Среди врагов и друзей

У ЗАКАРПАТСКИХ ПАРТИЗАН

Весна вступила в свои права. Вокруг все зазеленело, пробудилось. Ветви деревьев густо покрылись молодой листвой. Воздух, напоенный ароматами весеннего цветения, пронизанный щедрыми лучами солнца, звенел от птичьего щебета.

Однажды утром к штабному шалашу группа партизан из секрета привела незнакомых людей. Начальник штаба Шеверев вызвал меня из шалаша. Командир отделения, находящегося ночью в секрете, показал на четырех вооруженных:

— Вот, задержали на маковской дороге.

На головных уборах каждого из них были красные ленточки.

— Вы из какого отряда? — спросил я.

— Из бригады Яна Жижки, — хором ответили все четверо.

— Старший кто?

Вперед вышел молодой человек, лет двадцати четырех, с красивым девичьим лицом и синими глазами.

— Старший я, Иванов, — отрывисто ответил он. Следующий, черноволосый юноша среднего роста, назвал себя Сидоровым. Остальные двое молчали, очевидно считая, что о них доложит старший.

— За каким делом пожаловали к нам? — прищурился Шеверев.

— Мы шли с задания, подорвали эшелон. На обратном пути напоролись на карателей, и вот… вынуждены были бежать к вам, — сказал Иванов. Затем он подробно стал рассказывать о выполнении задания.

Мы хорошо знали командира партизанской бригады имени Яна Жижки Даяна Мурзина. Но, наученные горьким опытом засылки к нам разного рода провокаторов и шпионов, не могли сразу поверить словам этих молодых людей. Установлению истины помогло одно случайное обстоятельство.

— С какого времени вы в партизанах? — спросил Виктор Богданович.

— Я с октября 1944 года, — ответил Иванов. — Мы вдвоем с Сидоровым бежали из лагеря военнопленных в Мукачеве и сразу пошли в партизаны.

— Как же так, ведь Мурзина в то время здесь не было, — заметил кто-то с недоверием.

На какой-то миг у нас появилось подозрение к пришедшим.

— Нет, мы тогда были не у Мурзина, а в Закарпатье, в партизанском соединении Русина, — спокойно ответил Иванов.

О действиях партизанского соединения Василия Русина нам подробно рассказывали еще перед вылетом в тыл противника. Рассказ Иванова подтверждал все, о чем говорили нам в штабе партизанского движения. Я и сейчас помню, как во время получения боевого задания заместитель начальника отдела кадров штаба подполковник Пиров рассказывал нам о боевых подвигах закарпатских партизан.

Давая нам наставления, Пиров приводил примеры героической борьбы в тылу врага командиров-десантников — Героя Советского Союза Александра Тканко, Василия Русина и многих других.

Десантно-партизанская группа, командиром которой был назначен Василий Русин, была подготовлена для десантировки в тыл фашистско-венгерских войск на территории Закарпатской Украины. Это было в начале сентября 1944 года. Стояла золотая осень. Днем еще по-летнему грело солнце, а тихими, уже прохладными вечерами на небе сверкали звезды, светила ясная луна. В одну из таких ночей парашютисты группы Русина летели на боевое задание в двух быстроходных десантных самолетах. Внизу показались необъятные карпатские леса. Прошло еще несколько минут. «Полонина Руна, приготовиться!» — крикнул пилот, и парашютисты стали один за другим у двери самолета. Внизу сверкали три огонька — костры, разложенные треугольником. Дверь самолета открылась, и парашютисты друг за другом выпрыгнули в ночную бездну.

Приземлились они на высокогорной равнине, вблизи костров. Везде было тихо, лишь издали доносился шум горного ручья. Местность была сказочно красивой и, казалось, безлюдной. Однако сразу же после приземления из-за стройных елей навстречу им выбежали вооруженные люди с красными ленточками на шапках. Это были партизаны соединения Героя Советского Союза Александра Тканко. Имя этого партизана было уже давно известно по славным делам на Украине, Буковине и в Закарпатье.

Четыре дня партизаны Василия Русина пробыли в соединении Тканко, после чего в одно дождливое, хмурое утро вышли в рейд. С этого времени началась самостоятельная деятельность отряда. Шли дни, недели, отряд рос, усиливал боевую деятельность. Ночью, и днем на боевые дела отправлялись подрывники, разведчики взвода, роты народных мстителей. Отряд с каждым днем пополнялся новыми людьми и вскоре вырос в партизанское соединение.

Сколько смелых, рискованных операций провели партизаны этого соединения! С большим интересом слушали мы рассказ Петра Иванова и Ивана Сидорова о бесстрашных подвигах наших братьев по оружию.

Мы сидели на небольшой лесной полянке, в лесу щебетали птицы, журчал горный ручей, а Иванов все рассказывал о действиях закарпатских партизан, и из его рассказов перед глазами слушателей вставал боевой путь наших друзей.

Ночь была по-осеннему темной. Еще днем тяжелые тучи заволокли небо, почти полдня в Карпатах лил шумный, обильный дождь, перейдя к вечеру в густую осеннюю изморось. В лесу было темно, как в подземелье, и так тихо, как бывает осенней ночью, когда монотонный шум дождя как бы поглощает все звуки.

Связные Ковач и Фегер, раздвигая мокрые ветки лесных кустарников, пробирались по знакомой тропинке в село Бабич-Покутье. Мокрая одежда прилипала к телу, в ботинках хлюпала вода. Шли молча, чутко прислушиваясь.

Командиру соединения Василию Павловичу Русину было известно, что для борьбы с партизанами гитлеровцы направили 23-й мадьярский пехотный полк, основные силы которого вместе со штабом расположены в Бабич-Покутье. Необходимо было узнать численность противника, его вооружение, расположение постов. Это ответственное задание Русин поручил Ковачу и Фегеру, местным лесникам, хорошо знающим все тропы в окрестных лесах.

Впереди шел Ковач — молодой смуглолицый крепыш с голубыми, как небо, глазами. Следом за ним, немного поотстав, двигался сухощавый, жилистый Фегер. Партизаны договорились, что в случае, если один из них попадет в ловушку, второй должен обойти засаду и во что бы то ни стало добраться к Бабич-Покутью.

Впереди показалась поляна. Ковач остановился, осмотрелся вокруг. Было тихо. Где-то крикнула сова, и глухое эхо прокатилось над лесом.

Ковач медленно двинулся к темневшим кустарникам. Вдруг из-за них поднялась темная фигура, за ней вторая.

— Стой! Руки вверх! — раздался резкий окрик на венгерском языке.

Ковач метнулся в сторону и побежал. Вслед загрохотали автоматные очереди, засвистели пули. Впереди показался ров, и Ковач камнем скатился в него, неожиданно погрузившись в ледяную воду. В воздух взвилась красная ракета, выстрелы участились.

Ковач неподвижно стоял в воде, даже не ощущая холода, сковывающего все тело.

Стрельба немного утихла, и Ковач, выбравшись из рва, быстро направился в чащу. Через несколько минут он уже был среди толстых деревьев, где больше не угрожали пули. Свистнул, подражая пению птицы. В ответ отозвался Фегер. Связные осторожно обошли засаду и продолжали свой путь. Очевидно, фашистские засады были расставлены в основном на лесных дорогах, поэтому партизаны начали пробираться прямо сквозь чащи.

Небо постепенно светлело, в просвете показалась бледная луна и, будто испугавшись, снова спряталась за тучи.

Поздно ночью партизаны, усталые и промокшие, добрались к лесной опушке. За ней виднелось раскинувшееся на равнине село Бабич-Покутье. Перед тем как выйти на равнину, партизаны прошли несколько метров в сторону лесной дороги и осмотрелись.

