Сладкий вкус любви

Глава 8

Ной

Учащиеся смогут научиться притворяться.

Еще пять минут.

Это все, что мне было нужно.

Если бы у меня было еще пять минут, я бы ни о чем другом в этой жизни не просил.

Еще пять минут, когда тело Шей прижимается ко мне, ее рука лежит на моей пояснице.

Еще пять минут с ощущением ее кожи на моих губах.

Еще пять минут притвориться, что она моя.

Но проблема с дополнительными пяти минутами заключалась в том, что в конечном итоге я бы пострадал. Я бы жил с этим знанием, и не сомневался, что оно медленно разрушило бы меня.

Возможно, разрушение наступит быстро. Возможно, так даже лучше. Я всегда хорошо справлялся, когда знал, какие страдания меня ждут. Мои соседи по комнате в юридической школе были на год старше меня, и они были отличным источником для предвидения моих будущих страданий. Это помогло установить мои ожидания.

Если бы кто-нибудь мог похлопать меня по плечу или отправить мне текстовое сообщение о том, насколько отстойной будет моя жизнь, когда эти пять минут истекут и притворство закончится, я был бы признателен. Всегда полезно знать наперед.

Я подвинулся, немного увеличив дистанцию между нами, прежде чем ситуация вышла бы из-под контроля, и Шей пришлось бы силой оттолкнуть меня от себя. Но она поймала мою руку у себя на талии, сказав:

— Нет. Не останавливайся. Продолжай.

Хорошо. Отлично. Мне предстоит страдать, слыша это в своей голове и представляя аромат ее волос до конца вечности. Превосходно.

— Можно мне теперь замороженный лимонад? — спросила Дженни, обнимая меня за шею. Бусины от браслета, который она сделала вчера вечером — потому что Шей носила браслеты, а мы были одержимы Шей — прижались к моей ключице. Этого было достаточно, чтобы напомнить мне четко и ясно, что у меня есть ребенок, и я не могу валять дурака только потому, что это приятно.

Но, помоги мне бог, я действительно хотел еще одну или две минуты этого. С Дженни, в безопасности с одной стороны от меня, и Шей, уютно устроившейся с другой. Это было так, как будто мы жили беспечной жизнью, втроем отправившись на школьный футбольный матч без каких-либо забот в мире.

Вот только все это не было правдой, и эта фантазия была в нескольких секундах от того, чтобы развалиться в моих руках.

— Да. Без проблем. Хочешь купить сама? — спросил я Дженни.

Она покачала головой, уткнувшись мне в плечо. Ей не понравилось, что я взял ее на руки. Очевидно, это было слишком по-детски, а, как мне несколько раз говорили, она была уже взрослой. Всего сорок пять фунтов и без нескольких зубов, но да. Большая девочка. Вероятно, ей также не понравилось, что я поднял ее на глазах у детей Кристианы Мэннинг. В любую минуту она могла брыкаться и кричать, чтобы я поставил ее на землю. И я бы так и сделал. Как только запечатлел бы каждый дюйм этого в своей памяти.

— Пойдем со мной, — сказала Дженни.

И вот так я выиграл себе еще несколько минут в очереди к палатке с замороженным лимонадом, с головой Дженни у меня на плече и обнимая Шей.

Вечер был теплым, терпимым только благодаря постоянному бризу с залива. Терпимым для всех остальных. Я умирал. Сгорал, таял, закипал. Как бы я ни представлял себе прикосновение к Шей, никогда не мечтал, чтобы это происходило здесь, в старшей школе, или когда я держал Дженни в другой руке.

Когда подошла наша очередь, Дженни выскользнула из моих объятий, чтобы сделать свой заказ. Она оглянулась на меня, сказав:

— Деньги, пожалуйста.

Добраться до моего кошелька означало убрать руку от Шей, и был момент, когда я уставился на свою племянницу и молился о том, чтобы мне пришло лучшее решение.

В конце концов, Шей шокировала меня до чертиков, когда залезла в мой задний карман, достала бумажник и передала Дженни пятерку. Когда вернула мой бумажник в карман и быстро похлопала меня по заднице, я пропал. Реально, блядь, пропал.

Шей повернула ко мне лицо, ее губы изогнулись в ухмылке, которую я всегда считал снисходительной. Наверное, я был не прав. Должно быть я ошибался.

— Она все еще смотрит, — прошептала Шей.

Она наклонилась, провела губами по моему подбородку. Я вздрогнул, моя хватка на ней стала слишком крепкой. И ничего не мог с этим поделать. И хотя мало что знал о внутренних органах, казалось, что мои перестраивались сами по себе, когда мое сердце пыталось вырваться из ребер.

— Поцелуй меня в лоб, — сказала она.

— Что?

— Она все еще наблюдает за нами, — повторил Шей. — Поцелуй меня в лоб. Сделай это правдоподобно.

