась в том, что я больше не могла найти границы между фальшивым и настоящим. Теперь они были размыты, и я знала, что это произойдет, когда мы будем спать вместе, но в такие моменты — когда мы изображали счастливую пару — я чувствовала необходимость искать эти границы. Мне было необходимо знать, где находятся границы нашей реальности. Иначе могла начать верить в истории Ноя и представлять себе жизнь в этом городе после одного необходимого года.

Когда Дженни побежала через поле, чтобы поприветствовать подругу, и мы наконец-то остались на минуту одни, я сказала:

— Посмотри на нее. Посмотри, как хорошо она ладит со своей подругой.

— Да. Не могу в это поверить. Она совсем другой ребенок, чем когда приехала сюда год назад. — Он усмехнулся, глядя на меня. — Кстати, спасибо, что помогла с этим.

— Без проблем. — Я наблюдала, как они обе сняли варежки и поменялись друг с другом, создавая несовпадающие пары. — Ты много времени проводил с Дженни, когда она была маленькой?

— Ева жила недалеко от Нью-Йорка, когда родилась Дженни, так что я познакомился с ней в младенчестве, хотя не сказал бы, что проводил с ней много времени. Они часто переезжали. Ева не любила долго оставаться на одном месте. Всегда находилась то в одном приключении, то в другом. Скитальческий образ жизни, знаешь ли. — Он на секунду отвел взгляд. — Она вернулась домой с Дженни, когда умер мой отец, а потом еще раз, примерно через два года. Они жили у меня несколько месяцев, прежде чем отправиться в путь. Так что, да, я знал ее. Отчасти.

Ной никогда не говорил много о Еве. Ни сейчас, ни в школе. Я знала, что она ушла из дома и отправилась в самостоятельное плавание, что ее отношения с родителями были сложными, но этим все и ограничивалось.

Хотя он никогда не говорил об этом прямо, у меня всегда было впечатление, что Ной предпочитает, чтобы я не знала многого о его сестре. Не то чтобы он как-то стыдился ее, а чтобы я узнавала его не как младшего брата Евы Барден.

Я никогда не говорила об этом прямо, но мне всегда нравилось, что я знаю Ноя Бардена. Парень был добр ко мне, когда у меня не было никого, кроме приемной бабушки, которую я едва знала, и он слушал, когда я разглагольствовала о своем одиноком, привилегированном мире.

Он махнул рукой на празднество вокруг нас.

— Помнишь план, который мы придумали? Когда были детьми?

Я рассмеялась, мое дыхание белым облачком повисло в холодном воздухе.

— У нас был план? Какой?

— Ты не помнишь? — Он уставился на меня, сведя брови. — Совсем ничего?

Я покачала головой.

— Нет. Напомни мне.

Парень отвел взгляд, закатив глаза, как будто моя память похожая на швейцарский сыр была для него настоящей проблемой.

— Мы собирались вернуться сюда и показать этому городу, что они потеряли.

— Почему я этого не помню?

— Я не знаю, Шей, — сказал он, слова прозвучали отрывисто. — Но мы всегда говорили о возвращении.

Я приложила палец к губам, вспоминая нашу историю.

— Я помню эту часть, но не помню, что мы собирались вернуться в День Старого Дома. Я что-то неправильно поняла?

Ной пристально посмотрел на меня, сжав губы в ровную линию. Его глаза были темными, и да, я все неправильно поняла. Было ясно, что я сделала что-то очень неправильное.

— Нет, это была просто идея, которую мы обсуждали.

— Не уверена, что верю тебе.

— Можешь не верить. — Он посмотрел через поле на Дженни и ее подругу. — Очевидно, что этого так и не произошло, так что это не имеет значения.

— А разве это не происходит прямо сейчас? Разве мы не вернулись в Френдшип на День Старого Дома и не показываем всем, что они упустили, пока нас не было? Или ты пропустил ту часть, где девять тысяч человек остановились, чтобы поговорить с нами сегодня вечером? — Когда он ничего не ответил, я продолжила. — И неожиданный брак — это только часть. У тебя была большая юридическая карьера, которая включала в себя оплачиваемые часы на яхтах, а меня оставили у алтаря, что не так впечатляет, как яхты, но это показывает, что я все такая же проблема, как и в школе.

После продолжительной паузы он сказал:

— Ты не была проблемой в школе. Не говори так. И никто здесь не знает о твоей несостоявшейся свадьбе.

— Никто здесь не знает, что меня выгнали из швейцарской школы-интерната, потому что придумали, что однажды я ездила во Францию, чтобы сделать аборт, но я все равно получала косые взгляды каждый день в течение двух лет.

Нет необходимости упоминать, что косые взгляды исходили исключительно от таких людей, как мать Ноя, которая, похоже, и без объяснений знала, что девушка, привезенная домой из Европы и отправленная жить к дальней родственнице в глушь — это особый вид предостережения.

Он наклонился и провел губами по моему виску.

— Это не их гребаное дело. Ни сейчас, ни тогда.

