Среди врагов и друзей

ОРГАНИЗАЦИЯ БРИГАДЫ

Суровой была зима 1944—1945 годов. Лесные трущобы, особенно в долинах, были завалены снегом. Свирепствовали частые бураны, и тогда лес стонал и трещал под напором ветра, точно жалуясь и моля о пощаде.

Морозы, правда, были не более пятнадцати градусов, но все же они причиняли нам немало неприятностей, так как разводить костры мы не могли: днем наше местонахождение мог выдать дым, а ночью — огонь костров.

Но боевая жизнь отряда не прекращалась ни на минуту. Каждый день отряд пополнялся новыми партизанами. Чехословацкие патриоты шли к нам поодиночке и группами из разных мест.

Пришел к нам Андрей Крачал — коренастый, добродушный парень из села Высока. Из Турзовки вступили в отряд Павел Баричак и Мартин Враблик. Посланцем из села Рова прибыл Юзеф Адамчик.

Хорошими бойцами партизанского отряда стали крестьяне из разных сел: Ян Хованец, Гаспар Добош, Милан Гречуш, Ян Чубон, Густав Мичик и другие.

Наш комиссар проявлял замечательные организаторские способности не только в самом партизанском отряде, но и в политической работе среди местного населения. Можно сказать, что быстрое пополнение наших рядов было результатом его неустанного труда вместе с теми коммунистами Словакии, которые работали по городам и селам в глубоком подполье.

В первые же дни после нашей десантировки в Маковских лесах Рудольф Стой пошел в город Чадца, связался там с подпольщиками Компартии Чехословакии, организовал типографию и провел ряд боевых операций по подрыву вражеских эшелонов.

Подпольная типография очень помогла нам в разъяснительной работе среди населения. В Чадце и Великих Карловицах выпускались листовки на немецком и венгерском языках для распространения среди солдат. В них разъяснялись разбойничья суть фашизма, преступные цели гитлеровцев, развязавших войну, сообщались сводки об успехах советских войск на всех фронтах войны.

Из-под пера комиссара выходили пламенные призывы к солдатам вражеских гарнизонов прекратить бессмысленное сопротивление и повернуть оружие против фашистов. Листовки звали чехословацкий народ на борьбу с оккупантами, за освобождение своей земли от фашистов и установление подлинно народной власти.

И в самом отряде среди партизан велась большая воспитательная работа. Постоянно проводили беседы Григорий Мельник, Николай Шеверев, Анатолий Володин, Вилл Поспелов и особенно радисты Мария Дубинина и Иван Маслов, которые первыми узнавали все новости по радио.

С особым вниманием слушали наши бойцы рассказы о славных делах советских партизан, о рейдах героических соединений Ковпака и Федорова, Сабурова, Наумова и Бегмы.

Постепенно отряд наш разрастался, и наконец возникла необходимость реорганизовать его в бригаду, состоящую из трех батальонов: чешского, словацкого и венгерского. Новообразованная бригада «Родина» росла в своей боевой мощи и причиняла все больше беспокойства фашистским оккупантам.

Только за январь и половину февраля 1945 года мы подорвали 14 поездов, 5 мостов. Было проведено 16 засад, во время которых мы уничтожили более полутора сотен гитлеровских солдат и офицеров. Кроме этого, командованию Советской Армии было передано немало ценных сведений разведывательного характера. Своими боевыми действиями бригада приковывала к этим местам большое количество фашистских войск. Для борьбы с партизанами гитлеровцы не жалели ни сил, ни средств. Они создавали карательные отряды, прибегали ко всяким провокациям, засылая к нам своих агентов. Мы с комиссаром и командным ядром бригады постоянно учитывали все это. Было ясно, что при таком массовом наплыве людей враг может проникнуть и к нам. Все мы были постоянно настороже.

И все же тайные вражеские агенты, посланные гестапо, проникли в нашу бригаду…

В начале февраля 1945 года основные силы партизанской бригады были расположены в Маковских лесах, севернее деревни Бабище. В этом же районе невдалеке от автострады, была расположена деревня Шатина. Жители деревни всячески помогали партизанам, регулярно сообщали в штаб бригады сведения разведывательного характера, снабжали продовольствием. Многие из них в первые же дни после нашей высадки пришли в отряд и стали активными партизанами.

Особенно хорошо и умно действовали в деревне связные Йошка Заяц и Мария Приложна. Связаны они были непосредственно со штабом бригады.

Однажды на очередном свидании я сказал им:

— По автостраде, проходящей через деревню Шатина, противник перебрасывает технику по направлению к фронту. Надо установить, что именно, в каком количестве и каковы силы сопротивления. Хорошо было бы узнать и настроение немецких солдат. Обратите внимание на их национальность, возраст, как они обмундированы. Все это очень важно.

— Хорошо, — ответил Йошка Заяц. — Постараемся выполнить.

— Вам, Мария, как женщине будет легче справиться с заданием, — сказал я, пожимая на прощание руку отважной девушке-патриотке. — Но зря не рискуйте, не горячитесь. Ваша жизнь для нас очень дорога.

— А я ее буду охлаждать, — пошутил Заяц. — Я ведь не такой горячий, как Мария.

— Где уже тебе, старику, — поддела его Мария, намекая на не очень молодой возраст Йошки и манеру прикидываться в разведке старичком.

— Ну, желаю вам, друзья, удачи.

Весь день Йошка Заяц и Мария Приложна выполняли задание штаба бригады. Лишь поздно вечером решили доставить добытые ценные сведения. Некоторое время они подводили итоги у себя дома, запоминая все, как говорится, назубок: нести с собой какие бы то ни было записи было очень опасно.

Выйдя на шоссейную дорогу, они двинулись по направлению к штабу бригады. Надо было свернуть на лесную дорогу, после чего лишь немногим известными тропами, через лесные трущобы, добраться к месту расположения штаба.

Они неторопливо сходили с дороги, заслышав автомашину. Немцы принимали их за деревенских жителей, идущих по своим делам.

Нигде не было слышно ни звука, лишь снег поскрипывал под ногами. Ночь была тихая и морозная. Ярко мерцали в небе звезды. Деревня спала мертвым сном.

