Сладкий вкус любви

Глава 2

Ной

Учащиеся научаться подавлять эмоции.

Шей, чертова, Зуккони.

В моем городе.

На моей ферме.

И она не узнала меня.

Это казалось не уместным. Учитывая все обстоятельства.

— Ты носишь комбинезон? — спросила Дженни, наконец-то на мгновение отбросив свой пиратский акцент. Она обошла вокруг Шей, внимательно изучая ее одежду. — Похоже на комбинезон. Как ты ходишь в туалет?

Шей одарила Дженни улыбкой, в которой не было и намека на раздражение. Это меня удивило. Я полагал, что ей безразлична шестилетняя девочка, которая ни разу не держала мысли при себе. Или она отпустит какое-нибудь резкое замечание, а затем проигнорирует ребенка.

В конце концов, Шей Зуккони была слишком хороша для всего этого. Для всех нас.

— Это называется ромпер, — объяснила Шей. Ее голос звучал так, словно она разговаривала с другом. — Если говорить о настоящих взрослых комбинезонах, то это боди, и в туалете с ними намного проще. Эти вещи, — она повернулась вполоборота, указывая на молнию на спине, — немного похожи на кошмар. — Она протянула руку Дженни. — Я Шей. Как тебя зовут?

Девочка нырнула мне за спину, внезапно застеснявшись. Я почувствовал, как ее пальцы вцепились в мою футболку.

— Дженни, — прошептала она.

Шей помахала рукой, сказав:

— Приятно познакомиться с тобой, Дженни.

Я действительно хотел возненавидеть ее, по миллиону разных причин, но больше всего из-за того, что она появилась здесь после всех этих лет и не помнила меня. Не то чтобы я хотел, чтобы кто-то был груб или пренебрежителен к Дженни — ребенок и так через многое прошел, — но я был бы признателен, если бы мог уйти от этого обмена любезностями с Шей. Это действительно помогло бы мне.

Вместо этого она указала на полосатую юбку Дженни, ту, что с рваными краями, потому что ребенку нельзя было доверять ножницы, и сказала:

— Расскажи-ка мне об этом образе, который ты придумала. Это потрясающе.

— Мне нравится черно-белое, — сказала Дженни, полностью отстраняясь от меня, чтобы немного покружиться. — Это мои любимые, но Ной говорит, что я должна попробовать другие цвета.

Шей потянулась к бриллиантовому кулону, висевшему у основания ее шеи, несколько раз покрутила его взад-вперед, при этом смотря на Дженни. Ей потребовалась секунда, но затем ее взгляд метнулся ко мне.

— Ной? — прошептала она, наконец, отказавшись от ожерелья, чтобы сдвинуть солнцезащитные очки на лоб и уставиться на меня. Жар пополз вверх по моей шее. — Ной Барден? Что? Почему ты не сказал раньше? Ты последний человек, которого я ожидала найти в Френдшип.

Разве это не чертова правда?

— Я мог бы сказать то же самое о тебе, — ответил я.

Она посмотрела на холмы вокруг нас, устремив взгляд вдаль, и медленно покачала головой.

— Да. Я имею в виду, этого точно не было в планах.

Мы уставились друг на друга, пока Дженни кружилась вокруг нас, подняв меч. Если Шей намеревалась предложить объяснение того, какого черта она оказалась здесь после четырнадцати лет и подростковой клятвы убраться ко всем чертям, сейчас было бы самое подходящее время для этого. Для меня было бы самое подходящее время сделать то же самое.

Но момент прошел, и Дженни остановилась рядом с Шей, чтобы поиграть с браслетом на ее запястье.

— У тебя красивые волосы, — сказала она.

— Спасибо. Это что-то новенькое, — сказала Шей, поднимая руку к своим светло-розовым волосам. — Я все еще привыкаю к этому.

— Ты выглядишь великолепно, Шей. Время пошло тебе на пользу, — сказал я, что было глупо, потому что мы уже не были теми детьми, какими были раньше, и последнее, что мне было нужно, это снова столкнуться с такой проблемой, как Шей. Даже если годы забрали ту незабываемую девушку с кошачьими глазами и завесой длинных светлых волос и превратили ее в незабываемую женщину с розовыми волосами и изгибами, слишком соблазнительными, чтобы созерцать их в такую жару. Она все еще ниже среднего роста, и ее кожа по-прежнему была персиковой и чистой, даже веснушки не осмеливались нарушать все это совершенство.

— Ты очень добр, говоря это, но это вряд ли правда, — сказала она, делая жест вверх-вниз в моем направлении. Вот тогда-то я и осознал сложную природу своей глупости. Я не мог привлечь внимание к ее внешности, не переведя стрелки на себя. Если и был кто-то, кто знал, каково это, чтобы их тело было постоянным источником общественного обсуждения, так это я. — Тебя же, с другой стороны, едва можно узнать. — Она снова проделала тот же жест. — Ты вырос, наверное, на целый фут.

— Ной целых сто футов ростом, — сказала Дженни, все еще не отрывая взгляда от браслета Шей.

