Слово о сыновьях

ПАЛАЧАМ НЕ УЙТИ ОТ СУРОВОЙ РАСПЛАТЫ

Вскоре после похорон состоялся суд над теми, кто пресмыкался перед врагом и, спасая свою шкуру, предал «Молодую гвардию».

Перед судом предстал Геннадий Почепцов. На вопрос судьи: почему он предал своих товарищей, Почепцов ответил, что к этому его принудил отчим, инженер Громов. Немцы обещали Почепцову деньги, хорошую жизнь, если только он поможет найти партизан. И Почепцов составил большой список фамилий молодогвардейцев, которых он знал, в том числе имя руководителя пятерки — Бориса Главана.

На скамье подсудимых оказалась инженер Громов, следователь Кулешов, квартальный Попов. Они всячески извивались, пытаясь уклониться от предъявленных обвинений. Но, прижатые к стене свидетельскими показаниями, были вынуждены сознаться в преступлении.

Всю эту мразь народный суд приговорил к расстрелу. Имена предателей навечно прокляты народом.

Однако, к великому нашему огорчению, некоторым палачам, истязавшим молодогвардейцев, удалось скрыться и избежать народной кары. На судебном процессе, состоявшемся в 1943 году, не все удалось узнать, что касалось предательства «Молодой гвардии». Подлые изменники родины — жалкий трус Почепцов и помогавший немцам в расправах над членами «Молодой гвардии» следователь по профессии, предатель по призванию Кулешов — продавшийся гитлеровцам, всячески извивались, чтобы скрыть подлинных преступников, выдавших врагу «Молодую гвардию». Они хотели опорочить имена честных молодогвардейцев, осквернить светлую память о них.

Только 16 лет спустя состоялся новый судебный процесс над фашистскими прислужниками, скрывавшимися от справедливого возмездия. На нем стали известны новые материалы о Краснодонской подпольной комсомольской организации[7].

Вот что установлено судебным следствием. Осенью 1942 года в Краснодон приезжал начальник немецкой окружной полиции Эрнст Эмиль Ренатус. Этот маленький толстый немец с грубыми ругательствами обрушился на своих подчиненных:

— Растяпы! Не можете поймать кучку каких-то молокососов. На передовую всех загоню! Под Сталинград!..

Особенно досталось начальнику городской полиции Соликовскому, стоявшему навытяжку перед окружным начальством. Ренатус со злобным шипением подскочил к нему:

— Даю вам три дня! Понимайт? Драй таген, — он растопырил перед носом три куцых, поросших рыжей щетиной пальца. — Если партизан не будет поймайт…

Начальник окружной полиции сделал выразительный жест, будто затягивал петлю на шее Соликовского.

Проводив грозного шефа, злой и перепуганный Соликовский собрал своих прислужников. Помахивая плетью, с которой он никогда не расставался, Соликовский повторил приказ Ренатуса и, давая волю гневу, в бешенстве кричал:

— Запорю гадов, если не доставите мне тех, кто писал листовки. Живыми или мертвыми доставить их сюда!

Угрюмые и мрачные после полученного от начальства нагоняя, полицаи стали расходиться.

— Ты обожди, — сказал Соликовский, обращаясь к коменданту поселка Первомайка Подтынному. — Есть разговор…

Вот тогда и состоялся гнусный заговор. Главная роль в этом заговоре возлагалась на Василия Подтынного. Кто же он такой?

Подтынный был одним из самых свирепых палачей, истязавших мужественных комсомольцев.

Перед началом Великой Отечественной войны он служил лейтенантом в рядах Красной Армии, но в первом же бою проявил себя жалким трусом и сдался на милость гитлеровцам. Подтынный не только совершил подлую измену, предал Родину, но и пошел на открытое служение врагу. Мы его знали сначала как коменданта полицейского участка в поселке Первомайка, а затем, за усердие перед фашистскими извергами, Подтынный был назначен заместителем начальника Краснодонской городской полиции.

На этой должности он из кожи вон лез, чтобы заслужить похвалу своих хозяев — сатрапов из фашистского гестапо, и сыграл весьма гнусную роль в той страшной трагедии, которая произошла в Краснодоне. Именно Подтынному было поручено руководить поимкой членов подпольной комсомольской организации, допрашивать их и надругаться над ними.

Как только Советские войска в феврале 1943 года вступили в Краснодон, Подтынный скрылся. Он надеялся замести следы своих страшных преступлений и, присвоив чужое имя, избежать карающего меча правосудия. 16 лет этот подлый предатель скрывался под чужим именем, часто меняя работу и местожительство. В последнее время он работал скотником в одном из совхозов Сталинской области, где и был арестован органами государственной безопасности.