Далеко позади показались огни автомобильных фар.

— Спрячемся у магазина Мелоцика, — предложил Заяц.

Они отошли к дому и спрятались за ним так, чтобы можно было наблюдать за дорогой. Поравнявшись с магазином, машина остановилась, потухли фары. Вокруг не было ни души. Дверца грузовика открылась, и из кабины вылез человек, одетый в штатское, за ним выпрыгнул офицер в форме гестапо.

Йошка Заяц и Мария Приложна хорошо разглядели незнакомца. Он был среднего роста, полный, одет в теплое длинное зимнее пальто и фуражку. С виду это был обыкновенный человек, каких много встречается на дорогах, по селам.

— Вы должны все выполнить пунктуально и в срок, — сказал офицер человеку в штатском. Затем он пожал неизвестному руку и возвратился в кабину. Хлопнула дверца, заурчал мотор, машина развернулась и уехала.

Неизвестный в штатском некоторое время постоял на шоссе, должно быть ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, потом, чутко прислушиваясь и оглядываясь, направился в деревню Шатина.

— Что делать? — жарко зашептала Йошке в ухо Мария. — Птичка эта не зря сюда залетела!

— Пусть идет пока своей дорогой, — нерешительно ответил Йошка.

— Нет, так оставить его нельзя, — возразила Мария. — Надо его задержать. Видал — с ним офицер гестапо был, а это неспроста. Ради прогулки в такую пору никому не взбредет в голову ехать в деревню.

— Но у нас важное и срочное задание командира бригады! — не соглашался Заяц.

— Все это так, но нельзя же врага упускать из рук! — настаивала Мария. — А в том, что это враг, я не сомневаюсь.

— А если он начнет отстреливаться?

— Постараемся взять без шума, — решительно сказала Мария. — Пошли за ним!

Приготовив пистолеты, они выбежали на дорогу, но подозрительного человека уже нигде не было.

— Ускользнул, проклятый! И все из-за твоей нерешительности! — рассердилась Мария.

— Не горячись! Забыла слова командира? — заметил Заяц. — Не уйдет он от нас, если в Шатину ему захотелось. Пошли к нашим.

— Из тебя блохолов и то никудышный выйдет, — ворчала Мария. — Из-под самого носа упустили.

Долго еще по дороге в бригаду пилила Мария Йошку по поводу постигшей их неудачи.

— Да не ворчи ты, злюка! — огрызался Заяц. — Не дай бог такую жену — в одну неделю заест.

На этот раз Мария смолчала.

В пять часов утра связные явились в штаб бригады, усталые и злые от неудачи.

— И как это он ушел! — с досадой воскликнула Мария.

— Кто ушел? — спросил я удивленно.

— Потом, Мария, доложим, — хмуро взглянул на Приложну Заяц. — Сначала докладывай, что мы видели по дорогам и селам. У тебя память получше, да и язык острее…

Я заметил, как Мария метнула на Йошку свой гневный взгляд: она действительно была остра на язычок, и не один партизан уходил в смятении после попытки поухаживать за ней.

Мария подробно сообщила обо всем. Начальник штаба записывал данные, комиссар молча слушал. Ласковая улыбка не сходила с его уст.

— Очень хорошо, друзья мои, — похвалил я партизан. — Сведения весьма ценные. Кто дежурит у рации?

— Иван Маслов, — ответил начальник штаба.

— Немедленно передать на Большую землю.

— Есть передать на Большую землю! — козырнул начальник штаба, кося глазами на раскрасневшуюся Марию: он тоже частенько поглядывал на эту милую девушку, но никогда даже себе не признавался в своих симпатиях к молодой партизанке.

— Ну, а теперь послушаем Йошку, — сказал я, обращаясь к Заяцу, который почти все время молчал, лишь изредка кивал головой в знак согласия с докладом Марии.

— Что там у вас приключилось? — улыбнулся комиссар. — Снова поссорились?

— Да нет, улизнул тут один тип.

И Йошка Заяц доложил о неизвестном человеке, высаженном из машины офицером гестапо.

— Да, дело серьезное, — сказал Рудольф Стой. — Видно, с каким-то заданием подбросили. Надо быть настороже.

— А, то, что вы его пока не тронули, — это правильно! — похлопал я Заяца по плечу. — Есть такое правило у разведчика: выполняй только то, что тебе поручено, и не отвлекайся. Хотя мимо ушей и глаз пропускать, конечно, ничего нельзя. Так-то, Мария. А неизвестный никуда не денется, раз он уже в Шатину заброшен.

Йошка выразительно посмотрел на Марию, та опустила глаза.

Получив новое задание, партизаны-разведчики покинули штаб. На следующий день командир первой роты второго батальона Андрей Гронец готовил взвод для выполнения боевого задания.

— По шоссейной дороге Великая Битча — Кораловице — Фрейнштадт гитлеровцы подтягивают большие резервы на линию фронта, — говорил он партизанам взвода. — Перед нами поставлена задача — заминировать эту дорогу и взорвать побольше живой силы и техники противника. Задача ясна?

— Все понятно, содруг велетель, — за всех ответил командир взвода Ян Чубон.

— Тогда слушайте, как это лучше сделать.

Гронец указал, в каких местах следует заложить мины, кому поручить их установку, где расположить группы засады, кто будет руководить подрывными группами и какими путями отвести людей после взрывов.

— Товарищ командир, — тихо сказал вдруг Ян Чубон. — Вижу недалеко от нас человека.

— Кто там? — спросил Гронец, всматриваясь в темноту.

Ответа не последовало. Заскрипел снег, и неизвестный исчез в глубине леса.

— Кто-то из наших, — сказал Гронец. — Должно быть, просто по надобности вышел.

Командиры понимающе переглянулись между собой: они и виду не подали, что встревожены происшедшим. Инструктаж продолжался. Когда все было усвоено каждым партизаном, командир роты Гронец скомандовал всем остаться на местах и, явившись ко мне, рассказал о случившемся.

Нас очень взволновало появление неизвестного человека.

— Бойцы подозревают что-нибудь? — спросил я.

— Нет, я их успокоил. Только Чубон знает.

