Среди врагов и друзей

СКЛОНЫ У КРУТОГО ПОВОРОТА

Стояли морозные январские дни. Лесистые горы, покрытые толстыми снежными покровами, выглядели нарядно. Жили мы в шалашах, обложенных елью. Конечно, никакого уюта здесь не было, однако можно было скрыться от непогоды и отогреться у костра по ночам. Днем костры разжигать опасно, ибо нас могла заметить разведка с воздуха. Да и в домике лесника, где разместился наш штаб, можно было обогреться в случае крайней необходимости. В одной из комнат этого небольшого домика работали штабисты, в другой — разместился походный госпиталь Вилла Поспелова, а в коридорчике — радисты.

Ранним утром ко мне подошел Рудольф Стой.

— Приятные новости, командир, — сказал он оживленно, — На всех фронтах наши пошли вперед. Послушайте сводку Советского информационного бюро, принесенную радистами. Я уже распорядился текст этой сводки поместить в листовках, которые мы отпечатаем типографским способом.

— Вы уже наладили связь с типографией? — удивился я.

— Дела пошли неплохо, — ответил комиссар. — В Чадце разыскали надежных подпольщиков и связались с ними. У них есть свой типографский станок и шрифт.

— Прекрасно! — воскликнул я. — Давайте отметим на карте положение на фронтах.

Комиссар быстро стал делать пометки на карте, а затем словно невзначай сказал:

— А я к вам по поводу Остравы.

— Что именно?

— Я долго думал об Остраве и решил просить вас командировать туда меня.

Я ответил ему не сразу. Несомненно кандидатура Рудольфа Стоя была самой подходящей для выполнения такой ответственной операции. Еще задолго до войны Рудольф Стой бывал в этом городе с важными партийными заданиями. Молодой тогда член Чехословацкой Компартии, он организовал рабочих на забастовку.

— Есть там у меня хорошие друзья. Авось кого-нибудь встречу, — будто угадывая мои размышления, говорил комиссар. — К тому же это дело весьма сложное и опасное. Мне как раз по плечу будет, без хвастовства говорю.

Светлое лицо комиссара, его слегка прижмуренные глаза с проницательным взглядом придавали словам уверенность и четкость.

— Неужели сомневаетесь в моих способностях, командир?

— Да нет, товарищ Стой, не сомневаюсь в том, что все вы сделаете успешно. Но вы крайне нужны в отряде. Мы только что наладили связи с подпольными организациями. Отдельным из них необходимо сейчас же оказать помощь в работе, да и новые люди пополняют отряд.

— Жаль, — вздохнул комиссар. — А я уже совсем наладился в Остраву.

Мы долго перебирали списки наших партизан и наконец остановились на двух кандидатурах.

Вызвали к себе партизан Рудольфа Гошека и Йозефа Гартуся. Гошек еще до войны работал в Остраве сапожником, знает многих людей его профессии.

— Я Остраву знаю хуже Рудольфа, — сказал Йозеф Гартусь, — хотя и родился там. После смерти отца, когда я был еще ребенком, мать отправила меня из Остравы в село к бабушке. Там я жил до вступления в отряд.

— Какая же у вас профессия?

— Я шофер, — отчетливо ответил Гартусь.

— Сапожник и шофер! А ведь это неплохо, товарищ командир. Удобные профессии в нашем деле.

Через несколько часов оба чехословацких патриота были готовы к выходу на задание. Документы свидетельствовали, что Рудольф Гошек является жителем селения Высокая, а Йозеф Гартусь — из населенного пункта Кисы.

— Разыщите Рудольфа Кураха, — говорил им комиссар. — Это мой хороший товарищ. Курах еще до войны был активным участником стачечного движения среди железнодорожников. Хочется верить, что он остался нашим человеком.

До станции Быстржице партизаны добрались пешком глухими снежными тропами. Здесь они сели на поезд и уже на следующий день поздно ночью приехали в Остраву.

Поезд приняли на самый дальний путь. Рядом стоял эшелон с ранеными. Их поспешно разгружали в санитарные машины и увозили. Чуть поодаль, на втором пути, грузилась какая-то воинская часть, отправлявшаяся на фронт, и солдаты рейха оказались невольными свидетелями того, что предстоит и им самим. Раненые стонали, вскрикивали, а некоторые громко и надрывно вопили от боли.

Обычно на станции всех прибывших пассажиров тщательно проверяли. Но на этот раз было не до того — лишь бегло осматривали каждого проходящего.

Пассажиры быстро разошлись в разные стороны, точно растаяли в белой мгле падающего снега.

— А ведь агитация-то неплохая, — тихо сказал Гартусь.

— Ты про выгрузку раненых, Йозеф?

— Видно, на фронте им совсем жарко. Видишь, как спешно бросают резерв на фронт — даже не подождали, пока выгрузят раненых.

— Может быть, это немецкая пунктуальность дала трещину?

— Во всяком случае, солдаты увидели своими глазами, что их ожидает.

Партизаны приблизились к городу. В их чемоданах лежало только белье, продукты питания да инструменты сапожника и шофера, без которых нельзя обойтись рабочему человеку в любое время. А документы прошли самую серьезную проверку, побывав в руках поездных гестаповцев.

Пришли на улицу Вокзальную. Небольшой двухэтажный домик едва вырисовывался из дымки снегопада. Гошек тихо постучал в окно первого этажа. К стеклу приник какой-то мужчина и спросил:

— Что вам надо?

— Это я, дедушка Франтишек. Не узнали меня? Я у вас раньше проживал.

Старик долго и внимательно рассматривал пришельцев. Потом он отошел от окна. Прошло несколько минут, щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге дома появился пожилой коренастый человек среднего роста. Таким и представляли партизаны сапожника Франтишека Дебеша.

— Какими судьбами так поздно?

— А мы прямо с поезда. Приехал искать здесь работы. А это мой товарищ, Йозеф Гартусь, — тоже работу ищет, шофер он.

Франтишек Дебеш молча протянул руку Йозефу и пригласил гостей в квартиру.

Квартира сапожника состояла из трех небольших комнат и кухни. Все было по-прежнему, как и тогда, когда Гошек проживал здесь.