И вот Подтынный предстал перед советским правосудием. Около трех месяцев длилось следствие по делу отъявленного убийцы и палача. Под давлением неопровержимых улик он и его подручные, ранее осужденные советским судом, вынуждены были до конца открыть завесу и рассказать суду о последних, самых страшных днях, проведенных молодогвардейцами в камерах городской полиции. В процессе следствия были выявлены новые факты деятельности «Молодой гвардии», установлены обстоятельства гибели бесстрашных подпольщиков.

Вот о чем рассказал Подтынный на суде.

После совещания полицаев они с Соликовским договорились о беспощадном преследовании юных партизан.

Между ними произошел следующий разговор:

— Ты был офицером Красной Армии? — спросил Подтынного Соликовский.

Подтынный четко пристукнул каблуками:

— Яволь! Так точно.

— Значит, военное дело знаешь, порох уже нюхал… Эти все подлецы, — Соликовский брезгливо махнул рукой на дверь, — при первом же выстреле разбегутся, как крысы. А тут дело пахнет жареным. Понимаешь? Надо действовать решительно и не церемониться. В Первомайке партизаны проявляют себя особенно активно. Нужно тряхнуть их как следует. Ясно? Справишься — получишь награду.

Как-то один из полицаев после ночной засады зашел в участок и доложил, что ночь прошла спокойно.

— Ладно, иди отдыхай, — устало махнул ему Подтынный.

Но когда полицай повернулся спиной к коменданту, тот с ужасом увидел у него на спине листок бумаги. На нем крупными буквами было написано:

Соликовский и его подручные жили под страхом. Приказ начальника окружной полиции не выполнялся. Подпольщики усиливали свои действия против врага, а из округа раздавались грозные телефонные звонки. Ренатус требовал немедленно поймать партизан, грозился расстрелять своих холуев за бездеятельность. Но все было напрасно, молодогвардейцы оказались неуловимыми. И даже после ареста Мошкова, Земнухова и Третьякевича за кражу злополучных немецких новогодних подарков пресмыкающиеся перед фашистами полицаи не знали, что в их руках — одни из самых активных членов подпольной комсомольской организации.

Сам Соликовский, узнав, за какие «проделки» задержаны эти боевые активисты «Молодой гвардии», приказал следователю:

— Подержи их несколько дней в холодной, выпори хорошенько, а потом гони в шею. Итак в камерах тесно…

Ни один из трех арестованных молодогвардейцев слова не обронил о существовании подпольной комсомольской организации. И заявление пойманного при освобождении Краснодона следователя Кулешова о том, что «Молодую гвардию» выдал Третьякевич, не выдержавший побоев, было ложью, рассчитанной на то, что подлинному предателю удастся скрыться.

Следствие по делу Подтынного установило, что полиция узнала имена молодогвардейцев совсем из другого источника.

В тот самый день, когда собирались выпустить Мошкова, Земнухова и Третьякевича, произошло событие, ставшее трагическим для «Молодой гвардии». В это самое время начальник шахты № 1-бис — предатель Жуков — вручил начальнику районной жандармерии гауптвахтмейстеру Зонсу заявление, поступившее от Геннадия Почепцова.

Вот точный текст подлого доноса:

Как видно из заявления, Почепцов поставил число 20 декабря еще задолго до ареста подпольщиков. Это заявление от отнес Жукову, а не в полицию, чтобы не быть заподозренным в этом гнусном преступлении. 4 января его вызвали в полицию, и он составил список всех участников «Молодой гвардии».

Кто же этот мерзкий предатель, погубивший десятки жизней отважных юношей и девушек ради спасения своей шкуры?

По возрасту Почепцов был сверстником молодогвардейцев, учился с ними в одной школе, находился в товарищеских отношениях. Его считали тихим, неприметным парнем. Он рано лишился отца и жил с отчимом Василием Громовым — человеком злым и корыстолюбивым. Тихо, неприметно пролез он в ряды «Молодой гвардии». И, хотя ему не давали никаких серьезных поручений, Почепцов бывал на заседаниях штаба, знал в лицо многих молодогвардейцев, в том числе и членов штаба — Олега Кошевого, Улю Громову, Ваню Земнухова, Сергея Тюленина…

О вступлении Почепцова в подпольную организацию знал и его отчим В. Г. Громов. Услышав об аресте полицией Мошкова, Земнухова и Третьякевича, он сказал Почепцову:

— Доигрались! Дружки твои уже сидят в полиции. И за тобой скоро придут… Пока не поздно, сообщи кому следует все, что тебе известно. Немцы щедро заплатят. Проси корову, а то, может, и дом подарят…

Обольщенный надеждой, что ему хорошо заплатят за предательство и что он спасет свою шкуру ценой смерти тех, кто считал его товарищем, презренный трус Почепцов выдал врагу народных мстителей.

