Я ответил на поцелуй Ризе. Уже через минуту она начала сбрасывать с себя одежду.
Организм отреагировал моментально. Вымотанная нервная система жаждала разгрузки, и Мацушико Ризе сама решила мне её дать. То, что назревало уже очень давно, наконец произошло.
Вскоре, когда мы оба уснули, мой мозг уже был заполнен эндорфинами, которые очень хорошо помогали в восстановлении магических каналов.
Гормоны удовольствия всегда шли рука об руку с целительской магией. Серотонин, дофамин, эндофины. И почти все эти нейромедиаторы вырабатываются во время секса. Правда, каждое из этих веществ называть гормоном удовольствия неправильно.
Если выражаться простыми словами, дофамин отвечает за мотивацию, чувство предвкушения; серотонин за хорошее настроение, а эдорфины за чистое удовольствие, счастье. И всё равно, такое объяснение всё равно очень краткое и обобщённое.
На следующее утро я проснулся от запаха еды. Ризе рядом со мной уже не было, а с кухни до меня добрался запах яичницы.
— Доброе утро, — сказал я ей, войдя на кухню.
— Ой! — вздрогнула Ризе, облачённая в один лишь передничек. Понятия не имею, где она его достала. Мне казалось, что у меня такого нет. — Доброе утро, Тендо-кун! Я же… Могу обращаться к тебе на «ты»?
— Конечно, — улыбнулся я. — Вижу, ты тут уже хозяйничаешь?
— Ничего особенного, решила тебе тамогояки приготовить перед работой, — сказала она.
О, а я уже давно не ел тамогояки. Это местный вариант омлета, который скручивается в некое подобие рулета.
— Спасибо, Ризе-тян, — улыбнулся я. — Мне, правда, сегодня на работу только к концу дня надо сходить.
— Ой, жалко, думала, что вместе пойдём, — вздохнула она. — Ну ничего, тебе уже давно нужно передохнуть. Ты заслужил отдых. Кстати… Вчера как-то не было возможности поговорить… — Ризе покраснела. — Хотела поблагодарить тебя ещё раз за помощь с мамой. За ней очень хорошо присматривают в стационаре, поменяли таблетки и сказали, что скоро химиотерапию отменят. Ей уже намного лучше!
— Рад это слышать, — кивнул я. — Её уже давно нужно было госпитализировать.
Мы с Ризе быстро перекусили, после чего она собралась и убежала в свою квартиру готовиться к выходу на работу. После её ухода я выждал час, чтобы пища уложилась, а затем провёл хорошую разминку, чтобы улучшить кровообращение во всём теле. Всё-таки запускать себя нельзя, здоровье нужно поддерживать, чтобы не терять возможность помогать другим.
К концу рабочего дня я направился в клинику, чтобы прибыть в кабинет телемедицинских консультаций за полчаса до начала связи.
— Привет, Тендо-кун! — махнул мне рукой Казума.
В кабинете пока что никого кроме нас не было. Кацураги Казума был занят настройкой связи.
— Мне сказали, что ты взял отгул, что-то случилось? Не заболел? — забеспокоился Казума.
— Нет, всё в порядке, не беспокойся, — ответил я. — Просто немного «перегрелся».
— И всё равно припёрся на эту консультацию! — усмехнулся Казума. — Но я сам виноват, убедил тебя, что это дело пропускать нельзя.
— Ты ни в чём не виноват, заканчивай, — отмахнулся я. — Такой шанс я и сам упускать не хочу. Как там со связью? Всё работает?
— Да, я уже пару минут поговорил на английском с врачом, которому ты будешь помогать, — сказал Казума. — И… Знаешь, он какой-то нервный. Похоже, сильно переживает из-за предстоящей операции. Видимо, у этого хирурга почти нет никакого опыта.
— Ничего удивительного, ведь в этом и смысл этой консультации. В первую очередь, это образовательный процесс.
В кабинет вошёл Ватанабэ Кайто.
— О, а вот и наш бездельник, — хмыкнул он, заметив меня. — Я боялся, что вы не придёте, Кацураги-сан.