Сделать это правдоподобно не было для меня проблемой.

Я наклонился, прижимаясь губами к ее виску. Ее волосы чудесно пахли. Я помнил этот запах. Он оставался в моей машине, когда мы были детьми. Шей оставалась со мной, даже когда ее не было.

Я не двигался, мои губы касались ее кожи, а ее тело прижималось к моему. Дженни говорила о замороженном лимонаде и о том, что лимонад со вкусом арбуза лучше вишневого, а ее лицо было липким и покрыто розовыми пятнами. Я кивнул, все еще держа Шей так, словно от этого зависело мое существование.

По правде говоря, так оно и было.

Я мог сопротивляться сколько угодно. Бороться, как сумасшедший. Отталкивать ее.

И все же, не было ничего, чего бы я хотел больше, чем этого.

— Что за история? — спросила Шей достаточно тихо, чтобы это осталось между нами. — С твоей подругой Кристианой.

— Она не моя подруга, — ответил я. — Она просто чертовски настойчива.

Шей засмеялась, прижимаясь ко мне своими изгибами самым восхитительным образом. Это было не время и не место для возбуждения, но, черт возьми, здесь я был далеко за пределами своих возможностей.

— Мне ли не знать, — сказала она. — У нас было небольшое противостояние в туалете. Не думала, что удастся выбраться оттуда, не записавшись на прием по терапии тазового дна.

— Терапии чего?

Шей покачала головой, ее серьги в форме гроздьев пурпурного винограда закачались в такт движению.

Я не знал, почему нашел это абсолютно очаровательным, но так и было.

— Не бери в голову, — сказала она. — Итак, в чем дело? Ты бросил ее? Нет, подожди. Ты подарил ей ночь, которую она никогда не забудет, и…

— Заткнись, Шей. — Это прозвучало как грохот, обвал слов, который заставил ее пристально посмотреть на меня, ее губы приоткрылись, а брови изогнулись. Никогда не было момента, когда я хотел бы поцеловать ее больше, чем сейчас, а я посвятил два года своей жизни желанию поцеловать ее. И все же это было по-другому. Намного мощнее.

— Вау. Когда ты превратился в игрока? — спросила она. — Разбиваешь сердца по всему городу, да?

— Все не так, — отрезал я. — Она думает… не знаю… думает, что мы совместимы.

— Какой старомодный способ сказать, что она хочет получить кусочек…

Я прижал палец к ее губам.

— Разве я не говорил тебе заткнуться?

Шей уставилась на меня, приподняв брови, молча прося меня объяснить. Прежде чем успел одуматься, я оторвал палец от ее губ, скользнул им по округлости ее щеки и провел по складке на ее лбу. Сгладил скопившееся там любопытство.

— Не имеет значения, чего хочет Кристиана, потому что ее дети постоянно задирают Джен. Они двойняшки, и они ужасны. Я знаю, что не должен так говорить о детях, но, серьезно, если бы ты знала хотя бы половину все истории, то согласились бы со мной.

— Что случилось?

— Мальчишка, этот маленький засранец, гонялся за Дженни по игровой площадке во второй день ее учебы с мертвой змеей, которую нашел где-то в кустах. Но именно она попала в беду, потому что ударила его локтем в рот и выбила несколько зубов, когда он попытался засунуть змею ей под рубашку.

Ее губы приоткрылись.

— Какого хрена?

Я кивнул, снова заправляя несколько розовых прядей ей за ухо. Ветер не давал им покоя. Мне это нравилось.

— Вот так мы и встретились. Кристиана сказала, что все это было недоразумением. Ее мальчик переживал трудные времена с тех пор, как они с мужем развелись в прошлом году. Она хотела, чтобы мы организовали несколько игровых дней, чтобы дети могли лучше узнать друг друга. Это было ее решение.

— Каково было твое решение?

— Я написал письмо, в котором указал, что передам свои опасения по поводу безопасности учащихся в государственный департамент образования и подам иск в суд, если ее не переведут в другой класс.

— И её перевели?

— На следующий день, — ответил я. — Но учитель не очень подошла для Дженни. Просто не понимала ее. Они не сошлись с самой первой минуты. Я почти уверен, что она ушла на пенсию в конце года и приписала это решение Дженни.

— Это не хорошо, — пробормотала она. — Были еще инциденты? С этим мальчиком?

— Ничего такого ужасного, как ситуация со змеей, но много сообщений о конфликтах на игровой площадке. И девочка, я думал, что она была хорошим семенем в этой связке, но это не так. Не позволяет Дженни играть с ней или другими девочками. Всегда говорит ужасные вещи о Еве, когда учителей нет рядом. И это только то, что рассказывает мне Дженни. Я знаю, что есть еще многое другое. Проблема с ее волосами, например. Она не рассказывает мне всего.