— Ну, что хорошего у вас, дедушка Франтишек?

— Что сейчас может быть хорошего? — вопросом ответил Дебеш. — Сына моего призвали в чехословацкую армию еще в 1937 году. После начала войны домой не возвратился и никаких вестей от него нет. Живем в одной комнате, а две пустуют. Экономнее с топливом.

Старый сапожник умолк. Тускло горел огонечек ночника, и три тени от него плясали на стене.

Из-за двери послышался глубокий вздох. Жена Дебеша Эмилия, должно быть, слышала разговор и свою материнскую тоску по сыну выразила в этом тяжком вздохе.

— Кушать хотите? — спросил Дебеш.

— Нет, спасибо. Мы поужинали, подъезжая к станции.

— Тогда спать, время позднее.

Домик на Вокзальной улице погрузился во тьму. Но никто в квартире Франтишека Дебеша не мог уснуть: Гартусь и Гошек думали о том, как найти работу, зарегистрироваться в полиции и получить право на жительство в Остраве; старуха Эмилия слагала свои бесконечные предположения о судьбе единственного сына, а старый сапожник о том, кто же забрел к нему в дом! Что это за люди? Рудольфа он хорошо знал многие годы, обучал его ремеслу. Но времена такие изменчивые!

Рудольф Гошек и Йозеф Гартусь проснулись от резкого и размеренного стука.

— Старик уже работает, — сказал Рудольф, — а мы все спим!

— Да, уже за седьмой час перевалило, — забеспокоился Гартусь, быстро одеваясь.

— Приятно было за несколько месяцев хоть разок отоспаться в тепле и уюте.

За завтраком, когда партизаны переговорили с хозяевами и о войне, и о работе, Дебеш вдруг предложил:

— А что, если ты, Рудольф, останешься и вместе будем работать! Я думаю, на кусок хлеба заработаешь, да и мне веселее будет. А работы у нас вдоволь.

— Это было бы чудесно, — согласился Рудольф. — Но я с товарищем…

— А может, и ты, парень, будешь с нами трудиться? — обратился Дебеш к Гартусю.

— Так я же шофер, никогда не работал сапожником.

— Ничего, мы научим. Было бы желание.

— Ну что же, спасибо, дедушка Франтишек.

В тот же день Гошек и Гартусь вместе с хозяином дома явились в полицию за регистрацией. Низенький, рыжий немец придирчиво проверил документы. Он даже в лупу осмотрел каждую буковку печати.

— Так вы сапожник? — спросил он у Гошека.

— Да, будет мне помогать работать, — ответил за Йозефа Дебеш. — А второго, Гартуся, беру в ученики. Вы же знаете, господин шуцман, что на мою продукцию большой спрос. Шью не только для вас, но и для ваших коллег.

— Гут сапоги, — похлопал по голенищу своих сапог полицейский. — Скоро моей жене закажу туфли. Только чтобы были хорошие. А ты этих хорошо знаешь? — кивнул в сторону Гошека и Гартуся.

— Как же, господин шуцман. Хорошие люди.

— Ну, смотри, чтобы был порядок.

— Не разучился сапожничать, — проговорил Дебеш, глядя, как Рудольф быстро делает затяжку модной туфельки.

— А разве может человек забыть то, чему учился не один год?

И снова заработало шило, застучали молотки. Гартусь внимательно присматривался к работе мастеров. Дебеш терпеливо поучал.

— Надо, чтобы и в нашей работе была аккуратность. А если к этому добавить старание, тогда толк будет. Ты смотри, как работает Рудольф. У него и правда золотые руки. Небось, побывал повсюду. Учился у каждого понемногу. Как, Рудольф, это верно?

Гошек догадался, что Дебеш хочет подробнее узнать о его жизни в эти тяжелые годы, и уже обдумывал ответ.

— После того как уехал из Остравы, я прибыл в Высокую к себе домой. Здесь и начал заниматься сапожными делами. Вначале было трудно, бывало, и брак допустишь, неприятностей наживешь. Но ваша школа да повседневная практика не исчезли бесследно. Там, в Высокой, я жил все время. Но — стало тяжело, товару не найдешь, и я мотнулся к вам, дедушка Франтишек. Вместе с товарищем.

— А в армии вы служили? — поинтересовался Дебеш.

— Мне не было еще и семнадцати, а в таком возрасте не брали. Правда, в Германию на работу молодых людей взяли очень много, а до нас как-то, очередь не дошла…

После окончания работы Рудольф Гошек вышел в город.

— Пойду навестить свою знакомую, — сказал хозяину.

Улицы, которые были когда-то многолюдными, опустели. Серые силуэты домов на фоне белого снега казались безжизненными, жалкими. Направился к дому своего друга Эмиля Геника. Знал его давно. Вместе работали, ухаживали за девушками.

Осторожно нажал кнопку электрического звонка.

— Кто там? — послышался глухой женский голос.

— Я к Эмилю… Я Гошек Рудольф.

Щелкнул замок, открылась дверь, и перед Рудольфом предстала измученная молодая женщина.

— Мария! — воскликнул Рудольф. — А я и не узнал вас.

Мария бросилась к Рудольфу и горько заплакала.

— Что случилось, Мария?

— Эмиля арестовали и увезли в гестапо. Обвинили в участии в подпольной организации. В квартире все перерыли, побили посуду.

Гошек посмотрел вокруг. Он только теперь обратил внимание на поломанную мебель, разбросанные вещи, выломанные полы и исковырянные стены.

— Что они искали — не знаю, но ничего не нашли. Ворвались ночью, как звери. Как они его били здесь! — снова залилась слезами Мария. — В эту ночь арестовали еще семь человек. Всех их знал Эмиль. Потом я долго ходила у ворот гестапо, до самого вечера. А вечером оттуда выехала грузовая автомашина, на которой перевозили арестованных в тюрьму. Недалеко от заднего борта сидел Эмиль. Когда машина проехала, из руки Эмиля упал какой-то маленький комочек.

Мария отошла к столу, достала из ящика измятый листик бумаги.

