Собственность Дьявола. Право на семью (СИ)

Глава 22. Не иллюзия

Руслан

«Делайте добро, получайте от этого удовольствие, и деньги придут», — советует один из британских предпринимателей — Сэр Ричард Брэнсон.

Желание изменить мир к лучшему побуждает состоятельных людей заниматься благотворительностью. А также, это хороший способ привлекать новых сотрудников, клиентов, заводить полезные знакомства, развивать имидж и, тем самым, способствовать росту собственного бизнеса. Поэтому я здесь. В относительно узком кругу благотворителей. Среди влиятельных личностей, чтобы потратить деньги на благое дело.

В банкетном зале для участия в мероприятии собралось немало гостей.

Слившись с толпой, бросаю взгляд на наручные часы. Стрелки перевалили за шесть вечера. Время близится к торгам.

Впервые не испытываю никакого азарта.

Окинув зал беглым взглядом, автоматически вычленяю в толпе Астафьева. О чём-то весело болтающего с Варламовым — куратором фонда «Открытое сердце».

Илья несколько лет подряд собирает столичный бомонд и проводит аукционы для поддержки детей-инвалидов.

Рядом с ними, спиной ко мне стоит шикарная блондинка. Судя по тому, как Георгий заботливо придерживает её за тонкую талию, она пришла разделить с ним вечер.

Кто она?

Ещё с большим удивлением оцениваю новоиспечённую пару.

Гера в обнимку с женщиной — это что-то невероятное.

Все трое наслаждаются выпивкой. Зал, помимо вдохновенного ропота голосов, наполняет ненавязчивая джазовая мелодия. Варламов умеет создать приятную атмосферу с помощью предметов роскоши и музыкального вкуса.

Двигаясь к ним через толпу, изучаю ровную осанку незнакомки в чёрном бальном платье. Хрупкие лопатки под тонкой полупрозрачной тканью. Красивые, пшеничного цвета локоны, собраны в незамысловатую причёску. Оголенные точёные плечи, отчего-то до боли знакомые… хрупкие… их так хочется подойти и обнять, сжать ладонями, привлечь к груди…

Залипаю взглядом на цвете кожи… на ровном ряду позвонков… на тонкой шее…

Настолько мне близки эти формы, настолько пластичны и притязающие, что я невольно сглатываю, задерживая дыхание. Чуть замедляю шаг. В очередной раз ловлю навязчивое дежавю. Встряхиваю головой, чтобы прогнать иллюзию, но выжженный в памяти образ не рассеивается перед глазами. Не растворяется, как дымка по утру. Напротив, с каждым сближающим нас шагом, становится более… узнаваемым?

Что это значит? Что, черт возьми, происходит?

Сердце пропускает удар. Ещё один. И ещё…

Легкий шлейф знакомого аромата мгновенно врезается в ноздри, проникает глубоко в меня, провоцируя сумасшедший выброс адреналина в кровь.

Срываю с себя маску. С колотящимся сердцем застываю в полуметре от женщины, которая излучает не только флюиды, но и жажду жизни. В которой сочетается несочетаемое. Трогательная нежность и необузданная страсть. Детская наивность с интеллектуальным потенциалом. Невинность и безумная порочность. Считывая всё это каким-то внутренним звериным чутьём, мне хочется сигануть в омут. Нырнуть с головой. Захлебнуться ею. Залепить этой женщиной образовавшуюся в душе брешь. Забыться и воскреснуть…

— Здравствуй, Гера, — сдавленным голосом рублю приветствие, как раз тогда, когда Илья, отвлекшись на очередных гостей, уходит не оглядываясь.

Позже с ним поздороваюсь. Это сейчас неважно, поскольку незнакомка, поперхнувшись шампанским, хватается за Георгия, словно за спасательный круг, шокируя своей реакцией ещё больше.