— Ты упоминал что-нибудь из этого даме, вожделеющей тебя?

Я оглянулся через плечо и заметил Кристиану, задержавшуюся возле продавца бабл-вафлей. Она поймала мой взгляд и восторженно помахала рукой.

— Позволь мне извиниться прямо сейчас.

— За что?

Я точно пострадаю из-за этого. Намного больше, чем мог себе представить. Но мне было наплевать на эти страдания, когда вся эта сладость была прямо здесь, ожидая меня. Я приподнял подбородок Шей, запустил пальцы в ее волосы. Опустил взгляд на ее приоткрытые губы.

— За это.

Я коснулся губами ее губ, достаточно быстро для нашего окружения, но достаточно долго, чтобы разрушить всю мою жизнь.

Я не потрудился снова оглянуться на Кристиану.

— Не извиняйся, — сказала Шей со смехом. — Я могу быть твоим живым щитом в любое время, когда тебе это понадобится. Готова к этому каждый день недели. Тебе нужно было сказать мне, что именно поэтому ты так спешил жениться на мне понарошку. А ведь заставил меня думать, что ты какой-то Скрудж Макдак, желающий захватить всю землю на сельской стороне бухты. Мог бы объясниться получше, мой друг. — Она посмотрела на меня, нахмурившись. — Пожалуйста, скажи мне, что у нас все хорошо, что мы друзья. Не уверена, что я сделала не так, Ной, или как создала у тебя впечатление, что я…

Я снова поцеловал ее.

Учитывая все обстоятельства, это был не самый разумный выбор, но это спасло меня от объяснения моей версии нашей истории. Она бы не поняла этого. У меня была моя реальность, а у нее — своя, и мне пришлось смириться с тем, что они никогда не совпадут.

Этот поцелуй был более долгим и менее целомудренным, чем первый. Я слышал, как Дженни сказала: «Фу, отвратительно», а кто-то другой сказал: «Только посмотри на этих двоих», но мне было все равно, потому что Шей схватила меня за рубашку и издала тихий горловой звук, который прикончил меня.

Не имело значения, что произойдет дальше. Исчезнет ли она из моей жизни завтра. Вернется ли в Бостон и откажется от «Двух Тюльпанов». Даже если бы она осталась, я бы никогда больше не смог к ней прикоснуться.

Ничто из этого не имело бы значения, потому что она поцеловала меня в ответ и наслаждалась каждой секундой этого.

Отстранившись, я сказал:

— Мне очень жаль.

Шей покачала головой.

— Не стоит. Можешь использовать меня в любое время, когда тебе понадобится отбиться от жаждущих женщин Френдшипа. Их, должно быть, десятки. Я разобью их сердца ради тебя. Разрушу их мечты.

— Ты кажешься… взволнованной по этому поводу.

Шей рассмеялась. Я почувствовал ее теплое дыхание на своей шее, затем ее губы коснулись меня там. Мне пришлось потрудиться над тем, чтобы мои глаза не закатились.

— Когда начинается игра? — спросила Дженни. Ее губы были ярко-розовыми, когда она повернулась к нам лицом. Девочка оглядела нас так, будто каждый день находила Шей в моих объятиях. Мне действительно нельзя было облажаться с ней. — Уже скоро? Или я могу взять попкорн?

— Осталась сдача от лимонада?

Она пожала плечами, но сунула руку в карман.

— У тебя хватит на попкорн, — сказал я. — Сама сходишь или хочешь, чтобы мы пошли с тобой?

Мы.

О, боже. Я уже включил в это нас. Со мной было так много всего не так.

— Вы можете посмотреть, как я туда пойду, — сказала она, вприпрыжку направляясь к киоску с попкорном, который предлагал студенческий совет.

Я еще раз провел губами по виску Шей. Не потому, что Кристиана смотрела или потому, что мне было насрать на чье-либо мнение. Я сделал это, потому что хотел сделать это задолго до того, как узнал, что значит целовать женщину в лоб, а не в губы.

— Ты не обязана оставаться, — сказал я ей.

— О, но я должна. — Шей прижала руку к моей груди. — Не забывай. Я встретила твою девушку и знаю ее ненасытность. Если думаешь, что она не ринется в бой, как только я уйду, то недооцениваешь ее. — Она засмеялась, добавив: — И я обещала Джейми, что выйду и поживу жизнью маленького городка, даже если мне это не нравится.

Кто, черт возьми, такой Джейми?

— Джейми? А как насчет меня? Разве я не сказал то же самое? — спросил я.

Она потратила некоторое время на то, чтобы разгладить мою рубашку. Как будто внешний вид действительно имел значение в жаркий августовский вечер, когда все старше пятнадцати лет были заняты выпивкой, замаскированной под бутылки с водой, и вели себя так, будто насекомые не съедали нас заживо.