— Ну, не настолько. — Я засунул руки в карманы, ожидая продолжения. С тех пор как вернулся в Френдшип, первые слова, которые мне говорили, были о том, что я сбросил вес и моя кожа очистилась. Как только они заканчивали пересказывать мою историю как толстого ребенка с достаточным количеством прыщей, чтобы это запомнилось, то быстро переходили к тому, что им от меня было нужно. Спонсировать команду по софтболу, купить стенд на предстоящем мероприятии, пожертвовать корзину для благотворительного аукциона, присоединиться к новому комитету, спасти чью-то семейную ферму, прежде чем она попадет на аукцион.

Но все, что сказала Шей, было:

— Я действительно рада видеть тебя, Ной.

И мне снова стало шестнадцать. Шестнадцатилетний, чертовски неуклюжий подросток и в абсолютном благоговении от этой девушки.

И так не могло продолжаться ни при каких обстоятельствах.

— Да, мне тоже. Итак, насчет тех грузовиков в «Двух Тюльпанах», — сказал я, потирая рукой затылок. — Ребята постоянно видели, как нарушители границы паркуются там и спускаются к тому небольшому проходу в лесу, который ведет к бухте. Мы поставили там несколько вышедших из строя грузовиков для доставки, чтобы затруднить им парковку. — Я пожал плечом, тем самым, с розовым рюкзаком, который Дженни бросила мне, как только вышла из автобуса. Ненавидела розовый рюкзак, но полюбила розовые волосы Шей. Конечно. Имело смысл. — Мы не знали, что кто-то приедет.

Шей нахмурила брови, и скорчила гримасу, которую я на самом деле не понял.

— Я тоже не знала, что приеду.

— Твои серьги не подходят, — объявила Дженни. — Разве они не должны быть одинаковыми с браслетом?

— Не понимаю, почему они должны совпадать, — ответила Шей. — Если я не могу повеселиться со своими серьгами, зачем вообще их носить?

Я полез в задний карман за телефоном.

— Я сейчас попрошу кого-нибудь позаботиться о тех грузовиках.

— Подожди секунду, — сказала она со смехом, размахивая руками, пока я отправлял текстовое сообщение. — Что это за грузовики для доставки коров? А молочная ферма? Что здесь произошло? Как насчет фруктового сада? — Она указала на мою бейсболку. — И это. «Ферма «Маленькие Звезды»? Что все это значит?

Я выдержал ее взгляд, мое сердце подскочило к горлу. Я был уверен, что она прижмет меня прямо тогда и там, и мне пришлось бы целую вечность объясняться, пока она надирала мне задницу, но…

— Так много изменилось, — воскликнула Шей, указывая на теплицы и фермерский киоск. — Не могу в это поверить. Разве раньше здесь не были ягодные кусты? Что-то странное, как там их называют? Как ежовка?

— Нет такой ягоды. Ты думаешь о крыжовнике, — сказал я.

— Ежовка должна быть чем-то особенным, — пробормотала Дженни.

— Да! Точно. Крыжовник, — сказала она. — Крыжовник пропал!

— Никто не покупал крыжовник. Это было ужасное использование ресурсов, — сказал я. — В любом случае. Мой отец не знал, как сказать «нет», когда соседние фермы спрашивали, не хочет ли он выкупить их, но он также никогда не знал, что делать со всеми этими активами. Когда я вступил во владение, то объединил все операции, включая старую молочную фабрику Макинтайра, в одну. Мы распространяем продукцию по всему региону и предлагаем доставку на дом. Молоко, продукты, хлеб. В этом нет ничего особенного.

Дженни воспользовалась этим моментом, чтобы воткнуть свой меч в землю и объявить:

— Мне охренеть как скучно.

К ее чести, Шей никак не отреагировала на выходку Дженни. Она только моргнула и посмотрела на меня.

— Имоджен, — огрызнулся я. — Вот почему они выгнали тебя из летней школы. Мы уже говорили об этом. Ты не можешь…

— Но мне так скучно. — Повернувшись к Шей, она схватила ее за руку и сказала: — Могу я показать тебе коз? Они такие забавные.

— Я думаю, — начала она, взглянув на меня, — Ной пытается поговорить с тобой о том взрослом слове, которое ты только что употребила. Что ты думаешь о том, чтобы уделить ему свое внимание, прежде чем мы начнем планировать визит к козам?

Дженни склонила голову и повернулась ко мне, выжидательно надув губы, как будто готова была терпеть небольшие неудобства, связанные с нотациями, но только потому, что Шей понравилась эта ее идея.

Теперь, когда у меня была аудитория, я не мог вспомнить ничего о том, как устанавливать границы с таким неуправляемым ребенком.

— Ты не можешь использовать это слово, — сказал я. — Мы уже говорили об этом. И не можешь использовать какие-либо вариации этого слова.

Дженни волочила носок одного из своих кроссовок по пыли. Пожав плечами, она сказала:

— Я попробую.

Я продолжал молча смотреть на нее. Я знал, что это обещание было таким же ненадежным, как и прозвучало, и она ничего так не хотела, как закончить этот разговор и познакомить Шей с нашими козами. Я знал, что она уже наполовину влюблена в Шей.

Вот так всегда с Шей. Одна минута пристального взгляда в эти кошачьи глаза, и все было кончено.

Если бы я был умен, то покончил бы с этим сейчас. Я бы поручил Дженни заниматься домашними делами, а Шей отправил восвояси.

Но я не был умен, когда дело касалось Шей. Никогда.

