— Этот мир никогда не стал бы Маджентой, — тихо сказал Пятый. — Понимаешь?
— Почему? — спросил Ит.
— Подумай сам. Основа совершенно иная, и… — Пятый помедлил, — есть ещё момент, он принципиально важный, его никак не обойти. В Мадженте ты не сумеешь познать зло в той форме, в которой оно присутствует на этой планете. Ни за что, и никогда. Ни в потенциальной, ни в зонированной Мадженте и речи не может идти ни о стеклянных деревьях, ни о стеклянных домах, ни о девушках, которые хоронят мёртвых кукол в тайных местах, так, чтобы никто не видел. Мало того. Этот мир — не Индиго. Потому что в Индиго подобное тоже невозможно. Да, это две разные этические модели, но обе они подразумевают что?
— Последовательность действий, вероятно, — предположил Ит.
— Верно, — покивал Пятый. — Внутренний строй, образ мысли, нормы, и прочее. Что мы видим тут? Беспринципность. Полную и абсолютную. Даже зло, и то более ли менее последовательно, ты сказал правильно. А здесь — ты же сам видишь. Эти флюгеры споро пытаются перековаться в Мадженту, наскоро замазывая прошлое, и демонстрируя самую настоящую истерику. Смотрите, мол, на что мы готовы, чтобы вы нас приняли, и мы стали у вас своими. При этом — отходной путь никуда не делся, они держат этого туза в рукаве, готовые откатить ситуацию в любой момент. А это значит, что они вполне себе рассматривают такое развитие ситуации.
— Да, ты прав, — покивал Ит. — К сожалению, ты совершенно прав. Одни «грани памяти» с кучей ложной информации и недомолвок чего стоят. Мне крайне неприятно здесь находиться, но в то же время у нас с рыжим… как бы объяснить… это как зуд под кожей, как мурашки, словно потряхивает от нетерпения. У нас ведь бывало такое, в рабочие периоды, много лет тому назад. Словно молодость возвращается, понимаешь? Мы же азартные, а это ощущение… — Ит осекся, поморщился. — Оно дорогого стоит. Понимаю, что это в корне неверно, это неправильно, но ведь есть же.
— А у меня другое ощущение, — тихо ответил Пятый после почти полуминутного молчания. — Сложно объяснить, но я попробую. Мы сейчас подошли к чему-то, что способно сломать все наши представления о том, что мы знали раньше. Способно, да, но совсем не факт, что нечто, пока что гипотетическое, может произойти. С высокой долей вероятности мы просто останемся стоять перед этой стеной, и никогда её не преодолеем. И не из-за того, что мы хороши или плохи, а из-за того, что у нас ограничен сам инструмент познания. Не исключено, что нами же самими.
— Понимаю, — Ит кивнул. — На счет инструмента согласен.
— А ещё… — Пятый помедлил. — Только не говори никому. Оно может выстрелить, внезапно, и совсем не так, как мы способны предположить. Вообще не так.
— Ты что-то чувствуешь? — с тревогой спросил Ит.
— Да в том и дело, что нет! — с раздражением ответил Пятый. — Хоть мы и Архэ, это… как бы сказать… вне нашей компетенции. Когда-то давно Берта говорила о размерности и градациях, помнишь?
— Она сто раз про это говорила, но да, помню. Что-то точно помню, — кивнул Ит.
— Так вот. У нас есть стол для бильярда, и мы научились играть в бильярд. Хорошо научились. Даже отлично, можно сказать. Вот только играть в бильярд мы сейчас пытаемся на дорожке для боулинга, — Пятый невесело усмехнулся. — Не исключено, что дорожку тоже построили мы сами, давно, правда, и уже про неё позабыли, но, согласись, это разные игры, и бильярдный шар по размеру несколько меньше, чем тот, которым сбивают кегли. Законы те же, физика та же, вот только правила другие, игра иначе называется, да еще и сам игрок, который у нас в оппонентах, практически непредсказуем. Погоди, сам знаю, что аналогия весьма хилая, но она в данный момент вполне рабочая.
— Нормальная аналогия, — Ит вздохнул. — Слепой Стрелок играет в одну игру, а мы в другую.
— И мы не знаем правил. По сей день, — закончил Пятый. — Но, если честно, сейчас мне лично всё-таки легче, чем было тогда, когда мы с рыжим играли… в прошлый раз. На чужом поле, и с завязанными глазами.