И кто, черт возьми, такой Джейми? Пожалуйста, пусть этот парень не будет той ее «непростой ситуацией».

— Джейми — моя лучшая подруга, — сказала Шей, пробегая милыми маленькими пальчиками по моим плечам и груди, привязывая бетонные гири к каждому месту, к которому прикасалась, прежде чем столкнуть меня с пирса. — Мы преподавали вместе в течение многих лет. И разговариваем почти каждый день. Она мама-наседка нашей группы друзей.

Все в порядке. Оставим Джейми.

— И каков же вердикт? — Я сжал ее бедро. Там она была мягкой, гладкой и бархатистой. Мои пальцы могли бы впиться в ее кожу, вцепиться в нее, и я мог бы оставить следы, если бы она мне позволила. Но она бы не позволила. Потому что я бы никогда не попросил. — Тебе здесь не нравится?

— Я не знаю. Это совсем не то, что я помню. Все здесь другое. На самом деле, со стороны Френдшипа было довольно грубо вступить в клевую фазу после того, как я уехала из города. — Она снова рассмеялась, и от этого звука у меня сжалось нутро. От этого мне захотелось крепче прижать ее к себе. Похоронить себя в ней. — Для тебя это по-другому?

— Иногда, — признался я. И это было правдой. Чаще всего я вел бизнес и жил своей жизнью без каких-либо мучений из моего детства. Но потом всегда находился кто-то, кто хотел знать, как я похудел (я понятия не имел; мне исполнилось двадцать, и все в моем теле начало меняться), или мог ли порекомендовать дерматолога, который очистил мою кожу (то же, что и выше), или счастлив ли я сейчас (не так, как можно было бы ожидать, нет, а по-другому, да). — Люди делают странные комментарии. Они говорят вещи, которые в их голове звучат как комплимент, но это все равно, что получить пощечину.

— Мне это не нравится, — сказала она, ее слова были достаточно тихими, чтобы заставить меня задуматься, предназначались ли они для меня. Затем Шей подняла взгляд от моей рубашки, ее глаза были темными, а складка между бровями глубокой. — Я буду твоим живым щитом и для этого тоже.

Слишком быстро я сказал:

— Не нужно. Я справлюсь с этим.

— Есть куча дерьма, с которым я могла бы справиться сама, — сказала она, — но я все равно была бы рада, если бы кто-нибудь помог мне с этим.

— Например, что?

Ее губы приподнялись с одной стороны. Это была самодовольная ухмылка, и мне так сильно захотелось стереть ее поцелуем, что все сжалось внутри.

— Ничего. Не имеет отношения к делу. — Она похлопала меня по груди, как будто подчеркивая это утверждение. — Я останусь на игру. И дам тебе несколько советов о том, как сделать вид, что ты полностью влюблен в меня и не заинтересован ни в ком другом.

Ага. Давай, покажи мне, на что это похоже. Ведь я понятия об этом не имею.

— Думаешь, что сможешь это сделать?

— Вот чего ты во мне не понимаешь: я великолепно разбираюсь в проектах. Дайте мне проект, и я осуществлю его, доведу до конца. Например, готовить Дженни к предстоящему экзамену. У меня есть четкая, измеримая цель, я знаю, как ее достичь, и ничто другое не имеет для меня значения, пока я не поставлю эту галочку и не вычеркну это из своего списка.

— И теперь твоя цель — убедить людей, что я в тебя влюблен?

— М-м-м. Проще простого.

Столкни меня прямо с этого пирса.

— Только на сегодня? Или дольше? Каковы временные рамки этого проекта?

Шей сделала паузу, побарабанила пальцами по моей груди. У меня возникло странное желание схватить эту руку и пососать эти пальцы. Я имею в виду, в извращенном смысле.

— В настоящее время я существую со скоростью один день за раз. Я могу подарить тебе сегодняшнюю ночь…

Мое тело услышало нечто совсем не то, что она имела в виду. У моего тела были идеи, которые выходили далеко за рамки извращений. Это было оскорбительно, на самом деле. Вещи, которые я хотел, не были простыми или милыми. Они были требовательными, интенсивными и… и первобытными. И если бы у Шей было хоть малейшее представление о тех образах, которые крутились в моей голове, она бы схватила свои вещи и убежала от меня так быстро, как только могла. Но я бы не хотел, чтобы она убежала. Если бы она услышала хоть каплю грязи в моей голове, то никогда бы больше не посмотрела на меня так, как раньше. Черт, я едва позволял себе думать о том, чего хотел.

