Среди врагов и друзей

ВЕНГЕРСКИЙ БАТАЛЬОН

Стояла темная мартовская ночь.

Среди пологих гор, покрытых густыми лесными массивами, змеилась горная дорога. Если смотреть на эту местность днем, она кажется огромным зеленым ковром, простирающимся до самого горизонта, и невольно хочется погладить его рукой.

В это ночное время движение на дороге замерло. Не было слышно ни шума автомобилей, ни топота лошадей. Только сычи перекликались в лесу, и от их рыдающих голосов становилось жутко.

Рядом с шумом и клокотом несла свои воды бурная Кисуца.

Немало видела на своем веку эта река. Сколько путников любовались ее живописными берегами и быстрыми водами. А сколько слез исстрадавшихся местных крестьян пролилось вдоль ее берегов! И теперь ее воды обагрила кровь партизан, славных сынов разных народов. Не оттого ли так она полноводна?

Так думали партизаны, возвращаясь вдоль Кисуцы ночью с начальником штаба Николаем Шеверевым из боевого задания.

Люди еще не остыли после ожесточенной схватки с большим отрядом гитлеровцев. Вражеская колонна была полностью уничтожена, добыто много боеприпасов и оружия.

Партизаны уже оставили позади бурную Кисуцу. Они молча шли по центральной дороге, прислушиваясь к каждому шороху.

Немцы боялись появляться ночью в этих партизанских местах. Их пугал не только лес, где, по их словам, «стреляет каждое дерево», но и крутые горные спуски и повороты, откуда неожиданно сваливались им на головы народные мстители.

Партизаны уже подходили к Макову, как вдруг в стороне от дороги, на лесной поляне, заметили костер. На фоне больших языков пламени, трепещущих, будто красные крылья, чернели человеческие фигуры.

«Неужели засада? — тревожно подумал Шеверев. — Но в таком случае только дурак будет разжигать костер».

Изнуренные боем и ночным переходом, партизаны хорошо понимали, что вступать в схватку с гитлеровцами сейчас было невозможно. Кроме этого, они несли бригаде оружие, в котором она так остро нуждалась.

«Надо обходить», — решил Шеверев и осторожно повел товарищей по обочине дороги.

Один за другим, неслышно ступая и пригибаясь к земле, партизаны пробирались вперед.

Вдруг на дороге замаячили силуэты каких-то темных предметов. Когда подошли поближе, оказалось, что это подводы. Шеверев подал сигнал рукой, и партизаны залегли.

Обойти подводы было невозможно, так как овраги по обеим сторонам дороги были затоплены весенним разливом. Можно было возвратиться обратно и обойти Маков через горы, но то был очень длинный и тяжелый путь.

Партизаны внимательно всматривались вперед, но, кроме подвод и лошадей, ничего больше на дороге не замечали.

«Вперед!» — передал по цепи Шеверев, и партизаны поползли к подводам. Возле них не оказалось ни одного человека. Только около пылающего костра, метрах в ста пятидесяти от дороги, по-прежнему маячили человеческие фигуры.

Партизаны стали осматривать подводы. На них оказались немецкие ранцы, котелки, лопатки и прочая военная амуниция, а на одной было обнаружено два ящика с гранатами.

Привязанные невдалеке лошади с хрустом жевали корм.

— Странная беспечность, — прошептал партизан Ян Додек. — Даже часовых не выставили.

— Да, непонятно, — ответил Шеверев.

— А может, это не немцы.

— Все может быть. Но пока надо быть осторожными.

— Разрешите разведать? — обратился Додек к Шевереву.

На его просьбу Шеверев ответил не сразу. Он распорядился осторожно сложить все грузы на ту из подвод, на которой были найдены гранаты, затем приказал запрячь в нее лошадей.

«Если это немцы, постараемся подводы увезти, — подумал он, — а если партизаны, то уж как-нибудь сочтемся».

План был действительно хорош, однако в общем обстановка была пока еще не понятна.

Только после того как партизаны освободились от лишних грузов и приобрели «транспорт», Шеверев приказал Додеку идти.

— Есть произвести разведку! — радостно ответил тот.

Эти русские слова чехословацкий патриот Ян Додек заучил в первые же дни прихода в партизанский отряд. Он встретился с партизанами-парашютистами незадолго после приземления нашего авиадесанта на чехословацкую землю.

Вот уже несколько месяцев подряд боролся он вместе с русскими партизанами, успев за это время завоевать наши симпатии.

Самым важным и почетным делом Додек считал разведку и всегда при малейшей возможности просился в нее. Мы хорошо изучили привычки и манеры этого смельчака, и вот сейчас, поручая ему ответственное дело, Шеверев не сомневался в том, что к выполнению его Додек отнесется со всей серьезностью.

Партизаны залегли возле подвод. Додек отделился от них и стал ползком пробираться в сторону леса.

Метров пятьдесят полз среди молодого подлеска, но вскоре он кончился, и перед Додеком раскинулась почти голая поляна. Немного подождав, разведчик пополз дальше и наконец остановился в нескольких метрах от костра.

Вокруг огня сидела группа вооруженных людей в форме венгерских солдат и офицеров. Всех было до двадцати восьми человек. Среди венгров в центре сидело четверо немецких офицеров, о чем-то беседуя.

Додек ясно расслышал, как один из них поднял кружку и произнес:

— Пью за здоровье пана Миллера.

Другие гитлеровцы поддержали тост своего коллеги и с жадностью опорожнили кружки.

Додек внимательно вслушивался в слова гитлеровцев, однако повод к этому торжеству оставался для него непонятным. Наконец выяснилось, что один из гитлеровских офицеров, капитан Миллер, просто-напросто отмечал свой день рождения. Любитель экзотики, он решил отпраздновать его на чистой поляне в ночное время.

Разведчик обратил внимание на то, что основными участниками этого торжества были четыре немецких офицера и один офицер венгерский армии. Венгерские солдаты сидели в стороне, и только несколько человек из них обслуживали своих хозяев.

Было около часа ночи, когда Додек пополз назад. Он пробирался через лужи, бугры и канавы, не замечая, что промок до костей.

Вдруг он услышал сзади чьи-то шаги, оглянулся и увидел две высокие фигуры. На фоне горящего костра нетрудно было определить, что это были венгерские солдаты.

Громко разговаривая между собой, солдаты приближались к Додеку. Опасность была очевидной. Приготовив автомат к бою, разведчик прижался к земле и застыл.