— Бездельник⁈ — опередил меня Казума. — Да мой брат пашет здесь чуть ли не больше всех!
— Спокойнее, Кацураги Казума-сан, — строго попросил Ватанабэ. — Очевидно, что я шучу.
— Вы тоже будете присутствовать на консультации, Ватанабэ-сан? — поинтересовался я.
— Нет, у нас в конференц-зале уже стоят компьютеры, через которые мы сможем наблюдать за ходом вашей операции, — ответил он. — Жаль только субтитры никто не подключит. Так уж вышло, что русский мы, в отличие от вас не изучали.
— Готово! — сообщил Казума. — Россия запрашивает связь. Видимо, хирург уже собирается приступать к операции.
— Всё, удачи, Кацураги-сан! — воскликнул Ванатабэ, направляясь к двери. — Мы будем держать за вас кулаки.
Казума включил видеосвязь, я надел наушники и приготовился к знакомству с коллегой. На экране появился молодой темноволосый мужчина в хирургическом костюме. Уже по движению его глазных яблок я понял, о чём говорил Казума. Парень сильно волнуется.
Повезло, что сегодня у меня только телемедицинская консультация. После вчерашнего трюка лекарские силы так и не восстановились. Скорее всего, до вечера я точно не смогу пользоваться «анализом», но для видеосвязи он мне и не понадобится.
— Добрый день, доктор Кацураги, — поприветствовал меня коллега. — Меня зовут Игорь Алексеевич Щербаков. Я хируг-ординатор, получаю специализацию по абдоминальной хирургии.
— Рад знакомству, Игорь Алексеевич, — кивнул я. — Меня ещё не ввели в курс дела. Что у нас за операция?
— Ах да, — почесал затылок Щербаков и поспешно достал папку с бумагами. — Сейчас я расскажу вам о пациенте. Оперировать будем сорокалетнего мужчину. В прошлом он пережил разлитой перитонит. Был в тяжёлом состоянии, оперировался в районной больнице. Скажем так, операция прошла не так успешно, как хотелось бы. В итоге в его брюшной полости начался спаечный процесс.
Спайки, значит? Операция действительно обещает быть непростой. Из-за воспалительных процессов в брюшную полость пропотевает фибрин и другие компоненты крови, которые и становятся причиной спаек — плотных тяжей, которые связывают между собой органные и другие анатомические образования.
— Какая клиническая картина, Игорь Алексеевич? — спросил я.
— Пациент поступил в нашу больницу с острыми болями в животе, — начал объяснять коллега. — Причём, уже не в первый раз. У него были три эпизода кишечной непроходимости из-за того, что спайки стягивают между собой петли кишечника. Его долгое время наблюдали в другой клинике, пытались вылечить консервативным методом.
— Какие методы использовали? — поинтересовался я.
— Э… Сейчас… — забеспокоился хирург, бегло листая историю болезни. — Вот! В общем, назначали обычные спазмолитики, клизмы, делали болеутоляющие блокады. Как понимаете, ничего не помогло. Поэтому было принято решение удалить спайки хирургическим методом.
— Какие-нибудь хронические заболевания у пациента есть? — спросил я. — На что стоит обратить внимание?
— Нет, — помотал головой Щербаков. — У него перитонит развился из-за колотой раны. Никаких заболеваний у пациента нет, но… Обратить внимание стоит на обширность спаек. Судя по результатам инструментальной диагностики, спайки расположены очень неудачно. Они стягивают листки брюшины, где проходят главные сосуды брюшной полости.
— Началась ишемия? — уточнил я.
— Острой ишемии нет, но поджелудочной, печени и кишечнику кровотока явно не хватает, поскольку в них началось хроническое воспаление, — объяснил Щербаков.
— Я всё понял. Пациент уже готов к операции?
— Уже на хирургическом столе.
— А вы готовы? — мягко спросил я.
— Д-да, — решительно кивнул Щербаков. — Приступаем?
— Давайте. Я буду внимательно следить за каждым вашим движением. Если появляются любые вопросы, сразу же задавайте их мне. Не стесняйтесь. Наша задача — не только провести образовательную консультацию, но и качественно прооперировать пациента.