— …и посмотрим, что принесет будущее. — Шей глубоко вздохнула и смотрела мне в глаза долгую, безмолвную минуту. Казалось, я должен был что-то извлечь из этого взгляда, но единственное, что мог сделать, это изучить милый изгиб ее верхней губы и представить, как кусаю ее. Затем: — Если только ты этого хочешь. Я бы не хотела тереться о тебя всем телом, если ты этого не хочешь.

Охренеть!

Вместо того, чтобы высказать эту красноречивую мысль, я указал на фургоны с едой.

— Что ты хочешь съесть?

— Я в порядке. — Она покачала головой, скорчив гримасу, как будто ей было все равно. Но я на это не купился. — Мне ничего не нужно.

— Они готовят странные и невероятные кесадильи. — Я указал на ближайший фургон. — А эти ребята — корейское барбекю. Исключительное. Лучшее, что я когда-либо пробовал. Там, внизу, в желтом грузовичке, готовят разнообразные «бан ми», но их чапчхе — скрытая жемчужина их меню. — Я указал на несколько других грузовиков. — Есть также привычная еда. Пицца, сыр на гриле, картофель фри еще много чего очень вкусного.

Шей уставилась на меня с весельем в глазах и надутыми губами. Она как будто призывала меня поцеловать ее снова.

— Скажи мне, чего ты хочешь.

Из нее вырвался прерывистый вздох.

— Ч-что?

— Чего ты хочешь? — Я подчеркивал каждое слово, сжимая ее бедро. — Из фургонов. Они скоро закроются и отправятся в путь.

— Ох. Точно. О, боже мой, да, еда. — Шей тяжело вздохнула и провела пальцами по моему плечу, вниз к пояснице. Она рисовала завитки и круги, мурлыкая себе под нос, и все напряжение, которое я там копил, растаяло. Если бы она могла сделать то же самое с моей шеей, я бы построил храм в ее честь. — Я не уверена. Есть ли что-нибудь, чем ты хотел бы поделиться со мной?

Всем в этом мире.

Поскольку мои варианты были разделены поровну между признанием именно в этом и ведением ее к ближайшему фургону с едой, я положил руки ей на талию и повел в направлении кесадильи.

— Французский луковый суп удивительно хорош, — сказал я. — То же самое с кесадильей, но ты не ошибешься со старой доброй курицей барбекю.

Пока Шей изучала меню на грузовике, я сунул обе руки в ее задние карманы. Это была поблажка, которую я не заслужил, но мы были преданы этой игре. Она сама так сказала. Тем не менее, девушка бросила незаметный взгляд в направлении последнего известного местонахождения Кристианы. Я не знал, была ли она там, и мне было все равно. Я был очень занят, внутренне скручивая себя в дикие узлы.

— Ты должен был рассказать мне об этой своей маленькой проблеме, — пробормотала она.

Вместо того, чтобы ответить на это, я наклонился поближе к Шей, наблюдая, как Дженни заказывает попкорн. Она тщательно отсчитала деньги, прежде чем шлепнуть их на стойку, как будто играла ва-банк в покере. Парень, помогавший ей, обошел тележку, чтобы передать ей попкорн, и я был чертовски благодарен ему за это, потому что она перевернула бы пакет, пытаясь дотянуться до него.

Это также было прекрасным отвлечением от очень круглой, очень пухлой задницы, к которой прижимались мои ладони.

— Я бы помогла, — добавила она.

Проблема с этой моей схемой заключалась в том, что мне не нужна была никакая помощь, чтобы отшить Кристиану. Я ненавидел сталкиваться с ней, но мог сам справиться с этим. То, что я поставил Шей перед проблемой, было эгоистично. Рефлекторная реакция, хотя все еще эгоистичная. И теперь мои руки были на ее заднице. Не было никакого аккуратного способа отыграть это назад.

Не то чтобы я спешил отделить свои руки от ее тела.

— Когда ты начала так сильно заботиться о других людях? — спросил я.

— Это твой способ сказать мне, что я была эгоистичной сукой в старшей школе? — спросила она, все еще хмурясь и бормоча что-то из меню.

— Я не это имел в виду, — поспешил сказать я. Видите? Окончание этой игры в притворство потребовало бы от меня, чтобы я был самим собой. Несколько минут неловкости с моей стороны, и она никогда больше не захотела бы со мной разговаривать. — Я имел в виду, что ты помогаешь Дженни, теперь спасаешь меня, ты…

— Знаю, знаю, — сказала она со смехом. — Я просто дразнила тебя. У меня были моменты погруженности в себя. Мои поверхностные моменты. Я была подростком, который жил в привилегированном пузыре. Я знаю об этом. — Она подошла к фургону, чтобы сделать свой заказ, и поскольку я никоим образом не был готов прекратить прикасаться к ней, то тоже подошел. — Мы собираемся попробовать курицу-барбекю и… вегетарианский яичный рулет. — Она оглянулась на меня через плечо. — Тебя это устраивает?