Настал желанный час и для Василия Подтынного, чтобы проявить лакейское усердие перед фашистскими извергами Ему поручили арестовать преданных Почепцовым членов «Молодой гвардии» (Почепцов угодливо составил большой список молодогвардейцев. Этим списком и пользовались полицаи при аресте юных подпольщиков).

Как же действовал Подтынный?

Никогда краснодонцы — родители погибших молодогвардейцев — не забудут страшных январских ночей 1943 года. В зимнюю стужу по улицам города, приплясывая от мороза, шествовал вооруженный отряд фашистов под командованием Подтынного. За ними плелась лошадь, запряженная в сани.

Врываясь вместе с полицейскими в дом, Подтынный почти не разговаривал с теми, кого хотел арестовать, он набрасывался на свою жертву, избивал до потери сознания. Его услужливые подручные связывали юношу или девушку и бросали в сани. Часто тем, кого задерживал Подтынный, даже не давали одеться. Тоня Иванихина была схвачена в одной сорочке, и всю ночь в открытых санях ее возили по городу.

В ту незабываемую трагическую ночь был взят и наш дорогой, незабвенный Боря. А до этого Подтынный успел побывать уже во многих домах, арестовать, по доносу Почепцова, членов «Молодой гвардии»: Анатолия Попова, Сашу Бондареву, Майю Пегливанову, Демьяна Фомина… В первую ночь было арестовано восемнадцать юных подпольщиков. Вскоре застенки городской полиции были забиты до отказа краснодонскими комсомольцами.

И тут начались самые тяжкие испытания, которые им пришлось пережить. Фашистские палачи, желая выведать тайну подпольной организации, применяли самые жестокие, самые зверские пытки и издевательства, перед которыми меркнет даже средневековая инквизиция. Побои и надругательства преследовали молодогвардейцев всюду: в камерах и даже когда они проходили по коридорам. Кабинет начальника городской полиции Соликовского стал главным местом истязаний арестованных. Его стены были забрызганы кровью, на мебели и на полу краснели кровавые разводы.

Волосы становятся дыбом, когда читаешь судебные протоколы, где записаны показания фашистских палачей о нечеловеческих мучениях, которым подвергались молодогвардейцы на допросах. Вот несколько выдержек из них:

А вот что показал В. Подтынный:

Показания Подтынного и материалы судебного следствия по его делу важны еще тем, что они устами врага свидетельствуют о геройстве, бесстрашии молодогвардейцев, об их несгибаемом мужестве и железной воле, которые они проявили в трудные часы испытаний.

Подтынному, этому усердному фашистскому наймиту, пришлось столкнуться с железным упорством молодогвардейцев. Он допрашивал многих из них, в частности Сережу Тюленина, одного из самых мужественных и бесстрашных героев «Молодой гвардии».

На один из допросов Тюленина вызвали его мать, Александру Васильевну, от нее и стало известно о тех жестокостях, бесчеловечных мучениях, которым подвергал Подтынный Сережу.

В кабинете Соликовского, где происходили пытки, на столе всегда стояла бутылка с водкой. Перед началом допроса Подтынный выпивал для храбрости большую дозу водки и лишь затем приступал к своим обязанностям. Он набрасывался на свою жертву, бил наотмашь по лицу, по голове, старался сбить с ног и злобно спрашивал:

— Будешь говорить?

— Нет, гадина, слова от меня не услышишь, — с ненавистью отвечал Сергей.

Тогда Подтынный с ожесточением избивал его плетью. На худеньком теле Сережи, едва покрытом лохмотьями изорванной рубахи, вздувались кровавые рубцы. Но он, стиснув зубы и до крови закусив губы, молчал. Свистела плеть, и бесчисленные удары сыпались на отважного юношу. Но Сережа, по-прежнему молчал.

Надеясь сломить его упорство, начальник полиции Соликовский, присутствовавший на допросе, приказал полицаям:

— Позовите мать.

В кабинет ввели Александру Васильевну Тюленину. Увидев окровавленного сына, она содрогнулась от ужаса.

— Ну вот, полюбуйся на своего щенка, — издевательски обратился к ней Подтынный. — Молчит. Может, ты заставишь его говорить?

Один из полицаев грубо толкнул Тюленину, другой замахнулся на нее плетью.

— Сволочи! — гневно бросил Сережа палачам, порываясь к матери.

Сильным ударом его опрокинули на пол, и снова засвистела в воздухе плеть.

— Сволочи! — шептал Сергей, сжимаясь в комок под ударами.

Пораженная видом изуродованного сына, ошеломленная страшной картиной пыток, Александра Васильевна, поддаваясь минутной слабости, вдруг рухнула на колени перед Подтынным.

— Отпустите его, моего родного, — просила она, совершенно обезумев от горя.

