Глава 12. Отходняк

Маша

— Пей! — командует няня, вставляя мне в ладонь чашку чая с мелиссы.

Он тёплый. С успокаивающим эффектом. Залпом выпиваю ароматную жидкость и отдаю пустую чашку обратно.

— С-с-пасибо… — выстукиваю зубами, не в силах совладать с нервной дрожью.

Стоило мне после аварии вернуться домой, как тут же начался сильнейший откат.

На ватных ногах едва дошла до ванной. Сбросила промокшую от снега одежду. Сползла по стенке на пол и дала волю слезам…

Сколько я здесь рыдаю?

Десять, двадцать, тридцать минут, час, два…???

Я сижу в ванной на коврике. Поджав к груди колени и обняв их, изображаю болванчик. Нервное напряжение колошматит до стука зубов. Не отпускает.

Почему меня не отпускает?

Всё уже позади. Я жива. Я дома. Но меня трясёт! Трясёт, как в лихорадке. Страх пронзает каждую клетку тела, отравляя его.

Мне страшно и больно.

Смутно помню, как после удара головой пришла в себя, как вывалилась из машины в грязный заледенелый снег и умылась им.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы выжать из мотора максимум и вытащить тачку из западни.

В щекотливом моменте я держалась молодцом! Удирая от фантомов из прошлого, действовала быстро и решительно. Но как только опасность миновала, я сразу же сдала позиции. Сразу! Не успев переступить порог дома.

Увидев во дворе разбитый автомобиль, Тома взялась за голову…

— Две сумасшедшие! Это ж надо было до такого додуматься! У тебя и так молока недостаточно на двоих, так ты себе ещё и нервы делаешь. Высохнет, будешь локти кусать. И ведь чудом осталась жива! Чудом! — отчитывает няня. — Как же так можно, Маш? О детях ты подумала?

— Я хочу увидеться с отцом… — вытолкнув из груди дрожащие звуки, судорожно вздыхаю и вою. Уже который час вою, как побитая собака.

Кто она? В ней его ребёнок? Его же? Его???

Господи, неужели для Руслана я ничего не значила?

Он спал с ней?

Он зачал ребёнка в нашей постели?

Зачем ему наследник от другой?

Сволочь! У тебя есть дети! Твои дети! Двое! Твоя родная плоть и кровь! Зачем тебе чужой?

Ты же не любишь её? Не любишь! Правда, не любишь…?

Рус… Руслан… Ты же не можешь её любить!

Ненавижу…

— Ну да. Конечно же, хочешь увидеть папку. Ясно, как божий день! — сетует Тома, наполняя ванну горячей водой.

— Об отце ты тоже не подумала? Твоему Исаеву не пришлось бы тестю врать, что ты умерла. Тьфу! — эмоционально сплевывает няня. — Интересно, что Георгий на это скажет?

Отвлекаюсь на её слова. Подняв с колен зарёванное лицо, нервно выцеживаю:

— Гера мне не муж…

— Конечно, не муж, — Тома откровенно язвит, защищая Геру. — Он лучше. Он святой! Он — твой Ангел хранитель! А ты… — запнувшись, подбирает слова. — Не знаю, как точнее выразиться. Ты… Неблагодарная истеричка.

— Хватит, Тома! — эмоции, что копились в груди, внезапно вырываются из меня криком. В мозге что-то лопается, растекается по виску жгучей болью. Пробую растереть шишку пальцами и тихо стону. — Не видишь, как мне хреново? Не читай мне нотации. Дай мне спокойно умереть.

Опустив голову на колени, ещё крепче обнимаю себя. Сотрясаясь в немом плаче, до боли вгрызаюсь в губу. Солёный привкус расплывается по рецепторам языка. Сглатываю, ощущая горечь потери.

За что мне это? За что?

Зачем я увидела его с другой?

Как теперь пережить эту несоизмеримую боль?

Душа по новой разодрана. Нервы сожжены. Сердце — в клочья.

Чувствую себя выжженной пустыней с засоленной растрескавшейся почвой.

Откуда брать силы?

Одиннадцать месяцев работы над своими эмоциями пошли коту под хвост, как только я нырнула в его глаза.

Похоже, я в них снова утопилась…

Захлебнулась…

Ушла ко дну…

— Детей кто будет кормить? Монстриха… — няня смягчает тон. Подойдя ко мне, Тома подхватывает за подмышки. — Давай-ка, Машуня, вставай, детка. Примешь горячую ванну и в постель. Тебе нельзя болеть.

— Вряд ли я там долго пролежу, — хриплю, поднимая на женщину обречённый взгляд. — Я подставила Милану. Наверняка мой муж уже знает правду. Сейчас примчится и устроит здесь апокалипсис века…

Загрузка...