Щербаков немного успокоился и перешёл в операционную. Айтишники переключили камеру, и я оказался перед экраном, на который далее будет выводиться изображение с лапароскопа.
Я обсудил с Игорем, в каких местах сделаем прокол, затем коллега подготовил операционное поле и приступил к работе. Вскоре лапароскоп оказался в брюшной полости пациента.
Поначалу мне показалось, что у нас что-то не так с техникой. То ли камера барахлит, то ли связь айтишники плохо настроили.
— Вы это видите, доктор Кацураги? — спросил Щербаков.
В том-то и дело, что там нечего видеть. Всё в спайках. В брюшной полости живого места нет. Удивительно, что мы ещё смогли правильно ввести лапароскоп. В этом нам помогло заключение УЗИ органов брюшной полости. Вычислили, так называемое, акустическое окно — место, откуда можно начать операцию. Единственная свободная от спаек точка.
Странно, что в заключении никто не описал, какой объём работы нас ждёт. Видимо, техника, на которой проводилось обследование, сильно хромает.
— Доктор Кацураги⁈ — позвал меня Щербаков.
— Я здесь, Игорь Алексеевич, успокойтесь, — произнёс я. — Не спешите. Работы у нас много. Чем больше мы с вами будем паниковать, тем быстрее ваши силы истощатся.
— Понял, — кивнул он. — Что посоветуете делать?
— Видите сальник? — спросил я.
Сальник — это сложенные вместе листки брюшины, которые прикрывают собой петли кишечника. Во всём этом хаосе Щербаков никак не мог разыскать это анатомическое образование. Благо, у меня был подключён стилус — указка, которой я мог изобразить, где лично я вижу сальник.
Игорь Алексеевич внимательно рассмотрел указанную мной зону, после чего кивнул.
— Вижу, доткор Кацураги, — произнёс он. — Рассекаем спайки?
— Да, для начала нам нужно рассечь спайки между сальником и брюшной стенкой. Это даст вам пространство для манёвра. Иначе мы тут с места сдвинуться не сможем, — объяснил я.
Щербаков приступил к работе. Я напряжённо разминал пальцы, сгорая от желания оказаться в этой операционной вживую. С «анализом» мы бы расчистили этот бардак за час. А тут, возможно, придётся провозиться до ночи.
— Сальник пересекаю? — спросил хирург.
— Да. Не забудьте заварить проходящие в нём сосуды. Чего нам здесь точно не нужно, так это кровотечения, — сказал я.
Зона операции начала потихоньку расчищаться. За спайками стали виднеться петли тонкого кишечника. Все они были спаяны между собой.
Кошмар… И как только этот мужчина смог дожить до операции? Не могу представить, как там пища проходила, не говоря уже о каловых массах. Скорее всего, последние тоже застревали в толстой кишке. Но до неё мы ещё не добрались.
— Стойте! — крикнул я. — Игорь Алексеевич, не спешите. Что вы собрались делать?
— Рассечь спайки между петлями кишечника, — ответил он. — А что?
— Электроножом? — с сомнением спросил я. — Не стоит. Уберите его. Между петлями режем холодным способом. Ножницами.
— Хорошо, — кивнул хирург и приступил к замене инструмента.
— Понимаете, почему так надо сделать? — уточнил я.
— Да, доктор Кацураги, — кивнул Щербаков. — Я поторопился. Электрический ток может вызвать повреждение стенки кишки.
— Верно, а теперь продолжаем.
Если бы я упустил этот момент, мы бы успешно завершили операцию, но через несколько дней в брюшной полости пациента мог наступить неприятный «сюрприз». Из-за повреждения током стенка кишечника могла прорваться через два-три дня. А когда её содержимое оказалось бы в брюшной полости, вся наша работа пошла бы на смарку.
Снова острый перитонит, снова спайки, снова серьёзная угроза жизни пациента.