— Я бы хотел, чтобы ты сделала больше, чем просто попыталась, — сказал я. — И Шей не твоя пленница, Джен. У нее, вероятно, есть дела, — я бросил взгляд в сторону последней женщины на свете, которую ожидал сегодня встретить на своей земле, — или что-то в этом роде.

Дженни топнула ногой один раз.

— Я обещаю, что не буду использовать это слово до конца дня. — Затем лучезарно улыбнувшись Шей, без малейшего следа бунтарства, она спросила: — Ты хочешь посмотреть на коз или у тебя есть дела?

Пожав плечами, Шей ответила:

— Я могла бы посмотреть на коз.

Дженни схватила ее за руку и, черт возьми, почти побежала по дорожке между теплицами. Я последовал за ними более размеренным шагом, наблюдая, как они смеются вместе, и слушая, как Дженни знакомит Шей с фермой.

— Мне запрещено находиться на этом поле, — сказала Дженни, указывая мечом на белые ящики вдалеке. — Это для пчел, а Ной говорит, что пчелы слишком заняты изготовлением меда, чтобы быть милыми со мной.

— В этом он прав, — сказала Шей, бросив мне улыбку через плечо.

У Шей всегда было одно из тех лиц, которые предназначены для улыбки. Не каждое лицо было предназначено для улыбки, но лицо Шей было одним из них. Уголки ее губ всегда были приподняты, как будто девушка ждала повода улыбнуться.

И когда она направляла эти улыбки в мою сторону… Что ж, подростковая версия меня оживала и умирала благодаря этим улыбкам.

Я уставился на пчел. Хотел, чтобы некоторые из них придали мне немного здравого смысла.

— Эту теплицу Ной использует для своих секретных проектов, — сказала Дженни, указывая мечом на стеклянное здание, стоящее отдельно от других теплиц. — Мне туда нельзя.

— Туда никому не разрешается входить, — крикнул я. — И это не секретные проекты. Это просто вещи, в которые я не хочу, чтобы кто-то вмешивался, пока они не будут готовы.

— Звучит как секретный проект, — подразнила Шей.

Они трусцой спустились с пологого холма, все еще держась за руки, пересекая землю, ранее принадлежавшую Макинтайрам. Здесь, внизу, было тихо, деревья защищали от ветра, который завывал с залива. Козам, похоже, это вполне понравилось.

— А вон та, с большим белым пятном возле глаза, — Дотти³. Я назвала ее так из-за пятнышка, — объяснила Дженни.

— Имеет смысл, — сказал Шей.

Она оглянулась на меня, отошедшего на несколько шагов от ограждения. Сложив руки на груди, как будто мог защититься от этой женщины, я уставился куда-то вдаль.

— Люди приходят сюда и занимаются йогой с козами, — продолжила Дженни. — Кто-то всегда орет, когда коза лезет к ним.

— Козья йога, — сказала Шей. — Вау. Это место действительно изменилось.

— Студия йоги в городе обратилась к нам и… — Я протянул руку, желая найти простой способ объяснить, что да, это место чертовски изменилось за последние полтора десятилетия, и если бы она не ушла и не забыла обо мне, то знала бы это. — Их ученики убирают на ферме после каждого урока. Это хорошо для бизнеса.

— Хорошо для бизнеса, — повторила Шей, оглядывая меня. — Понятно.

Я бы ответил на этот напряженный взгляд, сказал бы что-нибудь о том, что кто-то должен заботиться о бизнесе. Но Дженни перелезла через забор и прыгнула в загон для коз, с мечом и всем прочим, и закричала:

— Я назвала эту Лейси⁴. Видишь? Вот эту. Хотя у нее нет никаких кружев. Это просто классное имя. А это Кэгни. Ной сказал, что я должна назвать ее Кэгни, даже если думаю, что это дурацкое имя.

— Только потому, что тебе не нравится, не значит, что оно дурацкое, — крикнул я.

— Ей разрешено там находиться? — спросила меня Шей.

— Они безвредны. Худшее, что они могут сделать, это сбить ее с ног, и ей это точно понравится. — Я пожал плечами. — В любом случае, у тебя сложилось впечатление, что я мог бы остановить ее?

— Справедливо, — пробормотала Шей. Через несколько минут, выслушав объяснение Дженни имени каждой козы и наблюдая, как она пытается поднять самую маленькую из группы только для того, чтобы эта коза лизала ее в лицо, пока она не упала, хихикая, Шей снова взглянула на меня. — Не могу поверить, что ты здесь. С козами, теплицами, секретными проектами и ребенком.

Было так много вещей, которые я хотел ей сказать, и большинство из них не были добрыми. Но больше всего на свете мне хотелось сказать ей, что я тоже не мог поверить, что она здесь. Я ненавидел то, как она высосала из меня всю обиду и презрение, которые я копил годами, всего лишь одной улыбкой.

Вместо этого я позвал:

— Дженни. Ты потеряешь свой меч, если не будешь осторожна.

— Хорошо, — ответила она, отбирая меч у Дотти. — Сейчас мы должны увидеть собачек. Шей хочет познакомиться со щенками.

Я взглянул на Шей, приподняв бровь.

— Она продержит тебя здесь весь день, если не будешь осторожна.

— У вас так много щенков? — спросила она со смехом. — Спасибо за беспокойство, но ты не обязан меня спасать. Не от твоей маленькой дочки. Она настоящая милашка, Ной.