— Вот прочтите, — передала записку Рудольфу.

— О записке вы никому ничего не говорите. Берегите себя и сына, Мария, — сказал Гошек прощаясь.

Настороженной тишиной провожали Рудольфа затемненные дома. Даже не было слышно лая собак.

«Неужели Дебеш?… — мучительно думал Гошек. — Неужели Дебеш?.. Не может быть… Но… Вокзальная. Пожилой сапожник…»

Рудольф возвратился к полуночи. Дебеш и Гартусь еще не спали.

— Немного задержался я, — заговорил извиняющимся голосом. — Чудесная погода, — добавил, как бы оправдываясь.

Хозяин не отрывал глаз от немецкой газеты, словно Рудольфа и не заметил. Но прошло несколько секунд, и вслед за скрипом стула послышался монотонный голос:

— Пишут, что немецкие войска отступают с целью выровнять линию фронта.

Гошек понял, что от него ждут комментариев.

— Командованию армии рейха виднее, — поспешил он с ответом. — Впрочем, мне об этом нечего рассуждать: мнение сапожника не авторитет.

— Я думаю — наше дело сапоги шить, — дополнил Гартусь.

Беседа перешла на всех интересующую тему — о заработках и коже, деревянных шпильках, которые негде купить и приходится самим делать, о нитках для дратвы и тому подобных житейских мелочах.

— Дедушка Франтишек, — как бы между прочим спросил Гошек, — на нашей улице много сапожников?

— Да есть здесь один, Йозеф Дэрма. Хвастается, что лучше него мастера во всей Остраве не сыщешь. А на самом деле… Ну, будем спать, поутру подниму пораньше — ведь работы много. Спокойной ночи.

Когда все улеглись, Гошек рассказал о записке.

— Обстановка пока непонятная. Бог его знает, кто такой дедушка Франтишек. Все время говорит о политике, то расхваливает, то ругает немцев.

Уже на другое утро партизаны поняли, что сапожное дело связывает им руки. Надо было целый день безотрывно сидеть у столика и заниматься совсем не тем делом, для которого они посланы в Остраву. Необходимо было действовать.

После завтрака сели снова за работу.

С базара пришла тетя Эмилия.

— На каждом доме понаклеили, окаянные. Так и носит их ночью нечистая сила, — проворчала она.

— Что наклеили? — перестал стучать молотком хозяин.

— Да листовки. Даже на самом гестапо, говорят, прилепили.

Это было для партизан приятное сообщение, и они словно невзначай переглянулись. «Значит, подполье действует, — подумали они, — а мы старую обувь чиним».

Работали молча. Старый сапожник внимательно посмотрел на них через свои очки в черепаховой оправе, и глаза его оживленно заблестели.

«Чему он обрадовался?» — подумал Гошек.

Да, загадочный старик, все успевает заметить. Он уже смотрит, как к его дому подъезжает комфортабельная машина. Только избранные представители арийской расы и самые высокие чиновники могли ездить на «Оппель-адмирале».

Из машины вышла шикарно одетая дама. Постучала, и когда Эмилия открыла дверь, она сказала по-немецки.

— Я к господину Дебешу.

— Франтишек, к тебе! — крикнула Эмилия.

Хозяин, поправив очки, выбежал к посетительнице.

— Прошу, фрау, в мастерскую. Мне уже известно о вашем желании, но там мы поговорим подробнее.

— Хорошо. Но не более чем через четыре дня туфли должны быть пошиты.

— О… да все это мы сделаем, фрау… не волнуйтесь. А сейчас прошу вашу ножку.

— Да, да, только сделайте хорошо. А то мне уже одни туфли испортил ваш сосед — Дэрма, кажется? А эти, что у вас работают, — кто они? — заинтересовалась немка, указывая на Гартуся и Гошека.

— Рудольф очень хороший мастер, — начал рассказывать Дебеш. — А вот Йозеф Гартусь только учится. Сам он по специальности шофер и работает у меня учеником только потому, что устроиться на работу шофером очень трудно.

Фрау посмотрела любопытным взглядом на Гартуся. И в самом деле, почему бы ей не посмотреть на красивого с большими голубыми глазами молодого человека.

— Ничего, что-нибудь придумаем, только туфли сделайте по вкусу, — сказала немка, все еще не отрывая взгляда от Гартуся.

Когда гостья уехала, мастеровые сразу же приступили к исполнению заказа.

— Ну, Йозеф, — подбадривал Франтишек. — Для этой фрау стоит и тебе постараться. Жена помощника военного коменданта. Я несколько месяцев назад выполнил ей один заказ, и, видимо, пришлось по вкусу. Думаю, работу тебе подыщет. Вот только бы туфельками ей угодить. Как ты думаешь, Рудольф, сошьем по этому рисунку?

— Да, замысловатая работенка, — сказал Гошек, рассматривая рисунок. — Передок парижский, а каблучок берлинский.

Вот и одна из центральных улиц, самая просторная в Остраве. Всюду здесь прохаживались гитлеровские солдаты и офицеры, в разные концы двигались автомашины, громкий говор и смех офицеров в ярко-зеленых мундирах напоминали о том, что не чехи и словаки хозяева в городе, а эти грубые и жестокие захватчики, пришедшие с Рейна, затянувшие свои жирные туши в фашистские мундиры. А хозяева чешской и словацкой земли вынуждены, почти крадучись, пробираться по родным улицам — по тем самым, где совсем недавно звучала певучая родная речь, а теперь гортанно гогочут чужаки.

Гошек и Гартусь зашли в подъезд небольшого трехэтажного дома и поднялись на второй этаж. На стук вышел мужчина лет сорока пяти.

— Кто вам нужен?

— Мы к Рудольфу Кураху, — сказал отрывисто Гартусь.

— Я Рудольф Курах. Пожалуйста, заходите, — пригласил он гостей в квартиру. — Чем могу служить? — проговорил несколько с удивлением, когда гости уселись на жестких старомодных стульях.

— Мы из Словакии. Случайно узнали, что вы работаете в железнодорожных мастерских станции Остравы, а мы подыскиваем работу, вот и рискнули к вам заглянуть Да порасспросить: нельзя ли там устроиться? — первым нашелся Гошек.

