Собственность Дьявола. Право на семью (СИ)

Глава 45. Несчастный случай

Руслан

Репродуктивный центр «Мать и дитя»

— Девочка. Двадцать пять недель. Девятьсот восемьдесят граммов. Рост — тридцать три сантиметра. Слабенькая. С экстремально низкой массой тела. Мы делаем всё возможное, чтобы её спасти, — голос Прохоровой звучит в голове приглушенным эхом, как приговор.

— Девочка? — растерянно моргаю, сопоставляя в голове услышанное сейчас и ранее от Лизы и матери. — Лиза ждала сына. Разве нет?

— Ждала мальчика, но родилась девочка. Не всегда определение пола ребенка с помощью УЗИ имеет достоверный результат. Такая ситуация случается редко. За пенис приняли отёкшие половые губы либо пуповинные петли. Очень часто при осмотре плод сворачивается калачиком, что как раз мешает рассмотреть гениталии.

Оцениваю ребёнка в кувезе: крошечная, увитая трубками, с кислородной маской на лице, с фиолетовой сеткой вен под прозрачной кожей, с мелкими посиневшими пальчиками, и меня в дрожь бросает. Ноги становятся ватными. По коже несётся мороз. На висках из-за нервного потрясения проступают капли пота.

Не знаю, как реагировать.

Мне страшно на это смотреть.

Такая картина любого сильного мужика выбьет из равновесия и загонит в угол. Неважно — твой это ребёнок или чужой…

Матерь божья, за что мне это?

Сколько мне ещё предстоит пройти испытаний?

Сначала брата с его женой хоронил, затем Машу, сейчас собственный ребёнок, к которому не лежит душа, находится на волоске от смерти…

— Почему она вся красная? — изучаю взглядом новорождённую. За грудиной огнём жжёт, будто пекло по всему нутру разворачивается. Из-за сдавленного спазмом горла становится тяжело дышать.

Если ребёнок не выживет, на мою душу ляжет и этот груз…

— Евгения, она жить будет? — мой голос звучит сипло, будто растворяясь в воздухе.

— Рано давать какие-то прогнозы. Мы не всесильны, Руслан. Могут быть рецидивы. Ребёнок подключён к искусственной вентиляции лёгких. Будем надеяться, что малышка продолжит бороться за жизнь. Идём в кабинет. Нам нужно кое-что обсудить.

Мы с Прохоровой покидаем реанимацию. Как только захожу к ней в кабинет, меня нехило накрывает. Голову будто разрывает от тяжелых мыслей. То прячу дрожащие руки в карманы брюк, то вытаскиваю их наружу, превращаясь в один сплошной оголённый нерв.

На фоне кошмарно-трагических событий благодарю судьбу за то, что двойняшки живы и здоровы. Я ведь ничего не знаю о родах Маши. О её беременности. Как моя девочка справлялась одна?

Прикрываю веки и вспоминаю её слова:

«Рус… Давай не сегодня. Мне было очень нелегко. Мне больно вспоминать нашу свадьбу… беременность с угрозами, тяжёлые роды… Дети чудом остались живы. Только потому, что крепко цеплялись за жизнь. Я не хочу сейчас об этом говорить…»

«Дети цеплялись за жизнь…» — сердце кровью обливается, стоит на секунду представить их такими.

Даст бог, и этот ребёнок выживет. Как всё это вывезти, ума не приложу. Как с Машей установить доверие? Сейчас, как никогда, мне нужна её поддержка и понимание.

— Господи, зачем я на это подписался, Жень?

— Тебе нужно выпить, — голос Евгении выдёргивает меня из потока беспрерывных мыслей.

Придя в себя, поднимаю на Прохорову непонимающий взгляд.

— Присядь, я достану коньяк, — отодвигает мне стул. Без возражений на него опускаюсь. — Сейчас он лишним не будет, это точно.

— С Лизой что? Она жива? — спрашиваю, глядя на то, как Евгения выуживает из шкафчика непочатую бутылку и стакан. — Как она перенесла роды?

— Лиза находится в реанимации. В стабильно тяжёлом состоянии. Пришлось экстренно кесарить. Девушка потеряла много крови. Сейчас за её здоровьем наблюдают наши лучшие специалисты. Она всё ещё под наркозом.

— Блять, было же всё нормально, — утверждаю я, нервно прочёсывая пальцами волосы на затылке. — Только вчера провели осмотр. Как такое могло случиться?

— Я обнаружила ушиб рёбер. Она призналась, что поскользнулась и упала на ванну. На коже остались синяки. Кроме того, что произошел разрыв плодных оболочек, выявили отслойку плаценты. Обоих нужно было экстренно спасать.

Хмыкаю, поймав себя на злорадной мысли.

— Эта пронырливая сука включила любящую мать и заявила права на ребёнка. Если нам не удастся договориться, мне придётся пойти на крайние меры. Её шантаж я придушу на корню, — рублю без прелюдий, глядя на Прохорову. Она ставит передо мной коньяк, а затем снова возвращается к шкафчику и выуживает из него какую-то небольшую коробку с препаратами.

— Она и мне угрожала судом. Руслан, ты ведь понимаешь, какие последствия для перинатального центра с блестящей репутацией повлечёт смерть роженицы. Я даже думать об этом не хочу. Если произойдет огласка записи разговора твоих родителей, меня вообще посадят. Это полный крах. Малышева хочет денег. Много денег. Господи, думаешь, ей нужна эта несчастная малышка? Лиза изначально воспринимала плод чужим. Изначально рассчитывала получить за него гонорар. То, что она узнала о своей яйцеклетке, не просто шокировало её, но и подтолкнуло на дерзкий план. Второй незапланированный ребёнок для девушки, которая подрабатывает суррогатным материнством, это колоссальные расходы. Теперь она будет пытаться устроить свою жизнь за счёт нас.

— Я добьюсь того, что ни один суд не примет аудиозапись в качестве доказательства. Проблема в тесте ДНК на материнство. И я как-то должен её решить.

— Кстати о тестах, — Евгения ставит передо мной коробку с изображением на ней молекулы ДНК. — Давай-ка сделаем тест на определение отцовства? В своих специалистах я уверена, а вот в этой расчетливой мамочке уже нет. И пока ты не выпил коньяк, я возьму у тебя буккальный эпителий для анализа.

— Вы же сделали ей подсадку с моим биоматериалом? — поражаюсь я, вперив непонимающий взгляд в лицо Евгении.

— С твоим, конечно! — возмущается Прохорова. — Но беременность могла случится и по другим причинам. Незащищенный секс, например. С Лизой я уже ни в чём не уверена.