Я мог бы ее поправить. Мог бы упомянуть, что Дженни моя племянница, а я ее законный опекун, и у меня нет жены, ждущей меня дома. Что ничего из этого не произошло обычным образом.

Но опять же, все, что я мог делать, это смотреть, как Дженни вприпрыжку бежит к собачьей площадке с Шей рядом. И вот я был здесь, думая, что много лет назад выбил из себя худшую часть своей застенчивости только для того, чтобы Шей с ревом вернула ее обратно.

Раздраженно покачав головой, я изучал коз.

— Убило бы кого-нибудь из вас немного грубости или агрессивности? У вас нет проблем делать это во время йоги. Ты съела шляпу той женщины на днях, Лейси, но теперь ведешь себя хорошо? Это какая-то очень удобная чушь.

Козы заблеяли в ответ на мое возмущение.

Я сорвал бейсболку с головы, провел ладонью по лбу и зашагал через поле. Я прекрасно понимал, что мог бы вернуться к работе и оставить Дженни и Шей гулять с собаками. Мне не нужно было вертеться рядом, руководить. Дженни хорошо знала ферму, а Шей… ну, мне было плевать на Шей.

Ладно. Это было неправдой, но я предпочел это альтернативе.

Когда добрался до собачьей площадки, первым, что поразило меня, был звук смеха Дженни. Такой глубокий и заразительный, из тех, что исходили из глубины души и вызывали улыбку на моем лице всякий раз, когда я его слышал. Она не часто так смеялась. Вообще почти не смеялась.

Я нашел Шей у забора, пара старых золотистых ретриверов обнюхивала ее карманы. Велика была вероятность, что у нее там припрятана еда. Удивительно, что козы не добрались туда первыми.

— Можно ли собакам есть рогалики? — спросила она сквозь смех.

— Совсем чуть-чуть, — сказал я ей.

Шей наблюдала, как Дженни разламывает рогалик, который берегла с черт его знает с каких пор, на кусочки, и кормит собак с ладони. Несколько других собак кружили, обнюхивая новоприбывшую и принимая почесывания головы, которые она раздавала. Большинство из них довольствовались тем, что нежились на солнышке, другие выглядывали из будок. На этом собачьем загоне не так уж много места для пробежек.

— Ной, — начала Шей, указывая на старичка, прислонившегося к ее ноге, — когда ты приобрел всех этих животных? Я не помню, чтобы у вас, ребята, было, — она махнула рукой в сторону дюжины или около того собак, — что-нибудь подобное раньше.

— Мы держим их здесь, чтобы они не умерли, — ответила Дженни, все еще сосредоточенная на раздаче кусочков рогалика.

Шей состроила мне гримасу «что, черт возьми, это значит?».

Я вгляделся в бараки, где жили некоторые из рабочих фермы. Это проще, чем установить зрительный контакт с Шей.

— Мы принимаем пожилых собак, которым трудно найти дом. Даем им удобное место, чтобы они могли доживать свои дни. — Я кивнул подбородком в сторону барака. — Парням нравится, когда рядом есть собаки.

— И у нас еще есть куры, — сказала Дженни, — но они тупые дебилы.

— Имоджен, — закричал я. — Мы только что говорили о том, что нельзя называть кого-то тупым, и ты знаешь, что другое слово неприемлемо.

Дженни бросила взгляд в сторону Шей и понизив голос, сказала:

— Но они не умные.

Шей прижала костяшки пальцев ко рту и подавила смех, что вызвало смех во мне. Мне пришлось отвернуться, прочистить горло и мысленно посчитать расходы за этот месяц, чтобы сдержать смех.

Когда повернулся назад, Дженни была на другой стороне загона, пытаясь выманить древнего бассет-хаунда из будки. Если только у нее не было свиной отбивной в одном из карманов, я знал, что эта собака никуда не выйдет.

С другой стороны, было совершенно не исключено, что у Дженни не было под рукой свиной отбивной.

— Чего ты не делаешь? — спросила Шей. — Когда ты спишь?

— Нечасто. — Я кивнул в сторону Дженни. — Меньше с тех пор, как она появилась.

— Держу пари, — пробормотала Шей.

Еще один момент молчания установился между нами, когда мы смотрели, как Дженни играет с собаками, и меня бесконечно расстраивало, что Шей все еще может стоять тихо и безмятежно наблюдать за миром. Если бы она испытала хоть каплю моей неловкости, это сделало бы мой гребаный день лучше. После всего этого времени я чувствовал, что заслужил это. Я не мог быть здесь единственным, кто пытается связать слова воедино. Не мог быть единственным, у кого вспышки жара поднимались вверх по шее и вокруг кончиков ушей. Это не могло быть лишь моим страданием.

— Это действительно потрясающе, Ной, — сказала она.

Я кивнул и позвал Дженни.

— Время идет. У тебя все еще есть дела по дому.

— С глупыми курами, — пробормотала она бассету.

— Я слышал это, — сказал я.

— Но я не говорила «тупые» или «дебилы», — ответила она.

Шей подавила смех, сказав:

— Она — фейерверк. О, боже мой.

Я оттолкнулся от забора и шагнул на дорожку, ведущую к дому.

— Грузовики уже должны были убрать, — сказал я. — Извини за причиненные неудобства.