Сразу же были приняты меры, но никаких результатов мы не получили. Похоже на то, что инструктаж перед выходом взвода на задание был кем-то подслушан.

— Какие конкретные задания вы поставили взводу? — спросил я Гронца.

— Заминировать шоссейную дорогу на протяжении одного километра восточнее Макова.

— Направьте взвод с таким же заданием в другое место, а за первоначальным объектом установите наблюдение. Надо проверить поведение немцев. Тогда все будет ясно.

В два часа ночи взвод Яна Чубона отправился для выполнения боевого задания под Великую Битчу…

В бригаду проник агент врага — это стало ясным после нового донесения Йошки Заяца: на шоссейной дороге вблизи города Маков немцы держали в засаде войска.

Кто он? Как его обнаружить, как раскрыть предателя, скрывающегося под маской партизана среди сотен патриотов?

Это была трудная и вместе с тем необходимейшая задача, решить которую следовало немедленно.

Прежде всего мы усилили охрану бригады. На посты назначали самых проверенных людей, особенно в ночное время. Комиссар провел по всем ротам беседы об усилении бдительности, такие же беседы были проведены во всех подразделениях. Все время мы были в полной боевой готовности на случай неожиданного нападения немцев на расположение бригады, а такая возможность не была исключена.

Через несколько дней в штаб бригады снова явился Йошка Заяц.

— В деревне Семетеш я видел незнакомца, которого высадил офицер гестапо в деревне Шатина.

— Рассказывайте, как это произошло.

— Я шел по деревне Семетеш, думал уже возвращаться домой. Смотрю — стоит группа крестьян, а с ними какой-то человек. Я всех знаю в этой деревне, а этого видел в первый раз. Подхожу ближе, да так и обомлел: он! Тот самый, которого мы с Марией хотели задержать возле магазина Мелоцика. Надо, думаю, узнать, о чем он там толкует. Подхожу, а он говорит, что мол, бежал от немцев из плена и хочет к партизанам пробраться. Спрашивает, как их найти.

— Не знаем, — отвечают крестьяне. — Говорят, партизаны в лесу где-то есть, но мы не видали их.

Видно, мало кто поверил ему, потому что стали расходиться, а человек этот зашел в трактирчик.

Мы закурили с Йошкой — он свою неизменную прокуренную трубку с железной крышкой, чтобы искры не вылетали, а я сигарету. Оба молчали и думали о неизвестном.

Получив задание, Йошка Заяц ушел.

После рассказа Йошки о встрече с «военнопленным» в деревне Семетеш прошло несколько дней. За это время наша бригада провела ряд боевых и разведывательных операций: было взорвано несколько поездов и мостов, проведены удачные засады.

Радистам бригады Дубининой и Маслову работы было по горло: нашу шифрованную морзянку каждый день ловили на Большой земле, где она превращалась в обстоятельные сведения для командования.

Однажды на командный пункт зашел Иван Маслов.

— Телеграмма для вас.

Мы сразу же начали готовиться в дальний рейд. Предстояло пройти много населенных пунктов, где повсюду подстерегала опасность нападения врага. 23 февраля вместе с моим заместителем Мельником и начальником штаба Шеверевым всю ночь проверяли боевую готовность бригады. Лишь в половине пятого утра ушли на отдых. Не успел я задремать, как в землянку явился Патока и сообщил:

— Час тому назад у дороги Великая Битча — Кораловице нашим секретом задержан неизвестный. Пробирался в расположение бригады. Говорит, что бежал из фашистского лагеря и ищет связи с партизанами. Как с ним поступить?

— Доставьте задержанного в штаб бригады.

— Есть!

Одеваться у меня не было надобности, так как мы всегда спали одетыми и с оружием при себе. Через несколько минут я был готов к приему «гостя».

Часовые ввели в землянку черноволосого человека, среднего роста, с плотной, крепкой фигурой. Его полное лицо и чистые зубы сразу бросались в глаза, свидетельствуя о том, что неизвестный ужасов фашистского плена не переносил.

— Ваша фамилия? — спросил я у «военнопленного».

— Виктор Николаевич Сергеев, — с готовностью ответил тот. — Я долгое время находился в немецком лагере для военнопленных. Случай помог мне бежать. И вот после долгих поисков попал к вам, партизанам. Я очень рад, потому что давно решил искать вас.

— Расскажите о себе все начистоту, — попросил я.

Подробно, как заученный урок, рассказывал он о месте своего рождения, учебы, о мобилизации в Советскую Армию.

— Наша часть долго сопротивлялась немцам, но не выстояла, и всех захватили в плен. Ужас, что нам пришлось пережить!

И по одежде, которую мне описал Йошка Заяц, и по манере говорить я узнал в нем человека, доставленного ночью офицером гестапо в деревню Шатина.

— Какого числа и в какое время вас высадил офицер гестапо возле магазина в деревне Шатина? — неожиданно спросил я в упор.

Мой вопрос, по-видимому, попал в самую точку: неизвестный вздрогнул и быстро ответил:

— В какую деревню? Ни в какой деревне меня не высаживали.

— А о чем вы беседовали с крестьянами на улице деревни Семетеш?

— Да не был я там! Это ваши партизаны, вероятно, меня с кем-то спутали!

— Прибыли Йошка и Мария, — шепнул мне на ухо адъютант.

— Сейчас я их позову, пусть немного подождут.

Адъютант вышел.

— Так вы, господин Сергеев, отрицаете все это?

Лазутчик явно растерялся: он уже понимал свой провал и думал о том, как выкрутиться.

— Видели вас крестьяне? Разговаривали вы с ними? — повторил я свои вопрос.

— Ни с кем я в деревне Семетеш не разговаривал, — ответил он, бледнея. Капельки пота выступили у него на лбу.

— Адъютант! — позвал я.

Вошел Андрей Патока и застыл в ожидании.

— Позовите тех двоих.

Вошли Йошка Заяц и Мария Приложна.

— Вы знаете этих людей?

— Нет, не знаю. Впервые вижу.

— А я-то тебя, голубчик, хорошо знаю! Да и ты видел меня в деревне Семетеш, когда расспрашивал крестьян, как найти партизан!