Между деревьями виднелась военная палатка, и разведчики залегли. Вскоре недалеко от них показалась темная фигура с карабином. Партизаны прижались к земле, приготовили пистолеты и стали внимательно наблюдать за часовым. Тот двигался прямо на них.

«Неужели обнаружил?» — подумал Ковач.

Подул влажный холодный ветер, и промокший Ковач задрожал всем телом.

Часовой прошел мимо дерева, за которым лежал Фегер, и, тихо напевая какую-то венгерскую песенку, пошел дальше.

Когда он удалился, партизаны отползли в сторону и по узкой тропинке двинулись к селу. Наконец в темноте показался старый, покосившийся домик. Залаяла собака. Через минуту скрипнула дверь, и на пороге появилась темная фигура. Собака умолкла и заскулила.

— Кто такой?

— Свои, свои, хозяин!

Это был Василий Пусан, житель этого села, с которым они должны были произвести разведку. Партизаны поздоровались и вошли в дом.

— В селе полно карателей, — сообщил Василий. — Заняли почти все дома. Только вот моего особняка не тронули, — шутя добавил он. Лачуга Василия Пусана действительно была настолько неприглядна, что даже солдат не поселили в ней.

Ковачу и Фегеру, напротив, домик показался теплым и уютным. Предупредительный хозяин сразу заметил мокрую одежду путников и немедленно предложил переодеться в другую — старенькую и заштопанную, но чистую и сухую. Пока сушилась одежда, Пусан рассказывал все, о чем ему удалось разузнать. Теперь необходимо было только установить численность и вооружение противника. Эту задачу и предстояло им выполнить завтра.

Уже перед рассветом они направились в центр села.

Дождь не прекращался. Густые тучи, казалось, еще плотнее затянули небо. Чуть вырисовывались контуры церкви, находящейся в центре села. Партизаны направились к ней: вблизи нее была школа, где размещался штаб полка карателей.

Не доходя до школы, они заметили в темноте три фигуры.

— Спрячемся там, — сказал Пусан, показывая рукой на небольшой сарайчик вблизи дороги. Партизаны быстро направились за ним. Три вооруженных солдата прошли по дороге мимо.

— Боятся партизан, патрулируют, — прошептал Пусан.

Когда часовые скрылись во мгле, разведчики двинулись дальше и вошли в небольшой кустарник, росший на возвышенности. Они были совсем близко от школы. Пусан, наклонившись к Ковачу и Фегеру, показывал оборонительные рубежи карателей.

Возле школы были вырыты траншеи, расставлены станковые пулеметы. Затем партизаны направились к церкви, где находились пушки и минометы.

На востоке серело. Пели петухи, лаяли собаки, кое-где в домах уже зажглись огоньки. Надо было спешить.

Разведчики вышли на дорогу и направились к лесу. Они уже прошли крайние домики, как вдруг впереди показался человек в венгерской военной форме. Лес был близко, и партизаны решили смело идти навстречу.

Военный оказался ротмистром. Едва поравнявшись, Ковач подскочил к нему с пистолетом, а Фегер и Пусан мгновенно заломили ему назад руки и завязали платком глаза.

— Будешь сопротивляться — прикончим! — предупредил ротмистра Ковач. Однако это оказалось напрасным: пленный был так напуган, что лишился дара речи и совершенно обмяк. Партизаны затащили его в лес и, выбрав удобное местечко, стали допрашивать.

Уже совсем рассвело. Ротмистр пришел в себя и стал отвечать на вопросы. Чтобы проверить правдивость его ответов, партизаны спрашивали его сначала о том, что уже было им хорошо известно.

Спрашивал за всех один Ковач — с целью конспирации, чтобы пленный не слышал голоса остальных. Ведь во время задержания было темно, и разглядеть он мог только Ковача, который первый подскочил к нему.

Ротмистр рассказал о вооружении полка, расстановке сил, а главное — о том, что атаку каратели думают начать завтра в 5 часов утра.

Когда закончили допрос, ротмистр стал просить о пощаде.

— Я сделал все, что вы требовали, не убивайте меня, — жалобно просил он. — У меня дома ребенок маленький…

— А когда ты ходил на облавы, о ребенке не думал? — сердито спросил Ковач. — О том, сколько у каждого из нас детей, не думал?

Ротмистр заплакал. Партизаны притихли: решался вопрос, как поступить с пленным. Тишину нарушил Ковач. Обращаясь к ротмистру, он спросил:

— Листовки среди солдат распространить сможешь?

— Да я… Ну конечно, смогу! — обрадовался пленный.

— Вот, возьми, — протянул ему Ковач пачку листовок на венгерском языке. — А теперь иди. И чтобы во время облавы солдаты твоего подразделения не сделали ни одного выстрела!

— Хорошо… Сделаю, — в радостной растерянности ответил тот.

Ротмистра вывели на лесную тропинку. На прощание Ковач его предупредил:

— Повязку снимешь через двести шагов.

Партизаны с минуту смотрели ему вслед, затем скрылись в густой чаще леса. Не чувствуя усталости, они поспешили в соединение доложить о результатах разведки своему командиру Василию Русину.

Стоянка партизанского соединения Василия Русина напоминала лесной городок из землянок, куреней и палаток с узенькими тропинками-улицами, с площадью, где проходили тактические занятия и зачитывались приказы командования. Были здесь даже столовая, пекарня, портняжные и сапожные мастерские, мастерская по ремонту оружия, склады. Ночью и днем над головой шумели столетние сосны и ели. Вились и таяли среди деревьев серые дымки. Со всех сторон, будто пчелы к ульям, сходились сюда партизаны.

Ковач и Фегер направились к штабной землянке, возле которой толпилось человек пятнадцать партизан. Все они недавно прибыли с боевых заданий и теперь поочередно докладывали командованию о результатах разведки. Однако, как только адъютант доложил командиру о прибытии разведчиков из села Бабич-Покутье, их приняли вне очереди.

У самого входа в землянку их встретил командир соединения Василий Русин. Большие карие глаза его пытливо смотрели на усталых, мокрых людей в испачканной, рваной одежде. Командир пожал руки разведчикам и показал на скамейку.

— Садитесь, рассказывайте!

Ковач, стараясь не упустить ни одной подробности, доложил об обороне и вооружении противника. Его дополнял Фегер.

Василий Русин сидел за низеньким столом, склонившись над военной картой. Он внимательно слушал, изредка задавал вопросы, уточнял обстановку, отмечал что-то на карте. Когда разведчики закончили, он переспросил:

— Так, значит, начнут атаку завтра в пять?

— Да, в пять утра, — подтвердил Ковач.

Командир снова склонил голову над картой. Черные брови сошлись на переносице, на лбу появились морщины. Вдруг он приподнялся, пригладил рукой рассыпавшиеся волосы и позвал адъютанта.

— Командиров отрядов ко мне!

Разведчики сидели как будто без дела, но командир их не отпускал. Через минуту в землянку зашел молодой человек с худощавым смуглым лицом, стройный и подтянутый.

— По вашему приказанию прибыл! — отрапортовал он.

Это был командир первого партизанского отряда Николай Логойда. За ним в землянку вошли командиры отрядов Илья Печкан, Василий Мишко и Лука Святыня.

— Не явились Керечун и Зозуля, они на задании, — доложил адъютант.

— Знаю… Они останутся в резерве, — ответил Русин. — А где комиссар и начальник штаба?

В это время в дверях появился высокий человек, лет сорока восьми, светловолосый, но уже с заметной сединой. Спокойный взгляд, быстрые и уверенные движения выдавали в нем натуру волевую и энергичную. Это был Иван Стендер, назначенный начальником штаба еще перед вылетом и десантировкой в тыл противника. За ним появился молодой, улыбчивый комиссар Иван Фабриций.