— О. Спасибо. — Шей поднесла руку к лицу, поигрывая одной из своих сережек. Теперь это имеет больше смысла — И спасибо тебе за помощь. Я должна была догадаться, что найдется хорошее объяснение. В поездке я съела слишком много крекеров, и я просто… название на грузовиках было незнакомым и…

— Да, я все понимаю. Все меняется, а тебя давно здесь не было.

Шей сделала шаг назад, снова схватилась за кулон у основания шеи. Подергала его взад-вперед, пристально глядя на меня.

— Я шокирована, что ты вообще здесь. Этот город не был добрым к тебе и…

— Давай же! — Дженни подбежала и спасла меня от необходимости переживать остальную часть этого комментария в одиночку. Она взяла Шей за руку и сказала: — Курятник — это мини-версия нашего дома. Там тоже есть почтовый ящик, но он достаточно большой, чтобы вместить только одно яйцо.

— Только одно яйцо? — спросила Шей. Недоверие в ее словах заставило глаза Дженни заискриться, а ответный кивок вызвал дрожь во всем теле девушки от сдержанного смеха. — Ты точно должна показать мне это.

Опять же, я последовал за ними, потому что, черт возьми, мне еще оставалось делать? Взвалив розовый рюкзак высоко на плечо, я взбирался на пологий холм, пока Дженни потчевала Шей историями о проступках кур.

Когда они добрались до курятника, Дженни сразу же принялась за сбор яиц. По привычке стала оскорблять кур, открывая каждую коробку.

— Не клюй меня, мерзкая старая девка!

Шей повернулась ко мне, широка раскрыв глаза. Я понял, что она выглядела усталой, той усталостью, которая граничит с изнеможением. Женщина хорошо это скрывала. Все эти яркие улыбки и безграничный энтузиазм, который она питала к Дженни. Нужно было бы по-настоящему присмотреться, чтобы увидеть это.

— Просто подожди. Это становится более красочным.

— Отойди от меня, — проворчала Дженни. — Тупой придурок.

Я указал на курятник.

— Вот так.

— Отдай мне яйцо, говнюк.

Я кивнул, в то время как Шей зажала рот рукой.

— И это.

— Гребаная работа по дому. Ненавижу это тупое дерьмо.

Я покачнулся на каблуках.

— М-м-м. И этот тоже.

— Ной, — прошептала Шей. — Что происходит прямо сейчас?

Появилась Дженни с корзинкой, полной свежих яиц, и, как обычно, убийственным выражением лица.

— Вот, — сказала она, ставя корзину на полпути между нами. Это был ее способ дать понять, как сильно она ненавидит обход курятника. — Я собираюсь найти своих кошечек.

Я щелкнул пальцами, указывая на дом.

— Не раньше, чем помоешь руки.

Дженни поплелась к белому фермерскому дому на другой стороне гравийной дорожки, все еще бормоча что-то о курах. Как только дверь за ней захлопнулась, я сказал Шей:

— Она по-своему справляется с некоторыми вещами. У нее были трудные несколько лет.

— Мне жаль это слышать. — Она заправила волосы за ухо.

— Дженни дочь моей сестры, — сказал я, потому что был совершенно неспособен что-либо держать в себе, когда внимание Шей было приковано ко мне. — Ева — мать Дженни, но Дженни сейчас живет здесь. Со мной. Я удочерил ее прошлой осенью.

Шей медленно кивнула. Она не задала дополнительных вопросов, которые все остальные любили повторять, например, где мама Дженни, и почему она не была со своим ребенком, и что насчет ее отца? Она просто встретила мой взгляд без тени осуждения и спросила:

— Она в порядке? Ева?

Мои плечи поникли прежде, чем я смог остановить себя.

— Нет. Не в порядке. Но теперь Дженни здесь, и все становится лучше. Медленно. Если ты проигнорируешь все, что только что услышала от нее.

Моя сестра была чуть больше чем на два года старше нас с Шей, и она уже ушла из дома, когда Шей приехала в город. Если это возможно, у Евы было больше мотивации убраться к черту из Френдшипа, чем у кто-либо другого.

Шей еще раз медленно кивнула.

— Так много всего. Для вас обоих.

Проблема с Шей заключалась в том, что устоять перед ней было невозможно. Несмотря на то, что все обиды в мире укрепляли меня, я был беззащитен перед несколькими добрыми словами и сочувственной улыбкой. У нее всегда была способность заставлять людей чувствовать себя особенными. Более чем особенным — избранным. На этот раз я знал, что лучше не попадаться в эту ловушку.

— Да, — выдавил я. — Ненормативная лексика — это часть пакета.

Она быстро качнула головой, как будто это вполне ожидаемо.

— Дженни получает помощь, чтобы справиться с этим?

Я разразился лающим смехом.

— О, да. Тонны терапии. Мы ездим в Провиденс два раза в неделю на прием к психотерапевту, и она работает с некоторыми специалистами в школьные часы. — Несмотря на свою осмотрительность, я добавил: — Школа дается ей с трудом. Она многое пропустила во время, — я взглянул на дом, пожал плечами, — всего, что произошло. Ты видела, как она себя ведет, так что это было нелегко. Они хотят, чтобы она повторила дошкольный класс.

— О, черт, — сказала Шей себе под нос.

— Да, Дженни такого же мнения.

