Среди врагов и друзей

ЛЮДИ И ЗВЕРИ

Чем больше мы проводили боевых операций, тем теснее становились наши связи с местным населением.

Каждая партизанская листовка, каждый бой, взрыв и даже выстрел партизана пробуждал в сердцах чехословацких трудящихся веру в победу над оккупантами, вдохновлял их на большие и малые подвиги против ненавистного фашизма.

Мы хорошо понимали и ценили поддержку местного населения, устанавливая с ним все более тесные контакты и связи.

Во всех окрестных населенных пунктах, больших и малых городах и селах у нас были свои люди. Их мы называли связными. Эти люди постоянно информировали нас о передвижении, количестве и нахождении вражеских войск, собирали и доставляли в отряд продукты питания, разведданные. Связь с населением мы усиливали и сейчас, посылая в подполье проверенных нами людей.

В район Кораловице и Щавника мы решили послать Войтила. Нам было ясно, что рано или поздно придется перейти в просторные лесные массивы Яворника.

Необходимо было подготовить там запасную партизанскую базу. Я вызвал Войтила и изложил ему наши соображения. Алойзо уже привык к нашему отряду и согласился на выход в подполье не сразу. Комиссар Стой не без труда убедил его в важности и ответственности этого поручения. В тот же день Алойзо ушел на задание.

Бесконтрольными в нашем радиусе действий оставались лишь населенные пункты в сторону Закопчья и Голешова. Мы начали подбирать кандидатуру для подпольной и разведывательной работы в этих районах. Начальник штаба Шеверев долго листал списки личного состава отряда и никак не решался, кого же направить в Закопчье.

Из Закопчья у нас был Франтишек Немчак. Товарищ он боевой, к тому же неплохо овладел искусством минера. Жалко отпускать такого, думал Шеверев. Но что поделаешь? Пришлось все же мне дать согласие на посылку в Закопчье Немчака.

Были намечены пароли, явочные квартиры, связные. Виктор Богданович ознакомил его с элементарными знаниями разведчика и, закончив этот инструктаж, вдруг спросил:

— А может быть, он отправит домой Андрея Мравца?

Во время облавы вблизи деревни Бахроня наш партизан Мравец сломал ногу и вот уже целых шесть дней лежал в гипсе. Вилл Поспелов настаивал отправить Мравца домой к родителям, однако частые облавы и окружения не давали возможности сделать это раньше. Теперь же наступило временное затишье.

Предложение Богдановича было разумным, и я дал на это согласие. Под вечер Немчак запряг в небольшие санки лошадь и, усевшись рядом с Андреем Мравцем, тронулся в путь. Начало темнеть. Небо было чистое. Невдалеке из-под высокой горы выбрасывал свои теплые воды горный ручей. Вода в нем не замерзала даже в эти морозные дни. Тихий шум деревьев и клокот ручья сливались в непередаваемую, сказочную симфонию горного дремучего леса.

Здесь было действительно красиво. Немчак посматривал на стройные ели, мощные дубы, сосны и невольно думал о том, что хорошо было бы устроить здесь санаторий. Воздух свежий, вокруг минеральные источники, богатая природа. «Вот разобьем фашистов, тогда наверняка построим тут курорт», — думал он.

Спутники ехали молча. Лошадь бежала рысцой по извилистой горной дороге, минуя снежные поляны, равнины, лесные массивы.

Партизаны спустились вниз и ехали у подножия крутой горы.

На небольшой поляне показались домики. Миновать их было почти невозможно, и Немчак направился в село. На его единственной улице было пустынно. Мравец уложил поудобнее больную ногу, приготовил к бою автомат.

Перед глазами партизан замелькали покрытые снегом крыши. Лошадь неслась галопом. Вдруг на повороте замаячили темные фигуры. «Хальт!» — послышался голос. Лошадь мчалась прямо на немцев. «Хальт! Хальт!» — вновь заорали гитлеровцы.

Партизаны открыли огонь. Немчак, держа в правой руке автомат, бросил гранату. Несколько солдат упало в снег. Лошадь бешено мчалась вперед.

Впереди был лес. Поворот направо, и партизаны скрылись за деревьями. В селе продолжалась стрельба. Гитлеровцы поднялись по тревоге, бросились к лесу, но след смельчаков потерялся.

На диво выносливая лошадь, как на крыльях, неслась по лесным уклонам. Лес тянулся без конца и края, одну поляну сменяла другая, и казалось, дороге не будет конца. Даже боль в ноге у Мравца, казавшаяся несколько минут назад невыносимой, как будто немного притихла. Ветер швырял горсти колючего снега в его разгоряченное лицо. Время от времени они выезжали из чащи на поляны, вокруг светлело, лес обступал их черной стеной, над ним светил полный месяц.