Он еще не знал, заметили ли его солдаты, но сама обстановка, в которой он очутился, требовала решительных действий. Оставалось подпустить их поближе и хлестнуть очередью в упор. Но в метрах пяти от него солдаты вдруг повернули вправо. Немного отлегло от сердца, однако тут же он понял, что те направились к повозкам. Как же предупредить своих?

Обнаружить себя преждевременно — это значит не выполнить боевого задания и, может быть, сорвать всю боевую операцию. Напрягая все силы, Додек пополз к зарослям.

Из разговора только что прошедших венгров он узнал, что они направились за продуктами. Надо во что бы то ни стало добраться раньше и предупредить партизан.

Додек поднялся и побежал. Под его ногами треснула сухая ветка, и сейчас же послышался оклик: «Ки аз?»[11]

Додек упал и снова замер. Затем он поднял с земли кусок поломанной ветки и с силой швырнул в сторону. Солдаты прислушались и направились на стук. Воспользовавшись этим, разведчик быстро пошел к партизанам.

Пока Додек находился в разведке, Эдуард Боцык, по приказу Шеверева, запрягал лошадей в подводы. С помощью других партизан он уже впряг лошадей в пять повозок, после чего, оставшись один, начал снаряжать последнюю. Лошади с жадностью хватали корм, и когда Боцык пытался отвести их в сторону, вырывались и вновь подходили к повозкам.

Вдруг из темноты послышалось:

— Содруг, разрешите, мы поможем вам!

Боцык вздрогнул и посмотрел в ту сторону. К нему приближались два венгерских солдата с автоматами. Боцык мгновенно снял со спины автомат и крикнул:

— Стой! Кто такие?

— Да вы не бойтесь, мы ищем партизан и очень рады, что увидели вас, — объяснил один из них на чистом словацком языке.

Оклик Боцыка услышали партизаны, находящиеся в обороне, и Шеверев сразу же послал к этому месту троих автоматчиков.

— В чем дело? — спросил один из них, подходя к Боцыку. Тот показал на двух венгерских солдат, стоявших на обочине дороги.

Партизаны предложили венграм подойти.

— Содруги, мы видели вас, когда еще вы подошли к подводам, — начали рассказывать солдаты. — Но мы не сообщили своим, а залегли вот там и наблюдали. А когда узнали, что вы партизаны, решили идти к вам.

— Кто еще с вами? — спросил Боцык.

— Здесь мы только вдвоем, нас оставили часовыми, — ответил один из них.

Венграм было предложено сдать оружие. Они молча сняли автоматы и передали партизанам.

— А теперь пойдемте, — приказал Боцык и повел их к Шевереву.

Начальник штаба внимательно выслушал рассказ венгерских солдат, которые охотно отвечали на все его вопросы.

— Мы давно знали, что здесь много партизан, и хотели перейти к вам, — сказал один из них по-чешски.

Один из солдат оказался венгром по имени Лайош Келемен, другой был закарпатец, Юрко Жидик.

Жидик и Келемен рассказали все, что им было известно о расположении гитлеровцев в окрестностях, а также сообщили, что их подразделение остановилось здесь по случаю дня рождения гитлеровского офицера Миллера.

— Мы готовы задавить его хоть сейчас, — сказал Жидик.

— Об этом мы сейчас потолкуем, — ответил Шеверев.

— А откуда вы так хорошо знаете словацкий язык? — спросил Жидика Боцык.

— Мои родители живут недалеко от Ужгорода, в селе Худлево. Оттуда я и был мобилизован в армию.

— Хорошо, об этом после, — сказал Шеверев. — А сейчас выслушайте меня.

Шеверев поручил Жидику и Келемену подъехать с подводами ближе к лесу и направил вместе с ними нескольких партизан. После этого все партизаны заняли свои прежние места, ожидая Додека.

Когда Додек подбежал к дороге, его остановил оклик Павла Подошвы.

— Мы ждем тебя, Ян, — сказал Павел. Он показал разведчику место засады партизан, и тот быстро направился туда.

Еле переводя дыхание, он подробно доложил результаты разведки.

— Выходит, венгры нас не обманули, — сказал Шеверев.

— Какие венгры? — удивился Додек.

Шеверев показал рукой на двух венгерских солдат, которые сидели среди партизан.

— Здорово, — улыбнулся Додек. — Пока я в разведке был, вы уже успели пленных заиметь.

— Нет, они сами пришли. Но мы их сейчас проверим.

Шеверев подозвал к себе Келемена и Жидика.

— Сейчас сюда явятся два солдата из вашего подразделения. Их надо взять без шума.

Жидик и Келемен внимательно выслушали Шеверева и в знак согласия кивнули головой. Не успел Шеверев закончить инструктаж, как со стороны подлеска появились две фигуры.

— Действуйте, — приказал Шеверев.

Жидик и Келемен вышли на дорогу и остановились. Две темные фигуры медленно приближались к ним.

— Лайош, Юрко! Это вы?

— Мы, мы! Подходите сюда!

Солдаты подошли поближе и остановились в нескольких шагах от засады партизан.

— Почему вы без оружия? — удивленно спросил один из пришедших.

— А мы больше не желаем воевать за Гитлера, — весело ответил Жидик.

— Смотри, какой герой! — воскликнул один из пришедших.

— И в самом деле, надоела вся эта канитель! — заметил второй.

— Так бросайте и вы оружие, — сказал Жидик.

— Ты что? Хочешь пулю в лоб от Миллера?

— А может, лучше мы сами его прикончим?

— Ну хорошо, а потом куда?

В этот момент из укрытия вышел Шеверев с партизанами. Увидев их, венгры растерялись.

— Да вы не бойтесь, — успокоил их Жидик. — Партизаны вас не тронут. Нас ведь не тронули!

После этих слов венгры стали смелее подходить к партизанам. Они с любопытством смотрели то на вооруженных людей с красными ленточками на головных уборах, то на Жидика и Келемена.

— Нашего полку прибыло, — весело пошутил Жидик.

— Еще неизвестно, как настроены эти красавчики, — тихо сказал Додек.

Однако вскоре партизаны убедились, что оба венгерских солдата, как и Келемен с Жидиком, были настроены против гитлеровцев и уже при первой беседе изъявили желание перейти на сторону партизан. Они рассказали Шевереву о настроении и других венгерских солдат.