Когда все собрались, Русин доложил обстановку.

— Каратели напали на наш след и готовят на завтра облаву, — начал он спокойным, уверенным тоном. Затем подозвал всех поближе к столу и, расправив исчерченную стрелками карту, объяснил результаты разведки.

Когда он закончил, посыпались вопросы к разведчикам. Командиры отрядов спрашивали о путях подхода к селу Бабич-Покутье, о пулеметных точках, траншеях и обо всем, что могло интересовать их во время боя.

Командир соединения еще не поставил боевой задачи, однако собравшиеся уже поняли, что дело предстоит трудное.

Отправив разведчиков на отдых, Русин стал объяснять план предстоящей боевой операции.

— Какие будут предложения? — спросил он, обращаясь к начальнику штаба и комиссару.

— Я одобряю план операции, — сказал Стендер.

Это же повторил Фабриций, а за ним командиры отрядов.

Далее Русин поставил боевую задачу каждому отряду в отдельности. Было решено разгромить полк карателей в Бабич-Покутье внезапным нападением.

Старшая радистка соединения Ленина Джанаева передала на Большую землю радиограмму генерал-лейтенанту Строкачу о предстоящей операции.

После обеда соединение двинулось в путь. Склады, мастерские и все дополнительные сооружения было решено перевезти на запасную базу, подготовленную несколько дней тому назад. Для этого командование выделило группу партизан из хозяйственных взводов. На новую базу также эвакуировались дети, женщины и старики, бежавшие от фашистской расправы и нашедшие приют в партизанском соединении.

Погода в этот осенний день выдалась, на диво пригожей. Дождь прекратился, небо очистилось от туч и сияло, словно вымытое до блеска. Солнце, уже скупое на тепло, пронизывало золотыми лучами каждый листик, обнажая тончайшие прожилки.

Чудесный осенний денек подбадривал партизан, и к вечеру они приблизились к цели.

Командир соединения, комиссар и начальник штаба взошли на возвышенность. Легкий ветерок ласково теребил выбившиеся из-под фуражки черные кудри командира. В бинокль было отчетливо видно, как по улицам Бабич-Покутья двигались вражеские грузовики, минометы, шли пехотинцы.

— Видишь каменный забор возле церкви? — спросил Русин Печкана. Тот приложил бинокль к глазам.

— С юга от церкви, где кустарники?

— Да. Оттуда твой отряд поведет наступление.

Отряд Логойды должен был нанести удар по врагу с северной стороны, а отряды Святыни и Мишко — с запада.

— Место расположения пулеметных и артиллерийских расчетов запомнили? — спросил Русин.

Все утвердительно кивнули головой.

— В первую очередь огонь по пулеметным расчетам, — распорядился Русин.

Командиры отрядов разошлись по подразделениям, а Русин еще долго стоял на возвышенности. Вдали виднелись родные закарпатские полонины, горы, реки. Всю свою молодую жизнь провел Василий Русин в этом чудесном крае. Здесь он рос, учился в гимназии и еще совсем юным принимал участие в борьбе против венгерско-фашистской оккупации Закарпатья.

Голова была полна забот о предстоящей боевой операции, но воспоминания о тех годах сами возникали в памяти. Вспоминалось, как руководил организацией молодежи в Сваляве, как вместе с членами этой организации Фегером, Токарем, Решетарем и другими распространял среди населения листовки. Тогда он был учеником седьмого класса гимназии. Особенно запомнилась Василию Русину одна из майских ночей 1939 года.

Перед тем он однажды слушал радио из Москвы. Советская страна готовилась к первомайским праздникам, диктор говорил об успехах социалистического строительства, затем зазвучали чудесные советские песни. Пришли Токарь, Решетарь и другие товарищи, и Русин с волнением рассказал им обо всем, что слышал. Решение пришло как-то само собой: достали красный лак и, выехав на велосипедах на шоссе Свалява — Поляна, стали рисовать на указателях дорог коммунистические лозунги: «Да здравствует СССР!», «Да здравствует коммунизм!», «Да здравствует 1 Мая!» А когда закончили на этой дороге, переехали на шоссе Свалява — Быстрый… До самого рассвета работали они в каком-то радостном, лихорадочном исступлении: пусть видят оккупанты, что закарпатские трудящиеся не покорились им, что они заодно со своими братьями на Востоке!

Вспомнилось еще, как в августе 1939 года вместе с членами этой организации он выпустил и распространил среди населения фотооткрытку, изображающую дружбу тружеников Закарпатья с народами Советского Союза, как распространял листовки и вел агитацию против фашистско-венгерских оккупантов. Начались преследования, скрываться становилось все тяжелее. И вот настал день, когда ему вместе с товарищами — Фегером и Шандором — пришлось бежать в Советский Союз. Они благополучно перешли границу и явились к советским властям, рассказав о том, чем занимались и почему бежали из Закарпатья. С того времени Русин жил в Советском Союзе, а когда началась Отечественная война, принял участие в борьбе против фашистских полчищ в составе чехословацкой бригады генерала Свободы. Вместе с советскими войсками, сначала командиром взвода, а затем роты, участвовал в боях за Киев, Белую Церковь, Жашков и другие населенные пункты. Но мысль о земляках не давала покоя. Как поскорее поднять их на борьбу?

В 1944 году он попросился в штаб партизанского движения Украины и в этом же году вылетел с парашютным десантом в тыл противника — в свое родное Закарпатье. И вот он снова на родной земле. Теперь его отряд разросся в соединение. Мечтам и воспоминаниям не было пределов, но надо было действовать.

К нему подошел начальник штаба Стендер.

— Командный состав отрядов по вашему приказанию явился для инструктажа!

Незаметно подкрался вечер. В темно-синем небе зажглись крупные холодные звезды, всплыла луна…

Партизанский отряд Ильи Печкана ползком пробирался к каменному забору. По флангам продвигали станковые пулеметы. Отряду было приказано захватить первую линию траншей с южной стороны, уничтожить пулеметные и артиллерийские расчеты.

С других сторон подходили остальные отряды. Ими непосредственно командовал командир соединения. Вокруг было тихо. Каратели не подозревали о нападении на свой штаб. Их артиллерия была наведена на партизанский лагерь, куда на облаву ушло больше половины солдат.

— Приготовиться! — передал по цепи Русин.

Партизаны отряда Печкана ударили по пулеметным и артиллерийским точкам. Одним рывком ворвались они во вражеские траншеи. Спасательный круг траншей превратился для карателей в огненную петлю, все теснее сжимавшуюся вокруг их горла. Фашисты выскакивали из укрытий, спасаясь бегством, но их настигал шквальный огонь партизан.

Большая группа фашистов скрылась в помещении школы, успев подтянуть туда несколько пулеметов, минометы и одну пушку. Они открыли сильный огонь из окон, с чердака, заставив партизан прижаться к земле и залечь в только что отбитых траншеях. Но тут по окнам и чердаку школы полоснули партизанские автоматы и пулеметы отряда Николая Логойды, уничтожив артиллерийский и несколько пулеметных расчетов. Уцелевшие фашисты укрылись в помещении, продолжая огонь; с западной стороны школы, из-за ограды, отстреливалось целое вражеское подразделение.

Командир отряда Логойда с несколькими автоматчиками был уже на школьном дворе за сараем. Он израсходовал все гранаты, бросая их в засевших с западной стороны фашистов, но выбить их оттуда никак не удавалось. Обратно возвратиться тоже не было возможности, да и гранат не было.

Это заметили партизаны Горновенко и Турик. Взяв ящик с гранатами, они направились к Логойде. Каратели открыли по ним огонь, пули визжали над головами, но каким-то чудом смельчакам удалось достичь цели.