— Это тот самый, товарищ командир! Его офицер высадил в Шатине! — со злостью сказала Мария.

Лазутчик молчал. Вдруг он повалился на колени и истерически завопил:

— Не убивайте меня, я все скажу! Только не убивайте!

— Встаньте! Как ваша настоящая фамилия?

— Плуцков… Иван Филиппович Плуцков.

Гадко было слушать исповедь предателя. Сын кубанского кулака, Иван Плуцков, изменил Родине еще в 1941 году на фронте, когда, бросив оружие, перешел на сторону врага. Там он выразил желание сотрудничать с фашистами. Гитлеровцы направили Плуцкова для специальной подготовки в шпионскую школу, находящуюся в селе Трикуле, в пятидесяти километрах севернее Братиславы. Там он и специализировался по борьбе с партизанами.

Получив задание выяснить местонахождение партизанской бригады «Родина», Плуцков вместе с офицером гестапо прибыл на автомашине из Чадцы в деревню Шатина. Перед ним была поставлена задача — во что бы то ни стало разыскать партизан, войти к ним в доверие и влиться в их ряды, а затем сообщить все сведения о бригаде и помочь немцам уничтожить ее.

Жалкий вид представлял собою этот агент гестапо, продолжавший валяться в ногах и вымаливать себе жизнь.

— Сядьте и рассказывайте более толково, — сказал я ему. — Может быть, этим вы хоть на крупицу облегчите себе наказание.

Плуцков поднялся с колен и сел на скамейку.

По его словам, для борьбы с партизанами немцы создали лжепартизанские отряды из своих людей — по 10—15 человек в каждом. Все они прошли специальную школу в Трикуле. Под видом партизан они бродили по лесам, убивали каждого встречного, грабили крестьян, насиловали женщин, избивали и расстреливали жителей деревень.

Одну из таких групп немцы направили для дискредитации партизанского отряда Макарова, который действовал восточнее нашей бригады. Эту группу лжепартизан возглавил гардист Гааль.

Плуцков сообщил также о местонахождении четырех лжепартизанских групп, которые возглавляли офицеры гестапо.

— В вашу бригаду, — продолжал Плуцков, — немцы еще раньше направили трех своих агентов. Ни в лицо, ни фамилий я их не знаю. Я должен был с ними встретиться по условленному паролю: «Я привез вам привет от Жданека». Мне должны ответить: «Он до сих пор не женат». «Все невесты ему не по душе», — должен сказать я. И только после ответа «Ну тогда мы постараемся вместе» я должен был говорить с ними откровенно.

— Вы успели с кем-нибудь повидаться?

— Нет, меня сразу задержали патрули. Но я смогу с ними связаться, — с готовностью ответил он.

Мы подготовили встречу Плуцкова в условленных местах по паролю, данному гестапо, но никто на свидание не явился.

Проникшие в партизанскую бригаду лазутчики, очевидно, уже знали об аресте Плуцкова.

Одна фашистская змея была ликвидирована. Три самые опасные ползали среди нас и могли нанести непоправимый вред. Мы были этим очень встревожены.

В тот же день ми получили поразившее нас, как громом, известие о гибели комиссара бригады Рудольфа Стоя.

За несколько дней перед этим комиссар во главе группы партизан ушел в Кораловице, чтобы отпечатать в подпольной типографии очередную листовку и организовать встречу с коммунистами города и окрестных сел.

Все шло вначале хорошо. Рудольф Стой провел совещание с коммунистами и связными бригады, дал им задания. На второй день он отправился на квартиру партизана Коболко. Это было первого марта 1945 года. На квартире находился небольшой печатный станок. Трое из шести сопровождавших комиссара партизан печатали листовки, а остальные несли караульную службу вокруг дома.

Было уже одиннадцать часов вечера, и печатание листовок подходило к концу. Рудольф Стой в последний раз прочитал листовку на чешском языке и остался доволен.

— Это будет действовать не хуже наших партизанских мин, — говорил он, потирая руки.

Вдруг за окном раздалась автоматная очередь. В комнату вбежал партизан и крикнул:

— Немцы окружили дом!

— Спокойно, — сказал комиссар, — никакой паники. Будем драться до последнего патрона. Живыми не сдаваться!

Партизаны потушили свет, схватили автоматы и подбежали к окнам.

— Стрелять только по целям! — крикнул Стой. — Бейте по вспышкам!

Немцы ожесточенно обстреливали домик из автоматов и пулеметов.

— Партизан, сдавайся! — закричали они через некоторое время.

— Не дождетесь, собаки! — крикнул Рудольф Стой и хлестнул из автомата на голоса.

И снова в окна и двери домика с грохотом устремились огненные струи пуль. Перестрелка стала еще более ожесточенной. Уже умолкли автоматы партизан у трех окон. Силы обороняющихся убыли наполовину.

— Кто жив, прорывайтесь с гранатами, а я задержу немцев! — крикнул комиссар.

— Мы останемся с вами, комиссар! — возразил кто-то в темноте.

— Выполнять приказ! Прощайте, товарищи! Да здравствует Родина!

Трое партизан и один из наборщиков открыли бешеный огонь из окна, потом выпрыгнули из него. Раздались взрывы брошенных ими гранат.

Комиссар бригады, славный сын чехословацкого народа Рудольф Стой, сражался с врагами до последнего вздоха.

Захватив домик, немцы обнаружили только трупы героев. Комнаты маленького домика на окраине Кораловице были усеяны листовками.

Так погибли героической смертью в бою с оккупантами комиссар Рудольф Стой и шестеро его товарищей по оружию — верные сыновья чешского и словацкого народов.

Нам не удалось похоронить останки комиссара и его боевых товарищей — немцы забрали их трупы с собой.

С глубокой скорбью выслушали бойцы и командиры бригады сообщение о гибели славного комиссара. Около тысячи человек стояло на лесной поляне, обнажив головы. Холодный ветер трепал давно не стриженные волосы, шевелил бороды угрюмых, затихших в искренней скорби партизан.

Выступавшие на траурном митинге давали клятву отомстить фашистским захватчикам за комиссара, за других товарищей, за гибель тысяч борцов сопротивления фашизму, за истоптанную врагами родную землю.