— Спасибо, — сказала я. Ной защищал меня тогда, единственный, кроме Лолли, кто знал правду о моем пребывании в Фредншипе. Он понимал, когда я говорила о несчастных случаях и ошибках, и ни разу не посмотрел на меня как на проблему. Потом: — Ты приезжал? На День Старого Дома?

Он вздохнул, и я получила ответ. Ему не нужно было ничего говорить. Я знала. Он возвращался, ожидая найти своего партнера в с трудом завоеванном искуплении, а я забыла. Я сбежала в Бостон и окунулась в атмосферу чистого переосмысления после стольких неудачных попыток вписаться в мою новую версию совершенства. Я лишила себя всего этого города, оставив все и всех позади, когда уезжала.

— Я ничего не слышала о тебе, — сказала я, — после того, как ты уехал в колледж. Кажется, я писала тебе несколько раз, но… что случилось?

— Ну, да. — Он провел рукой по шее. — Мне особо нечего было сказать. Я потратил большую часть года, рассказывая всем, кто был готов слушать, что я поступил в Йель. Я не знал, как взять и сказать, что это было не так, как я себе напридумывал.

— Ты мог бы рассказать мне. А я бы сказала тебе, что поступление в Бостонский колледж только потому, что это альма-матер моей матери и их не волнует моя успеваемость, было не лучшим выбором. Не в части существования без ее тени, нависшей надо мной.

— Но ты осталась там, — сказал он.

— А ты остался в Йеле.

Он пожал плечами.

— Да. Я усердно работал, чтобы попасть туда. Поэтому решил работать еще усерднее, чтобы пройти через это.

— А я просто не знала, куда еще пойти, — сказала я со смехом. — И моя мама, как ты знаешь…

— Часто с ней разговариваешь? Вы видитесь?

— Она снова вернулась в Лондон, работает над книгой. Занята как всегда. У нее все хорошо. — Еще один смешок. — Она прилетела на свадьбу. На ту, которая не состоялась. Джейми хорошая защита, ей удалось удержать ее подальше после того, как все развалилось. С тех пор мы играем в безуспешные попытки связаться друг с другом по телефону. — Я подняла на него взгляд. — Мне жаль, — прошептала я. — Я должна была помнить. Должна была быть лучшим другом для тебя. Оставаться на связи.

— Это было очень давно, — сказал он. — Мы были детьми. Мы… мы были идиотами. И не могли строить планы более чем на пять минут вперед.

Вот только Ной сохранил эти планы. Он соблюдал тот договор. Как и всегда.

— И вполне вероятно, что ты могла передумать, — добавил он. — Есть дела гораздо важнее, чем заявляться на День Старого Дома и ждать, что кому-то будет на это не наплевать. — Он изучал меня мгновение, глядя мне в глаза, а затем на мои губы. — В любом случае. Я слышал, что минет в душе лучше, чем любой из многих-многих фестивалей этого города.

— О, ты это слышал, да?

— Да. И из надежных источников. Даже рецензируемых.

Я кивнула.

— Конечно.

— Если ты намерена загладить свою вину — не то чтобы это было необходимо, но если ты об этом думаешь, — я бы не отказался от горячего душа после того, как мы отморозили здесь задницы.

— Кстати говоря, как долго нам еще придется морозить здесь свои задницы? — спросила я.

Он медленно покачал головой, выдыхая.

— Честно говоря, чем быстрее мы уедем, тем меньше вероятность того, что меня заставят делать что-то для праздничного фестиваля подсветки деревьев.

— Как этот город финансирует все эти фестивали?

Ной махнул рукой, чтобы Дженни присоединилась к нам.

— Я мог бы объяснить тебе, но ты впадешь в кому от скуки, прежде чем окажешься ртом на моем члене, а я бы хотел этого избежать.

— Должна признаться, я не люблю делать минет.

— Почему?

— Потому что не люблю рвотные позывы, а учитывая, — я бросила выразительный взгляд на его джинсы, — я знаю, что они у меня точно будут.

Его ухмылка была самой высокомерной из всех, что я когда-либо видела. Это было восхитительно. Мне нравилась каждая частичка его самолюбования.

— А что, если я пообещаю вести себя хорошо?

— Ты не умеешь, — сказала я, качая головой и улыбаясь ему. — Сейчас ты милый и застенчивый, но как только снимаешь одежду…

— Да, жена? Когда я снимаю одежду? — Он просунул руку под мое пальто, под мой свитер. Задрал майку, прижал прохладные пальцы к моей спине. Я вздрогнула, и его глаза засверкали. — Расскажи мне, что будет потом.

— Ты знаешь, что будет.

Наклонившись, он провел губами по моему уху, рисуя круги пальцами по моей талии.

— Я не заставлю тебя давиться, жена. Не хочу видеть слезы в твоих глазах. Но я думал о твоем языке на головке моего члена… ну, слишком долго. Как думаешь, ты смогла бы с этим справиться?

Я пожала плечом.

— Возможно.

— Душ звучит заманчиво, не так ли? Заметила там съемную душевую насадку? У нее девять разных настроек. И еще та скамейка. Подходящего размера. И прочная. Мы могли бы повеселиться на ней, да?