— Вот это точно, — Ит встал, Пятый поднялся следом. — Ладно. Мы на «Сансет», работать вторую локацию, а вы всё же попытайтесь найти хотя бы одно правило. Мало ли, вдруг получится что-то дельное.
В бесконечный коридор выходило бесконечное количество деверей, однако вскоре стало понятно, что это не коридор вовсе, а лабиринт. И что он отнюдь не пуст. Людей, правда, видно не было, но их можно было услышать, словно они находили неподалеку. Кто-то переговаривался, хлопали двери, вдали, не совсем понятно, где именно, сдавленно рыдала женщина, но когда Скрипач осторожно заглянул за угол, рыдания тут же прекратились. Зато раздались торопливые шаги, и неподалеку снова хлопнула дверь. И лязгнул замок.
— Похоже, это всё-таки гостиница, — предположил Скрипач. — Как думаешь?
— Да, похоже, — отозвался Ит. — Но не совсем обычная. Это явно что-то очень дорогое, посмотри, какой пол, и какая отделка.
— Вижу, — кивнул Скрипач. — Странно, куда-то пропали шторы. Было столько штор, а теперь ни одной.
— Что-то мне подсказывает, что они в комнатах, — предположил Ит. — Давай попробуем открыть любую дверь, и посмотрим, что там будет.
— Пойдёт, — кивнул Скрипач. — Интересно было бы поглядеть, кто тут такой бегает.
— Не факт, что увидим, — Ит задумался. — Варвара говорила о тенях за дверью машины. Если этот прием для локаций идентичен, то мы не увидим тех, кто издает звуки. Как в прошлый раз.
— Может быть, — Скрипач задумался. — Открываем?
— Давай.
Это был действительно гостиничный номер, явно очень дорогой, и абсолютно пустой. Прошли номер, досконально осмотрели — нет, никого и ничего здесь не было, штор, кстати, не было тоже. Скрипач выглянул в большое панорамное окно, выходящее на оживленную городскую улицу, и сказал, что да, похоже, это Питер, и очень похоже, что Васин остров, то есть точка хотя бы частично совпадает с той, которую они отыскали. Ит выглянул тоже, но не сказал ничего, однако, кажется, он решил не торопиться с выводами — по крайней мере, на вопрос Скрипача о том, что он, Ит, об этом думает, Ит ничего не ответил.
Следующая комната тоже оказалась пустой, равно как и третья, но в третьей Ит сказал, что это, по сути, одна и та же комната, потому что пейзаж за окном не изменился ни на йоту, он точно такой же, как был в первый раз. Скрипач присмотрелся, покивал. Да, всё верно. И комната, при ближайшем рассмотрении, оказалась той же самой — они уже отметили для себя несколько маркеров, запомнили их, и маркеры стопроцентно совпали.
— Теперь вопрос, — сказал Скрипач, когда они снова вышли в коридор. — Как искать, где Алге? Мы прошли… ммм… шесть поворотов, комнаты выбирали рандомно, так? В каждом отрезке коридора было по десятку дверей. И что? Проверять все подряд? Мы тут на год завязнем.
— Погоди, — Ит огляделся. — Во-первых, там просто обязана быть музыка. Идём и слушаем. Во-вторых… Альтея, — позвал он. — Скажи, эти коридоры и комнаты… ммм… они случайно не закольцованы?
— Верно, они представляют собой кольцо, — ответила Альтея. — Десять тысяч дверей, выходящих в коридор, образующий ступени. Десять дверей на сегмент.
— Приплыли, — Скрипач закрыл глаза ладонью. — Великолепно. Так, хорошо. Альтея, ты фиксируешь звуки в этом кольце?
— Да.
— А тех, кто их издает, ты можешь отследить? — Ит нахмурился.
— Нет, — ответила Альтея. — Юниты не фиксируются. Только звуки.
— Попробуем подойти к вопросу с другой стороны. Ты слышишь ту же арию, которую включала при нашем входе в локацию?
Альтея, против ожидания, ответила не сразу. Но её ответ удивил.
— Да. Она звучит постоянно. Но она удаляется по мере вашего к ней приближения, поэтому вы не можете услышать её.
— Прикольно, — хмыкнул Скрипач. — Она звучит в одной из комнат, так?
— Нет, она звучит во всех комнатах сразу, — ответила Альтея. — Во всех комнатах, которые вне пределов вашей досягаемости.