— Эмоциональное воздействие будет хуже, чем любой академический недочет, — сказала Шей. — Ты не можешь позволить этому случиться, Ной.

— Поверь мне, я работаю над этим, — отрезал я, теперь сожалея, что так много рассказал. Я не нуждался в чьем-либо участии в этом деле. Меня уже было более чем достаточно.

— Есть вероятность того, что ее все-таки переведут, или это уже решенное дело?

Я пожал плечом, на котором был рюкзак Дженни.

— Летняя школа была последней отчаянной попыткой. Ее выгнали после того, как она спросила учителя, будут ли они сегодня снова заниматься скучным дерьмом.

Дженни выскочила из дома и побежала к сараю, крича:

— Сейчас же иду за кошечками!

— Только если они захотят к тебе пойти, — крикнул я ей вслед. — Ты не выиграешь битву с амбарными кошками. — Мы смотрели, как она пронеслась мимо, поднимая пыль и гравий. Я взглянул на Шей. — Когда она впервые приехала сюда, то и близко не подходила к животным. Расплакалась навзрыд, когда оказалась в пятидесяти футах от козы. Теперь может хватать лягушек прямо из пруда. Голыми руками.

Дженни вышла из сарая, держа на руках раздраженного кота.

— Это Брауни, — объявила она, — потому что она коричневая. Я не смогла найти Блэки, но это нормально, потому что она охотница, и вчера у нее были кусочки…

— Давай не будем рассказывать Шей эту историю, — перебил я. — Не всем нужны подробности улова Блэки за день.

Шей слегка улыбнулась мне и одними губами произнесла: «Спасибо».

— Всего несколько минут с Брауни, — сказал я, наблюдая, как кошка извивается в объятиях Дженни. — Ты сегодня побывала по всей ферме, малышка, но нам нужно накормить тебя, вымыть и подготовить ко сну.

— Время ложиться спать — это полная фигня, — пробормотала она кошке. — Особенно летом.

— И я должна вернуться в «Два Тюльпана», — сказала Шей, делая шаг в сторону от нас. — Я еще не распаковала вещи и… Подождите, где я?

— Это наш новый дом, — сказала Дженни. — Он вдали от фермы и старого дома, потому что Ной хочет уединения.

Шей подавила смешок.

— Хм. Понятно.

— Мы проводим тебя обратно, — предложил я.

— Шей может поужинать с нами, — предложила Дженни.

Мой взгляд встретился с взглядом Шей, и быстрое покачивание ее головы принесло облегчение. Я не смог бы справиться с ужином рядом с ней. Я едва переварил ее возвращение в Френдшип и ту власть, которую она все еще имела надо мной. Я не мог привести ее в свой дом и сидеть рядом с ней за кухонным столом.

— Это так мило с твоей стороны, Дженни, — сказала она, — я только что приехала в город, и в моем доме ничего нет, так что…

— Так что тебе, наверное, не из чего готовить, — сказала она. — Но мы всегда готовим так много, что у нас остается много еды. — Дженни обратила на меня свои большие карие глаза. — Помнишь, как ты сказал, что у меня может быть игровое свидание на этой неделе?

— Это было до того, как тебя исключили из летней школы, — сказал я, стараясь говорить тихо. — И не думаю, что ты можешь играть со взрослым. Игры — это для детей.

— Значит, это просто свидание? — спросила Дженни. — Могу я пригласить на свидание Шей? — Моя жизнь совершала полный круг странными, неприятными путями, и у меня не было возможности ответить, прежде чем Дженни добавила: — Я могу показать тебе свою комнату, и мы можем пойти на качели, и нам будет так весело! — Она опустила на землю Брауни и побежала ко мне, сложив руки вместе, как будто молясь. — Пожалуйста, Ной. Ну, пожалуйста. Никто никогда не хочет прийти поиграть со мной.

И это, по сути, сломило меня.

Я взглянул на Шей, стараясь, как мог, молча освободить ее от всякого участия в этом деле. Как бы она ни была добра к Дженни — и ко мне тоже, я должен был признать, — я знал, что это было последнее место в мире, где она хотела бы быть. Она могла бы уйти, как делала всегда, и нам было бы хорошо без нее. Дженни тяжело бы это переживала, но как только я предложил бы поиграть в «Пиратов Карибского моря», она снова вошла бы в роль и преодолела тотальное увлечение, которое пришло со встречей с Шей. И я бы тоже справился с этим — снова и снова.

У нас все было бы хорошо. Мы смогли бы справиться.

Затем Шей сказал:

— Я бы с удовольствием осталась, Дженни. Большое спасибо, что пригласила меня.

Моя племянница и любовь моего глупого подросткового сердца вошли в мой дом рука об руку, и я почувствовал, как глубоко в центре моей груди образовался тугой узел давления. Я потер костяшками пальцев грудину, но это не помогло.

Ужин был маршем смерти до конца моей выносливости, когда дело доходило до Шей Зуккони.

Я почти не помнил, как ел или вел переговоры с Дженни о том, чтобы доесть овощи. Должно быть, я сделал и то, и другое, поскольку Шей и Дженни были заняты тем, что относили посуду к раковине и загружали посудомоечную машину. И это оставило меня стоять посреди кухни, в то время как вся вселенная качнулась у меня под ногами.