Раздалась команда: «К салюту в честь погибших — без патронов — готовьсь!»

Щелкнули затворы винтовок и автоматов. Лес оружия вырос над партизанской бригадой.

— Огонь!

Прозвучала частая дробь спущенных с боевого взвода затворов. Это был символический салют в память погибших: мы не могли стрелять боевыми зарядами, когда вокруг рыскали своры карателей-оккупантов.

Гибель комиссара в Кораловице была для нас загадочной. И до этого печального дня Рудольф Стой не раз посещал подпольную типографию, однако все обходилось благополучно. Комиссар был всегда очень предусмотрительным и осторожным.

— Я уверен, что и здесь не обошлось без предателя, — сказал заместитель по разведке Виктор Богданович. — К нам затесались предатели.

— Надо их найти, — ответил я.

И снова мы все усиленно занялись проверкой. Подозреваемые лица тщательно проверялись различными способами. Был заведен новый учет партизан, велись наблюдения во время выполнения боевых заданий, но все это никаких результатов не давало.

Кто же они? Над этим вопросом ломали головы люди Виктора Богдановича — самые опытные разведчики бригады.

А враги, пробравшиеся в ряды партизан, действовали все наглее, точно издеваясь над нашими усилиями. Были уничтожены три наши диверсионные группы, посланные на серьезные задания, участились засады фашистских карателей именно в тех местах, где по нашему плану должны были проводиться боевые операции. Вскоре нас постигло новое горе: в одной из таких засад, устроенных немцами, был убит командир первой роты 2-го батальона парашютист Андрей Гронец.

Снова и снова перечитывал я показания расстрелянного нами фашистского лазутчика Плуцкова. Вот что было написано им в конце:

А что если попытаться захватить самого Курта Гольфа или выкрасть хранящиеся у него в сейфе записи?

Я поделился возникшей мыслью с заместителем по разведке Виктором Богдановичем и вновь назначенным комиссаром бригады Григорием Мельником.

— Идея смелая, но очень трудная, — заметил Богданович.

— А без трудностей в нашей работе ничего не бывает, — добавил Григорий Мельник. — Пожалуй, это единственная возможность разоблачить предателей. Но как это сделать?

— Надо захватить Гольфа на квартире и доставить сюда, а здесь мы сумеем все выяснить, — сказал я после некоторого размышления. — Или выкрасть журнал. Черт его знает, как это сделать, но Гольф должен быть в наших руках.

— Давайте попробуем, — согласился комиссар Мельник.

— Подберите опытных разведчиков, самых лучших и наиболее проверенных, и пошлите их в город Чадца. Пусть пока разузнают все подробности о майоре Гольфе, — приказал я Богдановичу. — Кого, по вашему мнению, можно послать?

— Надо послать знающих немецкий и венгерский языки, — посоветовал комиссар.

— Это верно, — согласился Богданович, — Яна Чубона можно послать. Подойдет и Юзеф Варичек.

На том мы и порешили.

Через некоторое время наши разведчики доложили, что майор Гольф проживает в доме гестапо, очень редко выходит на прогулку в город. Почти все свободное время проводит в бильярдной, находящейся тоже в доме гестапо.

Это сообщение заставило нас несколько изменить план действий. Мы посоветовались с комиссаром, заместителем по разведке и начальником штаба бригады и решили захватить неожиданным налетом весь дом гестапо, взяв живьем со всеми документами майора Гольфа.

Задача была действительно трудная.

Дом гестапо в Чадце находился в центре города и охранялся днем и ночью усиленными нарядами отборных солдат. Ко всему этому в Чадце были расквартированы большие силы воинского гарнизона, патрулировавшие ночью все улицы.

Для внезапного захвата гестапо необходимо было отобрать человек двадцать пять смелых и очень опытных партизан. При этом отбор людей надо было произвести так, чтобы в эту штурмовую группу не попал фашистский агент. Одновременно надо было провести самую тщательную разведку. Для успешного исхода операции следовало знать буквально все мелочи: входы и выходы в дом, расположение кабинетов внутри помещения, где находятся охраняющие гестапо солдаты, каким оружием они располагают, где хранится оружие свободных от наряда солдат и еще много других деталей, вплоть до того, куда открывается та или иная дверь.

Кроме того, план операции отобранные люди должны сохранить в строжайшей тайне.

Подготовка к захвату дома гестапо началась с разведки. Та же группа партизан во главе с командиром второго батальона Томашем Шимеком отправилась в Чадцу. Разведчики установили, что дом гестапо охраняется в ночное время двумя часовыми. Всего оперативного и обслуживающего персонала в гестапо 66 человек. В трех километрах от дома расположен гарнизон гитлеровских войск.

Разведке удалось добыть также план расположения комнат гестапо и местонахождения квартиры майора Гольфа.

Подтвердились сведения первой разведки о том, что Гольф все время возится с бумагами в своем кабинете и в город почти не выходит. Свободное время он проводит в бильярдной, находящейся тут же. Сам Гольф — замкнутый человек, ни с кем не общается. Даже в бильярд играет молча и, уходя после игры, высокомерно раскланивается с партнерами. Играет он отлично, никто еще ни разу его не обыграл.

В кабинете начальника гестапо Гольф не бывает, наоборот, изредка заходит к нему сам начальник. Хотя он и выше чином майора Гольфа, но ведет себя перед ним заискивающе. По всем признакам Гольф наделен большими полномочиями высоких главарей гестапо.

Установить связь с кем-либо из охраны гестапо нашей разведке никак не удавалось. Наконец в этом помог случай. Он был настолько счастливым, что вначале мы даже опасались: а не подстроено ли это самим гестапо?

Почти все посланные в Чадцу разведчики владели немецким и венгерским языками. Однажды Ян Чубон зашел со своими товарищами в небольшой кабачок. Синий дым клубился в тесном помещении, сплошь уставленном столиками. Посетителей было мало. В самом дальнем углу сидели два рослых немецких солдата, перед ними пенились кружки, наполненные пивом. Они не галдели, как другие солдаты, а молча потягивали пиво, изредка перебрасываясь между собой словами.

Ян Чубон со своими партизанами занял соседний стали и потребовал пару бутылок сливовицы и по кружке пива.