— Да, — сказала я, едва слышно вздохнув.

Именно так я оказалась на спине и раздетая по пояс в его секретной оранжерее на прошлой неделе. Несколько шепотков о том, чтобы попробовать меня на вкус, несколько легких прикосновений под одеждой, обещание, что мы получим удовольствие. Я ушла с лавандой в волосах, сушеным орегано под ногтями и ногами, едва способными донести меня до дома. Ной усадил меня на свой квадроцикл, бормоча про себя, что я сошла с ума, если думала, что он позволит мне бродить по фруктовому саду в состоянии сексуального опьянения. Когда привез меня в дом, я снова лежала на спине и кричала в подушку в течение нескольких минут.

Так же мы занимались сексом в кладовке несколько ночей назад. Все началось с того, что я попросила его помочь мне дотянуться до одной из полок, а закончилось все тем, что мешок муки рассыпался по полу, а его сперма стекала по моим ногам. Он извинился за беспорядок — за оба, — но затем стал водить пальцами между моих бедер, пока мое зрение не затуманилось.

И мы занимались быстрым сексом, пока Дженни собирала яйца на днях. Он закрыл мне рот рукой, чтобы я молчала, пока я сидела на стуле в его спальне. Другой рукой сжал мою ягодицу достаточно сильно, чтобы оставить темно-красные следы, которые к следующему утру покрылись синяками. Когда Ной понял это, то перегнул меня через кровать и втер в мою кожу травянистый бальзам, который сам изготовил. Затем засовывал пальцы мне в рот и дразнил мой клитор нежным поглаживанием, чем ясно дал понять, что ему нравится ставить на мне метки, а потом заглаживать свою вину.

— Ты бы этого хотела, жена?

Жена… Были моменты, когда Ной шептал мне это слово, и мне казалось, что весь мир — это биение моего сердца. Это были моменты, когда я хотела найти эти линии, те, что прочерчивают границы между настоящим и фальшивым, но это были те же самые моменты, когда я хотела прикрыть глаза, чтобы не смотреть. Если я не знала, то не могла причинить себе боль.

— Да, — сказала я. Мне хотелось ответить ему взаимностью и назвать его мужем, но я не могла произнести это слово. Не вслух, не сейчас. Это было слишком опасно. Я уже почти назвала другого мужчину своим мужем, и эта история была слишком недавней, чтобы ее игнорировать. Хотя я хотела сказать это Ною. Я хотела — хотя бы на одну секунду — чтобы он был моим мужем. И хотела, чтобы это было по-настоящему.

— Помогите мне убедить этого ребенка, что пора уходить, — сказал он, когда к нам подбежала Дженни с раскрасневшимися щеками и растрепанными волосами.

Она посмотрела между нами.

— Мы сейчас идем смотреть футбол?

— Игра уже закончилась, — сказал Ной. — Они играли сильно. Френдшип победили. Пора идти.

Она уставилась на стадион, на ее лице была написана растерянность.

— Правда?

— Да. Пойдем домой, может быть, выпьем стакан теплого молока, а потом посмотрим документальный фильм о Гражданской войне. Тогда были пираты. Наверное. — Ной посмотрел на меня в поисках подтверждения. Я кивнула. Я все еще была зациклена на девятискоростной душевой насадке и скрытом осознании того, что я сильно влюбилась в своего мужа. — Готова идти?

Дженни еще раз окинула взглядом стадион и пожала плечами.

— Да. Все равно сегодня у них нет замороженного лимонада.

— Замороженный лимонад продается только в теплую погоду, — сказал Ной.

— Это отстой, — пробормотала Дженни. — Не люблю футбольные матчи без замороженного лимонада.

— Тем больше причин убраться отсюда. — Ной протянул ей руку. Девочка взяла ее, а затем схватилась за мою. — Я думаю, тебе понравится тот фильм.

— Сколько в нем пиратов?

— Я не уверен, — ответил он. — Мы возьмем одеяла и подогреем молоко, а потом поговорим о пиратах времен Гражданской войны.

Дженни уснула еще до окончания вступительных титров.

Так я оказалась на коленях у Ноя, душевая насадка пульсировала у меня между бедер, пока он входил в меня снизу. Я вся промокла и была выжата, как лимон, кончив большее количество раз, чем казалось возможным. Мой голос был хриплым, а голова тяжелой от многократных оргазмов. После Ной расчесал мои спутанные волосы и извинился за то, что дал волю чувствам, за то, что был слишком напористым.

Ной всегда считал себя слишком грубым, слишком агрессивным. А меня считал маленькой и хрупкой, хотя я не была ни тем, ни другим, но было что-то удивительно прекрасное в том, что кто-то так заботился обо мне. Я чувствовала себя совершенной и драгоценной, когда он втирал крем в мою кожу или хмурился из-за следа от укуса, который оставил на моей внутренней стороне бедра. Мне казалось, что я очень долго ждала человека, который знал, как разбить меня вдребезги, но при этом хотел собрать все осколки.

И я испытала невероятное чувство облегчения, узнав, что этим человеком был мой муж.