Это не могло продолжаться. Просто не могло. Я хотел вернуть святость своему дому, но больше всего хотел свободы, которая пришла от веры в то, что Шей давно ушла из моей жизни. Если она была вне досягаемости, то со мной все было в порядке.

— Можем мы снова поиграть? Завтра? — спросила ее Дженни. — На этот раз можем поиграть у тебя дома.

— Тебе почти пора мыться, — сказал я своей племяннице. Она нахмурилась, взглянув на часы на плите. Дженни не очень хорошо умела определять время, но знала, что это было по крайней мере на час раньше ее обычного времени принятия ванны. — Пожелай Шей спокойной ночи и поблагодари ее за то, что она провела с тобой день.

Дженни посмотрела на Шей широко раскрытыми темными глазами.

— Спасибо, что провела со мной день, — сказала она. — Мне больше не нужно ходить в летнюю школу, так что мы можем поиграть завтра, если хочешь. Я могу тебе помочь. Я хорошая помощница. Я все время что-то убираю. И, Ной, ты сказал, что нам нужно сходить на ферму тюльпанов, потому что там повсюду много ядовитого плюща. Так что мы можем сделать это завтра.

Блядь.

Теперь я вспомнил, что забыл сделать, когда парковал те грузовики у «Двух Тюльпанов».

— Там есть ядовитый плющ? — взвизгнула Шей. — Где?

— Да, — сказал я со вздохом. — На буковых деревьях вдоль главной аллеи. Особенно вокруг ствола того, на котором качели из шины. — Я встретил полный надежды взгляд Дженни. — Думаю, мы приедем с козами как-нибудь на этой неделе.

Шей рассмеялась, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не улыбнуться в ответ.

— Козы помогут вырубить плющ?

— Нет. Они его съедят, — сказал я, опуская руку на плечо Дженни и провожая ее к лестнице. — Приготовься к ванне. Я поднимусь через минуту.

— Спокойной ночи, Шей, — крикнула Дженни, поднимаясь по лестнице в замедленном темпе. — Я расскажу Дотти и Лейси о нашей игре.

— Спасибо тебе, мой новый друг, — сказал Шей. — Было так весело навестить тебя.

Как только Дженни скрылась из виду, и я услышал, как со скрипом открылась дверь ее спальни, я сказал:

— Спасибо, что побаловала ее. Не беспокойся об этих планах на игры. Завтра она забудет об этом.

Шей вытерла руки кухонным полотенцем и занялась приведением в порядок всего, что было на столешнице. Крошечные прикосновения и перетасовки. И теперь ее отпечатки повсюду. Она была повсюду. И я никогда не смогу этого забыть.

— Но… козы?

— Да. — Я сорвал с головы бейсболку и снова надел ее. — Это пустяки. Я пришлю кого-нибудь, чтобы разобраться с этим. Мы занимаемся этим с тех пор, как у нас появились козы. У меня просто вылетело это из головы этим летом.

Шей кивнула один раз, и это, казалось, было концом этой дискуссии, концом этого дневного шоу ужасов. Затем сказала:

— Я действительно рада видеть тебя, Ной.

Это было не то, что мне нужно было услышать от нее.

— Да. Что ж. — Я снова сорвал бейсболку. — Мы продержали тебя достаточно долго.

— Спасибо, что пригласил, — сказала она со смехом. — О. Но как мне вернуться к ферме?

«Черт возьми».

Что, черт возьми, со мной не так?

— Сейчас позову Дженни. Мы отвезем тебя обратно на квадрацикле.

— Нет, нет. Я прекрасно дойду пешком. Просто укажи мне правильное направление.

На полпути между тем, чтобы нахлобучить чертову бейсболку обратно на голову, я напрягся и повернулся, чтобы посмотреть на нее. Действительно посмотреть. Помимо пристального взгляда, которым я одаривал ее весь день. Это был властный взгляд, рожденный из ядовитой смеси «Что, черт возьми, с тобой не так?» и «Ты что, не знаешь меня?».

— Ты не будешь бродить по фруктовому саду после захода солнца. Это не вариант. — Затем крикнул вверх по лестнице: — Джен, спускайся сюда. Нам нужно подвезти твоего друга.

— Я голая! — закричала она.

— Оденься обратно.

— Одежда в корзине, — ответила она.

— Вытащи ее. — Мне нужно было немного крепкого алкоголя, чтобы завершить этот вечер. Выпивка и немного времени в одиночестве.

— Я, правда, могу сама дойти, — сказала Шей, направляясь к двери. — У тебя здесь и так полно дел. Я просто воспользуюсь своим телефоном для навигации.

Ни хрена подобного.

— Ты сказал, что нельзя носить одежду из корзины, — крикнула Дженни.

— Надень одежду, которую ты только что сняла, — сказал я. — Это не то же самое, что надеть в школу что-то, что ты выкопала из прачечной.

— Я пойду, — сказала Шей, взявшись за дверную ручку. — Еще раз спасибо за ужин — и за то, что немного наверстали упущенное.

Я указал на Шей, поднимаясь по лестнице.

— Ты никуда не пойдешь. — Обращаясь к Дженни, я сказал: — Малышка, просто надень что-нибудь. Мы всего лишь собираемся ненадолго прокатиться на квадрацикле.

— Могу я сесть за руль? — спросила она.