— Что так невеселы, друзья? — обратился Чубон к солдатам по-немецки.

— Мы плохо владеем немецким языком, мы венгры, — ответил черноволосый крепыш. — Сидим вот, попиваем пиво после ночного наряда.

— Э, да вы земляки! — воскликнул Чубон уже по-венгерски. — Подсаживайтесь к нам, веселее будет. Да и сливовица все же лучше паршивого пива.

Солдаты переглянулись между собой и молча пересели за столик к партизанам.

— Меня зовут Миклош Зарфа, — назвал себя черноволосый.

— А я Ковша. Габор Ковша, — сказал другой, пожимая руку Яну Чубону. — Мы из охраны гестапо.

У Яна Чубона екнуло сердце. «Это удача, — подумал он. — Надо заняться ими покрепче».

— Очень приятно с вами познакомиться.

Партизаны назвали вымышленные фамилии и сообщили, что они — солдаты гарнизонной комендатуры.

— Ваши недалекие соседи, — сообщил Чубон. — Ну что ж, давайте выпьем по бокальчику за фатерланд. Хайль Гитлер!

Солдаты взяли свои бокалы, но не ответили на обычное гитлеровское приветствие.

«И это пригодится», — подумал Чубон.

Начался обычный разговор. Чубон заметил, что солдаты стали более словоохотливыми — сливовица подействовала на их языки благоприятно.

— Скоро весна, — задумчиво сказал вдруг Миклош Зарфа, — а сеять дома кто будет?

И он посмотрел своими черными глазами на Чубона, потом медленно перевел взгляд на других партизан.

«Провоцирует!» — подумал Чубон и беззаботно ответил:

— Что ж, придется жене и родителям еще потерпеть.

— Черт бы побрал всю эту канитель, — проворчал Габор Ковша. — У меня жена больная, а дети еще малы.

Ян Чубон налил еще сливовицы.

— Хозяин! — крикнул он, повернувшись к буфетной стойке. — Еще по бутылочке на каждого защитника рейха!

— Мы вот гестапо охраняем от партизан, а они вокруг по лесам прячутся.

— Майор Гольф думает уничтожить их, сидя в кабинете, — сказал Ковша и оглянулся на соседние столики — не слыхал ли кто его слов.

Но за соседними столиками галдели по-немецки уже подвыпившие солдаты.

— Гогочут, как гуси, — проворчал он недовольно.

— Наши дорогие гости, — хитро сощурился Чубон.

— Да, гости! А мы их звали сюда? Чего им здесь нужно?

— Ты потише, Габор, — испуганно одернул приятеля Зарфа. — Могут услышать.

— А, пускай слышат! Пусть думают, как унести свои ноги домой. Фронт с каждым днем все ближе!

— Дольем наши бокалы, — предложил Чубон, — и пойдем прогуляемся, выветрим дух казармы.

— Пошли! — согласился Ковша. — Душно в этом немецком свинарнике. Эй ты, вояка белобрысый, посторонись! — крикнул он немецкому солдату, сидевшему в проходе.

— Мадьярская свинья! — огрызнулся солдат. — Я вот тебе покажу!

Но, разглядев форму гестапо, солдат осекся.

Партизаны вместе с солдатами вышли из кабачка.

Легкий морозец освежил захмелевшие головы гуляк. Пошатываясь, они шли в обнимку, к небольшому парку, черневшему в стороне от неширокой улицы окраинной части города.

У Чубона и его товарищей почавкивала в сапогах вылитая за голенища сливовица, но они тоже пошатывались вместе со своими новыми приятелями.

Огни города остались позади, никто уже не встречался на улицах этого пустынного места. Тихая морозная ночь дышала едва уловимыми запахами земли и хвои. Скоро пригреет солнце, подуют влажные ветры с запада, и тогда проснется она, матушка-землица, и зашумит, забурлит ярким цветением своей вечной жизни.

Солдаты немного протрезвились и шли молча. Должно быть, они тоже думали о своих деревнях, о женах и детях и о земле, которую некому обрабатывать дома.

— Друзья! — неожиданно сказал Чубон. — А ведь мы не солдаты комендатуры, а партизаны.

Хмель мгновенно вылетел из голов солдат, и они остановились как вкопанные.

— Партизаны? — переспросил Ковша. — Почему же вы без оружия?

— А вот и оружие!

Ян Чубон и его товарищи сунули под нос опешившим солдатам свои пистолеты.

— Да вы не бойтесь! Мы вас не тронем, земляки. Давайте поговорим откровенно.

Долго в это позднее ночное время между солдатами и партизанами шел задушевный разговор.

— Мы давно уже мечтаем перейти на советскую сторону, да служба наша сложилась так, что застряли в этом проклятом гестапо, — сказал Зарфа. — Все время ищем, как бы связаться с партизанами.

— У нас и листовки советские есть! — похвастался Габор Ковша.

— И пулемет ручной с патронами спрятан в надежном месте, — добавил Зарфа.

— Я вам верю, — успокоил солдат Чубон.

— И мы верим, — подтвердили его товарищи.

— Раз уж вы нам сочувствуете и хотите перейти к партизанам, скажите на первый раз, кто ночью охраняет здание гестапо.

— Двое часовых, — с готовностью ответил Миклош Зарфа.

— Один немец и один венгр, — добавил Габор Ковша.

Чубон задал им еще несколько вопросов, солдаты охотно отвечали…

— Ну, вот и все пока, — сказал Чубон. — А пулемет вы нам передайте. Когда вы можете это сделать?

— Да хоть и сейчас. Через двадцать минут он будет у вас.

— Надо сейчас, — посоветовал Ковша. — Завтра у нас дежурство.

— Давайте, — сказал Чубон.

— Мне одному пойти?

— Нет, почему? Идите вдвоем.

Солдаты ушли. «Возвратятся ли они? — в беспокойстве думал Чубон. — А что, если сообщат гестаповцам, чтобы те схватили нас? Тогда пропало все! Не видать нам майора Гольфа, как своих ушей».

— Риск — благородное дело, — сказал он вслух, как бы отвечая на свои мысли.

