Слово о сыновьях

КЛЯТВА ВОИНА

После гибели Бориса я еще больше стала тревожиться за младшего сына. В самые тяжкие дни немецкой оккупации мы постоянно вспоминали о Михаиле и гордились, что он в рядах Красной Армии. Если бы он знал, какие страшные муки пришлось перенести его старшему брату, он, наверное, на крыльях прилетел бы, чтобы вызволить Бориса из неволи. Но Миша был далеко от нас и, пока в городе хозяйничали немцы, мы ничего о нем не знали. Я горячо желала, чтобы он был здоров, чтобы миновала его злая фашистская пуля.

И вот город освобожден. Фронт продвинулся далеко на запад. Нужно написать Мише. Но куда? Где он сейчас? Я терялась в догадках. И вдруг однажды приходит к нам рассыльный из поселкового Совета.

— Тут запрос от вашего сына… Велели передать вам.

Маленький фронтовой треугольник с знакомым почерком Михаила. С волнением вскрываю письмецо: «Прошу сообщить, проживает ли по улице Колхозной семья Главан…» Я, сейчас же ему ответила, умолчав о гибели Бори.

Обрадованный, что ему быстро удалось найти родителей, Миша спрашивал у нас, где Боря, что с ним, просил написать его адрес. Мы с мужем долго думали, как поступить, колебались, а потом решили, что незачем скрывать правду, и я подробно написала о постигшем нас горе, о мужественной борьбе молодогвардейцев, о смерти Бори.

Но едва я успела отправить письмо, как на второй же день получила письмо от Миши. Из военной газеты он узнал о подвиге комсомольцев Краснодона. Среди имен замученных героев он увидел имя своего старшего брата.

В следующем письме он прислал нам несколько вырезок из газет. В одной из них был напечатан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении молодогвардейцев, в другой — выступление Михаила на митинге.

Почти каждый день писала я Мише на фронт, и он отзывался коротенькими, написанными в промежутках между боями письмами.

Один раз в месяц мы, родные и близкие молодогвардейцев, собирались в Краснодонском райкоме комсомола. Уже вся страна знала о «Молодой гвардии». Со всех концов Советского Союза, от бойцов с фронта текли в Краснодон письма, в которых чужие, но такие близкие нам люди искренне сочувствовали постигшему нас горю, гордились бесстрашием и смелостью юных патриотов, клялись отомстить за их мученическую смерть.

Среди огромного потока почты в адрес райкома комсомола поступило письмо с фронта и от нашего Михаила.

Сын писал, что поклялся мстить за погибших молодогвардейцев. На счету у него было уже около тридцати убитых немцев.

Миша с радостью сообщал нам, что Центральный Комитет ВЛКСМ высоко оценил его скромную работу комсорга, наградив «Почетной грамотой». В начале октября 1943 года Михаил был принят кандидатом в члены партии. Он гордился оказанным ему доверием и сознавал большую ответственность, которую налагает на него звание коммуниста.

В эти дни в Краснодон приехал заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР и Председатель Президиума Верховного Совета Украинской ССР тов. Гречуха. Он вручил родителям погибших молодогвардейцев грамоты, ордена и медали, которыми были посмертно награждены герои Краснодона. Тов. Гречуха передал нам письмо от Михаила Ивановича Калинина, которые мы храним, как святыню.

…Весна 1944 года. Вместе с весенним половодьем разливаются по земле радостные вести о победах наших войск. Советские войска, стремительно наступая на запад, вступили на землю нашей родной Молдавии. Миша писал, что его часть в жестоких боях наносит сокрушительные удары по немцам в Латвии, изгоняя врага из Советской Прибалтики.

Но вдруг мы перестали получать от него письма. Я встревожилась и написала запрос в его часть.

Потянулись мучительные дни ожидания ответа. У меня сжималось сердце, когда я видела, что почтальон опять прошел мимо нашего дома. «Да неужто же, — думала я, — еще один удар?.. Нет, нет, не может быть. Я не перенесу…»

Но вот долгожданный почтальон завернул и к нам.