Я кивнул и прижался губами к ее макушке.

— Я согласен на все, что ты захочешь.

Дженни была занята, наблюдая за разминкой флагманской команды, в то время как поочередно глотала лимонад и запихивала в рот пригоршни попкорна.

Теперь я мог в любой момент вынуть руки из карманов Шей. Вообще в любое время. В конце концов, мне пришлось бы это сделать. Я не мог ходить по спортивному комплексу, держась за ее задницу всю ночь. И придет время, когда эта шарада должна будет закончиться. Даже если я хотел схватить ее и забрать с собой домой сегодня вечером, это было не то направление, в котором все шло.

Это никогда не пойдет в том направлении.

Очевидно, я должен был покончить с этим. Мне нужно было найти способ увеличить расстояние между нами и восстановить какое-то подобие контроля над моим нынешним затруднительным положением. И сделать все это, не подвергая себя сезону боли и страданий.

Все, что мне нужно было сделать, это выяснить, как этого добиться.

Отступить назад и засунуть руки в карманы — это сработало бы. Да, это было бы неожиданно, и она бы задалась вопросом, что, черт возьми, со мной не так. Ничего нового. Я мог бы также переместить свою руку на ее поясницу, может быть, на локоть. Это были гораздо менее опасные жесты, чем хватать ее за зад, как будто я собирался снять эти джинсы и наклонить ее прямо здесь.

Христос всемогущий, мне нужно, чтобы эти мысли оставили меня в покое.

В конце концов, выбор был сделан сам собой, когда Шей расстегнула молнию на своей сумочке.

— Что ты делаешь? — Я выхватил у нее карточку и сунул ее обратно в маленькую сумочку у нее на бедре. До сих пор я не замечал тонкого фиолетового ремешка, перекрещенного через ее торс. — Я ни за что не позволю тебе платить. Нет. Убери свои деньги подальше. — Я застегнул ее сумочку, а затем потянулся за своим бумажником, вслепую передавая несколько купюр человеку, наблюдавшему за происходящим из-за прилавка. Я думал, что мне конец, но все-таки вытащил руки из ее карманов. И я не мог удержаться, чтобы не добавить: — Не тогда, когда ты со мной.

Шей склонила голову набок, медленно обводя меня взглядом. Она что-то сделала со своими глазами, наложила макияж, и они выглядели более кошачьей, чем обычно, с толстой темной подводкой, проходящей по векам и за уголками.

— Ной Барден, — выдохнула она. — Только полюбуйся на себя¹⁵.

Образы, вспыхнувшие у меня перед глазами при этих словах, были нереальными… и пошлыми.

— Прости, я…

— Не смей, — перебила она. — Не извиняйся. — Шей мгновение смотрела на меня, и это было бы прекрасное время для удара молнии, прибытия инопланетян, разверзания земли — чего угодно. Все было бы предпочтительнее, чем то, что она изучала меня, как будто могла видеть прямо сквозь меня и потные, шлепающие по коже видения, которые заполнили мой разум с той секунды, как я прикоснулся к ней. — Ух ты. Ты чертовски хорош в этом. Даже почти одурачил меня, а в наши дни я ласково называю себя высохшей оболочкой человека, так что браво. И не смотри сейчас, но у твоей подруги с безумными глазами из ушей идет пар. Она просто потопала на стадион.

Я взял бумажную корзинку с двумя завернутыми в фольгу кесадильями с прилавка фургона.

— Почему ты — высохшая оболочка, Шей? Что случилось?

Она покачала головой и отмахнулась от вопроса, взглянув на ближайшие грузовики.

— Ничего важного. Ты же знаешь, как я все преувеличиваю.

Но это было важно. Вероятно, самая важная часть ее появления в этом городе после всех этих лет. Но у меня не было возможности снять эти слои прямо сейчас. Это было все, что я мог сделать, чтобы быть так близко к ней и напоминать себе дышать нормально. Я не мог задавать правильные вопросы. Не мог связать слова воедино. Не сегодня.

— Ты не преувеличиваешь, — сказал я.

Шей пожала плечом, снова меняя тему.

— Всем известно, что я преувеличиваю. Высохшая оболочка — это большое преувеличение. Я слишком серьезно отношусь к уходу за кожей для этого.

Дженни побрела назад, с набитым попкорном ртом, и рукой, глубоко засунутой в пакет. Лимонад давно закончился.

— Пора идти, — пробормотала она. — Пошли, Шей. Нужно занять хорошие места.

Она взяла ее за руку и потащила к стадиону. Шей оглянулась на меня, протянула свободную руку.

Никогда в жизни я не двигался так быстро.

Мы пробрались на трибуны и нашли почти пустой ряд рядом с конечной зоной. Дженни, подогретая сахаром из лимонада, не могла сидеть на месте. Вместо этого она стояла рядом с Шей и танцевала на месте без музыки.