— Они готовы сдаться в плен русским, а если бы их приняли, с удовольствием перешли бы к партизанам.

— Ну, как они встретят нас, мы сейчас увидим, — сказал Шеверев.

Он подал команду, и партизаны, разделившись на две группы, стали ползком пробираться к костру. Вместе с ними поползли и венгерские солдаты.

По команде Шеверева партизаны почти перед самым костром поднялись в полный рост и с криком «Руки вверх!» окружили группу. Жидик крикнул по-венгерски:

— Товарищи, бросайте оружие, вас никто не тронет!

Внезапное появление партизан вместе с четырьмя венгерскими солдатами ошеломило сидящих у костра. Гитлеровские офицеры и венгерские солдаты подняли руки вверх.

— Именины Миллера отменяются!

И Шеверев приказал обезоружить немцев.

Пьяные гитлеровские офицеры лопотали что-то непонятное, но их никто не слушал. Партизаны подхватили их и увели в сторону.

— Разрешите, мы сочтемся с ними за все, — обратился к Шевереву один из венгерских солдат. Додек перевел.

— Хорошо. Судите их сами, — ответил Шеверев.

Солдаты-венгры поговорили между собой и в сопровождении партизан повели гитлеровцев. Вскоре послышались четыре глухих выстрела.

Все венгерские солдаты с радостью приняли предложение перейти к партизанам. Один лишь их офицер стоял и тупо смотрел вниз.

— О чем думаете, лейтенант? — спросил его Шеверев.

Офицер ничего не ответил. Как выяснилось позже, он был напуган появлением партизан и считал, что будет расстрелян, как и гитлеровские офицеры. Однако солдаты, с которыми он служил, охарактеризовали его как хорошего, душевного человека, нередко выражавшего недовольство фашистами. Они стали просить Шеверева оставить лейтенанта с ними.

В оживленной беседе, которая завязалась после того, как ликвидировали гитлеровцев, выяснилось, что взвод, перешедший на сторону партизан, входил в состав третьей венгерской дивизии. Один из батальонов этой дивизии дислоцировался в городе Велке Ровно, находящемся километрах в пятнадцати от расположения нашей партизанской бригады.

Солдаты подробно рассказали Шевереву обо всем, что делалось в их батальоне.

Боевая операция была непредвиденной, но успешной. Подводы с боеприпасами и продуктами Шеверев направил в партизанскую бригаду. Вместе с партизанами пришли и венгерские товарищи.

Выслушав доклад Шеверева и рассказы венгерских товарищей, я разработал план дальнейшей боевой операции, который партизаны назвали операцией «Венгерский батальон».

Выполняя приказ командования бригады, Николай Шеверев, Ян Додек, новички Келемен и Жидик отправились в деревню Вгрека. Им было поручено произвести подготовку к операции «Венгерский батальон». На помощь Шевереву был также направлен командир подрывников Анатолий Володин. Составляя план захвата венгерского батальона, мы рассчитывали прежде всего на то, что большинство венгерских солдат перейдет на сторону партизан. Полученные разведывательные данные свидетельствовали о нежелании этих солдат воевать. В подготовленных нами листовках мы призывали их повернуть оружие против гитлеровцев.

С листовками в Велке Ровно был направлен связной партизанской бригады Павел Ворачек. Не в первый раз он выполнял подобные поручения командования бригады. Ворачек прибыл к нам в отряд сразу же после нашего приземления на чехословацкую землю и воевал все время вместе с нами.

Перед выходом на задание я вручил Ворачеку письмо, адресованное командиру венгерского батальона, в котором излагалась сущность преступных замыслов Гитлера и предлагалось венграм перейти на сторону партизан.

К городу Велке Ровно Ворачек подошел ранним утром. Был воскресный день. Жители окружных деревень спешили на базар. Жизнь была тяжелая, и люди, боясь голодной смерти, несли сюда все, что могли, для обмена на хлеб и другие продукты. Везде видны были следы голода, нужды, разрухи. Только гитлеровцы самодовольно прохаживались по городу, словно не замечая народных бедствий.

По улицам двигались военные автомашины и самоходная артиллерия. Ворачек пристроился к группе крестьян и прошел в ними в самый центр.

Штаб венгерского командования был расположен в помещении городской школы. Около калитки стоял часовой, во дворе Ворачек увидел много венгерских солдат.

— Мне необходимо пройти к вашему командиру батальона, — обратился он к часовому.

— А кто вы?

— Я местный житель, хочу сообщить ему кое-что важное.

— Легитимация! — равнодушно бросил часовой.

Ворачек подал свой документ. Часовой долго рассматривал его, затем возвратил и приказал подождать.

Ворачек видел, как часовой нажал кнопку электрического сигнала. Вскоре к калитке подошел венгерский солдат.

— Вот, просится к командиру батальона, — сказал часовой.

— А что это у вас за портфель? — спросил солдат.

— Здесь бумаги, я хочу их показать вашему командиру.

— Оружие есть?

— Нет, — ответил Ворачек.

Солдаты прощупали портфель и одежду Ворачека, убедились, что оружия у него нет, и снова предложили обождать. Всю эту процедуру партизан перенес не без волнения: ведь в портфеле были листовки.

Прошло минут пятнадцать, однако к Ворачеку никто не выходил.

— Почему так долго никого нет? — спросил он у часового.

— К нашему командиру приехало большое начальство из вермахта, — ответил часовой и, помолчав, добавил: — Видно, опять на фронт погонят.

— Наверное, не терпится? Скучно в тылу?

— Какой черт! — выругался солдат. — Надоело все это.

Ворачек с интересом слушал солдата и наконец решил говорить более откровенно.

— Говорят, здесь в Бескидах очень много партизан? Вы знаете об этом? — спросил он.

— Еще бы не знать! На облавы нас гоняют почти каждый день. — И солдат проговорился, как однажды они вместо облавы зашли в лес и просидели там всей ротой до позднего вечера, а когда возвратились, командир роты доложил немецкому подполковнику, что они якобы целый день искали партизан, но не нашли.

— А вы кого поддерживаете, партизан или немцев? — вдруг спросил солдат.

Рисковать своей жизнью Ворачеку приходилось не впервые, и он, подумав, ответил:

— Я не только уважаю партизан, но и помогаю им.

— Смелый вы человек, — вздохнул солдат.

— А вы?