— Но вы не учли одного — этих вопросов я не решаю, — ответил Курах сразу, будто ответ у него был давно заготовлен. — Попытайтесь поговорить с администрацией. Я ведь человек в этих мастерских маленький — самый обыкновенный рабочий.

— Рабочий рабочему всегда поможет, — вмешался в разговор Гартусь.

— Но вы не понимаете, что сделать мне сейчас это трудно.

— Скажите, господин Курах, а гитлеровцы здесь здорово жмут на рабочих? — спросил Гартусь, в упор глядя на хозяина дома. — Мы слыхали, что они чинят произвол и зверства над местным населением. Не опасно ли тут устраиваться на работу?

— Видите, кто делает зло, тот в ответ добра никогда не получает, — уклонился от прямого ответа хозяин дома.

— Мы считаем вас порядочным человеком и пришли к вам с искренним приветом от Рудольфа Стоя, — поддержал своего товарища Гошек и выжидающе посмотрел на Кураха. Но тот молчал.

— От Стоя мы и узнали, что вы вместе с ним принимали активное участие в забастовках еще до войны, — продолжал Гошек. — Рудольф Стой от вас недалеко, он призывает вас на борьбу с гитлеровскими оккупантами.

— Я вас, господа, совсем не знаю и на ваши странные вопросы не имею намерения отвечать, — рассердился Курах, поднимаясь со стула. — Не знаю я никакого Рудольфа Стоя. Вы, должно быть, ошиблись адресом.

Гошек и Гартусь помолчали, затем так же молча поклонились Кураху и вышли.

— Снова неудача, черт возьми! Время идет, а мы даже не сумели сообщить в штаб о том, как здесь идут дела, — проворчал Гошек.

— Да, хвалить нас не за что. Но ты, Рудольф, не кипятись. Командир наверняка нас бы выругал за такие разговоры, какие мы вели с Курахом. Что-то у нас не так получается.

— Действовали мы опрометчиво, но у нас нет иного выхода. Другое дело — знали бы мы пароль.

— Ты прав, Рудольф. Но нам пора — ведь скоро на улице без пропуска не покажешься.

Стараясь быть незамеченными, Гошек и Гартусь направились к дому Франтишека. Осталось пройти несколько десятков метров, когда заметили человека, который стоял под деревом у самой стены и, казалось, кого-то, выжидал. Прятаться было некуда, и партизаны пошли прямо. К их удивлению, это был Дебеш.

— Это вы, ребята? — тихо произнес он. — А я думал — патрули. Перепугался. В гостях был. Пошли домой вместе.

Однажды утром Гартусь собрался в город.

— Хочу кое-что закупить, — сказал хозяину. — Я скоро вернусь.

— Ну, если надо, то иди, а мы с Рудольфом поработаем.

Гартусь направился к сапожнику Дэрме. В небольшой мастерской, закуренной сигаретным дымом, сидел пожилой мужчина и шил сапог.

— Скажите, выбудете пан Дэрма? — спросил Гартусь.

— Да, я Дэрма.

— Очень приятно с вами познакомиться. Я ученик вашего соседа и коллеги по работе Франтишека Дебеша. Зашел к вам занять горстку маленьких гвоздей. Хозяин вернется из города, и я их вам возвращу.

— Знаю, знаю, что Дебеш целую мастерскую открыл. Разбогатеть решил, а поэтому и работников себе принимает — вначале двух, а там десяток наберет. Что ж, не могу отказать, по-соседски делиться надо.

Дэрма был человеком словоохотливым, однако при всем этом много спрашивал у Гартуся.

— Небось, тяжело приходится постигать сапожницкую премудрость?

— Вы правы, — во всем согласился Гартусь, пытаясь уловить, что скрывается за этими нехитрыми вопросами.

Когда возвратился в мастерскую, хозяина дома не было — он ушел за товаром. Куда-то ушла из дому и Эмилия. Только Гошек сидел на месте — старательно отделывая модные туфли фрау комендантши.

— Проведал Дэрму? — спросил Гошек.

— Непонятный тип. К тому же жадный и завистливый.

— Разве это для нас главное?

— Эти его черты особенно привлекли мое внимание, О других можно только догадываться. Впрочем, нам не достаточно подозрений. Короче говоря, сейчас мы знакомы с двумя сапожниками с улицы Вокзальной, и один из них тот, о котором пишет Эмиль. Как бы ни маскировался предатель, когда-нибудь он себя проявит.

В сапожную мастерскую зашел невысокий коренастый парень. Было ему лет двадцать пять, а может, и больше. Грубые руки в ссадинах указывали на его нелегкую профессию, да и одежда была довольно поношенной. Крепкие, подбитые гвоздями ботинки показывали, что хозяин очень бережливо относится к своей обуви.

— Мне бы туфлю немного починить. — Парень вытащил из свертка мужскую туфлю.

— Это мы сейчас, — сказал Гартусь, — осматривая туфлю. Он, видимо, решил на этот раз самостоятельно испытать свое умение.

— Можно позже. В квартире больше никого нет? — неожиданно спросил парень.

— Сейчас мы одни.

— А там? — Парень кивнул головой в сторону кухни тети Эмилии.

— Ушла к соседке, — ответил Гошек и с любопытством посмотрел на странного посетителя.

— У меня к вам серьезное дело, — спокойным тихим голосом произнес незнакомец. — Дело ведь не в ремонте туфли. Нам известно, что вы ищете тех, кто ведет борьбу с оккупантами. Вы их найдете, но… — Незнакомец сделал небольшую паузу и, держа руку в боковом кармане пальто, произнес: — Не спрашивайте, кто я и откуда. — Он вытянул из кармана пачку листовок и протянул их Гартусю. — Вы должны в эту же ночь расклеить листовки по городу.

Йозеф вопросительно глянул на Гошека. Тот деловито осматривал уже готовую изящную туфлю. «Я здесь ни при чем», — говорил он всем своим видом.

Гартусь взял листовки и сунул их под ящик с инструментами.