Вдруг с западной стороны послышались сильные взрывы. В воздух полетели куски дерева, ветки. Каждый взрыв усиливался эхом, земля дрожала. Казалось, по вражеским траншеям ведет огонь артиллерия. Прошел еще один миг, и возле самой обороны с криком «ура» пошли в атаку партизаны отряда Луки Святыни. Это они забросали фашистов противотанковыми гранатами. Послышались крики. Из ямы выскочил фашистский офицер с поднятыми руками.

Здесь, рядом с партизанами, находился и командир соединения. Он руководил боем через связных, сам подавал команды. Ему помогали начальник штаба и комиссар.

— Вперед! — крикнул Русин, и партизаны отряда Логойды первыми ворвались в школу. Каратели бросились во двор, пытаясь вырваться из окружения через огороды, однако и там их встретили огнем партизаны.

Около двухсот солдат, оказавшись в безвыходном положении, побросали оружие, подняли руки вверх. Пленных отвели в сторону. Партизаны начали подсчитывать трофеи.

Партизаны к утру уже успели привести себя в порядок и передохнуть. Соединение ожидало возвращения из леса ушедших на облаву карателей.

Была организована оборона, выслана разведка. Партизаны заняли приготовленные карателями траншеи; установили пулеметы, минометы и отбитые у противника пушки. Однако враг не появлялся. Прошло еще несколько часов, вокруг было тихо. Кое-кто уже начал волноваться. Наконец явилась разведка.

Оказалось, что каратели, пробравшись к месту, где ранее находились партизаны, окружили его и открыли ураганный огонь, но вскоре убедились, что лагерь пуст. Тогда они прочесали лес, никого не обнаружили и направились обратно к штабу полка.

По пути, услышав взрывы и сильную стрельбу в Бабич-Покутье, каратели послали туда разведку. Им доложили, что село занято регулярными частями Советской Армии и партизанами, которых насчитывается около 10 тысяч человек, и что в селе находятся также танки и самоходная артиллерия. Были ли фашистские разведчики в селе, никто этого не видел, но факт то, что каратели были перепуганы до смерти и больше здесь не появлялись.

Отдыхать пришлось недолго. Около двух часов дня в штабную комнату зашла старшая радистка соединения.

— Вам радиограмма, — доложила она, протягивая командиру листок исписанной бумаги.

Генерал-лейтенант Строкач сообщал, что советские поиска и чехословацкая бригада находятся на подступах к городу Свалява, и предлагал сообщить план боевых операций по выведению из строя путей отхода фашистских войск.

Еще вчера разведчики доложили о сооружении фашистами оборонительных рубежей в населенных пунктах Пасека, Ряпидь и Чинадиево.

В конце радиограммы указывалось, что конкретное задание будет сообщено завтра, после получения ответной радиограммы.

Партизанам-десантникам хорошо была известна мудрая дальновидность начальника штаба партизанского движения Тимофея Амвросиевича Строкача. Он никогда не издавал приказов, оторванных от конкретных обстоятельств и условий, в которых находилось то или иное партизанское соединение. Глубоко изучив боевые операции, намеченные по инициативе командования отрядов, бригад и соединений, он выбирал самое главное и только тогда разрабатывал очередное задание, требуя безусловного его выполнения. Бывали и такие случаи, когда задания диктовались стратегическими планами штаба фронта, армии. Но во всех этих случаях деятельность партизан в тылу противника искусно и умело координировалась. Не удивительно поэтому, что Тимофей Амвросиевич и на этот раз потребовал прислать ему план боевых операций. Русин принялся за изучение обстановки, в которой приходилось действовать соединению. Самым больным местом сейчас он считал концентрацию фашистских войск в населенных пунктах Чинадиево и Ряпидь.

— Передайте радиограмму: «Соединение уходит для уничтожения группировки войск противника в районах Чинадиева и Ряпиди», — сообщил он радистке.

Не успела уйти радистка, как он уже беседовал с начальником штаба. Стендер словно чувствовал, почему так срочно вызвал его командир. Он был неплохим стратегом.

— Что, начнем с Чинадиева и Ряпиди? — спросил он с улыбкой.

— Вот по этому вопросу я и вызвал вас, Иван Петрович, — ответил командир.

Стендер был гораздо старше своего юного тогда командира, и Русин всегда называл его по имени и отчеству.

— Вам придется двинуться на Ряпидь, Иван Петрович, — сказал Русин и стал подробнее разъяснять задание.

Стендер хорошо понимал всю ответственность и сложность боевой операции. Он знал, что у Ряпиди полно фашистских войск. Для выполнения задания были подготовлены отряды Мишко, Печкана, Зозули и Керечуна. С наступлением темноты партизаны двинулись в поход.

Село Ряпидь находилось километрах в девяти от места расположения партизанского соединения, среди гор, поросших лесом и кустарниками. Аккуратные, в несколько рядов, домики с хозяйственными пристройками среди роскошных деревьев и виноградников скорее напоминали не село, а дачный поселок. Рядом с северной стороны протекала быстрая и бурная река Латорица.

Никогда еще жители не видели в своем селе такого большого скопления войск. Только за последние два дня в Ряпидь прибыло около трех тысяч солдат. Приходили они небольшими группами — по пятьдесят, сто человек.

— Видать, бегут от красных, — поговаривали старики, наблюдая за колоннами оборванных, небритых и грязных вояк.

Почему они скопляются в Ряпиди, никто вначале не знал. Почти каждый дом был до отказа набит постояльцами. Дело дошло до того, что фашисты бесцеремонно выгоняли хозяев на двор, а сами занимали их дома. Они по целым дням пьянствовали, грабили население. Только в крайние домики, примыкающие к лесу, вояки боялись наведываться. Они уже хорошо знали, что такое партизаны.

Когда за селом начали рыть траншеи, народ заволновался. Всем стало ясно, что венгерско-фашистские войска готовятся к сопротивлению.

Поздно вечером партизаны подошли к Ряпиди. Холодный осенний ветерок подул с гор, пахнуло осенними заморозками. Шумела неугомонная Латорица, звеня на перекатах камнями. То в одном, то в другом конце села слышались пьяные выкрики солдат.

Стендер и командир отряда Мишко сошли с невысокой горы и направились в село. Партизан они оставили в обороне, на опушке леса.

— Иван Петрович, куда же вы? — взволнованно окликнул адъютант, догнав Стендера у домиков. — Я тоже с вами!

— Давай, — ухмыльнулся Стендер.

Впереди вырисовывались силуэты сельских домиков, раскинувшихся на большой, просторной поляне. Партизаны подошли к одному из них, заглянули в окошко. В комнате было темно, она казалась пустой.

Мишко нажал плечом на входную дверь, и обе половинки ее раскрылись. В коридоре тоже было тихо. Подкрались к двери в комнату — за ней слышался женский смех и неясный мужской разговор. Партизаны приготовили оружие к бою и внезапно открыли дверь. Навстречу им пахнуло душным теплом и винным перегаром, смешанным с запахом духов. Справа на кровати лежала обнаженная женщина, у стола сидели двое венгерских солдат.

Увидев вооруженных людей с красными ленточками на головных уборах, женщина вскочила, закрывшись руками, и попыталась крикнуть, но партизаны пригрозили ей, и она не проронила ни звука. Солдаты о чем-то пьяно спорили и не сразу заметили вошедших. Но вот один из них, рыжеусый и худощавый, наклонился в угол, хватая карабин. Стендер подскочил к нему и ударил рукояткой автомата. Тот выпустил из рук карабин и свалился на пол. Второй солдат не сопротивлялся и продолжал сидеть, подняв руки вверх.