Далее наступил один из самых муторных этапов операции. Щербаков внимательно просматривал все петли кишки. Нужно было вручную изучить несколько метров. Когда все спайки в этом отделе были пересечены, я дал команду переходить к следующему.
Так, двигаясь от органа к органу, Щербаков чистил брюшную полость. Однако, когда процесс уже почти был завершён, изображение на камере резко изменилось. Брюшная полость начала покрываться тонким слоем багровой крови.
— Доктор Кацураги! Я… Откуда-то кровит. Сильно кровит! — воскликнул Щербаков.
— Камеру ближе! — скомандовал я. — Вы где-то повредили сосуд. Спокойно, это не артерия, сейчас всё исправим.
Хирург поспешно сместил камеру, после чего я дал ему сигнал остановиться.
— Вот, посмотрите в левый верхний угол экрана, Игорь Алексеевич, — сказал я. — За спайкой не было видно, поэтому вы повредили одну из веток верхней брыжеечной артерии. Коагулируйте!
— Уверены? Мы можем это сделать? — засомневался он.
— Можем, она небольшая. Всего лишь ветвь, не беспокойтесь, — я постарался придать ему правильный настрой.
Щербаков собрался с силами и коагулировал сосуд с помощью специального прибора, иными словами, попросту закупорил его. Осталось только убрать последствия кровотечения и перейти к завершающему этапу операции.
Игорь Алексеевич поместил между органами противоспаечный барьеры — материал, который обязательно нужно оставить в организме после операции. Иначе вся работа пойдёт насмарку. Доставать эти барьеры не придётся, так как они уже через неделю рассосутся самостоятельно, не оставив от себя и следа.
Щербаков наложил последний шов. Операция была завершена.
— Поздравляю вас, Игорь Алексеевич, — улыбнулся я. — Вы хорошо поработали.
— Это вам спасибо, доктор Кацураги, — сказал он. — Без вашей помощи я бы не справился. Не думал, что мне доверят такую сложную операцию. Не представляете, как я рад, что всё прошло успешно.
Щербаков переключился на другой компьютер за пределами операционной. Он задал ещё несколько вопросов, я указал на основные ошибки, после чего мы собрались прервать соединение.
— Стойте, доктор Кацураги! — позвал меня он. — Ещё один вопрос есть… Он немного личного характера. Мне просто интересно, вы выглядите очень молодо, но, судя по вашим наставлениям, я имею дело с очень опытным хирургом. Какой у вас стаж?
Ох и додумался же он задать этот вопрос. Врать в любом случае нет смысла, наши русские коллеги могут это проверить. Скажу, как есть.
— Полгода, Игорь Алексеевич, — сообщил я.
У Щербакова отвисла челюсть. И это я ещё не стал уточнять, что полгода — это терапевтический стаж. А хирургом я работаю в Японии и того меньше.
Ошарашенный этой новостью Щербаков попрощался и прервал соединение. Я поднялся на четвёртый этаж — в конференц-зал, где меня ждали Ватанабэ Кайто, Рэйсэй Масаши и Уёхара Ёсико. Соответственно, за операцией следили два заведующих и один хирург. Эитиро Кагами не смог присутствовать, поскольку тоже взял отгул, чтобы позаботиться о жене.
— Блестящая работа, Кацураги-сан! — воскликнул Рэйсэй Масаши. — В какой-то момент я даже начал понимать русский язык. Всё-таки, как ни крути, а врачи друг друга даже на языке жестов понять могут.
— Я, правда, несколько раз заснула, — призналась Уёхара Ёсико. — Уж больно долгую и скучную операцию подобрали наши коллеги. Думала, это и не закончится. Не знаю, как вам хватило терпения отсидеть эту консультацию до конца, Кацураги-сан.
— А что там случилось? — вмешался в разговор Ватанабэ Кайто. — Я заметил, что в какой-то момент началось кровотечение.
— Щербаков тут ни при чём, — ответил я. — Если вдруг вы клоните к этому. За спайкой сложно было заметить сосуд. Кровотечение лёгкое, практически незначимое для организма. Наш коллега очень хорошо справился. Для новичка просто невероятный результат.