— Когда выполните наше задание, мы с вами свяжемся, — сказал, улыбаясь, незнакомец и, кивнув головой, скрылся за дверью мастерской.

Гошек положил туфлю на верстак и выскочил вслед за вышедшим посетителем, но того и след простыл.

— Как в воду канул, — сказал Гошек Гартусю, возвратившись в мастерскую. — Вот тебе, Йозеф, и задача!

— Да, такого с нами еще не случалось никогда. Кто его к нам подослал: немцы или остравские подпольщики? А что же хоть написано там? — Гартусь вытащил из-под ящика листовки, начал читать тихим хрипловатым голосом:

— Хорошо написано, — сказал Гошек, — вряд ли провокаторы такую острую листовку подсунут для расклеивания по городу. А впрочем, от них всего можно ожидать.

— Пока суд да дело, их надо спрятать в надежное место, — кивнул на листовки Гартусь.

— Как ты думаешь, Йозеф? Не связан ли приход этого парня с нашим посещением квартиры Рудольфа Кураха?

— Может быть. Такая мысль у меня тоже крутится в голове.

— Тише… кажется, возвратился хозяин.

В мастерскую зашел Дебеш. По самодовольной улыбке было видно, что он в хорошем настроении.

— Ну, как у тебя, Рудольф, дела движутся?

— Заканчиваю туфельки фрау господина помощника коменданта.

Дебеш взял в руки туфлю, повертел ее, а затем, словно улавливая подходящий для беседы момент, сказал:

— А все-таки быстро движутся Советы на фронтах.

— А вам откуда об этом известно? — спросил Гартусь.

— Мне рассказывал об этом один знакомый офицер, мой постоянный заказчик. А вы разве сами не видите, что делается на вокзале? Эшелон за эшелоном с ранеными уходит на запад.

— Это еще не означает, что русские победят. А впрочем, политика это дело не наше, — ответил Гошек на сообщение Дебеша и тут же заметил, как изменился хозяин в лице. Он умолк. Лишь придирки его к подмастерьям в этот день усилились.

Вечером кушанья, поданные Эмилией, были намного скуднее обычных.

Гартусь и Гошек условились поспать до двух часов ночи, а затем незаметно уйти, чтобы расклеить листовки.

— Мы идем на большой риск, — сказал Гошек. — А я почему-то хочу верить этому парню.

— Хорошо, поживем, увидим, — проговорил его товарищ, засыпая.

Гартусь проснулся почти в условленное время. Он пошевелил Гошека, и тот мгновенно поднялся, стал тихо одеваться. Захватив с собой листовки, оба осторожно вышли на улицу. На дворе свирепствовала вьюга. Банка с клеем за пазухой холодила тело.

— В такую вьюгу даже собаку на улицу не выгонишь, — шепотом заметил Гошек.

Улицы безлюдны. Не видно было даже патрулей, которые шныряли по городу каждую ночь.

Перебегая из квартала в квартал, на домах, телеграфных столбах, на витринах лепили партизаны листовки. Эта операция длилась часа полтора. Наконец последняя. Гошек и Гартусь облегченно вздохнули. Все. Можно возвращаться домой.

Вот и улица Вокзальная. Впереди партизаны увидели темную фигуру, идущую навстречу. Но уходить куда-либо было поздно.

Неизвестный в миг оказался возле партизан.

— Ну как, расклеили?

Это был тот же молодой парень, который передал листовки.

— Расклеили все, — ответил Гартусь.

Неизвестный крепко пожал партизанам руки:

— Ждите меня у себя… — И так же неожиданно, как появился, исчез за углом дома.

— Нет сомнений, что за нами следили, — заметил Гартусь.

Подойдя к дому, Гошек и Гартусь тихо открыли дверь, пробрались в свою комнату и улеглись. Долго не спали, анализируя каждый свой шаг.

Пани комендантша явилась в условленный день. Она внимательно осмотрела пошитые туфли и, не высказывая своего впечатления, молча одела их и прошлась по комнате. Только после этого похвалила.

— Зер гут! Очень хорошо, молодцы. Возьмите плату за вашу работу, господин мастер. А вы, молодой человек, зайдите сегодня после обеда в комендатуру к моему мужу — поговорите о работе по вашей специальности.

— Очень благодарен вам, фрау, за заботу обо мне, — поклонился Гартусь.

Немка благосклонно кивнула головой. Ее любопытный взгляд был обращен на молодого шофера-сапожника, так хорошо говорившего на немецком языке.

— Я довольна вашей работой, — сказала она прощаясь.

— Ауфвидерзейн, фрау, — раскланялся Дебеш.

Партизаны знали, что работа Гартуся в комендатуре открывала большие возможности в будущем.

— Я рад тому, что наконец вы, Йозеф, будете по-настоящему служить немецкому рейху, — подчеркнул Дебеш.

Партизаны молча проглотили эти ненавистные слова хозяина.

Вскоре Дебеш ушел из дому. Когда партизаны остались одни, в мастерскую зашел уже знакомый парень. Он пожал руки партизанам и улыбаясь проговорил:

— Чудесно, прямо превосходно. Гестапо, сломя голову мечется по всему городу. Расклеенные вами листовки прочитало много людей.

Гартусь и Гошек изучающе смотрели на молодого парня. От его слов, как и от всей его крепко сложенной фигуры и звонкого голоса веяло той неподдельной искренностью, которая вызывает доверие и расположение.

— Как вас зовут?

— Называйте меня Янеком. Этого пока достаточно, — ответил парень и многозначительно подмигнул партизанам.

— А теперь возьмите еще листовки, разбросайте их на вокзале. Они обращены к немецким солдатам.

В листовках, напечатанных на немецком языке, высказывались призывы к немецким рабочим и крестьянам, переодетым в солдатские шинели, повернуть оружие против фашизма.

— Это замечательно! — восхищался Гартусь.

— А теперь, Янек, мы хотим рассказать о наших сомнениях, — начал Гошек. — Нам удалось узнать, что арест Эмиля связан с предательством пожилого сапожника с улицы Вокзальной. Но кто он — нам пока неизвестно.

Янек внимательно слушал.