— Когда надо, и я могу быть смелым, — уклончиво ответил венгр.

Разговор их прервал человек в форме офицера венгерской армии, быстро подошедший к калитке.

— Вы к командиру батальона?

— Да, — ответил Ворачек.

Офицер повел его в помещение школы и указал место, где он должен был ожидать вызова. Ждать пришлось недолго. Как только от командира батальона вышел немецкий полковник, адъютант проводил Ворачека в кабинет.

За письменным столом сидел молодой капитан, лет двадцати шести, черноволосый и смуглый. Он встал навстречу, и его черные, как уголья, глаза неприветливо уставились на Ворачека.

— Я слушаю вас, — сказал капитан.

— Я пришел сообщить вам очень важные сведения.

— А вы кто?

— Местный крестьянин.

— Документы у него проверили? — спросил капитан у адъютанта.

— Так точно!

Капитан подал знак адъютанту, и тот вышел.

Ворачек молча достал из бокового кармана запечатанный конверт и вручил его капитану. Тот нетерпеливо разорвал его, вытащил два листа исписанной бумаги и принялся за чтение.

Ворачек не мог не заметить, как менялось лицо капитана. Вначале он побледнел, а затем позеленел. Руки его заметно дрожали.

Дочитав письмо, капитан помолчал и спросил:

— А какое вы имеете отношение к партизанам?

— Я сам партизан, — отчетливо произнес Ворачек.

Капитан снова пробежал глазами письмо, затем вслух прочитал: «Ответ дайте в письменной или устной форме подателю этого письма. Командование партизанской бригады «Родина».

— Что, у вас там целая бригада? — глухо спросил он.

— Да, — ответил Ворачек.

— А где она находится?

— На этот вопрос отвечать я не уполномочен.

Разговор между капитаном и Ворачеком длился около часа. Особый интерес у капитана вызвало сообщение о переходе взвода венгерских солдат на сторону партизан.

— Неужели это правда?

— Клянусь честью, — подтвердил Ворачек.

Вертя в руке письмо, капитан снова о чем-то задумался.

— Никакого ответа вы от меня не получите, — неожиданно поднял он голову. — И давайте отсюда поскорее, пока я вас не арестовал! — уже сердито воскликнул он.

Ворачек приподнялся со стула и направился к выходу.

— Мы все же будем ждать, капитан, подготовьте ответ, — сказал он, открывая дверь.

«Кажется, погорел», — думал Ворачек, выходя. Он уже подумал, что капитан позвонил часовым, и они вот-вот схватят его.

Приемная и коридор школы были пусты. Ворачек вытащил из портфеля листовки и разбросал по коридору. «Хоть одно полезное дело сделаю», — подумал он и быстро направился к выходу.

Во дворе на него также никто не обратил внимания. У калитки стоял тот же часовой. Ворачек подмигнул ему, вытащил из портфеля пачку листовок и сунул в руки.

— Что это? — растерянно спросил часовой.

— Возьми, раздай своим товарищам, — ответил, не оборачиваясь, Ворачек.

В этот же день Ворачек явился в штаб бригады и доложил нам о переговорах с командиром венгерского батальона.

Поведение комбата было для нас не совсем понятным. Необходимо было довести начатое до конца.

Бригада в это время собиралась переходить в другие леса. В связи с этим завершить боевую операцию с венгерским батальоном я поручил начальнику штаба бригады Николаю Шевереву. Ворачеку было поручено вторично связаться с командиром батальона и получить от него более конкретный ответ. Ему было также передано письмо командира венгерского взвода, который недавно перешел на сторону партизан. Он писал своему бывшему командиру батальона о бесполезности сопротивления советским войскам, о неразумной затее фашистов, о будущем Венгрии. Это была сильная в политическом смысле записка, и мы не сомневались в том, что она поколеблет нерешительность командира батальона.

Получив боевое задание, Ворачек ушел в Велке Ровно. Все мы понимали, что выполнение этого задания связано с большим риском. Никто не был уверен в том, что при вторичном появлении Ворачека в расположении венгерского батальона все пройдет благополучно. Это хорошо сознавал и сам Павел Ворачек.

Когда Ворачек подошел к расположению штаба венгерского батальона, он услышал резкий звук трубы, возвещающий боевую тревогу. Уже находясь у самой школы, он увидел, что во дворе строятся солдаты. Ворачек зашел в соседний двор, выбрал укромное местечко и стал наблюдать.

Вскоре на площади появились три всадника. Первым ехал на светло-серой лошади командир батальона, за ним двигались два гитлеровских офицера-эсэсовца.

Солдаты нестройно ответили на приветствие, и один из эсэсовцев стал говорить. Он распространялся о «предательстве» и «измене» венгерского взвода, который перешел на сторону партизан, затем гневно заговорил о расстреле партизанами четырех немецких офицеров.

— Именем фюрера призываю вас найти этих бандитов! — закончил с пеной у рта гитлеровец.

Затем эсэсовец, вытирая лоб носовым платком, наклонился к командиру батальона и о чем-то начал с ним говорить. Наконец командир батальона дал команду, и солдаты стали выходить из расположения части.

Ворачек понял, что готовится облава. Но как сообщить об этом своим? Прежде всего, он не знал, куда ушла партизанская бригада, а чтобы узнать это, необходимо было найти связных, на что понадобилось бы немалое время. Кроме того, Ворачек еще не выполнил боевого задания, порученного ему командованием бригады.

«Выходит, командир батальона и не думает переходить к партизанам», — подумал Ворачек, наблюдая за колоннами солдат, которые продолжали выходить с территории школы.

Как только со двора вышел последний взвод, Павел быстро направился к воротам.

— Мне к командиру батальона, — сказал он часовому, протягивая свою легитимацию.

Часовой пристально посмотрел ему в лицо.

— Не ты ли был у нас несколько дней тому назад?

— Да, я.

— Так это ты, шкура, донес командиру батальона, где находятся партизаны? — процедил часовой и изо всех сил ударил Ворачека в лицо. Удар был настолько сильный, что Ворачек чуть не потерял сознание. Из носа потекла кровь. Отплевываясь, он молча слушал часового, который продолжал осыпать его проклятиями.

Вдруг с улицы послышался знакомый голос:

— Здорово, дружище! Ты снова к нам?

Ворачек обернулся и увидел подошедших со стороны улицы двух венгерских солдат.