Девушка будто зверя учуяла. Испугалась. Внезапно напряглась. Едва ли не сжалась в комок. Дыхание сбилось. Отчего?

В какой-то степени я и есть тот самый бездушный зверь. Одинокий. Неприкаянный, опасный, обозлённый на весь мир. На Создателя. На самого себя.

Она меня чувствует? Знает? Отчего нервничает? Так заметно дрожит…

На открытых участках кожи мурашечной сыпью исходит.

Слишком необычная реакция на моё приветствие. У меня у самого каждый волосок на теле встаёт дыбом, потрескивает электричеством, потому что даже не видя её лица, я точно знаю, каждой клеткой своего тела ощущаю, что она уже была моей. Когда-то. Возможно, в прошлой жизни…

Пауза затягивается. Такая давящая и напряжённая.

От неё даже воздух искрит, сгущаясь до невозможности сделать глубокий вдох. Грудь стягивает кольцами тупой боли. И только неожиданный хлопок взрывает застывшую по всему периметру реальность. По полу звенят осколки стекла. Отрезвляют каждого из нас. Мир содрогается.

— Привет, Исай, подержи-ка! — Георгий, всучив мне свой стакан, хватается за руку девушки. — Всё в порядке? — интересуется у неё. Я, как истукан, наблюдаю за происходящим, не вмешиваясь. Она не произносит ни слова. Лишь инстинктивно кивает. Девочку трясёт ещё хлеще. — Покажи! — рявкает он. Разжимает тоненькую дрожащую ладонь. Вытаскивает впившиеся в перчатку острые кусочки стекла, складывая на поднос официанту.

— Сними перчатки, чтобы не поранила руку мелкими осколками. Выбрось их. Думаю, нам всем нужно выпить. Присоединишься, Руслан? — спрашивает Георгий, тяжело выдыхая.

Молча переваривая события, согласно киваю. Меняю стакан Георгия на новый. Беру ещё один для себя.

Сорванные с тонких кистей перчатки отправляются Астафьеву в карман пиджака. Выхватываю взглядом тонкую золотую обручалку на безымянном пальчике правой руки.

Сука… Этого не может быть! Я знаю эту кисть. Эти пальцы. Ногти…

Случайный поворот головы. Знакомый женский профиль. Чёткая линия шеи, подбородка, губ, аккуратного носа. Длинные закрученные ресницы в прорезях маски. Внутри что-то клинит. В сердце влетает заточенный кол. Ожог. Ещё один. И ещё…

Застываю с двумя стаканами спиртного в руках.

У Геры такая же обручалка. Сколько его помню — он никогда её не снимал. Как и я свою.

Блять… Блять… Блять…

Какого дьявола?

Пазлы в голове не складываются, как не крути. Полнейший ступор в мыслительных процессах. С логикой сегодня вообще полный пиздец.

Освободившейся от стакана ладонью нервно растираю лицо.

— Выбери для себя украшение, — доносится голос Астафьева на фоне нарастающего шума в голове. — Я скоро к тебе присоединюсь. Всё хорошо. Иди, девочка, мне нужно с ним поговорить.

— Кто она? — чеканю вопрос, глядя вслед незнакомке.

У спутницы Астафьева походка, как у моей жены. Покойной, мать вашу, жены! Только в последнее время я всё меньше в это верю. В то, что она мертва.

Шаг за шагом девчонка напоминает Марию. Каждое движение. Каждый жест. Точь-в-точь как у неё.

— Моя Муза, — спокойно отвечает Георгий в то время, как меня мощно рубит эмоциями на куски.

Оторвав взгляд от хрупких плеч, врезаюсь глазами в его глаза. Оба прищуриваемся. Как два хищника перед схваткой. Нутром чую, что-то темнит.

Ведь темнит же, сука!

Что он скрывает?