— Хорошо, — Ит покивал. — В таком случае, делаем так. Мы сейчас входим в следующую комнату, и в момент нашего входа ты включаешь музыку. Поняла?
— Разумеется, Ит.
— Вот и славно, — Ит улыбнулся. — Рыжий, погоди, — попросил он, когда заметил, что Скрипач взялся за ручку двери. — Один момент. Она вряд ли нам обрадуется, поэтому давай первым попробую поговорить я. Ага?
— Не вопрос, — кивнул Скрипач. — Мы с тобой уж точно не герои её романа, может, за убийц примет, как знать. Давай ты.
— И я о том же.
На первый взгляд эта комната была точно такой же, но — они мгновенно поняли, что в этот раз цель оказалась достигнута, потому что, во-первых, в этой комнате были шторы, и, во-вторых, здесь играла музыка. Та самая музыка. Играла она, правда, едва слышно, но уже через полсекунды стало понятно, что доносится музыка из телефона, лежащего на тумбочке подле двери. Ит присмотрелся. Очень дорогой аппарат, видно сразу, и чехол не менее дорогой, кажется, он из кожи питона.
— Смотри, — одними губами произнес Скрипач.
— Вижу, — так же беззвучно ответил Ит.
Да, она была в комнате, но понять сразу это смог бы лишь тот, кто знал, пусть потенциально, о том, что девушка должна находиться здесь. Окно, роскошное панорамное окно, сейчас наполовину скрывала портьера, синяя, бархатная, и в одном месте тяжелая ткань слегка изгибалась. Едва-едва, почти незаметно, но всё же.
— Алге, — негромко позвал Ит. — Скажите, вы здесь? Вы можете выйти и поговорить с нами?
Молчание. Тишина. Едва слышная музыка.
Ит нахмурился, подошел к портьере, и немного отодвинул её в сторону стены.
— Не надо, пожалуйста, — произнес женский голос. — Верните на место. Они найдут меня.
Скрипач подошел к Иту, заглянул за портьеру, и присвистнул.
— Ой-ой, — сказал он. — Как же это вы так? Кто это сделал?
Девушка, сидевшая на полу перед ними, была красива. Очень красива — той возвышенной, отрешенной, благородной красотой, которая столь же пленительна, сколь и редка. Безусловно, она была очень похожа на Джессику, однако в её внешности были заметны и отличия, причем явно не в пользу той Джессики, которую они оба знали. Лицо — более утонченное, фигура — лучше, и ростом Алге была повыше. Волосы короткие, кажется, такая стрижка называлась «гарсон», почему-то вспомнил Ит, но укладка при этом — сложная, волосы выглядели необычно и очень элегантно. Одета девушка оказалась в вызывающе-роскошное шелковое красное платье, на ногах у неё были туфли на шпильках, а ещё…
…а ещё она оказалась прикована наручниками к батарее; наручники напоминали игрушку, потому что были ярко-розовыми, и украшены мехом, но при этом — они оказались крепкими, и освободиться девушка не могла.
— Ну где же он, — сказала Алге, глядя поверх их голов. — Почему он не идёт?
— Кто? — спросил Ит.
— Он, — едва слышно сказала Алге. Непонятно было, к кому она обращается — то ли к Иту, то ли в никуда. — Он же должен прийти.
— Здесь никого нет, — невесть зачем сказал Скрипач.
— Есть, — тут же возразила она, глядя в пространство. — Виктор. Он в ванной. Ну, то есть то, что раньше было Виктором, наверное.
Ит и Скрипач переглянулись, Скрипач подошел к двери в ванную комнату — красивая дверь, дубовая, полускрытая ещё одной портьерой, и заглянул. Кивнул, закрыл дверь, и вернулся к Иту.
— Те самые выстрелы, — сказал он негромко. — Всё верно.
— И не сомневался даже, — ответил Ит. — Алге, как вы здесь оказались?
Она не ответила, лишь едва шевельнула рукой — и стало заметно, что рука, её левая рука, испачкана кровью. Несильно. Вот он, тот самый слабый отпечаток. Видимо, она пыталась освободиться от наручников, но в результате лишь оцарапалась ими, и, кажется, сломала ноготь.
Ит посмотрел вниз. Ага, вот и след от каблука на паркете — видимо, девушка дернула ногой, когда пряталась, и металлическая набойка скользнула по лаку.