— Ты что, не узнаешь? Ты же передал позавчера мне листовки! — оглядываясь, сказал один из них. — Да что с тобой?

— Это провокатор! — возмущенно воскликнул часовой.

— Ты с ума сошел! Это наш человек! — сказал подошедший солдат.

Затем трое отошли в сторону и стали шептаться.

Ворачек стоял в стороне и наблюдал. Вскоре один из солдат попросил его подойти.

— Он просто ошибся, не понял. Вы уж извините его. А листовки ваши мы прочли, спасибо.

— Листовки наши справедливые. Мы призываем вас вести борьбу против фашистов. Ну, и что же вы решили?

— Да мы не прочь, но… Если бы кто-нибудь дал команду…

— Ишь, чего захотели! А сами вы такой команды подать не можете?

— Нам бы хорошего организатора, — сказал тот же солдат.

— Хорошо, будет у вас и организатор, — улыбнулся Ворачек. — Лишь бы вы были готовы.

Ворачек и сам не замечал, что, находясь здесь, он постепенно устанавливает деловой контакт с солдатами.

— Чем вы можете помочь партизанам сейчас? — спросил он.

— А вы скажите, что нам делать, — ответил часовой.

— Куда пошли сейчас ваши солдаты?

— Немцы погнали их в Маковские леса, на облаву, — ответил один из солдат.

— Значит, они воюют против партизан?

— Их погнали насильно. Но я знаю, что они и сами готовы перейти к партизанам.

Ворачеку было хорошо известно, что партизаны из Маковских лесов уже ушли, поэтому выслушал это с облегчением. Подбодрили его и вести о настроении венгерских солдат. Теперь он более уверенно приступил к выполнению основного боевого задания.

— А зачем вам наш командир батальона? — спросил часовой.

— Это пока секрет.

— Слушай, Миклош, проведи партизана к комбату, пусть потолкует с ним, — обратился часовой к одному из солдат.

Тот повел Ворачека по коридору к приемной.

— Только вы поосторожнее с ним, — сказал он и ушел.

Еще до этого Ворачек старался выпытать у венгров об их комбате, но ничего толком не узнал. Солдаты говорили только, что он замкнутый и необщительный человек. В приемной Ворачека встретил адъютант.

— Подождите здесь — сказал он, указав на стул в углу.

«Значит, ему сообщили уже о моем появлении», — подумал Ворачек.

Вскоре в приемной раздался звонок, и Ворачек в сопровождении адъютанта вошел в кабинет. За письменным столом на своем прежнем месте сидел командир батальона, а по обеим сторонам два эсэсовских офицера.

Ворачек сразу же узнал в них тех, которые недавно погнали солдат на облаву.

Справа сидел толстый, лысый подполковник, который выступал перед строем.

«Теперь попался, — подумал Ворачек, ощущая неприятный озноб в теле. — Жаль, что не взял оружия, сейчас бы оно пригодилось». Многое еще передумал он за несколько томительных секунд, ощущая на себе пристальные взгляды эсэсовцев.

— Я вас слушаю, — прервал молчание командир батальона.

И тогда у Ворачека созрел в голове план. Он посмотрел прямо в глаза капитану и сказал:

— Я пришел сообщить вам очень важные сведения.

— Что именно?

— Я знаю, где находятся партизаны.

Оба эсэсовца подняли брови и с интересом уставились на него.

— О, зер гут! — откинулся на спинку стула толстый эсэсовец.

Ворачек, постепенно входя в роль, сообщил гитлеровцам, что видел партизан вчера вблизи Макова, — очевидно, они переходили в Маковские леса. Их было около тысячи человек. Он подробно рассказал о вооружении партизан, о том, кто шел впереди и кто замыкал колонну.

Эсэсовцы слушали его очень внимательно и, когда он закончил, стали расспрашивать, кто он, как очутился в Макове, где живет, какова у него семья. Ворачек уверенно отвечал. Один лишь командир батальона сидел молча и не задавал ни одного вопроса. А уж ему было о чем спрашивать: ведь ему Ворачек лично вручил письмо командования партизанской бригады. Он-то наверняка знает, что Ворачек сам партизан. Эти мысли не покидали Павла в течение допроса. Время от времени он посматривал на комбата, следя за каждым его движением и ожидая, что он вот-вот начнет говорить, и тогда ему, Ворачеку, несдобровать.

Беседа приближалась к концу, однако капитан продолжал молчать.

Один из эсэсовцев записал фамилию Ворачека и пригласил его зайти к нему.

Ворачек назвал себя Личиком.

— Так вот, Личик, я ожидаю вас сегодня в шесть часов вечера. Не беспокойтесь, за все это мы вас достойно отблагодарим.

Ворачек в свою очередь извинился, что отнял у офицеров столь дорогое для них время, а затем, обратившись к ним, спросил:

— Разрешите идти?

В ответ послышался знакомый ему грубоватый бас командира батальона:

— Можете быть свободны.

Ворачек шел по коридору, не веря тому, что все обошлось благополучно.

«А может, это ловушка?» — мелькнуло у него. Он оглянулся и быстро направился к выходу. Вдруг перед самым выходом из ворот его остановил знакомый голос:

— Ну как, переговорили с командиром батальона?

Навстречу ему вышел уже знакомый солдат.

— Всего сказать ему не смог, помешали, — ответил Ворачек. — Но то, что я вас сейчас встретил, — это очень хорошо.

Ворачек вытащил из кармана запечатанный конверт и передал его солдату.

— Возьми вот, передай своему комбату.

— А почему же вы сами не передали?

— Не мог, там сидят эсэсовцы. Подберите людей, которые желают перейти к партизанам, а я к вам приду, потолкуем конкретно.

Ворачек назначил место встречи с солдатами и быстро вышел за ворота.

В переданном Ворачеком письме было написано:

В этот же день Ворачек пришел в село Вгрека, где находилась группа начальника штаба Шеверева, и доложил о результатах встречи с командиром венгерского батальона. Шеверев через связного сообщил обо всем мне.

Хорошие вести были и у группы Николая Шеверева. Келемен и Жидик трижды встречались с венгерскими солдатами и узнали, что большинство их воевать против советских войск полностью отказывается. В батальоне все время ведутся разговоры и споры о том, переходить ли к партизанам или разойтись по домам. Большая часть солдат выразила свое согласие перейти к партизанам.