— Ни шагу! — приказал Мишко женщине, которая набросив платье, направилась к двери.

Прошел еще миг, и солдат, которого сбил с ног Стендер, зашевелился.

— Отошел, — сказал Стендер. — Ну-ка, поднимайся, вояка! — Тот медленно встал.

— А ты откуда, красотка? — спросил Мишко женщину, стыдливо уставившуюся в пол.

— Я местная, — ответила она с наигранной беспечностью.

— Ты что же, добровольно с ними?

Девица молчала. Это оказалась сельская проститутка, каждый вечер веселившая фашистских вояк. Сейчас она была застигнута партизанами за обычным своим ремеслом.

Пленных вывели во двор и повели в лес.

— А мне что делать? — растерянно спросила девица.

— Сидеть здесь, пока мы уйдем, — на ходу бросил ей Стендер.

Партизаны с тревогой ожидали возвращения своего начальника штаба и командира отряда.

— Вот вам два языка, — сказал Мишко, подталкивая сзади венгерских солдат.

Начался допрос пленных. Они рассказали, что в селе в основном находятся солдаты и офицеры 14-й Дебреценской дивизии, которая готовилась к сопротивлению наступающим частям Советской Армии. Здесь дивизия должна была переформироваться, подготовить траншеи, ходы сообщения, противотанковые рвы, для чего фашисты силой выгоняли гражданское население. Пленные также рассказывали все, что им было известно о вооружении дивизии. Силы ее оказались довольно значительными.

Стендер созвал к себе командиров отряда и объяснил обстановку. Пришлось вступать в бой с регулярными, хорошо вооруженными войсками противника, по численности равнявшимися дивизии военного времени.

— Я думаю, наступление надо начать сейчас, — сказал он собравшимся. Командиры отрядов, как и Стендер, представляли всю трудность операции, но воля к победе подсказывала им один путь — немедленное и решительное наступление.

Вскоре партизаны отряда Мишко отделились от основных сил соединения и направились в обход. Впереди двигались автоматчики, за ними пулеметчики. Они должны были первыми занять исходные рубежи.

Через некоторое время отряд уже был на противоположной стороне деревни. Партизаны спускались с горы, покрытой хвойными деревьями и кустарниками. Внизу виднелась шоссейная дорога, разделявшая село Ряпидь на две части. Из-за туч вынырнула луна, осветив суровые лица партизан.

Как только народные мстители вышли на небольшую поляну, на них обрушился пулеметный и автоматный огонь. Это было так внезапно, что партизаны не успели даже установить станковые пулеметы.

— Ложись! — скомандовал Мишко, и партизаны, выбирая удобные для обороны места, залегли.

Было ясно, что фашисты обнаружили отряд Мишко. Огонь усилился, участились разрывы мин, появились раненые. Партизаны отстреливались. Сначала повели ответный огонь из ручных пулеметов, автоматов и винтовок, затем вступили в бой станковые пулеметы.

Каким сильным ни был ответный удар партизан, все же огонь противника был гораздо мощнее. Казалось, противник выставил против каждого партизана в отдельности по пулемету. И действительно, по сравнительно небольшому партизанскому отряду вела огонь целая вражеская дивизия.

Услышав сильную стрельбу, Стендер подготовился к наступлению. По сигналу красной ракеты отряды Керечуна и Печкана с криком «ура» пошли в атаку с флангов.

Внезапная атака с трех сторон ошеломила врага. Фашисты сначала перенесли минометный огонь на отряд Керечуна. Тем временем партизаны отряда Мишко сошли с горы, залегли за деревьями и уже с более удобных позиций обстреливали минометные и пулеметные расчеты противника, расставленные у шоссейной дороги. Стендер с отрядом Зозули ворвался в село, пошли в ход ручные гранаты. Фашисты не знали, в какую сторону бросаться: стреляли со всех концов. Началась паника.

Командование дивизии успело проскочить на легковых машинах по шоссе в город Мукачево, но партизаны Мишко сразу же взяли под контроль дорогу, и больше никто по ней прорваться не смог. Всех, кто появлялся на шоссе, уничтожали пулеметным огнем. Фашисты бросились бежать через Латорицу, но здесь их продолжал преследовать Стендер с группой партизан. Друг за другом бросались фашисты в быструю, разлившуюся реку, но выплывали оттуда немногие. К самому берегу подбежал с пятью партизанами помощник начальника штаба соединения Дмитрий Волченко. Но стрелять по барахтавшимся в реке уже не стал.

— Лежачих не бьют!

Вдруг Волченко заметил, что в одном из домов засели фашисты и уже успели поразить нескольких партизан. Это был последний пункт сопротивления врага. Волченко приготовил связку гранат и пополз к домику. Фашисты заметили его, открыли огонь. Над головой разорвалось несколько разрывных пуль. Тогда он метнулся за сарайчик, обошел дом и снова стал приближаться к нему. Размахнувшись, бросил на крышу связку гранат. Сильный взрыв всколыхнул насыщенный пороховым дымом воздух. Последний опорный пункт фашистов был уничтожен.

Отовсюду группами и поодиночке сводили пленных. Их было гораздо больше, чем партизан в соединении.

Услышав стрельбу и канонаду в Ряпиди, находящиеся в соседних селах фашистские войска решили, что там уже линия фронта, и, чтобы задержать наступление советских войск, взорвали мосты в селах Пасека и Подгоряны, чем сами себе отрезали пути отхода перед лицом действительно наступавшей Советской Армии.

Заключительные операции по сбору трофеев осуществлял с группой партизан Дмитрий Волченко. Это был широкоплечий, среднего роста, русый весельчак. Детство он провел далеко от Закарпатья, в Челябинской области, но здесь нашел своих верных боевых товарищей — народных мстителей. Командир соединения Василий Русин высоко ценил героизм десантника Волченко, о его бесстрашных делах не раз сообщал на Большую землю. А таких операций на счету у Волченко было много.

В один из сентябрьских дней командир соединения поручил Дмитрию Волченко захватить вражеский склад боеприпасов и обмундирования, расположенный в небольшом селе Оленево. В распоряжение Волченко было выделено семь партизан.

С наступлением темноты группа вышла на задание. При свете луны партизаны пробирались сквозь лесные массивы. Подойдя к центральной дороге, они увидели большое движение автомашин. В эти сентябрьские дни движение на дорогах особенно усилилось. Гитлеровцы, оказавшись вблизи линии фронта, передвигались только ночами.

Партизаны остановились, наблюдая из-за толстых деревьев за дорогой. К линии фронта сплошным потоком ехали грузовики с солдатами, на прицепах громыхали пушки, минометы. Внизу виднелся небольшой мост.

«Жаль, что нет мины», — подумал Волченко. Он уже представил, как ползет к мосту, подкладывает мину. Проходит минута, две, три — и вдруг взрыв. Вон те две автомашины с пушками и солдатами, которые сейчас въезжают на мост, взлетают в воздух, и движение на дороге прекращается на целые сутки…

Но автомашины благополучно минуют мост, и Волченко, очнувшись, вспоминает, что надо побыстрее перейти дорогу и двигаться вперед. Ничего, для подрыва командир соединения направил другие группы!

Деревня Оленево тонула в вечернем полумраке. По обеим сторонам дороги виднелись домики с увитыми виноградом верандами. Кое-где из окон пробивались тусклые полоски света. Партизаны подошли к окраине и заметили стоящие у домов грузовые автомашины.

На улицах, казалось, было безлюдно. Видимо, и прислуга автомашин ушла на отдых. Волченко оглядел партизан, подошел к высокому худощавому парню.

— В разведку пойдем с тобой, Шандор.

Тот поправил автомат и направился за Волченко.