Ехали всю ночь. Партизан никто больше не встретил. Наконец показалась большая поляна, лошадь зафыркала, почуяв жилье и близкий отдых.

Вот и село Турков, где жили родители Андрея Мравца. Дорога стала пошире и тверже. Показались первые домики.

— Вот туда, к крайнему, — сказал Мравец, наклонившись к Немчаку.

Небольшой низкий домик был занесен снегом. Немчак постучал в окошко.

На стук вышла мать Андрея Мравца. Услыхав ее голос, Андрей, несмотря на боль в ноге, схватил палку и соскочил с саней.

— Это я, мама!

— Сыночек! — с плачем бросилась к нему мать.

— Фашисты в селе есть? — спросил он озабоченно.

— Нет, сегодня бог миловал.

Пока Андрей беседовал с матерью, Немчак распряг лошадь, поставил ее в сарай, замаскировал санки. Отец Мравца принес сена, и лишь после этого зашли в дом. Было еще темно, однако света не зажигали. Долго беседовали они между собой, слушали невеселые вести стариков, советовались с ними.

Только на рассвете Андрей и Франтишек улеглись отдыхать.

Неотступно дежурили возле них отец и мать Мравца.

Вечером, с наступлением темноты, Немчак отправился в путь. Автомат он оставил в Туркове: сейчас ведь он был подпольщиком-связным, придется время от времени находиться среди немцев в селах, городах. При себе он оставил лишь пистолет с двумя обоймами и документы, подготовленные еще в отряде.

Стояла непривычная после прошедших дней тишина. Немчак спешил в селение Голешово, где должен был встретиться с подпольщиками, дать им задание и получить разведывательные данные. Он шел осторожно, то и дело поглядывая по сторонам. По дороге думал свою партизанскую думу, вспоминал прошлое.

Вспомнилось, как работал у владельца мясо-молочного комбината Рудольфа Купчина в городе Трнава. Тогда он доставлял оттуда мясо для Трнавского военного гарнизона. Там он впервые и познакомился с солдатами, которые уже тогда были связаны с подпольщиками, а позже весь словацкий гарнизон перешел к партизанам…

Послышался шум моторов. Немчак свернул с дороги в густую чащу. Мимо проехали крытые немецкие машины с минометами на прицепах.

Подождав, пока автомашины прошли, Франтишек снова направился к дороге. Луна скрылась за тучами, вокруг потемнело. Вдруг сзади заскрипел снег, какие-то темные фигуры подскочили к Немчаку, цепко схватили за руки. Он рванулся, но безуспешно: руки оказались заломленными за спину. Оглянувшись, он увидел зеленые немецкие мундиры.

«Вот и попался», — в бессильной ярости подумал он. Его поволокли в глубь леса. Фашистов было шестеро. Немчак снова пробовал сопротивляться, но высокий широкоплечий детина так скрутил ему руку, что из глаз посыпались искры и в суставе что-то хрустнуло. Прошли метров триста, никто из сопровождающих не проронил ни звука. «Если немцы, то почему они ведут меня в лес?» — мелькнуло у Немчака.

Наконец впереди Немчак увидел повозки, лошадей и вооруженных людей. Люди были в немецком обмундировании, однако на головных уборах у некоторых виднелись красные ленточки. Немчака подвели к чернявому мужчине среднего роста, лет двадцати пяти. Освободили руки.

— Ты кто? — спросил его тот на чистом русском языке.

— Крестьянин из Закопчья, — ответил Немчак.

— Почему прятался от немецкой колонны?

— Я не прятался. Просто хотел… до ветру сходить, — буркнул он.

— А пистолет для чего?

Немчак молчал.

Чернявый внимательно посмотрел на него темными, усталыми глазами.

— Да ты не бойся, мы же знаем: ты партизан.

— А если партизан, так что? — вызывающе спросил Немчак.

— Так это ж хорошо, мы тоже партизаны, — улыбнулся тот.

Немчак огляделся. Все было подготовлено к походу: лошади запряжены, на повозках стояли пулеметы.

— А почему же вы в немецкой форме? — спросил он.

По словам чернявого, его товарищи были в плену и дали согласие пойти во власовскую армию с тем, чтобы вооружиться и перейти к партизанам.

Немчак слушал недоверчиво, но чернявый не обращал на это внимания и продолжал рассказывать:

— Как только получили оружие, на второй же день ушли в лес.

— А в каком же вы партизанском отряде? — спросил Немчак.

— Пока действуем сами, но хотим связаться с партизанами.

Немчак слушал, смотрел, молчал.

— Моя фамилия Дышаков Владимир. А ты все же кто?

— Да просто человек, ненавижу гитлеровцев, — процедил Немчак.

— Ну и хорошо, давай к нам, будем партизанить!