— Алге, почему вы прикованы? — спросил он. — Кто вас приковал?
— Виктор, — ответила девушка, и, наконец, посмотрела на него. — Это… была игра. Понимаете? Господи, как глупо. Я говорю со своим воображением, надо же. Объясняю воображению, почему я тут сижу.
— Воображению? — с интересом спросил Скрипач. — Это как?
— Вы друзья моего любимого, — она улыбнулась. — Я видела, в снах. Много раз. Такие яркие сны… Хромой и Однорукий, почему-то у них… у вас… были такие клички. Лисёнок, Хромой, и Однорукий. Он всегда был Лисёнок, странно, да?
Ит нахмурился. Где она взяла этого «лисёнка»? Есть слово «liels», «великий», но это не литовский, это латышский. Хотя… у неё лишь корни латышские, выросла-то она здесь. Может быть, услышала слово, запомнила, и — применила вот так. Вполне может быть. Однако следует признать, что прозвище подходит. Хитрости Ри не занимать. Тот ещё лис, честно говоря. Впрочем, неважно.
— А почему вы называете меня Алге? — вдруг спросила она. — Это имя никто не знает. Я же Ванда. Для всех Ванда. Только друзья, и он называют меня по-настоящему. Прочие… — она попыталась пожать плечами, но помешали скованные руки. — Для прочих я называюсь иначе.
— Мне кажется, настоящее имя подходит вам больше, — заметил Ит.
— Думаете? — она приподняла изящно тонкие брови.
— Конечно, — Ит улыбнулся. — Очень красивое имя.
Она покивала каким-то своим мыслям, и улыбка погасла.
— Они придут за мной, — сказала она тихо. — Уже скоро.
— Кто? — спросил Скрипач.
— Те, которые убили Виктора, — Алге посмотрела на дверь, посмотрела с тревогой. Взгляд её стал обреченным. — Они думали, что я сбежала. Что я в гостинице, прячусь где-то. А я… это Виктор меня спрятал… вот так… они поймут.
— Зачем он приковал вас? — спросил Ит, хотя ответ уже и так был ясен.
— Ему нравилась такая игра, — Алге опустила голову. — Когда кто-то в его власти. Побежден. Сломлен. Беззащитен — перед ним. Он всегда придумывал что-то… ну, вот такое, — она дернула руками. — И в этот раз тоже.
— Садист, — негромко сказал Скрипач, но Алге его услышала.
— Да, именно так, — подтвердила она. — Садист. Только никто не должен был знать. Сын премьера, сам занимал высокий пост, и… такое необычное хобби, — она невесело усмехнулась.
Так вот в чём дело. Сын премьера? Но почему гостиница, в таком случае? Подобный юноша мог бы найти сотню гораздо более удобных и безопасных мест… для хобби, так сказать.
— Но почему отель? — озвучил висящий в воздухе вопрос Скрипач. — Это же безумие.
— Мать, — Алге вздохнула. — Мать следила за ним. Он не хотел… то есть он хотел — свободы. Кто же знал, что всё так обернется.
— А вам не противно? — вдруг отважился Скрипач. — Это же отвратительно.
— Зато это дорого, — спокойно ответила девушка. Настолько спокойно, что Иту, да и Скрипачу, сделалось не по себе. В её словах не было вообще никаких эмоций, лишь отрешенное равнодушие. — Мне всё равно.
— То есть он вас приковал, и… а как он оказался в ванной? — спросил Ит.
— Пошел мыться, — Алге снова усмехнулась. — Был брезглив. И потом, он хотел, чтобы я, так сказать, созрела. Пять минут в наручниках, и час в наручниках — это уже два разных человека. Понимаете?
— Да уж, понимаем, — покивал Ит. — Но вы очень спокойны. Почему?
— Я жду, — сказала она. — Мне кажется, что вот-вот придёт мой Лисёнок, и вызволит меня. Не может же это быть просто так, верно?
— Что не может быть просто так? — не понял Ит.
— Вся моя жизнь. Все мои сны. Всё, во что я верю, — она выпрямилась, и снова улыбнулась. — Если его нет, то всё это лишено смысла, но это же абсурд, правда? Не может жизнь человека быть полностью лишенной смысла, да? Ведь так? Я же права?
— Наверное, — осторожно ответил Ит. — Может быть, нам стоит попробовать освободить вас, как думаете?