— Ожидайте нас здесь, — уже на ходу сказал Волченко, и оба они направились к селу.

Улицы оказались не такими уж безлюдными. То в одном, то в другом конце села маячили темные фигуры с винтовками или автоматами. В центре стояли танки, артиллерия, а у шоссе, как и на окраине, темнели автомашины. Стало понятно, что к складу пробраться будет тяжело. Кроме венгров, тут и там прохаживались немецкие эсэсовцы, артиллеристы, пехотинцы.

Вдруг впереди показались два венгерских солдата, шедшие по направлению к партизанам. Деваться было некуда, разведчики зашли в густой кустарник, росший на обочине дороги, и залегли. Солдаты, о чем то беседуя, приблизились к партизанам. На груди одного из них сверкнули ордена и медали.

Волченко схватил беззвучную винтовку, прицелился и уже хотел нажать на спусковой крючок, но в этот момент невдалеке появилось еще несколько солдат.

— Пароль! — крикнул солдат с орденами.

— Будапешт.

Прошло еще несколько минут, но венгерские патрули продолжали прохаживаться взад и вперед возле кустарника. Волченко с ненавистью смотрел на откормленную фигуру солдата с орденами. Ждать было некогда. Наконец он прицелился и выстрелил в солдата из беззвучной винтовки. Тот упал, к нему быстро подошел второй патруль, в недоумении наклонился к упавшему, Волченко выстрелил вторично.

Разведчики схватили убитых и поволокли в кустарник. Там сняли с них одежду, переоделись и через несколько минут в форме фашистских солдат неторопливо вышли на улицу.

Из-за поворота вышла группа офицеров. Неприятная дрожь пробежала по телу партизан. Волченко достал ручную гранату-«лимонку» и, выдернув кольцо, зажал в левой руке. Правой он взялся за рукоятку автомата, подготовился к бою. Шандору он никаких команд не подавал, но тот инстинктивно выполнил то же самое. Смущала только винтовка с брамитом[13].

Гитлеровцы уже приближались к партизанам.

— Пароль! — крикнул Шандор по-венгерски. Послышался ответ. Партизаны поравнялись с гитлеровцами.

Один из офицеров посмотрел на разукрашенный орденами мундир Волченко и самодовольно похлопал его по плечу:

— Гут, гут!

— А это что у вас? — спросил офицер, указывая на бесшумную винтовку.

— Это в случае нападения партизан, — ответил за Волченко Шандор.

Восхищению не было пределов. Офицеры убедились, что их отдых охраняют надежные люди, которым можно довериться.

Как только они ушли, партизаны направились к складу. Он был в противоположной стороне села, обнесенный проволочным забором. Во дворе курсировали взад и вперед часовые. Разведчики обошли его вокруг, изучая пути подхода. Караульное помещение оказалось метрах в пятидесяти.

Через несколько минут партизаны уже спешили к опушке леса. Была полночь. Луна время от времени пряталась в редких облаках.

Прошли крайний домик, повернули в лес. Первым шел Шандор, закрывая собой разукрашенную орденами фигуру Волченко.

— Еще увидят хортиевские побрякушки да полоснут по ним, — усмехнулся он.

Они уже вошли в чащу, но товарищей не было видно. Шандор сделал несколько шагов, и вдруг на него набросились какие-то темные фигуры, зажали рот и повалили на землю. Он стал сопротивляться, но кто-то ударил его по голове.

— Что вы делаете, это же свои! — властно крикнул Волченко, узнав своих братьев по оружию.

Шандора сейчас же отпустили, однако он еще долго потирал голову.

Через несколько минут партизаны уже подходили к складу. Шли окольным путем и только со стороны склада вошли в село. Винтовку с брамитом Волченко передал Печкану, которому было поручено снять часовых. Приблизились к складу, подползли к проволочному забору. Четырех партизан Волченко направил к караульному помещению, где они залегли около входной двери. Печкан выстрелил в часового из беззвучной винтовки, тот упал. Из-за угла появился второй часовой. Печкан выстрелил еще раз, но, по-видимому, промахнулся. Часовой продолжал идти в том же направлении. После второго выстрела фашист упал на колени, заорав не своим голосом, затем повалился на землю, продолжая дико кричать. Из дверей караульного помещения выскочило двое вооруженных солдат, но партизаны, находящиеся в засаде, направили на них автоматы и заставили поднять руки вверх.

Волченко послал двух партизан к складам, а сам с Печканом поспешил на помощь к партизанам, находящимся возле караульного помещения. Были приготовлены к бою гранаты.

— За мной! — подал команду Волченко и направился в караульное помещение. Следом за ним побежали остальные.

— Руки вверх! — закричали партизаны.

Кое-кто из фашистских солдат пытался сопротивляться, но тут же был сражен партизанскими пулями. Остальных обезоружили, загнали в отдельную комнату и заперли, предупредив, что в случае сопротивления все будут расстреляны. Солдаты, очевидно, полагали, что партизан в селе много, и не сопротивлялись.

Народные мстители бросились к складу. Он уже был открыт посланными туда ранее партизанами. Из складских помещений успели вынести несколько ящиков с гранатами, патронами, винтовками. Во дворе стояло несколько крытых грузовиков. Шандор залез в кабину одного из них, включил мотор и подъехал к двери склада. Вскоре машина была доверху нагружена боеприпасами и обмундированием.

Шандор сел за руль, рядом в мундире с орденами поместился Волченко. Автомашина тронулась с места. Выехав из села, помчались по центральной дороге. Перед рассветом свернули в лес.

Когда совсем рассвело, впереди показалось небольшое селение.

Шандор вопросительно посмотрел на Волченко.

— Ехать прямо?

— Надо спросить, что делается в селе, — ответил Волченко.

Автомашина остановилась около небольшого деревянного домика, обсаженного молодыми елями.

— В селе военные есть? — спросил по-венгерски Шандор крестьянина, копавшегося во дворе.

— Нет у нас никаких военных, — сердито ответил тот.

— А партизаны? — спросил Волченко.

Крестьянин удивленно посмотрел на венгерского солдата с орденами, затем перевел взгляд на людей с красными ленточками, выглядывавших из кузова.

— Бог вас знает, кто вы, — сказал он.

— Да ты, папаша, не бойся, мы и есть партизаны, — весело сказал Печкан, соскакивая на землю.

Крестьянин подошел поближе.

— А что же вы везете, если вы партизаны? — спросил он.

Печкан поглядел на его лохмотья и достал тюк с венгерским обмундированием.

— Выбери себе, это мы отбили у фашистов!

Крестьянин вначале не решался брать подарок: его смущали венгерские мундиры Волченко и Шандора.

Вскоре возле автомашины собралась толпа жителей селения, партизаны раздали им несколько тюков с одеждой.

Автомашина двинулась дальше, держа курс в расположение партизанского соединения. Кончалась проезжая дорога, и они въехали в густую чащу леса. Спрятав боеприпасы, пешком направились в партизанский лагерь.

О разгроме вражеского гарнизона в Ряпиди командиру соединения было доложено немедленно. В эту же ночь Василий Русин через связного приказал Стендеру явиться в соединение с отрядами Керечуна, Печкана и Зозули.

Отряду под командованием Мишко приказано было занять оборону в Ряпиди и держать под контролем шоссейную дорогу.

Уже на следующий день Стендер доложил, что вышел в расположение соединения. Трофеи, захваченные в Ряпиди, партизаны захватили с собой.

Радистка передала на Большую землю обширную радиограмму об успешной операции партизан в Ряпиди.

Редко видели командира соединения к таком хорошем, приподнятом настроении, как сейчас. К тому же было уже известно, что советские войска взяли Сваляву, а значит, недалеко до полного освобождения Закарпатья.