— Если вы действительно партизаны, я согласен, — подумав, ответил Немчак.

— Я вижу, ты не веришь нам? — сказал Дышаков улыбаясь.

Немчак прикидывал, какое большое дело он сделает, если приведет в отряд двадцать шесть хорошо вооруженных человек. Он уже успел посчитать военное имущество этой группы. А было здесь шестнадцать хороших лошадей, четыре пулемета, автоматы, винтовки, гранаты. Хороший будет сюрприз для отряда!

— Пойдешь в отделение Рыбина, — сказал Дышаков, показывая рукой на молодого светловолосого парня.

Через несколько минут группа Дышакова двинулась в путь. Немчак уселся на повозке рядом с командиром. Он еще долго разговаривал с ним, и постепенно развеивалось недоверие к этому человеку.

К утру они подъехали к Голешову. Таял морозный туман, все отчетливее проступали силуэты деревьев. Внизу, у подножия гор, виднелись домики. Извилистая горная дорога вела прямо в деревню.

В Голешове Дышаков надеялся встретиться с партизанами. Два дня тому назад ему сообщили, что там есть люди, связанные с партизанским отрядом. В поисках его он и спешил сюда.

У Франтишека Немчака также были там дела.

Впереди группы верхом на лошадях двигались разведчики. Они поскакали вперед и уже были на окраине селения.

Немцев в селе не оказалось, но люди встретили партизан вначале неприветливо, приняв за власовцев. Позже, увидев красные ленточки на шапках и познакомившись поближе с дышаковцами, крестьяне подобрели.

Подпольщики Голешова подтвердили Немчаку, что группа Дышакова действительно ищет связь с партизанами. В этот же день Немчак направил связного в партизанский отряд, в письменном донесении сообщив нам о Дышакове и его группе.

Немчак зашел в дом, где отдыхал Дышаков.

— У меня к тебе серьезный разговор, — сказал он.

Дышаков, наскоро протирая глаза, вскочил.

— Что, немцы?

— Да нет, я поговорить хочу.

— Нашел время! — сердито фыркнул тот и снова лег.

— Я установил связь с партизанами, — сказал Немчак.

Дышаков приподнялся. Его усталые глаза загорелись.

— Когда же ты успел?

— Я и есть связной партизанского отряда.

Дышаков мгновение смотрел на него, потом расхохотался.

В комнату вбежал часовой.

— Немцы! Немцы! — крикнул он.

Дышаков и Немчак выбежали во двор. Партизаны запрягали повозки, подготавливали оружие.

— Мы готовы! — подбежало пятеро вооруженных к Немчаку.

Это было новое пополнение из Голешова.

Через несколько минут партизаны выехали из села. Дышаков передал командование группой Немчаку. О том, что он оказался связным партизанского отряда, уже успели узнать все.

Впереди, у подножия высокой лесистой горы, показались немцы. Их было много.

Проезжая небольшой мост, Немчак вспомнил, что на повозке Дышакова есть тол и капсюли. Почти на ходу была смонтирована мина. Ее уложили на мосту, замаскировав снегом.

Вступать в бой с такой силой было нежелательно, и партизаны решили уйти от преследования. Послышался взрыв мины, по лесу прокатилось звонкое эхо.

Но гитлеровцы шли по пятам. Визг пуль все усиливался, а через несколько минут с фланга появилась другая группа немцев.

На поляне, рядом с лесом, раскинулась небольшая деревушка. Деваться было некуда, и партизаны направились туда.

— Занять оборону, — приказал Немчак, и партизаны залегли на окраине.

Подойдя шагов на сто к селению, фашисты открыли огонь разрывными пулями. Они шли в полный рост.

В ответ отозвался партизанский пулемет, автоматы, винтовки. Немцы залегли. Пулемет не давал им поднять головы, но вскоре лента кончилась.

— Патроны! — крикнул Дышаков Рыбину.

Тот не отзывался.

Дышаков оглянулся: какая-то женщина лет двадцати, с распущенными волосами снимала с Рыбина фуфайку. Потом она разорвала рубашку и, не обращая внимания на визг пуль, перевязала ему окровавленную руку. Ее большие голубые глаза спокойно смотрели на Дышакова. Затем она схватила ящик с пулеметной лентой и подбежала к нему.

Выстрелы посыпались в ее сторону.

— Ложись! — крикнул ей Дышаков.

Женщина залегла рядом с пулеметом, тяжело дыша.

— Кто вы? — спросил Дышаков.

— Я Иванна, из этого села, — ответила женщина дрожащим голосом.

Дышаков быстро заложил ленту, пулемет снова заработал. Атака была отбита. Он снова посмотрел на женщину.

— Откуда вы взялись?

Она показала рукой на дом, возле которого они лежали.