— Нам надо поскорее связаться с руководителем подпольной организации, — заговорил Гартусь. — И еще одна новость, Янек. Я зачислен на работу в военную комендатуру, работать буду шофером.

— Ну что же, транспорт нам пригодится.

Янек назначил время и место следующей встречи и распрощался.

Задание по распространению листовок партизаны выполнили. В половине пятого утра они положили листовки в трех залах вокзала, а часть их расклеили. В это же утро, когда Гартусь шел на работу в военную комендатуру, его встретил Янек:

— Задание вы выполнили, — сказал он. — Сегодня в восемь часов вечера явитесь по адресу: улица Лондонская, двадцать. Вы уже там были.

Офицер, к которому направил Гартуся дежурный по комендатуре, заполнил карточку биографического характера и после тщательной проверки документов, выдал удостоверение о том, что Йозеф Гартусь работает шофером на грузовой автомашине военной комендатуры города Острава.

— А сейчас отправляйтесь автомашиной на склад за продуктами питания.

На продовольственный склад вместе с Гартусем поехали два грузчика. Оба они были вольнонаемными. Один из них — среднего роста, коренастый Рудольф Гарик — оказался большим шутником. Он то и дело рассказывал анекдоты, задевавшие фашистских вояк. Второй грузчик, Юзеф Шурляк, тоже любил сострить.

«Неужели эти веселые и бодрые словацкие парни по совести служат гитлеровцам?» — невольно подумал Гартусь.

После работы он поделился своими впечатлениями с Гошеком. А в семь вечера оба вышли в город. Долго пришлось покружиться, не доходя до Лондонской улицы, пока не убедились, что «хвоста» за ними нет. Наконец они повернули на Лондонскую. Снова осмотрелись и зашли в подъезд.

Дверь открыл уже знакомый партизанам Рудольф Курах. Он встретил их теплой и приветливой улыбкой и, казалось, посмотрел, как на давних знакомых.

— Я очень рад, что встретился с вами. Как представитель подпольной организации остравских железнодорожников приветствую посланцев Рудольфа Стоя. Но где он сейчас?

— Рудольф Стой в составе советских и чехословацких парашютистов десантировался в лесу неподалеку от города Острава. Уже создан большой партизанский отряд «Родина». Рудольф Стой является комиссаром. Командует отрядом советский офицер. Мы прибыли в Остраву для связи с подпольной организацией.

— Время сейчас такое, что в своих действиях надо быть осторожным. Мы вас тщательно проверяли, наблюдали за вами во время распространения листовок, словом убедились, что вы наши люди и пришли действительно от Рудольфа Стоя. — Курах помолчал и заговорил о другом:

— Я должен вам сообщить, что рабочие военной комендатуры Рудольф Гарик и Юзеф Шурляк — наши люди и направлены туда по нашему заданию.

— Товарищ Курах, — не терпелось Гартусю, — об установлении связи с вами надо немедленно сообщить командиру отряда «Родина». Кого пошлем?

— Можно поручить это дело Францу Ястребану.

— Мы думали, что он просто спекулянт, — удивился Гартусь. — Нельзя было и предположить, что он является членом патриотической организации.

— Не только патриотической, — заметил Курах. — Нашим подпольем руководит ЦК Компартии Чехословакии через свои местные организации.

— Вот такие люди нам и нужны, — сказал Гартусь. — Я за то, чтобы товарищ Ястребан отправился немедленно.

На том и порешили. Договорились, что местом дальнейших встреч будет дом Юзефа Шурляка.

— Два месяца назад у него умерла мать, — объяснил Курах. — Теперь он один в своем особняке, на окраине. Самое удобное место — у него три небольшие комнаты и кухня.

Утром Гартусь отправился на работу в комендатуру, а Гошек принялся за офицерские сапоги. Дебеш ушел в город. Часов в десять утра в дверь мастерской кто-то постучался.

— Войдите! — крикнул Гошек, не поднимая головы.

— Здравствуй, Рудольф, — приветствовал Гошека уже знакомый Франц Ястребан. — Прибыл для выполнения задания.

— А я тебя ожидаю, — обрадовался Гошек, пожимая руку черноглазому крепышу. — Слушай и хорошо запоминай. Сейчас ты должен отправиться в деревню Шатина, вблизи города Маков. Там разыщешь местного жителя Йошку Заяца. При встрече с ним скажешь: «А снегу выпало много». Тебя Йошка Заяц спросит: «Не хотите ли погреться?» На это предложение надо ответить: «Скоро будет весна». После этого сообщишь все, о чем я тебе рассказываю.

Часа через два Ястребан сидел в поезде, а Гошек слушал новости, принесенные хозяином из города.

— Немцы пригнали в город новую партию военнопленных. Довоевались русские. Голодные, худые, оборванные — не люди, а тени, — говорил Дебеш, и в голосе его слышались нотки сожаления. — А все же они способный народ, эти русские. У моего знакомого один работает, делает аккордеоны, да еще какие!

Гошек слушал, лишь изредка неопределенно кивал головой. Трудно было понять загадочного старика.

— Все же у немцев сильная техника — неисчерпаемые силы, — все еще не умолкал Дебеш.

В полдень к дому подъехала грузовая автомашина.

— Приехал Гартусь, — воскликнул Дебеш. — Молодец Йозеф, он теперь работает на почетном месте.

— Встречайте гостей, — крикнул Гартусь, входя в мастерскую.

— С тобой, я вижу, еще есть товарищи, — удивился Дебеш, выглядывая в окно.

— Да, вместе работаем. Перевозим на вокзал боеприпасы.

Дебеш вышел и через несколько минут возвратился с двумя молодыми парнями.

— Познакомьтесь — мой друг, а по специальности сапожник, Рудольф Гошек, — отрекомендовал Гартусь товарища.

— Юзеф Шурляк, — представился парень помоложе, пожимая руку Гошеку.

— Рудольф Гарик, — назвал себя второй.

— А с хозяином вы, надеюсь, уже знакомы?

— Да, познакомились на дворе, — ответил Гарик.

— А теперь и перекусить не мешало бы. Ребята, принесите сюда наши запасы, — сказал Гартусь, потирая руки.