В землянку зашел адъютант и сообщил о прибытии из Чинадиева связного Ивана Кручаницы.

Село Чинадиево в это время особенно интересовало партизан. Через него по железной дороге проходили военные грузы на передовую линию фронта. Здесь фашисты сконцентрировали войска для сопротивления наступающей Советской Армии. В селе активно действовала подпольная организация, непосредственно связанная со штабом соединения Василия Русина.

В последние дни у Кручаницы было очень много забот. При помощи членов подпольной организации и связных он добывал данные о движении фашистских войск на фронт, об их вооружении. Особенно помогали ему в этом состоящие в подпольной организации железнодорожники Чинадиева. Все эти данные передавались по радиостанции на Большую землю.

Не дождавшись приглашения командира, связной поспешно зашел в землянку, вытащил листок бумаги и молча подал его Русину. Это был план оборонительных сооружений в Чинадиеве.

Командир внимательно рассмотрел план и что-то отметил на карте.

— Рассказывайте!

Кручаница доложил о железнодорожных составах, ушедших на фронт в прошедшие сутки через Чинадиево, о вооружении и технике, размещенной в селе. Уже под конец своего доклада он сообщил:

— Там на станции наши подпольщики загнали в тупик вагон с боеприпасами и оружием.

— Что в вагоне?

— Патроны, винтовки, гранаты и тол.

— А разгрузить его можно?

— Все подготовлено. Только вот людей маловато.

— Людей мы дадим, — ответил Русин.

Он вышел из землянки и сказал кому-то:

— Позовите мне Масяка.

В землянку вошел высокий, стройный юноша, кудрявый и темнобровый.

— Масяк по вашему приказанию явился!

— Садись, — сказал командир. — Думаю послать тебя на боевое задание. Кто еще у нас из Чинадиева?

Масяк назвал фамилии своих товарищей. Через некоторое время в землянке появилось еще трое: Иван Сабов, Петр Масинец и Василий Халявка. Все они были так же молоды, как и Степан Масяк. Увидев своего старого знакомого Кручаницу, они обрадовались: это он связал их с партизанами и привел в соединение.

Командир объяснил юношам боевую задачу, пожелал успехов, и через несколько минут они уже были в пути.

В эту ночь молодым партизанам удалось благополучно добраться до станции. У вагона, стоявшего в тупике, их ожидали местные подпольщики. Ящики с гранатами, толом и винтовками лежали на земле. Партизаны взяли по ящику и направились обратно. На следующий день боеприпасы были доставлены в соединение.

После того как противник взорвал мосты в селах Пасека и Подгоряны, ему оставался один путь к отступлению — через село Ряпидь-Буковинку. Командир соединения отдал приказ установить там огневые точки.

На лесистой возвышенности у окраины села партизаны отряда Мишко начали устанавливать пулеметы, копать траншеи. Вся ночь прошла в упорном труде.

Василий Мишко не спал ни одной минуты. Он помогал устанавливать пулеметные расчеты, вместе с партизанами подготавливал пути отхода, выбирал наиболее удобные места нападения на врага.

Сами едва держась на ногах, партизаны с тревогой поглядывали на своего командира. Лицо его вытянулось и почернело, глаза лихорадочно блестели.

— Отдохните хоть немножко, Василий Васильевич! — уговаривали они его, но он только отмахивался.

Мишко понимал, что сделано еще далеко не все. Еще вчера он послал разведку, которая должна была возвратиться ночью. Однако разведка почему-то не возвращалась. Он подумывал и о том, что по дороге могут передвигаться танки, самоходная артиллерия и другая мощная техника, против которой устоять партизанам невозможно. Уже серело. Над горами нависли темные облака, повеяло сыростью и прохладой.

Партизаны дремали, сидя в траншеях. Только часовые, не отнимая от глаз биноклей, зорко всматривались в светлеющее внизу полотно дороги.

Как ни тревожно было на душе, но усталость одолела и командира. Склонив голову на бревно, он задремал тоже. Ему приснилось, будто по шоссе, грохоча, несутся многотонные советские танки, а вслед за ними шеренга за шеренгой шагают колонны краснозвездных бойцов сквозь толпы счастливых жителей, забрасывающих их цветами. А он, Мишко, стоит у обрыва и никак не может добраться к дороге, чтобы обнять дорогих освободителей…

— Вставайте! — слышит он над ухом. — На Ряпидь движутся две дивизии!

Мишко очнулся. Возле него стоял командир разведки Петр Бовин, за ним взволнованные разведчики.

Бовин подробно доложил о результатах разведки. Задержались они потому, что вначале трудно было понять, по какой дороге будут передвигаться вражеские дивизии. Видимо, они сами вначале не могли определить, в какую сторону бежать от ударов Советской Армии. Несколько раз дивизии меняли маршруты, и вот сейчас без всяких сомнений они двинутся на Ряпидь. Дивизии пехотные, с ними артиллерия, минометы.

— Лишь бы танков не было, — заметил кто-то.

Командир отпустил разведчиков и подал команду:

— Приготовиться!

Партизанский отряд пришел в движение. Раскрывали коробки с пулеметными лентами, автоматными патронами, гранатами. Минометчики готовили мины. Все заняли свои места.

Хмурое небо, грозившее дождем, прояснилось. Над головами партизан заголубели клочки лазури.

Ждать пришлось недолго. Из-за поворота извилистой дороги вдали появились длинные вражеские колонны. Шли они неорганизованно, не в ногу.

— Дали им жару наши на передовой, — заметил кто-то из партизан.

Однако было не до шуток. Двигались большие колонны вооруженных до зубов вражеских войск, и казалось, не будет им конца. Командир, не отнимая бинокля от глаз, вглядывался вдаль, определяя вооружение и силы противника.

Первые ряды пехотинцев уже прошли мимо обороны партизан, но командир не спешил с командой, ожидая подхода артиллеристов. Они представляли для партизан наибольшую опасность. Вскоре появились и артиллеристы. Как только они подошли поближе, раздалась долгожданная команда.

Шквальный пулеметный, автоматный и минометный огонь обрушился на врага. Снайперы вели беспрерывный прицельный огонь по фашистским командирам. В колоннах началась паника. Противник бросал пушки, пулеметы, винтовки и бежал в лес с единственной мыслью — уйти от смерти.

Проскочившая в село часть войск сразу же наскочила на партизанских автоматчиков. Без всякого сопротивления уцелевшие подняли руки вверх, начали сдаваться.

Однако вскоре обстановка изменилась. Приближающиеся вражеские части развернули артиллерию, минометы, открыли огонь по высоте. Противник подбросил резерв, занял оборону. Началась ожесточенная перестрелка. Бой принял затяжной характер.

Мишко приказал позвать связного, вытащил из полевой сумки листок бумаги и написал донесение командиру соединения. Через минуту связной уже скакал к Русину.

События разгорались. Фашисты усилили артиллерийский и минометный огонь. Чтобы не выдавать себя, Мишко подал команду прекратить огонь. Партизаны замаскировались в траншеях, притихли.

Враг, очевидно, решил, что партизаны снялись с обороны. Шли минуты, у подножия горы появилась вражеская разведка. Она подошла чуть ли не к самим партизанским траншеям. По ней не стреляли. Затем разведчики возвратились на шоссейную дорогу и ушли в село. Везде было тихо. Казалось, что село вымерло. Не было слышно и партизан.

Вскоре вражеская разведка возвратилась. Прошло еще несколько минут, и на шоссейной дороге снова появились колонны фашистских войск.