Непонятным было только поведение командира батальона, и все мы с нетерпением ожидали вестей о его встрече с Ворачеком.

Для выполнения задания Ворачек вышел на следующий день.

В ресторане «Весна» он появился точно в условленное время. Целых три часа ожидал он венгерского комбата, однако тот на встречу не явился. Ворачек вышел из ресторана и направился к расположению штаба. Там ему предстояла еще одна не менее важная встреча с солдатами батальона. Ворачек прошел мимо ворот воинской части и направился в конец улицы. В канавах журчали весенние ручьи, было тепло. Нигде не было видно ни одного человека. Павел остановился. Здесь, в глухом уголке, он должен был встретиться с солдатами.

Через некоторое время показались две приближающиеся к нему фигуры, в которых Ворачек узнал знакомых венгерских солдат.

В этот вечер они рассказали о многом. Самым ценным в их сообщении было то, что рота солдат, в которой служили новые приятели Ворачека Габор Коморои и Андраш Надь, готова перейти к партизанам.

Ворачек также с интересом выслушал рассказ солдат об «облаве» на партизан у Маковских лесов. Все они зашли в лес, остановились на опушке и пробыли там до вечера следующего дня, никакой облавы не производили.

— Это мы так не в первый раз, — смеялся Андраш.

Ворачек радостно пожал им руки.

— Так я сообщу своим, и мы все вместе пойдем в партизаны, — сказал Андраш.

— Нет, подождите, — остановил его Ворачек. — Об этом я должен доложить своему командованию. А что делает сейчас ваш командир батальона?

— Его будто кто подменил. Ходит мрачный, никаких команд от него сейчас и не слышно, — ответил Андраш.

Попрощавшись с солдатами, Ворачек направился в село, где его с нетерпением ждал Шеверев.

Разведывательные операции по венгерскому батальону были в основном проведены. Что касается встречи с его командиром, то здесь действительно получалось что-то непонятное. А встретиться с ним было необходимо. Мы знали, что комбат пользовался большим авторитетом среди солдат, и переход его на сторону партизан смог бы ускорить переход всего батальона и сделать его бескровным. Все эти обстоятельства были тщательно продуманы командованием бригады.

Встретиться с командиром венгерского батальона я поручил Николаю Шевереву, Анатолию Володину и Яну Додеку.

Командир второго батальона 23-й венгерской дивизии Миклош Загонь проснулся в это утро очень рано. Его все больше беспокоили события последних дней. И сейчас не без волнения вспоминал он о встрече с Ворачеком. Кто же все-таки этот Ворачек? Действительно ли он партизан? Сообщил эсэсовцам о месте нахождения партизан, вел себя в разговоре с ними непринужденно, смело… Может быть, это агент, подосланный эсэсовцами?

«Нет, все-таки правильно я сделал, что не вышел на встречу с этим Ворачеком, — думал Загонь. Он снова развернул письмо, в который раз перечитывая четко исписанные листки. — Но как правдоподобно все написано! Народ поднялся на революционную борьбу против буржуев и помещиков, а я, Миклош Загонь, сын бедняка, продолжаю воевать вместе с фашистами!»

«Нет, такое острое и справедливое письмо могли сочинить только партизаны!» — думал Загонь, наблюдая сквозь окно, как по двору снуют солдаты его батальона. Дисциплина в последние дни совершенно развалилась, солдаты то и дело собираются группами, о чем-то долго толкуют. Появились листовки…

Загонь задумчиво смотрел на солдат и думал, что у каждого из них своя семья, свои заботы, свой жизненный путь. Что ж, пусть выбирают этот путь сами.

Зазвонил телефон. Не отрывая глаз от окна, Загонь протянул руку к трубке. Послышался знакомый ему голос эсэсовского офицера Кальтенбруннера. Подполковник приглашал Загоня в свою резиденцию к девяти часам утра. «Что там еще стряслось?» — с тревогой думал Загонь. Он хорошо знал этого ярого фашиста. Не одного венгерского офицера Кальтенбруннер отправил на тот свет с помощью своей агентуры и различного рода провокаторов.

Единственный грех, который чувствовал Загонь, — это нежелание воевать вместе с фашистами. Этого было бы для Кальтенбруннера, конечно, вполне достаточно, чтобы убрать его или, в лучшем случае, упечь в концлагерь. Правда, своих сокровенных мыслей Загонь никому еще не высказывал. И снова он внутренне порадовался тому, что не вступил в переговоры с Ворачеком.

Но как же с письмом, которое он получил от партизан? Может быть, оно подослано этим же Кальтенбруннером?

Тревожным мыслям не было конца, а время уже подходило к девяти.

Ровно в девять Загонь постучал в дверь кабинета Кальтенбруннера. Подполковник сидел за письменным столом, листая какие-то бумаги. Лысина его напоминала полированный деревянный шар.

Кальтенбруннер исподлобья взглянул на Загоня и сухо предложил сесть, продолжая перелистывать свои бумаги.

Прошло несколько минут.

— Я вас слушаю, господин Кальтенбруннер, — напомнил о себе Загонь.

Подполковник поднял голову и, захлопнув папку, сказал:

— Разговор у меня с вами будет короткий. Знаете ли вы, что ваши солдаты перепрятывают партизанские листовки? Знаете ли вы, что они готовы бросить оружие и разбежаться куда попало?

Глаза подполковника налились кровью.

— Где же все это время находились вы? — заорал он. — Расстрелять вас надо! «Союзники!..»

Загонь молчал. Все ожидал, что он напомнит ему о Ворачеке, о письме, однако подполковник ничего об этом не сказал. «Значит, не знает», — подумал Загонь.

— Чего же вы молчите? — снова закричал Кальтенбруннер.

— Я думаю, что с вашей помощью мы наведем порядок, — ответил Загонь.

— Вижу, что без нас вы ни гроша не стоите, — уже тише заметил эсэсовец. — Ну, вот что. Надо действовать.

И он заявил о своем решении подготовить список зачинщиков беспорядков в батальоне, чтобы расстрелять их для острастки, и таким образом укрепить пошатнувшуюся дисциплину. Загонь слушал его молча.

— Поняли все?

— Понял, — ответил Загонь.

— Ожидайте наших людей, — сказал на прощание Кальтенбруннер.

Загонь ушел он эсэсовца в подавленном настроении. Он никак не был согласен с готовящейся расправой над земляками и ругал себя за слабоволие, за то, что не посмел возразить этому людоеду.