— С фронта, — говорит он и протягивает маленький бумажный треугольник. Адрес написан неуверенной рукой Михаила. Я торопливо вскрываю письмо.

Спустя недели две он сообщил, что выписался из госпиталя и возвращается в свою часть. Ему предложили поехать в тыл, отдохнуть после тяжелого ранения, но Михаил отказался.

И опять почти каждый день стали поступать от Михаила короткие ободряющие письма. Но в начале августа 1944 года почтальон снова стал обходить наш дом. Я не находила себе места. Страшные мысли лезли в голову. Я терялась в догадках и порывалась написать командованию. Но муж отговаривал меня.

— Разве ты не видишь, что творится на фронте? Наступают невиданно стремительно. Михаилу теперь не до писем. Ему и отдохнуть некогда.

Я соглашалась и снова терпеливо ждала вестей. Но их не было… Уже отшумел победный август, Красная Армия вела бои далеко на Балканах, а Михаил все молчал. Дни и ночи думала я о нем, с надеждой смотрела в окно, поджидая почтальона. Неутихающая боль терзала мое сердце. Я не допускала, я страшилась одной мысли, что и младший мой сын погиб.

Мы стали собираться домой. Молдавия считалась прифронтовой полосой, и въезд туда разрешался только по пропускам. Я поехала в Киев и выхлопотала пропуска.

Была поздняя осень. Поля и деревья стояли в печальном осеннем наряде. В развалинах лежали города и села. Но уже неудержимо и властно поднималась жизнь. Вставали из руин новые корпуса фабрик и заводов, через реки перекидывались новые мосты, слышался стук топоров.

Вернувшись из Киева, я прежде всего поинтересовалась, не было ли писем от Михаила. Муж растерянно ответил, что нет, не было. И опять стал убеждать меня, что во время такого большого наступления солдатам писать некогда…

— Но ведь раньше он писал и во время наступления, — перебила я его.

Григорий Амвросиевич как-то сразу осекся. Но, желая успокоить меня, он придумывал новые доводы.

— А знаешь, его могли ранить… в правую руку, и он не может писать… Может, он в госпитале. Или выполняет такое боевое задание, что о себе невозможно дать знать. На войне всякое бывает… Зачем отчаиваться, Будем надеяться, что он жив и здоров.

И я надеялась. Я уже знала, что произошло самое страшное, материнским сердцем чуяла. Но я заставляла себя думать, что этого не может быть. Как я боялась новой катастрофы!

В последних числах декабря 1944 года после освобождения Молдавии мы с мужем вернулись на родину моих сыновей. Писем от Михаила все не было, и 7 января 1945 г. я послала письмо командиру части, в которой служил Михаил, с просьбой сообщить мне о сыне. И вот в середине марта 1945 года пришел ответ, которого я так боялась: «Ваш сын убит 6 августа 1944 г.». Извещение о смерти Михаила муж получил еще в Краснодоне и просил всех родителей молодогвардейцев скрывать от меня правду. Только когда я получила письмо от командира части, муж показал мне извещение. Я была в отчаянии. Все кончилось для меня. Казалось, жить дальше нет смысла, сердце не в состоянии вынести столько горя — не выдержит. Но оно выдержало… Все выдержало… Много дней была я безразлична ко всем и всему. Ко мне приходили сослуживцы. Они искренне сочувствовали моему материнскому горю, рассказывали о новых победах наших войск, о том, что война идет уже не на нашей земле и скоро придет ей конец, что много страданий пришлось перенести нашему народу во имя победы над врагом.

Сердце, оказывается, все может вынести. Любое горе, даже самое страшное, человек может пережить. И я пережила свое горе. Только на всю жизнь осталась эта кровавая рана, а страшное, ужасное несчастье сделало совсем белой мою голову.