Шей расположилась так близко ко мне, как только могла, не сидя у меня на коленях. Не то чтобы я бы жаловался если бы девушка оказалась у меня на коленях. Она потянулась за одним из пакетов из фольги, сказав:

— Сейчас мы поговорим о том, как сильно мы любим кесадильи. Мы будем очень милыми. Тошнотворно милыми. В какой-то момент я собираюсь стереть крошку с твоей щеки. Бонусные баллы, если ты пососешь мой большой палец.

Пососешь мой большой палец.

Либо она понятия не имела, что делает со мной, либо была злой насквозь. В этом не было никакого промежуточного звена.

— Думаю, у нас все будет в порядке без, — выдавил я, — сосания твоего большого пальца.

Я откусил огромный кусок от своей половины кесадильи, чтобы не сказать больше ничего. Понятия не имею, был ли это куриный или яичный рулет, или горсть земли, размазанная между лепешками. Я ни черта не почувствовал на вкус.

Пососешь мой большой палец.

— Попробуй это, — сказала Шей, протягивая мне кусочек.

Я был осторожен, чтобы взять его, не прикасаясь к ней. Не то чтобы это имело большое значение, так как мы были прижаты вплотную друг к другу, и я отчетливо ощущал ее грудь у своей руки, но мне требовался этот дюйм расстояния. Я не мог слышать эти слова в своей голове, не желая, чтобы ее пальцы были у меня во рту, и даже если она была воплощением зла, то никогда не просила меня осквернять ее в моем сознании. Шей помогала мне — по крайней мере, я заставил ее поверить в это — и я отплатил ей тем, что вырастил сад самых грязных мыслей, которые у меня были за последние годы. Что, черт возьми, со мной не так?

— Думаю, мне больше всего нравится яичный рулет, — сказала она, кивая сама себе и комкая фольгу между ладонями. — Хотя ты был прав. Курица барбекю — это очень надежный выбор. И я бы взяла ее снова. Но есть что-то неожиданное в вегетарианском яичном рулете. Очень вкусно.

Я проворчал что-то в знак согласия, и Шей выбрала этот момент, чтобы повернуться ко мне. Это больше не было простым ощущением ее груди. Это было настолько полное понимание, насколько вообще это было возможно, без того, чтобы ее одежда не упала на пол.

— Дай мне убрать, — пробормотала она, поднимая руку к моему лицу. Затем провела большим пальцем по моей верхней губе, к уголку рта. — Идеально.

— Все готово?

— Вот что тебе нужно сделать. — Она опустила руку на мое бедро, достаточно высоко, чтобы я задался вопросом, было ли давление в моей груди удовольствием или ранними признаками сердечного приступа. — Обними меня рукой. Позволь прижаться к твоему плечу. Ага. Вот так. Твоя подруга на пару рядов ниже, на несколько секций выше. Ближе к середине. И она продолжает смотреть в нашу сторону.

— Ради всего святого, почему? — проворчал я.

— Наверное, потому что ты горячая штучка.

Я ослышался? Толпа людей, игра. Слишком много шума.

— Что?

— Ты очень привлекателен, Ной. Мне жаль, что никто не сообщил тебе эту новость. — Она протянула руку и провела костяшками пальцев по моей челюсти. — Достаточно горячий, чтобы эта женщина решила, что то, что ваши дети смертельные враги, даже близко не означает дисквалификацию.

Я зажал несколько прядей ее волос между пальцами, скользя вниз к кончикам и начиная сначала.

— Мне снова сказать тебе заткнуться?

— Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал.

Я выгнул бровь.

— Уверена?

Она опустила взгляд на мои губы.

— М-м-м. Уверена. В любом случае, я лишь говорю тебе правду.

Самое сложное в том, что я вырос из своего подросткового тела, было то, что внутри я не изменился. Теперь внешность выглядела по-другому, но я был тем же самым человеком. Рост, потеря веса, очищение кожи — все это придало мне уверенности, но эти изменения происходили со мной постепенно, и они не отменяли того факта, что в подростковом возрасте, когда это казалось важнее всего остального, я был далек от привлекательности. И я долгое время жил с этим знанием. Это не прошло в одночасье.

Я переместил руку с ее бедра на талию, скользнул прямо под ее рубашку. Ее кожа была теплой, немного влажной от жары. Я водил кончиками пальцев взад-вперед, потому что мог, потому что не хотел продолжать говорить о Кристиане или обо всех способах, которыми изменились наши миры. И потому, что это не было частью шоу. Кристиана не могла этого увидеть. Если горстка людей, сидевших рядами выше нас, и могла видеть, что я делаю, то я был уверен, что им было все равно.

Это было для Шей, и для меня. Больше ни для кого.