— Нет, вы не сможете, — покачала она головой. — Это должен быть он. И только он. Никто не сможет.
— Позвольте хотя бы посмотреть на наручники, — попросил Скрипач. — Одним глазком.
— Смотри, Однорукий, — Алге чуть подвинулась. — Время пока что ещё есть.
Это были не наручники, а два металлических цельнолитых кольца, из которых девушку освободить не представлялось возможным. Скрипач, а затем Ит, внимательно осмотрели и наручники, и трубу, и цепь, и убедились в этом. Конечно, данную модель создала сама Алге, находясь в пространстве локации, по сути, в своём воображении. Разумеется, ни о каком освобождении при такой конструкции не могло идти и речи. Но Алге явно давала им понять: вы здесь ни при чем, не вмешивайтесь, меня можно освободить, должно освободить, но — это сделаете не вы. Отнюдь не вы.
— Ясно, — резюмировал Скрипач, когда с осмотром наручников было покончено. — То есть вы… он… угу, я понял. Но вы не боитесь, что вас найдут раньше?
— Они и найдут, — пожала плечами Алге. Наручники слабо звякнули. — Они тысячу раз уже меня находили. Это больно только первую пару минут, хотя, если честно, это даже немного приятно. У него тёплые руки, — она усмехнулась. — Он почти нежен.
— Кто? — спросил Ит.
— Тот, кто приходит за мной. Он меня душит. Не бьёт, не насилует, нет. Вы не подумайте. Он каждый раз меня душит, потом я отключаюсь, а потом снова сижу здесь, в этой комнате. И, что очень приятно, тут играет моя музыка.
— Кстати, о музыке, — Ит подошел к телефону, взял его в руки. — Эта мелодия… откуда вы её взяли, и что она для вас значит?
— О, это чудесная история, — Алге улыбнулась. — Мне тогда уже снился Лисёнок, но я ещё не чуралась встречаться с разными… ну, другими людьми, если вы понимаете, о чём я. И один человек, он был очень романтичен, очень. Глубокой осенью я поехала к нему в гости, в маленький городок у залива…
— Сосновый Бор? — спросил Скрипач.
— Верно, именно туда, — покивала она. — Мы всю ночь любили друг друга, пили, и слушали музыку. Он немного фотографировал, и сделал один очень удачный снимок, уже под утро, — она усмехнулась. — Эту арию я услышала впервые там, у него дома, и уже не смогла без неё дальше обходиться. Вы же знаете, что такое молитва? — спросила она.
Ит почувствовал, что у него по коже пробежали мурашки.
— Да, примерно, — ответил он. — Это когда человек разговаривает с богом. Так?
— Нет, — она покачала головой. — Это когда человек кричит, и не может докричаться. Но я верю, что докричусь, и меня услышат. Не могут не услышать, если столько кричать. Так часто, и так долго.
— То есть эта музыка для вас — молитва? — спросил Скрипач.
— Для меня — безусловно, да, — подтвердила девушка. — Но только для меня, ни для кого больше. Наверное. Мне так кажется, — поправила она сама себя. — Может быть, есть и другие, но я про них не знаю. Эта — да. Для меня, и для Лисёнка. Until I die, there’s only you, — пропела она. — Пока я не умру, есть только ты…
— Это красивая ария, — покивал согласно Скрипач. — Но молитва? Сомнительно.
— Говорю же, это только для меня, — упрямо возразила она. — Жаль, что я сбилась со счета. Опять.
— С какого счёта? — нахмурился Ит.
— Надо досчитать до двенадцати, но меня каждый раз отвлекают, и забываю, — Алге поскучнела. — Чтобы пришёл мой Лисёнок, надо досчитать до двенадцати.
— То есть послушать эту арию двенадцать раз? — уточнил Ит.
— Ну да, — согласно кивнула она. — Послушать двенадцать раз. Но мне ни разу не удалось этого сделать. Признаться, я немного устала.
Ит задумчиво глянул на Скрипача, тот кивнул.
— Алге, вы позволите нам прийти ещё раз? — спросил он. — Нам… нужно отлучиться, но мы вернемся. Можно?
— Можно, — согласилась она. — Тем более что он скоро придет. Тот, с теплыми руками.
— Тот, который убьёт вас? — спросил Ит.
— Да. Но я предпочитаю думать об этом в ином ключе, — она вздохнула. — Хотя какая разница. Какая теперь разница.