Вдруг из дверей его выбежал мальчик лет шести. Его маленькие, черные, как угольки, глазенки с наивным любопытством смотрели по сторонам.

Женщина вскрикнула и хотела было бежать к сыну, но Дышаков схватил ее за руку:

— Ползком! Иначе убьют!

Она быстро поползла к дому, схватила сына на руки. Здесь с перевязанной рукой уже стоял бледный Рыбин.

— Спасибо, сестра, за перевязку, — слабо улыбаясь, сказал он Иванне. — А сейчас уходите, прячьтесь.

Гитлеровцы усилили огонь. Видимо, к ним подошло новое подкрепление. Били минометы.

Немчак подал команду, и партизаны короткими перебежками стали отходить к лесу.

Гитлеровцы ворвались в селение и сразу же направились к крайнему домику, из-за которого несколько минут назад строчил партизанский пулемет.

В коридоре, прижавшись к стенке, сидела Иванна со своим сыном. Лицо женщины было бледным, руки дрожали. Пули пробивали стены, в доме было полно пыли и дыма, сыпалась штукатурка.

Услышав чужую речь, она еще сильнее прижала к груди ребенка. Дверь открылась, и на пороге показались вооруженные люди в зеленых мундирах.

— Куда побежаль партизанен? — хрипло заорал один из фашистов.

— Не знаю, — дрожащим голосом ответила она.

Фашист схватил Иванну за волосу и вытолкал во двор. Здесь на нее набросились каратели. Ее избивали руками, прикладами, ногами. Упав на землю с разбитым в кровь лицом, она потеряла сознание.

Холодный ветер неистовствовал в селении, подымая столбы сыпучего снега. Черные тучи заволокли небо, и казалось, они никогда не разойдутся.

Мальчик, вцепившись в юбку матери, в ужасе глядел исподлобья на тех, кто избивал и куда-то тащил его мать. Гитлеровец что-то крикнул, схватил за худенькие плечики ребенка и отшвырнул в сторону. С диким криком подбежал мальчик к матери и прижался к ее окровавленному лицу, пытаясь заслонить ее своим тельцем. Немец ударил мальчика в голову, и тот замер.

А по деревне стучали в двери приклады, грохотали выстрелы.

— Вэг! вэг, форан! — покрикивали гитлеровцы. Одни выходили из своих домов сами, других фашисты выталкивали силой.

Толпу людей согнали возле одного из домиков. На крыльцо вышел немец, за ним еще несколько. Вытянув вперед короткую шею, гитлеровец крикнул:

— Я спрашиваю, куда ушли партизаны?

Толпа подавленно молчала. Женщины всхлипывали, мужчины хмуро глядели под ноги.

— Сжечь дома! — все больше наливаясь кровью, заорал гитлеровец.

Солдаты побежали по дворам, обливая домики бензином и поджигая их. Вскоре пылал весь поселок.

Иванна стояла на коленях, прижимая к себе мертвого сына, и смотрела обезумевшими глазами на пожарище. Один из гитлеровцев отбросил ногой труп мальчика, схватил ее и толкнул к толпе.

— Будешь знать, как прятать партизан! — прошипел он. — Расстрелять!

Женщину потащили к стене. Она шла, спотыкаясь и что-то шепча запекшимися, распухшими губами. Солдат в стальной каске снял с плеча карабин. Только теперь женщина осознала намерение фашистов.

— Люди, что же это такое? — крикнула она не своим голосом. — Убийцы! Будьте вы прокляты…

Она не успела договорить. Раздался выстрел, женщина неестественно взмахнула руками и упала ничком в снег…

Толпа стояла молча, онемев от ужаса. Никто не знал, какая участь постигнет каждого из них.

— Стрелять! Всех стрелять! — истерически взвизгнул озверевший гитлеровец. Солдаты подскочили к толпе и стали оттеснять ее в сторону. Женщины завыли, закричали. Некоторые умоляюще смотрели на солдат, надеясь найти в их глазах хоть искорку жалости.

Дети прижались к матерям, кто-то громко рыдал. Какая-то женщина с грудным ребенком на руках подошла к солдату, стала на колени и, рыдая, просила пощады. Солдат оттолкнул ее. Затрещали автоматы, люди падали. На снегу расцветали кровавые цветы. В воздухе стоял стон раненых. Но гитлеровцы в каком-то жутком исступлении стреляли до тех пор, пока все не затихло.

Ветер подхватывал пламя догорающих домов, унося его в сторону леса. Иссеченные осколками и обгоревшие деревья протягивали голые, скрюченные ветви, будто взывая о мщении.

Фашисты, по-видимому, насытились зрелищем дикой расправы. Через пожарище, держа наперевес оружие, они направились в село Закопчье…