На следующий день к нему явились два эсэсовских офицера и положили на стол обещанный список. Помимо солдат и младших командиров, в нем значился и командир первой роты Матяш Будаи, земляк и друг Загоня. Всего в списке было четырнадцать человек.

— За какие же грехи вы записали моего командира роты? — спросил Загонь.

— Он и есть главный организатор бунтовщиков, — ответил один из эсэсовцев.

— Я против этого, — решительно возразил Загонь.

Эсэсовцы удивленно переглянулись, затем один из них с вежливой издевкой проговорил:

— Между прочим, можно заменить Будаи вашей кандидатурой.

Загонь промолчал, но мысль его работала все четче и яснее. Теперь он смотрел на многое будто другими глазами, и ему не хватало только решительности.

Оставшись один, Загонь приказал позвать командира первой роты Будаи.

— Послушай, Матяш, тебе необходимо сейчас же бежать.

— Куда? — удивился Будаи.

Загонь рассказал ему о грозящей опасности.

— Когда они собираются это сделать? — спросил Матяш, помрачнев.

— Завтра перед строем, в пятнадцать ноль-ноль.

— Спасибо, Миклош, что предупредил. Но сам я бежать не буду. Если бежать, то всем.

— Сволочи! — прошептал Загонь, будто не слыша его слов. — А я, слепец, только сейчас это понял!

— Необходимо срочно связаться с партизанами и уйти к ним, — сказал Будаи.

— Да, я уже думал об этом. Это единственный выход. — Он впервые высказал свои мысли открыто и почувствовал облегчение. — А впрочем, если не в партизаны, то я с тобою готов бежать куда угодно, — добавил он.

— Подожди бежать, надо сначала за все отомстить им, — сказал Будаи.

И он поделился с товарищем своими мыслями. Надо поговорить с солдатами, заручиться их поддержкой, и тогда легче будет планировать.

— Хорошо, Матяш. Действуй. Потом придешь и расскажешь.

Будаи направился в роту. Он уже знал, что его солдаты Андраш Надь и Габор Коморои поддерживают связь с партизанским связным, и поэтому пошел прямо к ним. Он отыскал их в казарме и рассказал о готовящемся расстреле. Солдаты с тревогой слушали своего командира. Не в первый раз уже гитлеровцы расстреливали их товарищей, но до сих пор все это оставалось без возмездия.

— Теперь все, — гневно сверкнул глазами Коморои.

— Товарищи, надо немедленно связаться с партизанами, — взволнованно сказал Будаи.

— Где партизаны, я не знаю, но с их связным встретиться можно, — ответил Надь.

— Вот и хорошо. Бери лошадь и скачи к связному.

Через несколько минут Надь уже скакал по направлению к Кораловице, где он рассчитывал встретиться с Ворачеком.

Старинное кладбище, тянувшееся вдоль центральной дороги, он нашел без труда. На окраине его оказалась небольшая поляна с могучим дубом. В нем должно быть дупло, о котором говорил Ворачек. Убедившись, что за ним никто не следит, Надь привязал лошадь и направился к дереву. На его восточной стороне, на высоте человеческого роста действительно было едва заметное дупло, прикрытое мхом. Надь осторожно просунул в него руку и вытащил листок чистой бумаги, в правом углу которого было написано: «1 + 4». Еще раз оглянувшись, он вложил в дупло конверт, прикрыл мхом и возвратился к лошади.

В письме сообщалось о готовности венгерской роты перейти к партизанам в эту же ночь. Было указано в нем и о готовившемся расстреле. Надь просил, что, если ему не удастся связаться с Ворачеком в этот же день, пусть партизаны обязательно прибудут завтра в Велке Ровно к пятнадцати часам.

Целый день Надь провел в Кораловице. Он долго бродил по селу, надеясь хотя бы случайно увидеть Ворачека, однако его поиски были безрезультатными.

Тогда он начал спрашивать о Ворачеке у местных жителей, но на его вопросы всюду отвечали, что Ворачека они не знают.

Начало темнеть, и Надь решил пойти к дереву, надеясь найти там желанный ответ. Вблизи кладбища, за поворотом дороги, его вдруг кто-то хлопнул по плечу. Надь обернулся и увидел Ворачека.

— Это вы? — обрадовался он.

— Мы давно вас заметили и письмо прочитали.

Надь подробно рассказал о событиях последних дней.

— А все ли ваши солдаты готовы выступить против фашистов? — озабоченно спросил Ворачек.

На этот вопрос Надь не смог дать точного ответа. Он неплохо знал обстановку в своей роте, но о том, что делалось в других подразделениях батальона, имел лишь приблизительное представление.

Ничего конкретного не мог он сообщить и о командире батальона Загоне, которым очень интересовалось командование бригады.

Затем Надь с волнением сообщил, что в список, составленный гитлеровцами, вошел их командир роты Будаи.

— Он просил передать вам, что наша рота сегодня ночью уйдет в лес.

— Да, но как же остальные? — задумчиво спросил Ворачек.

— Пока лишь наша рота. И мы не знаем, примете ли вы нас в партизаны.

Время встречи приближалось к концу. Ворачеку необходимо было срочно все это сообщить командованию бригады.

— Вот что, — решительно сказал он, глядя на часы. — Мы вам сообщим, что нужно будет делать в дальнейшем.

— Но как же… Ведь немцы расстреляют наших товарищей!

— Мы успеем связаться с вами до того, как немцы что-либо начнут предпринимать.

Удивительно красивой была в этом году весна в Словакии. В горных ущельях и оврагах еще лежал смерзшийся в крепкие ледяные глыбы снег, а на склонах и пригорках уже пробивались ярко-зеленые молодые побеги. Теплые ветры ласкали землю, и она почти на глазах меняла свою окраску.

По горной извилистой дороге ехали четыре всадника в форме венгерских офицеров. Они двигались молча и уверенно, как по давно знакомому пути, любуясь долгожданной красотой весеннего дня.

Впереди на серой лошади ехал переодетый в форму майора венгерской армии Николай Шеверев, следом за ним партизаны — Ян Додек, Анатолий Володин и Ян Чубон. Всадники спешили. Они должны были явиться в расположение венгерского батальона до трех часов дня.

Километрах в шести от Велке Ровно впереди показалась большая колонна гитлеровской мотомеханизированной пехоты.