— Сказал человек, который работает хирургом всего пару месяцев, — прошептал Рэйсэй Масаши. — Не подумайте, что я пытаюсь вас обидеть, Кацураги-сан. Просто у вас талант.
— Благодарю, — поклонился я.
— Кацураги-сан, до понедельника чтобы ноги вашей здесь не было! — заявил Ватанабэ Кайто. — Эитиро-сан приказал мне, чтобы я не допускал вас к работе до последнего. Отдыхайте. У нас впереди ещё много дел.
— И загляните ко мне в понедельник, — добавила Уёхара. — Обсудим вопрос вашего отпуска. Мы нашли для вас свободное окно.
Я вернулся домой и, лишь оказавшись в квартире, осознал, что операция длилась более шести часов. А время пролетело так незаметно…
Что нельзя было сказать о последующих выходных. Трое суток я занимался своим здоровьем. Хорошо питался, восстанавливал себя и медитировал. Уже через два дня я чувствовал себя полностью отдохнувшим.
По вечерам виделся с коллегами и Ризе, прогуливался по Токио, но неожиданно для себя осознал, что без работы этот процесс не приносит мне должного удовольствия.
И дело вовсе не в трудоголизме. Я просто привык быть врачом, сделал это своим призванием. Если мне даже трое суток так сложно продержаться, боюсь представить, как пройдёт мой отпуск. Нужно обдумать этот вопрос, дать себе установку на отдых.
В воскресенье вечером, когда без медицины у меня началась настоящая ломка, я мысленно вернулся к теме дофамина и других гормонов удовольствия.
Раньше я этого не замечал, но теперь мне стало чётко ясно, что вся моя магическая система и обмен нейромедиаторов, отвечающих за удовольствие, хорошо функционируют только тогда, когда я регулярно лечу людей.
Медицина — мой собственный дофамин.
В конце концов, я сорвался. Энергия била ключом, её срочно нужно было куда-то девать. И поэтому я решил набрать номер Фукуро Тайтена — заведующего станцией скорой медицинской помощи.
— Кацураги-сан, что-то случилось? — испугался Фукуро.
— Всё в порядке, Фукуро-сан, — ответил я. — Хотел узнать, как сейчас у вас обстоят дела с нагрузкой.
— Я уж подумал, что вы себе скорую вызываете, — выдохнул заведующий. — Сегодня туго. Много вызовов. А чего это вы вдруг решили на ночь глядя этим поинтересоваться?
— Хочу помочь, — заявил я. — Могу подежурить с полуночи до утра.
— Да вы просто спаситель какой-то, — рассмеялся Фукуро. — Не поверите, я как раз собирался запрашивать на подмогу других врачей. Если вы уверены в своём решении, за вами сейчас же подъедет Момотаро Кендзо.
Скорая подъехала к моему дому уже через час. Я заранее переоделся в новый халат и спустился к машине.
— Кацураги-сан! — выглянул в окошко фельдшер Нода Такео. — Нам уже по дороге кинули адрес. Готовы?
— Конечно! — кивнул я и запрыгнул в машину.
— Ну вы даёте! — усмехнулся Момотаро Кендзо. — Не спится же вам!
— Бессонница, — солгал я. — Поэтому и решил немного с вами поразвлекаться.
— О-о! — протянул Нода Такео. — А мы сейчас развлечёмся. У нас очень странный адрес. Причём работать будем вместе с полицией.
— С полицией? — удивился я. — Забавно, сначала МЧС, теперь полиция. Что там случилось?
— Звонила супруга пациента, — объяснил Нода Такео. — Сказала, что у её мужа вчера резко подскочило давление, утром случились судороги. От скорой он отказался. А потом…
Нода Такео с трудом сдержал смех.
— Что смешного? — не понял я.
Мне до сих пор не было понятно, при чём здесь полиция.
— Дело в том, — продолжил фельдшер, — что судороги у пациента прошли. Но после этого он достал свою антикварную катану и переломал ей всю квартиру.
А вот и пошёл приток дофамина. Предвкушение. Чувствую, ночка будет интересной!