— Посмотрим, что из этой затеи получится, — проворчал Юзеф Варичек.

Партизаны подошли к черневшему невдалеке строению и скрылись за ним.

Прошло двадцать минут. И еще пять минут отщелкала стрелка светящегося циферблата часов Яна Чубона.

— Одурачили! — вырвалось у него.

Но в это самое время послышался глухой стук сапог по мостовой. Шли люди. Вот они подошли к условленному месту и остановились в недоумении. Партизаны вышли из-за укрытия.

— Принесли! — взволнованно проговорил Габор Ковша. — С патронами принесли!

Доверие к солдатам было восстановлено. Партизаны забрали пулемет, назначили новое свидание и, крепко пожав руки венграм, разошлись с новыми друзьями в разные стороны.

В течение целой недели эти солдаты из охраны гестапо приходили к нам, каждый раз принося ценные сведения о передвижении войск противника. Эти сведения нами перепроверялись и всегда оказывались достоверными.

Зарфа и Ковша помогали нам честно и добросовестно. Ключик к сложному замочку проникновения в здание гестапо находился в наших руках. Оставалось только выбрать подходящее время.

Мы занялись подбором людей для проведения налета на гестапо. Надо было выделить проверенных товарищей, опытных и ловких в таких делах. Посоветовавшись с десантниками — им-то я доверял безгранично! — мы пришли к единому мнению: операцию провести ночью с 14 на 15 марта 1945 года под моим командованием. В эту ночь на посту у входа в дом гестапо должен был стоять Габор Ковша.

Предстояло выполнить сложную и чрезвычайно трудную операцию. Я, как командир бригады, да и все мои ближайшие товарищи понимали, какая ответственность лежит на нас за всю бригаду. Но иного выхода у нас не было.

В группу я отобрал двадцать пять человек. В нее вошли в подавляющем большинстве командиры частей и подразделений бригады. Девятнадцать человек предназначались для нападения на дом гестапо и шесть партизан — для подрыва поездного эшелона на станции города Чадца. В группу нападения на дом гестапо вошли новый комиссар бригады Григорий Мельник, Виктор Богданович, заместитель командира бригады по хозяйственной части Рудольф Янушек, командиры Анатолий Володин, Ян Чубон и другие самые надежные партизаны.

Группа из шести человек под командованием Николая Шеверева должна была отправиться на станцию Чадца и в двенадцать часов ночи взорвать эшелон. Это была тоже очень важная операция.

Никто из партизан, кроме комиссара и начальника штаба, не знал о подробностях предстоящей операции.

Передав командование Анатолию Володину и назначив замещающими других командиров, в ночь на 13 марта я вышел со своей группой в двадцать пять человек из расположения бригады.

Не успели мы отойти и километра, как нас догнала старшая радистка Маша Дубинина. Она отозвала меня в сторону и сказала:

— Командир, судя по радиограммам, переданным на Большую землю, вы идете на выполнение ответственного задания. Я очень хочу пойти вместе с вами.

Я удивленно посмотрел на Дубинину.

— Не сомневайтесь, командир, я с этой задачей справлюсь. — И Маша сжала в руках автомат. За поясом у нее виднелись гранаты: девушка была в полной боевой готовности.

Мы продолжали движение, и я все время отговаривал Дубинину от ее затеи.

— Все радиостанции бригады в полной исправности, дежурит сейчас Иван Маслов, — взволнованно говорила Маша. — И еще несколько человек новых радистов нами подготовлены. Все время только и делаешь, что морзянку выстукиваешь!

Мне стало жаль Машу. Семнадцатилетней девушкой она поступила в специальную школу радистов, успешно окончила ее ускоренный курс обучения и изъявила желание пойти в партизанские отряды.

В 1944 году Дубинина в составе парашютно-десантного партизанского отряда была заброшена в тыл противника, в Польшу, и там работала радисткой до самого назначения в нашу десантную группу. Так она оказалась на чехословацкой земле. Все партизаны души не чаяли в Маше за ее доброту и смелость в любых условиях боя.

И вот она шла рядом со мной, умоляя разрешить ей идти вместе с нами на выполнение боевого задания. Ее не интересовало, куда мы идем и какие опасности нам грозят.

— Ну ладно, Маша, уговорила, — засмеялся я.

— Вот спасибо! — воскликнула она и помчалась догонять группу партизан. Я тоже присоединился к ним.

Мы шли по лесу напрямик к городу Чадца. В практике партизанских маршей так повелось, что вначале уходящие на операцию шли в ложном направлении. Но на этот раз я решил идти прямо.

Четырнадцатого марта мы подошли к городу. В лесу провели остаток ночи и весь следующий день. Посланный на связь с Габором Ковшей Юзеф Варичек подтвердил, что тот дежурит у входа в гестапо ночью 15 марта. Около полудня мы хорошо пообедали и больше ничего не ели перед операцией: так нам всегда советовал врач бригады Вилл Поспелов.

— Отягощенный желудок тормозит рассудок, — острил наш милый Вилл. И мы его слушались.

В 21 ноль-ноль я распределил обязанности между участниками операции. Шесть человек направились на станцию, а остальные, теперь уже двадцать человек, — в город для захвата гестапо. Взрыв поездного эшелона был назначен на двенадцать часов ночи.

В 23 часа 10 минут мы подошли к дому гестапо. Все были в немецкой форме, и никому не приходило в голову, что под немецкими мундирами бьются сердца партизан.

Габор Ковша дал условный сигнал: «Обстановка благоприятная».

— Форвертс! Вперед! — подал я команду, и партизаны стремительно бросились к дому гестапо. В одно мгновение Григорий Мельник и Ян Чубон прикончили часового-немца. Габор Ковша открыл входную дверь, и мы ворвались внутрь помещения.

На посту у парадного входа по-прежнему, будто ничего не случилось, прохаживались двое: Габор Ковша и Юзеф Варичек.

Гестаповцев мы застали врасплох. Одни допрашивали привезенных из тюрьмы чешских и словацких патриотов, другие сидели за столами и копались в своих бумагах. Кое-кто развалился на диване и покуривал.

Рудольф Янушек и Виктор Богданович со своей группой вошли в караульное помещение и скомандовали:

— Хенде хох!