— Нет, — крикнул я. Обращаясь к Шей, добавил: — Я не позволяю ей водить. Однажды я позволил ей порулить, и теперь она думает, что тренируется для «Формулы-1».

Дженни встретила меня на полпути вверх по лестнице, и она была одета в совершенно новую одежду.

— Я не смогла найти то, что было на мне сегодня, — просто сказала она.

— Потрясающе. Без разницы. Надевай туфли, сейчас же, пожалуйста.

Когда мы вернулись на кухню, Шей бросила на меня хмурый взгляд, который повторил ее утверждение о том, что ей не нужен эскорт обратно к машине.

Мы направились к сараю, где я держал квадроцикл, на котором ездил по ферме, Дженни снова прилипла к Шей. Она спросила о браслете Шей и ее лаке для ногтей, а также о том, что она думает о франшизе «Пираты Карибского моря». Я не слышал ответа Шей, но, похоже, это удовлетворило мою племянницу.

Дженни устроилась во втором ряду кресел и указала Шей сесть впереди, рядом со мной. Эта малышка сегодня не оказала мне никакой услуги. Я выехал из сарая и усердно старался не отрывать взгляда от тропы. Это было все, что я мог сделать, чтобы не пялиться на ноги Шей, обнаженные от середины бедра вниз. Не то чтобы имело значение, во что она была одета. Женщина могла бы быть в горнолыжном костюме, а я все равно был бы на пределе своих возможностей.

Дженни болтала о собаках и козах и спросила Шей о животных у нее дома — ни одного — и почему это так — очевидно, Шей была занята заботой о себе и не могла заботиться ни о каком живом существе, даже комнатном растении.

То, что я не остановил квадроцикл там, среди деревьев Макун, и не потребовал объяснений за этот комментарий, было доказательством того, что я не мог проводить время рядом с Шей. Я больше не мог существовать в такой близости от нее. Не мог удержаться от того, чтобы зациклиться на ней, в то время как она едва замечала кого-либо еще. И я злился на нее за то, что затянула меня так глубоко за считанные часы.

Миновав яблони, а затем теплицы, мы приехали на парковку, теперь темную и пустынную, если не считать одного элитного внедорожника. Это должно быть ее машина. Как раз для той самой Шей Зуккони, которую я помнил.

— Вот мы и приехали, — сказал я, поворачиваясь со стороны водителя.

— Утки! — закричала Дженни, сорвавшись с места и помчавшись через стоянку.

— Там гнездо, — сказал я в качестве объяснения.

— Значит она любит всех, кроме кур, — сказала Шей.

— Более или менее. — Я крепче сжал руль.

Шей повернулась ко мне лицом. Она смотрела на меня, в то время как я смотрел куда угодно, только не на нее. В конце концов, она сказала:

— Позволь мне помочь тебе с Дженни.

— У нас достаточно помощников.

— Не сомневаюсь в этом, но Дженни оставят на второй год, если ты не изменишь ситуацию. Позволь мне помочь ей. Я хорошо представляю, что ей нужно. Я девять лет занимаюсь с дошколятами…

— Ты учитель? Как это произошло? — Последнее, что я мог представить для Шей — это такая напряженная и практическая работа, как преподавание.

— Ну, все в жизни меняется. — Она одарила меня дерзким взглядом. — Я могу заниматься с ней до начала занятий в школе и наверстать упущенное, заодно поработать над поведенческими проблемами.

Это было бы именно то, в чем нуждалась Дженни, и то, о чем я умолял руководство школы, но моя враждебность к этой женщине была настолько велика, что я не мог согласиться.

— Какая в этом выгода для тебя?

— Просто ненавижу видеть, как детей сдерживают, — сразу же ответила она. — А Дженни — шустрая девочка и умная. Бьюсь об заклад, она отстает во многих базовых навыках, что приводит к разочарованию и другим переживаниям, и это, вероятно, запускает поведенческие проблемы.

— Зачем тебе это нужно?

Шей печально рассмеялась.

— А зачем это вообще нужно учителям? — Когда я уставился вперед, она добавила: — Мне нужно чем-то заняться, чтобы отвлечься от своей жизни до начала занятий в школе, и в этот момент я буду слишком измотана, чтобы думать о своей жизни.

Это… звучало неправильно.

— И чего ты хочешь взамен?

— Чего я… что? — Она нахмурилась на меня, как будто не могла поверить, что я спрашиваю об этом. — Я хочу помешать хорошему ребенку остаться на второй год и добавить еще одну порцию детских травм в ее жизнь. Избавься от того ядовитого плюща, и мы будем квиты.

Дженни появилась в свете фар, крича:

— Там три яйца!

— Не подходи близко к гнезду, если не хочешь, чтобы за тобой гналась утка. — А себе под нос пробормотал: — За ней точно будет гнаться утка.

И снова мне напомнили, что я не гожусь для воспитания детей.

Наконец, я взглянул на Шей. Черт возьми, она такая красивая. Но только снаружи. Девушка, которую я знал, не была самоотверженной. Не делала все возможное просто потому, что это было правильно. И не искала хорошего в других. Я должен был спросить:

— Почему?

Шей вытащила ключи из кармана, потирая подушечкой большого пальца брелок.

— Потому что ты сделал бы это для меня. — Она указала на квадроцикл, как будто это могло доказать ее точку зрения. — И ты не принял бы «нет» в качестве ответа.