— Так, — Берта бегло просматривала данные на визуале. — Ну, актриса. Вот же актриса. Эмоциональный ряд сильно отличается от того, что она вам говорила. На самом деле ей очень страшно. И страшно, и тоскливо. Но перед вами она сыграла совершенно иную роль. Сильная девица, что тут скажешь.
— Мы уже поняли, что сильная, — Скрипач покосился на Ита. — Но так же мы поняли кое-что ещё. Наши маркеры такие в данный момент. Первый — это ария, которая является молитвой. Второй — это то, что данную арию нужно послушать почему-то двенадцать раз подряд, но ни Варваре, ни Алге это не удалось. Третий — это то, что они что-то предполагают о существовании друг друга, но отнюдь в этом существовании не уверены.
— Согласна, — кивнула Берта. — Всё так и есть. Слушайте, вот что. Зайдите к ней ещё один раз, пожалуйста. Нужно спросить…
— Мы вообще-то и так планировали зайти, — встрял Скрипач.
— Не перебивай, — шикнула на него Берта. — Зайдите, и спросите у неё, что должно произойти, если этот её Лисёнок за ней придёт.
— Ищешь итерацию? — тут же понял Ит.
— Разумеется, — кивнула Берта. — Хотя бы предполагаемую. Итерацию по версии девушки в красном, скажем так.
— Хорошо, — Ит согласно кивнул. — Сделаем. У вас что-то новое есть?
— И да, и нет, — Берта нахмурилась. — То есть оно вроде бы есть, но… нет, рано. Не сейчас. Пока что этот момент мы не поняли.
— Какой? Бертик, скажи уже, раз начала, — попросил Скрипач.
— У нас не сходится с конклавом, — объяснила Берта. — Никак. Этот мир данному конклаву нужен примерно в той же степени, что собаке пятая нога.
— Какому именно? Мадженте? — уточнил Ит.
— Да нет! Первому, который индиговский, и слабый. Мир не нужен, но конклав почему-то по сей день хочет его присоединить.
— Я просмотрел все векторы, — вмешался Рэд. До этого он тихо сидел в уголке, и что-то читал. — Фэб тоже. От этого мира данному конклаву будут одни убытки. Неудачное расположение, слишком длинные и дорогие проходы, нет предметов импорта, ни в каком виде, нет нужного сырья, нет вообще ничего, что им бы тут могло потребоваться. Эта несчастная Земля даже той Мажденте, в которую её не примут, и то была бы полезнее. В качестве, например, узловой станции. Этим — ни в каком качестве, и ни для чего. Однако они вторую сотню лет держат тут флот, небольшой, но держат, себе в убыток, и — ждут. Объяснений нет. Да и быть не может.
— Вторую сотню лет — флот в готовности? — с интересом спросил Скрипач.
— Именно так. Это дорого. Это сложно, с учетом условий. И — это бессмысленно! — сердито ответил Рэд. — Они тратят огромные деньги просто так, ни на что. И объяснений нет. Кажется, у них самих — тоже. Потому что такой бред объяснить невозможно. Логика и разум в этом всём отсутствуют напрочь.
— Ребята продолжают выяснять подробности, но, как мне кажется, это тоже маркер, — заметила Берта. — Пятый и Лин, кстати, считают так же. Потому что в мире, где с ними произошло то, что произошло, тоже был конклав. И тоже маленький. Но не человеческий, как в этот раз, на нэгаши. Которым та Земля тоже была, мягко говоря, не очень нужна.
— Хм, — Ит задумался. — Действительно, это более чем интересно.
— А мне интересно другое, — вдруг сказала Эри. — Рыжий, Ит, вы у неё спросите, пожалуйста, почему она дала всем такие прозвища. Откуда она вообще взяла этого Лисёнка, и почему Хромой и Однорукий? В вас руки-ноги на месте, а Ри на лису не очень похож, разве что характером.
— Кстати, да, — согласилась Берта. — Это тоже спросите. Такая информация может оказаться важной и полезной.
— На счет важной не уверена, да и полезность тоже сомнительна, но мне, если честно, интересно, — призналась Эри. — Понимаю, что это мелочь, но всё-таки. Мало ли что.
— Спросим, — пообещал Скрипач. — Мы и сами удивились, честно говоря.