Из-за спин выглядывали дула автоматов партизан, а поднятые для броска гранаты угрожающе приковывали к себе внимание. Большинство немцев подняло руки. Два офицера и солдат схватились за пистолеты, но были тотчас обезоружены партизанами.

Тем временем мы с Григорием Мельником проникли в кабинет Курта Гольфа. Гестаповец вопросительно посмотрел на нас и снова уткнулся в разложенную на столе карту.

— Хенде хох! — скомандовал я немцу.

Майор Гольф вздрогнул от неожиданности, но не растерялся и, схватив пистолет, лежавший у него под рукой, выстрелил. Пуля никого не задела — гестаповец промахнулся. Следующего выстрела он не успел сделать: наши пули успокоили его навеки.

В доме гестапо не было слышно никакой суеты — операция была продумана до мелочей и проходила по плану. Мы с Мельником подошли к открытому сейфу, вынули из него все бумаги и книги, сложили карты с различными пометками и забрали с собой.

Обезоруженные гестаповцы были помещены в отдельную комнату, и Мария Дубинина с двумя партизанами зорко сторожила их. У девушки были плотно сжаты губы, вьющийся локон выбился из-под шапки. Ее руки крепко сжимали автомат, направленный на перепуганных гестаповцев.

Партизаны Андрей Патока и Юзеф Адамчик, хорошо знающие автодело, зашли во двор гестапо, и через несколько минут грузовая автомашина уже стояла у подъезда, нетерпеливо ворча мотором.

Мы начали быстро грузить на машину захваченное оружие: пулеметы, автоматы, винтовки и патроны к ним. Было взято кое-какое имущество и все, до последней бумажки, документы.

Возле машины спокойно похаживали «часовые гестапо» — Миклош Зарфа и наш партизан. Габор Ковша помогал грузить на машину оружие. Мы были бесконечно благодарны венгерским товарищам за их помощь в захвате гестапо.

Когда все было погружено, мы увели всех гестаповцев в подвал. Семнадцать гитлеровских бандитов нашли себе смерть там, где они пытали и расстреливали свои невинные жертвы.

Все арестованные были отпущены по домам, как только нашу машину подготовили к отъезду. Со слезами радости покидали они страшное место, горячо благодаря нас за освобождение.

Тихий словацкий городок спал тревожно, но никто даже не подозревал, что произошло под покровом ночи на одной из его улиц.

На проведение операции по захвату гестапо ушло всего сорок минут.

Наша автомашина умчалась к месту сбора всех партизан. А тем временем на станции Чадца действовали другие наши товарищи под командованием Шеверева. Эшелон с цистернами горючего и товарными вагонами стоял на запасном пути и ждал паровоза.

Группа Шеверева с помощью связного железнодорожника Шобика и его тринадцатилетней дочери начала минирование в половине двенадцатого ночи. К цистернам с горючим были прикреплены магнитные мины с часовым механизмом, установленным на двенадцать часов ночи.

Шобик с дочерью подносил заряды тола, а партизаны Шеверева закладывали их под вагоны, в которых, по сведениям Шобика, были снаряды. Заряды тола должны были взорваться от детонации при взрыве магнитных мин.

Ночь была темная, а Шобику и его девочке была известна здесь каждая шпала, и немецкие часовые ничего не заметили, когда под вагоны юркнули партизаны. Когда все было закончено, Шобик вывел с территории станции группу Шеверева по безопасному пути.

Часы показывали без пяти минут двенадцать. Мы уже начали тревожиться за группу Шеверева, когда они прибежали радостные и возбужденные.

— У нас тоже удача, — сообщил я Шевереву.

Не успел Шеверев выразить свой восторг, как над станцией Чадца взвилось в небо огромное пламя, и грохот взрыва откликнулся далеко в горах.

— Поехали! — скомандовал я своему адъютанту Андрею Патоке, сидевшему за рулем.

На станции творилось что-то невероятное: полыхало пламя, гремели потрясающие землю взрывы.

Вместе с нами на автомашине любовались необычайным зрелищем бывшие солдаты охраны гестапо Миклош Зарфа и Габор Ковша, верные сыны венгерского народа, теперь уже ставшие партизанами нашей бригады.

И вот мы снова в своих обжитых землянках. Машину по дороге мы поломали и столкнули с обрыва. Ни одна душа не знала о нашем возвращении с операции, кроме часовых. Но и тех я распорядился забрать в штабную землянку, а на их место поставить товарищей из нашей группы.

Не медля ни единой минуты, мы засели с переводчиками за изучение захваченных в гестапо документов. В отдельных папках оказались списки агентов гестапо, засланных в разные партизанские отряды, и их донесения. Среди фамилий этих агентов мы нашли и тех, кого майор Гольф подослал в нашу бригаду. Это были некие братья Фадлеры и Вильброд.

Было уже пять часов утра, когда перед нами предстали все три шпиона. Предатели быстро сознались во всем. Это они сообщили в гестапо через гардиста Гааля о выходе Андрея Гронца со своей ротой на выполнение боевого задания. Его гибель — дело их подлых рук.

Они сообщили также в гестапо о выходе группы комиссара Рудольфа Стоя в местечко Кораловице, где и погиб наш славный комиссар с товарищами.

Из документов, захваченных в гестапо, мы узнали и адрес соучастника фашистских шпионов — гардиста Густава Гааля. Позже он был нами арестован и понес такую же заслуженную кару, как и агенты гестапо, предатели Фадлеры и Вильброд.

При допросе арестованные шпионы сообщили и о том, что на 19 марта немцы готовят операцию по уничтожению нашей партизанской бригады и для этого стягивают в город Чадца свои войска. Мы обнаружили и документальные подтверждения этому в бумагах гестапо, попавших в наши руки.

Теперь нам стало понятно, почему район расположения партизанской бригады «Родина» на карте гестаповца Гольфа был обведен черным карандашом и на нем стоял жирный крест. Должно быть, майор Гольф был крепко уверен, что каратели окружат и уничтожат партизан.

Однако вышло наоборот. В скором времени наша партизанская бригада перешла в другое место — в леса на границе с Моравской Остравой.