Парни выскочили к автомашине, принесли хлеб, консервы, сыр, колбасу, бутылку коньяка и вино.

— Ого! Откуда все это?

— Получили паек, — объявил Гартусь.

— Кто служит немцам, они того не обижают, — многозначительно заметил Дебеш.

— Пью за боевые успехи непобедимых войск великой Германии, — поднял первый тост Дебеш.

Ненавистным был партизанам этот тост, однако обстановка требовала выдержки.

Все они выпили.

«Подлый фашистский агент, — подумал Гошек. — Это он продал наших товарищей. Ну, погоди, мы еще с тобой расправимся!»

Однажды Гартусь заскочил пообедать и сообщил Гошеку:

— Мы с товарищами начали возить оружие и боеприпасы со склада в эшелон, — сообщил он. — После погрузки эшелон сразу же уйдет на фронт. Необходимо об этом сообщить командованию отряда.

Решили посоветоваться с Курахом. Связаться с ним поручили Шурляку.

Гартусь со своими помощниками уехал. Целый день он работал, а вечером пришел домой утомленный и злой.

— Грузятся, проклятые, а я им усиленно помогаю. Не мешало бы похитить несколько ящиков с оружием и боеприпасами для нашего отряда.

Сложность операции заключалась в том, что боеприпасы перевозились колонной автомашин в сопровождении солдат и офицеров.

— Ну, хорошо, а где же можно получше спрятать ящики с боеприпасами? — рассуждал Гошек. — У Шурляка?

— У Шурляка опасно, могут заметить. В доме, что расположен на поляне вблизи вокзала, наверняка местечко найдется. Впрочем, надо договориться с Курахом…

— Хорошо. Я сейчас отправлюсь к Кураху, — решил Гошек. — Он должен быть сегодня у Юзефа Шурляка.

Утром в мастерскую с ботинками в руках зашел Янек.

— На ремонт ботинки свои принес, — сказал он Гошеку, и как только Дебеш ушел в свою комнату, шепнул: — Всего нас четверо. Ожидаем вашего распоряжения.

— Хорошо, ждите меня за разрушенным домом. Я скоро приду.

Ровно в час дня остравские подпольщики собрались в условленном месте и принялись извлекать из-под снега кирпичи. Пришел и Гошек.

Вблизи партизан то и дело проезжали груженые автомашины.

Уже несколько кучек кирпичей было сложено, а машина Гартуся не показывалась. Она появилась часа через два.

— С левой стороны ящики с патронами, с правой автоматы, — сказал Гартусь, вылезая из кабины. — Разгружайте оружие, патроны и заполняйте ящики кирпичом.

Вместе с Гартусем прибыл и Юзеф Шурляк.

— Надо было уметь в одну автомашину погрузить автоматы и патроны — подшучивал он, заполняя освободившийся ящик кирпичом.

— А как же ты сумел оторваться от колонны? — спросил Гошек.

Оказывается, машина Гартуся двигалась в колонне пятой. Не доезжая сюда, Гартусь заглушил мотор, открыл капот и начал копаться. Прошло несколько минут, а машина стоит. Подходит сопровождающий колонну офицер. «Что произошло?» — спрашивает.

— Зажигание барахлит, — отвечаю, — и свечу надо заменить.

Офицер приказал всем двигаться к станции.

— А ты побыстрее делай и нас догоняй, — крикнул Гартусю.

— Пока все в порядке, но операция еще не закончена, — заметил Гошек, когда Гартусь обо всем рассказал.

Партизаны работали без отдыха. Надо было побыстрее отправить оружие в партизанский отряд. Вот уже уложена последняя пачка патронов. Пошел снежок. Он падал сначала небольшими хлопьями, а потом вдруг повалил так, что все вокруг исчезло в пелене падающих снежинок.

— Это неплохо, — сказал Гошек, — снег закроет разрытые нами кирпичи.

К деревне Шатина Франц Ястребан подошел поздно вечером. Трудный путь пришлось ему преодолеть. В Маков он приехал поездом, а дальше решил пробираться пешком. Правда, можно было проехать на попутной машине или подводе. Но это было небезопасно. Дорога вела вниз, разделяя на две части высокие черные ели. Ястребан опускался все ниже и ниже к подножию горы. Показались приветливые огоньки. Деревушка небольшая, и Ястребан без затруднения отыскал дом Йозефа Заяца. Постучал в дверь.

— Кто там? — послышался женский голос.

— Я к Йозефу Заяцу, — сказал Франц. — Здесь он Живет?

Щелкнул замок, и в открывшейся двери показалась женщина.

— Войдите, — пригласила, — он дома.

Йозеф Заяц сидел за столом и вопросительно смотрел на пришельца. Ястребан поздоровался, подошел ближе, назвал пароль.

— Я к вам по делам партизанским.

Йозеф Заяц посмотрел на него и недовольным голосом проворчал:

— Какие это дела? Я таких не знаю.

— Да вы что? Я к вам едва к ночи добрался, — с удивлением заговорил Ястребан.

Заяц молча продолжал смотреть на пришельца, словно измеряя его с головы до ног.

«Да что же это за тип, и пароль-то назвал неточно! — думал он.

Ястребан стоял и ждал.

— Не хотите ли погреться? — испытующе спросил Заяц.

— Скоро будет весна, — поспешно ответил Ястребан.

— Теперь все ясно, — улыбнулся приветливо Йозеф Заяц. — А ведь вы вначале пароль назвали неправильно, вместо «весна» сказали «тепло».

Жена Заяца поставила на стол тарелку с дымящейся картошкой.

— Подкрепитесь немного после дороги, — предложила она приветливо.

— Манжелка[10], — позвал Заяц, — приготовь нам денька на два на дорогу чего-нибудь.

Через несколько минут партизаны уже двигались по центральной дороге, ведущей к Макову. Навстречу им засверкали лучи фар автомашины.

— Легитимация у вас есть? — спросил Заяц.

— Да, есть.

Несколько автомашин с гитлеровцами и каким-то грузом быстро прошмыгнули мимо.

— Спешат, что и документов не проверили, — сказал Заяц. — Такое у них бывает редко.