Но тут с пола раздался властный голос Сережи:

— Мама, не смей!!

Словно подхлестнутая, она встала на ноги, перекрестилась и ненавидящими глазами уставилась на истязателей ее сына.

Сережа, довольный, что мать поняла его, обрадованно улыбнулся. И с этой улыбкой он перенес все муки в тот день. Как ни ухищрялись озверевшие гитлеровцы, применяя к Сергею самые чудовищные пытки, — жгли раскаленным железом, загоняли под ногти длинные толстые иглы, подвешивали ногами к потолку — ничто не могло сломить волю героя.

После двухчасовой пытки Подтынный спросил Сережу:

— Будешь говорить?

— Нет!

Уже в коридоре, после того как его полуживого вынесли из кабинета, он потерял сознание.

Удивительную стойкость проявила хрупкая с виду девушка, пожалуй, самая юная среди молодгвардейцев, Тоня Иванихина. До вступления в «Молодую гвардию» она была на фронте медсестрой. Из романа А. Фадеева «Молодая гвардия» известно ее признание подругам: «Я очень боюсь мучений. Я, конечно, умру, но ничего не скажу, а только я очень боюсь…»

Фашисты узнали об этой Тониной слабости и вызвали ее на допрос последней. К тому времени весь кабинет Соликовского был залит кровью, одежда и руки истязателей также были в крови. Палачи надеялись запугать Тоню и таким образом получить от нее нужные признания.

Однако их старания были напрасны. Мужественная подпольщица, совсем еще девочка по возрасту, стоически переступала через лужи крови и, встав перед столом, за которым сидели палачи, устремляла на них взгляд, полный ненависти и презрения. Гитлеровцам был не по нутру этот ненавидящий взгляд, и они сильно избивали Тоню. Но ни побои, ни пытки не могли нарушить святого молчания гордой комсомолки.

Однажды озверевший фашист ударом кованого сапога сломал Тоне три ребра. Она лишилась сознания. Но когда пришла в себя, фашисты увидели тот же устремленный на них враждебный, презирающий взгляд. Не выдержав этого взгляда, один из эсэсовцев, посланный из окружной полиции для усиления пыток, схватил раскаленный прут и дважды ткнул им Тоне в глаза.

Незадолго до казни она ослепла.

Так же геройски вел себя на допросах вожак первомайской группы молодогвардейцев Анатолий Попов. Это был сильный парень, и четыре полицая, пришедшие арестовать Анатолия, с трудом справились с ним.

Уже в тюремных застенках Анатолий сидел со связанными руками. И на допросы его водили связанным — боялись, как бы не вырвался.

Допрашивал его Соликовский. Применив к упорно молчавшему юноше несколько орудий пыток, он хрипло спрашивал:

— Ну что, одумался? Называй сообщников.

— Гад! — гневно бросал Анатолий в лицо палачу. — Жаль, не убили мы тебя раньше. Ну, ничего, другие доберутся…

Взбешенный Соликовский с еще большим ожесточением принимался истязать обессиленного, измученного Анатолия. Его подвешивали к оконной раме, закладывали пальцы в дверной косяк.

— Ну, надумал? — спрашивал Соликовский.

В ответ Анатолий пнул его ногой.

— Ах, вон ты какой! — завопил начальник полиции и, схватив лежавший на столе тяжелый немецкий тесак, ударил им Анатолия.

Так в тюрьме, в страшных пытках встретил Анатолий Попов свой день рождения: 15 января 1943 года ему исполнилось девятнадцать лет. Собравшись с силами после перенесенных мучений, он нашел клочок бумаги и кровью написал на нем:

Стояла лунная январская ночь. Было очень тихо. Из распахнутых ворот со двора полиции выехала крытая брезентом машина, и в морозном безмолвии хриплые юношеские голоса запели любимую песню Владимира Ильича Ленина:

С гордо поднятой головой молодые патриоты приняли все муки. Они предпочли смерть предательству.

Мужественно шли на казнь юные подпольщики. На следствии Подтынный показал:

В материалах судебного следствия по делу Подтынного есть копия показаний эсэсовца Древитца, который во время оккупации служил в жандармерии в городе Ровеньки. Как известно, там были расстреляны руководитель «Молодой гвардии» Олег Кошевой и бесстрашная связистка подпольщиков Люба Шевцова.

С наглым цинизмом Древитц описывает их казнь:

«Сколько веревочка ни вьется, а конец приходит», — гласит известная русская пословица. Как ни изощрялись фашистские изверги, стараясь скрыть следы страшных преступлений, им это не удалось. Суровая рука справедливого возмездия настигла преступников. Палачи и их пособники, презренные трусы и предатели, все те, кто чинил расправу над героями Краснодона, понесли заслуженную кару.