— Только немного другому мы удивились, — перебил его Ит. — Варвара про «принца» ничего не говорила, по крайней мере, пока. Только о двоих. Ты, Бертик, о Барде тоже ничего не знала, так?
Берта кивнула.
— Не знала, — согласилась она.
— А тут — Алге говорит напрямую о том, что во сне она видела троих. Лисёнка и его друзей, так сказать, — продолжил Ит.
— И этот детский утренник из Лисёнка и друзей немного напрягает, — сказал Скрипач. — Эри, вот ты… хотя да, ты-то как раз была про Барда в курсе. Верно?
— Постольку поскольку, — пожала плечами Эри. — Он был в считках, но я не предавала ему особого значения. То есть видела, что он значим, но как именно, чем, и почему, я не понимала. В тот момент точно не понимала.
— Так и Алге не понимает, что эти два друга тоже важны. Ждёт-то она не их. Ждёт она — его, — заметил Ит. — В общем, всё спросим. И про имена, и про то, куда она хочет отправиться с тем, кто должен избавить её от смерти. Отчет сделаем вечером.
— Не тяните только, — попросила Берта. — Тут Марфа уже проявляет нездоровый интерес, кстати. Несколько раз спрашивала, когда мы планируем закончить.
— Не будем тянуть, — пообещал Ит. — Договорились.
В этот раз в нужную комнату они попали без проблем, прежний алгоритм сработал отлично. Удивительно, но Алге их узнала, и даже поздоровалась, как ни в чём ни бывало. А дальше началось то, что Скрипач впоследствии назвал светским разговором на краю обрыва. Двое деликатных мужчин вежливо расспрашивают культурную красивую девушку о планах на будущее. Очень мило. Вполне можно позабыть о том, что девушка полторы сотни лет как мертва, а дело происходит в локации, созданной сложнейшей интелектронной системой, установленной на корабле, проходящем по высокой орбите над планетой.
— Лисёнок? — Алге улыбнулась. — О, я думаю, он нашел бы место, в котором нам с ним был бы хорошо. Мы построили бы дом у моря, большой, красивый, и по вечерам принимали бы гостей. А еще он обязательно повез бы меня путешествовать. Куда? Не знаю. Мир большой, думаю, он бы решил сам, где нам было бы лучше.
— Мир? — спросил Скрипач с интересом. — Эта планета?
Алге взглянула на него с удивлением.
— А что, есть какие-то другие? — она рассмеялась. — Глупости. Фантастика — это же сказки, просто для взрослых. Другие миры? С чего бы? Конечно, этот. Какой ещё? Наш с ним родной мир, в котором мы были бы счастливы.
— Ясно, — кивнул Ит. Так, версия Берты с итерацией рушится, как карточный домик, потому что Алге подобными категориями не мыслит. У неё в данном случае всё проще. Принц и красивый замок, что же ещё. — А его друзья, которые похожи на нас? Ну, эти, как их… Хромой и Однорукий. Они бы с вами общались? И вообще, почему у них такие клички? И почему Лисёнка зовут Лисёнком?
— Лисята — это сама нежность. Но в то же время это разум и сила, — Алге перестала улыбаться. — И потом, это же моё прозвище, для него. У него есть имя, и оно другое, конечно. Его зовут Мели. Немного необычно, но — оно вот такое.
— Своеобразно, но красиво, — похвалил Скрипач. — Так что на счет прозвищ?
— Хромой и Однорукий? — переспросила Алге. Скрипач покивал. — У них были увечья. Я, правда, сама не видела, но Лисёнок должен знать, почему они такие… ну, откуда это взялось.
— В смысле? — не понял Ит.
— В моих снах про это знает только Лисёнок, — терпеливо пояснила Алге. — Я сама не знаю. И спросить, как вы можете догадаться, уже не смогу.
Она тоже знает о том, что мертва, понял Ит. Знает, смирилась, и продолжает ждать — того, кого вообще не существовало, и чью жизнь она, каким-то неведомым способом, вероятно, видела если не до конца, то до середины — уж точно.
— Спасибо, — кивнул Ит. Улыбнулся девушке, та улыбнулась в ответ. — Мы ещё разок к вам заглянем, с вашего позволения.
— Хорошо, — кивнула Алге. — Жаль, что нельзя сделать музыку громче. Но вы же понимаете…
— Да, мы понимаем, — вздохнул Скрипач. — До встречи, девушка в красном.
— До встречи, Однорукий.