Весь первый тайм я делил свое внимание между Дженни, которая постепенно осознала, что школьный футбол далеко не так увлекателен, как она думала, и тем, как тело Шей расслабилось рядом со моим. Это была путаница противоречий. Я ненавидел все, что было связано с этим. Это была чертова пытка. Но я не хотел, чтобы это прекращалось.

Существовала очень значительная вероятность того, что я покалечу себя, когда сегодня наконец окажусь за закрытыми дверями и дам волю своим мыслям — и левой руке.

Дженни дошла до предела своих возможностей вскоре после перерыва. Когда она, шаркая, подошла, села рядом со мной и уронила голову мне на руку, я понял, что она проиграла бой.

— С тебя хватит? — спросил я.

Она кивнула.

Я отнес Дженни на парковку, ее голова покоилась у меня на плече. Я держал руку на талии Шей. Никто больше не наблюдал за нами, но это не имело значения. Она была у меня на сегодняшний вечер.

Шей указала на противоположный конец стоянки, но я покачал головой, направляя ее в сторону моего грузовика.

— Мы подбросим тебя к твоей машине.

— Все в порядке. Я могу…

— Мы высадим тебя у твоей машины, а потом поедем за тобой в «Два Тюльпана». Не спорь.

Она уставилась на меня так, будто не понимала слов. Как будто они действительно ничего не значили. Может быть, дело было в том, что она не ожидала, что это исходит от меня.

Мы добрались до грузовика, и Дженни уселась в свое кресло-бустер. Затем я открыл дверь для Шей.

— Я припарковалась вот там. Меня не нужно подвозить.

— Залезай в грузовик.

После секундного внутреннего спора она забралась внутрь, и я знал, что завтра в салоне будет пахнуть ею. Часть меня не могла дождаться этого. Другая часть знала, что я настраиваю себя на регулярные порции страданий.

Как только устроился в грузовике, я сказал ей:

— Спасибо за все. Ты мне ровным счетом ничего не должна. И могла бы послать меня к черту и оставить разбираться с Кристианой, и это было бы заслуженно.

— Я бы этого не сделала, и ты это знаешь.

— Спасибо.

Шей медленно кивнула, оглядывая грузовик.

— Ты всегда любил порядок.

Я пожал плечом.

— Некоторые вещи никогда не меняются.

Она повернулась ко мне лицом.

— Надеюсь на это.

Поскольку у меня не было никаких вариантов с полусонным шестилетним ребенком на заднем сиденье, и я не был готов объяснить Шей, что ни одна минута этого вечера не была для меня игрой, я завел двигатель и позволил ей направлять меня к ее автомобилю.

— Я поеду за тобой, — сказал я, когда она открыла дверь. — Но следи за животными, особенно когда будешь поворачивать у свинарника на старую ветряную мельницу. Недавно появилось много оленей и индеек.

Шей помахала в ответ. Я подождал, пока она заведет машину, выезжая с места. Мысленно пнул себя за то, что с самого начала не предложил отвезти ее на игру. Я последовал за машиной Шей из спорткомплекса средней школы и вниз по сонным жилым улицам Френдшипа к узкому мосту, который вел мимо церкви с белым шпилем, где когда-то проповедовала моя мать, к холмистым сельхозугодьям на другой стороне бухты.

— Шей — твоя девушка? — Тоненький голосок Дженни был хриплым со сна, когда она повернула лицо к окну.

— Она моя подруга, — сказал я. — Очень хорошая подруга. — Я взглянул на нее в зеркало заднего вида. — Тебя это устраивает?

— Да.

— Уверена? Можешь сказать мне, если это не так.

— Шей и моя подруга, — ответила Дженни.

— Я знаю.

— Я думала, ты хотел, чтобы она была твоей девушкой.

Я ждал позади Шей у знака «Стоп», уставившись на нее, надеясь поймать взгляд девушки, если она оглянется на меня. Она этого не сделала.

— Из-за… того, что произошло сегодня вечером?

— Нет. Я думала, она тебе нравится.

— Нравится, — признался я.

Дженни несколько минут молчала. Я предположил, что она задремала. Затем:

— Если она твоя подруга, значит ли это, что ты тоже будешь с ней играть?

Я свернул на Олд-Уиндмилл-Хилл-роуд, сбавив скорость, когда Шей приблизилась к повороту на «Два Тюльпана». Я последовал за ней, остановившись в начале дорожки, чтобы посмотреть, как она паркуется. Мы подождали, пока девушка отперла входную дверь в дом, помахала нам рукой и вошла внутрь.

— Я не знаю, Джен. Может быть. Если это то, чего она хочет.

— Давай будем с ней по-настоящему милы, — сказала Дженни, зевая. — Может быть, она захочет навещать нас чаще.

Боже, я надеюсь на это.

— Я посмотрю, что смогу сделать.