Двигались они смелее, так как были уверены, что не встретят никакого сопротивления. Как только они подошли поближе, партизаны всей мощью оружия ударили по врагу. Огонь длился не более пятнадцати минут. Эффект был колоссальный: фашисты в панике бросились бежать и не возобновляли попытки пройти в Ряпидь.

Несколько фашистских подразделений двинулись по направлению станции Чинадиево, а остальные взяли курс на село Лецовица.

Прибыл посыльный и передал командиру запечатанный конверт.

Василий Русин приказывал отряду сняться с обороны в Ряпиди и прибыть в соединение, чтобы всем вместе преследовать отступающие фашистские войска.

К вечеру Мишко докладывал Василию Русину о проведенной боевой операции.

Соединение двинулось на Лецовицу. Еще вчера жители этого села жаловались партизанам на зверства фашистско-венгерской военщины и издевательства ее над мирными людьми.

В село была послана разведка, а соединение тем временем заняло оборону в лесу, недалеко от Лецовицы.

Командир соединения стоял, прислонившись к дереву, и смотрел вдаль на волнистые горы, за которыми скрывалось родное село.

Шумели деревья, пахло прелым дубовым листом, невдалеке звенел горный ручей. Здесь было знакомо ему каждое дерево, каждая поляна.

Не хотелось верить, что в родном селе, где прошло его детство, хозяйничают оккупанты и, может быть, издеваются над родным отцом и матерью. Скорее бы возвратились разведчики!

Разведка прибыла из Лецовицы поздно вечером. В селе было сконцентрировано около двух тысяч войск противника. Невеселые вести принесли разведчики: оккупанты пытали и расстреливали жителей, грабили население, отбирая птицу, зерно, скот, личное имущество.

Бледный от ярости, командир соединения отдал приказ приготовиться к бою.

Встретились с противником у дороги, ведущей в село. Открыли огонь из пулеметов, минометов. Рвались гранаты, стучали автоматы и винтовки. Лес стонал от выстрелов и взрывов.

Противник занял оборону и начал отчаянно отстреливаться. Появились раненые и убитые, но партизаны упорно продвигались.

— Вперед! Это последний наш бой! — подбадривал их Василий Русин.

— Советские войска совсем близко! — слышались в другом конце слова комиссара.

Вблизи лесной опушки противник особенно укрепился, и попытки партизан выбить его оттуда не увенчались успехом.

Василий Русин подозвал командиров отрядов Логойду и Мишко и приказал им пробраться в тыл фашистам. Отделение Петра Глушка ползком подобралось к самой обороне противника. С криком «ура» партизаны ворвались в расположение обороны, бросили гранаты.

Пулеметчик Михаил Фагараший, выбрав удобный момент, ударил по врагу из пулемета. Фашисты обратились в бегство.

Через несколько минут отряды Мишко и Логойды открыли огонь с тыла. Отделения Ивана Шелевера и Владимира Турика незаметно подкрались к пулеметным расчетам противника и забросали их гранатами. Четыре вражеских пулемета умолкли. И тогда Русин скомандовал в атаку.

С громкими криками «ура» народные мстители устремились на врага, на ходу бросая гранаты.

Партизаны Суран, Зозуляк и Папп, бежавшие впереди, вывели из строя минометные расчеты, и, когда к этому месту подбежали остальные партизаны, солдаты уже стояли с поднятыми вверх руками.

Фашисты не устояли, начали сдаваться в плен, бежать. Они уже не составляли воинской части. Это были жалкие разрозненные группы, думающие лишь о том, как бы спасти шкуру.

Еще когда партизаны окружили вражеские подразделения, группа фашистских офицеров и солдат во время прорыва напала на партизанское отделение, где были Петр Иванов и Иван Сидоров. Под шквалом пулеметного огня отделение вынуждено было отступить.

Иванов и Сидоров ушли от преследования фашистов глубоко в лес и сбились с пути. Два дня они разыскивали свое соединение, но, не зная хорошо местности, окончательно заблудились.

Ранним утром на пути партизан показалось небольшое селение. Голод давал себя знать. Они зашли в небольшой крайний домик, постучали в дверь. Открыл худенький, низкорослый старичок. Почесывая седую бородку, он исподлобья посмотрел на партизан маленькими, как у крота, глазенками, затем без слов пригласил войти. Видимо, такие гости были у него не впервые.

— Хотите есть? — приветливо спросил он.

— Очень хотим, — ответил Иванов.

Хозяин молча вышел в сени и вскоре возвратился с кувшином молока, затем достал кусок хлеба.

— Кушайте.

Партизаны принялись за еду. Не успели они допить налитое молоко, как в комнату вдруг ворвалось шестеро вооруженных людей. Партизаны бросились к оружию.

— Не стреляйте! — вдруг крикнул один из вбежавших.

Только теперь Иванов и Сидоров разглядели на головных уборах вошедших красные ленточки.

Вскоре они разговорились. Неизвестные оказались партизанами из отряда Ягупова, действовавшего тогда недалеко от этих мест, на территории Словакии.

Иванов и Сидоров решили временно присоединиться к ягуповцам, а затем отыскать свое соединение и возвратиться обратно. Но время рассудило иначе.

Лесными тропинками, через горы, долины и овраги, Иванов и Сидоров пробирались вместе с новыми знакомыми к штабу Ягупова. Почти двое суток шли они, но когда достигли лагеря, их встретили пустые, разрушенные землянки. Ни одного человека в лагере не оказалось. Позже от населения они узнали, что на отряд внезапно напали каратели, разрушили лагерь, а оставшиеся в живых партизаны, прорвав кольцо, ушли в неизвестном направлении.

Начались поиски. Шли дни, недели. Иванов и Сидоров находились с ягуповцами на территории Словакии. Им стало известно, что Закарпатье полностью освобождено от фашистско-венгерских захватчиков, и они полагали, что соединение Русина влилось в регулярные части Советской Армии.

Где только не побывали они за это время! Прошли Высокие и Малые Татры, приблизились к городу Жилина. Здесь их застала зима.

Лес стоял тихий, печальный. Он как будто стыдился своей наготы. Земля, деревья, крыши домов за ночь покрылись серебристым инеем. Днем с севера надвинулись тяжелые снежные тучи, повалил снег.

Партизаны вошли в небольшую деревушку вблизи города Жилина. Здесь они и установили связь с партизанской бригадой имени Яна Жижки, которой командовал Даян Баянович Мурзин.

На следующий день связные бригады представили партизан командиру. В штабной землянке их приветливо встретил невысокий, черноглазый, с нависшими на лоб черными кудрями человек лет двадцати пяти.

— Я слышал о вас от своих людей, — пожимая руки партизанам, произнес Мурзин.

В этот же день Иванов, Сидоров и шестеро других партизан были приняты в бригаду имени Яна Жижки.

Партизанская жизнь продолжалась. Сидоров и Иванов ходили на подрывы, в разведку, принимали участие в боях и засадах.

Прошло немало времени. В один из весенних дней 1945 года группа партизан, в составе которой были Петр Иванов и Иван Сидоров, возвращалась из боевого задания. По пути их настигли каратели. Вышли все боеприпасы, и партизаны ушли в лес. На свою базу идти было далеко, да и опасно без боеприпасов. Партизаны знали, что где-то близко в этих местах дислоцируется партизанская бригада «Родина».

Так они и натолкнулись на наш партизанский секрет…

Я распорядился выдать им боеприпасы, приказал накормить ужином, во время которого Петр Иванов и Иван Сидоров продолжали подробный рассказ о боевых действиях закарпатских партизан.

Стояло солнечное весеннее утро. В лесу звонко щебетали птицы, будто приветствуя пробуждающуюся природу.

Партизаны бригады имени Яна Жижки были готовы к походу.

Мы крепко пожали руки новым товарищам, пожелав им успешного боевого пути.