Чтобы пройти к расположению партизанского отряда, партизаны сошли с центральной дороги и повернули в лесную чащу. Пробирались по глубокому снегу раскинувшегося дремучего горного леса.

Было около трех часов ночи, когда Заяц и Ястребан, преодолев густые заросли, вышли к небольшому домику.

— Это домик лесника, — сказал Заяц, открывая входную дверь. Домик был небольшой, состоял всего лишь из одной маленькой комнаты и коридорчика. Здесь не было ни души. В углу стояли нары, покрытые сеном. Вот и вся мебель.

— Здесь вы меня подождете, — заявил Заяц. — Печку лучше не разжигать.

Заяц ушел, и Ястребан прилег на нары. Вокруг было тихо. Лишь изредка раздавался треск ветки под тяжестью снега. Через небольшое окошко было видно кусок чистого звездного неба.

Ястребан закурил. Мысли не давали ему покоя. Думал, как встретят его партизаны, как закончилась операция, как долго придется ожидать.

Заяц тем временем пробирался к расположению отряда.

— Стой! Руки вверх! — послышалась команда.

Заяц остановился как вкопанный и даже забыл поднять руки. Два дула автомата почти упирались в его грудь.

— Ты что же, пулю захотел получить? Руки вверх!

Йозеф Заяц быстро поднял руки. Только теперь он увидел двух человек в белых маскировочных халатах, с красными ленточками на шапках.

— Мне нужен командир партизанского отряда, — заявил Заяц. А один из партизан уже обыскивал его карманы.

— Это что такое? — вытащил пистолет.

— Это мое личное оружие, русский пистолет ТТ, — ответил Заяц.

Часовой засунул пистолет за пояс и приказал Йозефу опустить руки.

— Почему не зовете командира? Я связной, — сердито сказал Заяц, назвав пароль. — Мне срочно нужно видеть его.

— Сейчас, сейчас, — ответил часовой. — А впрочем, командиру уже доложено о вас.

В сопровождении часовых Заяц явился в штаб отряда. Как только он увидел меня, сообщил:

— Прибыл на связь человек с Остравы, по очень важному делу…

Не впервые выполнял подобные поручения Йозеф Заяц, а поэтому появление его в отряде не было для нас неожиданным. Мне было ясно, что на связь прибыл давно ожидаемый нами человек от Гошека и Гартуся, и я распорядился разбудить комиссара.

Вместе с Рудольфом Стоем, в сопровождении шести автоматчиков, мы отправились навстречу к связному. Зашли в домик лесника. Франц Ястребан крепко спал, свернувшись калачиком на нарах.

— Устал, поди, — ласково сказал комиссар. — Ну проснись, содруг.

Ястребан мгновенно вскочил на ноги. Увидев вооруженных людей, он зябко поежился и застыл в ожидании. И в том, как он равнодушно посматривал на всех, и в его спокойно опущенных руках чувствовалась собранность и мужество готового ко всему неожиданному человека. «А парень он, видно, не из пугливых», — подумал я.

— Не волнуйся, содруг, мы те, к кому ты спешил, — успокоил комиссар парня.

Ястребан все же со скрытым недоверием осмотрелся вокруг. Увидев вместе с нами Йозефа Заяца, он широко улыбнулся.

— Вы, кажется, товарищ Стой? — обращаясь к комиссару, спросил он.

— А вы откуда меня знаете? — спросил комиссар, пожимая протянутую парнем руку.

— Я со слов Гошека и Гартуся догадался, что это вы.

— А теперь вы можете все сообщить командиру, — сказал комиссар. — Знакомьтесь.

Мы крепко пожали друг другу руки и обменялись теми немногими словами, в которых, несмотря на всю их скупость, выражаются неподдельные чувства дружбы, горячей симпатии и взаимного доверия. Мне было очень приятно встретиться с посланцем остравских подпольщиков — патриотов своей родины, которые в тяжелых условиях подняли знамя борьбы против фашистских захватчиков и стояли с нами в одном строю.

— О вас, содруг велетель, Гартусь и Гошек тоже многое нам рассказывали, и я рад пожать вашу руку.

Хотя мы и говорили с Ястребаном на разных языках — я на русском, а он на чешском, — но очень хорошо понимали друг друга. Возможно, мы хорошо понимали Ястребана и потому, что за время совместной борьбы с фашистами изучили много чешских и словацких слов.

Автоматчики вышли из домика, и Ястребан начал докладывать мне и комиссару о подпольной организации города Острава.

— Нас не так много, как мы бы этого хотели, — говорил он, — но в подполье замечательные люди, готовые ради освобождения родины на все. Вот только очень мало оружия и совсем нет мин. Задумали заминировать ящики с боеприпасами, которые фашисты отправляют на фронт, а мин не нашлось.

Мы были очень обрадованы, что установилась связь с подпольщиками Остравы — крупного промышленного центра. Вся промышленность этого города работала на оккупантов. Многие фабрики и заводы перестроены для изготовления военной техники и военной амуниции. Мы уже были информированы о деятельности подпольных организаций Остравы, однако считали нужным нацелить их на более эффективную борьбу с захватчиками. Обстановка требовала усиления диверсионной работы. Необходимо было помочь остравским подпольщикам связаться по радио с командованием Чехословацкой бригады, которая мужественно, плечом к плечу рядом с Советской Армией сражалась против гитлеровских захватчиков.

Из сообщений наших разведчиков видно, что остравским подпольем руководит ЦК Компартии Чехословакии. Это очень хорошо. Но установление с ним хорошей боевой связи поможет и нам, и им избрать более правильное политическое направление в нынешних условиях партизанской борьбы с фашизмом.

— Я с вами согласен, велетель, — после некоторого раздумья сказал комиссар. — Я прошу — командируйте в Остраву меня. Займусь всеми этими делами совместно с руководителями подпольной организации.

— Да, придется вам отправиться в путь, — согласился я. — Думаю, необходимо выехать вдвоем с Ястребаном.

— Не мешало бы захватить несколько мин. Это неплохо. Я сейчас передам распоряжение, чтобы вам их принесли.