— Какая, на хер, Муза, Гер? — гневно цежу, буравя прицельным взором его переносицу. — Посмотри на неё. Думаешь, я слепой? Сзади — она вылитая Мария. Походка, осанка, фигура, да всё там её! Всё, блять, как у моей девочки! Всё! — сглатываю, пытаясь доказать очевидное не столько ему, как себе. — Мне не привиделось. Нет. Это Маша. Там ведь моя жена!

Делаю попытку сорваться за ней, убедиться в том, что я не свихнулся от тоски по любимой умершей женщине, но Гера останавливает, хватая меня за локоть.

— Постой, Исай! — жестко высекает, будто он мне не товарищ, а родной, мать его, отец. — Давай-ка лучше выпьем. Не кипятись. Остынь. Не стоит привлекать излишнее внимание журналистов. Поверь, сделаешь только хуже. В первую очередь пострадает она. Дай публике насладиться блеском бриллиантов.

— Гер? Какого хера ты творишь? — переведя дикий взгляд на его руку, даю понять, чтобы убрал её с меня. — Я на грани, старик. Ещё секунда, и я за себя не ручаюсь. Третья встреча — это не совпадение! Это какой-то злой рок! Кто она?

Астафьев находит её в толпе. Задержав на спине девушки задумчивый взгляд, неторопливо надпивает виски, словно нарочно испытывает мои нервы на прочность.

— Геррра… — нетерпеливо рычу. У самого глаза приросли к тонкой фигуре. Не могу перестать на неё смотреть. Сердцем чувствую свою Машу. Узнаю в этой девочке свою жену. Только разум сопротивляется. Я же в морге её… собственными руками ощупывал… трогал… прощался с ней… хоронил… и себя заодно… заживо…

Думаю об этом, и нутро сводит болезненным спазмом. Закручивается в тугой узел, да так, что рассудок мутнеет…

Хочу подойти, сорвать с неё маску и убедиться, что я не псих. Что это не иллюзия.

Нет, черт возьми, не иллюзия.

— Однажды я спас эту девочку от гибели, — Гера отрезвляет меня своим голосом. Посмотрев на него, махом отправляю содержимое бокала в рот. — В тот роковой день от неё отвернулся не только Бог, даже Дьявол. Все отвернулись, Исай. Бросили загибаться над чёрной пропастью. Такой бездонной, что можно было в ней зависнуть, как неприкаянной душе между мирами. Как сейчас помню: столько в её глазах было отчаянья, столько боли. Столько безысходности и нерастраченной любви… Она нуждалась в поддержке. Слёзно умоляла о помощи. Я не имел никакого морального права ей отказать. Всю душу мне эта девочка наизнанку вывернула. Я вспомнил свою дочь… Свою жену… Во мне что-то надломилось…

— Она твоя жена? — сдавив с сокрушительной силой пустой стакан, вынуждаю его лопнуть. Не нужно быть гением, чтобы понять адресованный мне посыл. Я всё это пережил вместе с ней. В день нашей свадьбы. Когда увидел Машу в постели с Соболем. Дичайшее безумие овладело мной. Тогда я не мог реагировать по-другому. Не мог… Не находил в себе сил.

Соболя уничтожил. Но даже смерть этой гниды не облегчила моей участи.

— Я обратил внимание на ваши кольца, — поясняю, опуская осколки стакана на близстоящий стол с небольшим декоративным фонтаном. В нём же ополаскиваю от крови ладонь. Следом зажимаю в кулаке протянутый Георгием платок.

— Поговорим после аукциона, — заключает он. — Сейчас не время и не место обсуждать это.

— Нет уж. Ответь мне, Гера. Она твоя жена? — чеканю каждое слово по отдельности, ожидая от него новостей.

— Руслан, она — моя душа. Помогая ей, я обрёл смысл в жизни. Я знаю, что такое терять любимых. Поверь, я тебя прекрасно понимаю.

Не став больше слушать, выуживаю мобильный. Пишу Дану:

«Пришли мне фото Марианны».