Всадники ехали дальше. Да и чего было опасаться четырем венгерским офицерам своих верных союзников по войне? Вот они поравнялись с автомашиной, из которой выглядывал гитлеровский полковник. Он скользнул равнодушным взглядом по разукрашенным лошадям венгерских офицеров и даже не ответил на их приветствие. Машина ушла вперед, и мимо всадников, колыхаясь, потянулись колонны запыленных гитлеровских солдат с серыми, изнуренными лицами. Большинство из них составляли пожилые или совсем еще юнцы.

«Что, туго приходится?» — не без злорадства подумали партизаны.

Через несколько минут всадники въехали в Велке Ровно. В этом далеком от линии фронта городе было сравнительно спокойно. Улицы его заполняла одна военщина. Повсюду стояли автомашины, пушки, бронетранспортеры. Видимо, гитлеровцы перебрасывали свои войска на восточный фронт.

Гражданского населения почти не было видно. Только возле продуктового ларька толпились женщины, старики и дети, стоящие за хлебом.

— Глядите туда, — прошептал Додек, кивая в сторону двух пьяных гитлеровских солдат.

Остановив какого-то старика, солдаты забавлялись тем, что пытались вырвать у него сверток, который он бережно прижимал к груди. Один из них, хохоча, ударил по свертку рукой, и на тротуар что-то посыпалось, очевидно, крупа.

Старик упал на колени и стал бережно собирать в бумагу остатки.

Тяжело было смотреть партизанам на это зрелище, но помочь старику они не могли ничем. Ведь их ожидало другое, более ответственное задание, и сорвать его они не имели права.

Стиснув зубы, партизаны направились к месту расположения венгерского батальона. У входных ворот стоял часовой, беспрепятственно пропустивший офицеров. Подъехав к штабу батальона, всадники спешились и направились в помещение.

В приемной их встретил дежурный офицер.

— Мы к командиру батальона, — сказал Додек по-венгерски.

— Вы откуда?

— Из штаба дивизии.

— Не знаю… У него сейчас немецкие офицеры, — сказал дежурный.

— Вы все же доложите, у нас важное донесение, — настаивал Додек.

В разговор с дежурным вступил Ян Чубон. Шеверев и Володин слушали, втайне завидуя тому, как хорошо владеют их друзья венгерским языком.

— Сколько их там? — словно невзначай спросил Чубон.

Дежурный открыл дверь и зашел в кабинет, а партизаны тем временем переложили приготовленные к бою пистолеты в карманы и насторожились, ожидая вызова.

Через несколько минут дежурный пригласил их в кабинет.

За письменным столом сидел командир батальона, а по обеим сторонам его, облокотившись о стол, — четверо офицеров в форме СС.

Партизаны сразу же обратили внимание на лысого толстяка в форме подполковника, который сидел почти рядом с командиром батальона.

Эсэсовцы повернули головы в сторону вошедших, внимательно осматривая их. Нельзя было не заметить волнения и растерянности командира батальона, который настороженно смотрел то на сидящих возле него эсэсовцев, то на вошедших офицеров.

— Хенде хох! — крикнули партизаны, направив пистолеты в эсэсовцев.

— Здание окружено! — предупредил Шеверев.

Эсэсовцы рванулись к оружию, но партизанские пули предупредили их.

— Дверь! — крикнул Шеверев.

Партизаны направили пистолеты на появившегося в дверях офицера.

— Не стреляйте! Я с вами, — крикнул он.

Это оказался тот же дежурный офицер, который встретил их в приемной несколько минут назад.

— Осторожно, он еще жив, — указал он на лежащего на полу толстого эсэсовского подполковника.

Действительно, эсэсовец шевелился, правая рука его расстегивала кобуру пистолета. Дежурный офицер подскочил к нему и выстрелил в упор.

— Это Кальтенбруннер, — сказал он, тяжело дыша.

Командир батальона Загонь все еще стоял около стола с поднятыми руками.

Когда с эсэсовцами было покончено, Шеверев, обращаясь к нему, спросил:

— О чем они тут толковали с вами?

— Хотели расстрелять четырнадцать человек венгров.

— Да вы опустите руки!

Загонь взял со стола лист бумаги и передал Шевереву.

— Это подготовленные к расстрелу «неблагонадежные», — сказал он хмуро.

Первым в списке значился командир первой роты Матяш Будаи.

— А где он сейчас? — спросил Шеверев.

— Это я, — ответил тот же дежурный офицер.

— И вы сидели в приемной, ожидая, пока вас расстреляют? — с укором спросил Шеверев. Венгру перевели.

Будаи вытащил из кармана две гранаты-«лимонки».

— Вот. А кроме того… — он показал в окно.

Партизаны увидели солдат, бежавших к штабу.

— Когда я услышал стрельбу, то сейчас же послал за ними часового, — объяснил Будаи. — Они готовы перейти к партизанам.

В это время в коридоре послышался топот, дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась толпа вооруженных венгерских солдат.

— Спокойно! — крикнул Будаи. — Здесь партизаны!

Толпа остановилась.

— Смерть фашистам! — раздались крики солдат.

Шеверев вышел на середину комнаты и обратился к солдатам. Переводил его слова Ян Додек. Шеверев не обладал ораторскими способностями, однако ему удалось кратко изложить все, к чему стремились венгерские солдаты.

Криками «ура» встретили солдаты окончание выступления Шеверева. Затем к ним обратился Будаи:

— Товарищи, сейчас мы должны подготовиться к встрече с карателями. Они должны быть с минуты на минуту.

— Встретим, как полагается! — закричали солдаты.

— Это надо сделать умело и организованно, — сказал Шеверев.

После краткого обсуждения предстоящей операции солдатам было предложено разойтись по своим местам и ждать команды.

Будаи позвал к Шевереву солдат Андраша Надя и Габора Коморои и представил их.

— Это одни из первых наших солдат, которые установили связь с вами, — с гордостью сказал он.

Шеверев уже знал о них со слов Ворачека, и все же личная встреча с патриотами доставила ему большое удовольствие.

— Партизанами хотите быть? — спросил их Шеверев.

— Конечно! — дружно ответили они.

Все были оживлены, громко обменивались своими впечатлениями. Один лишь командир батальона вел себя по-прежнему молчаливо. Он сидел в своем кресле и молча курил сигарету.

Когда солдаты вышли, Шеверев обратился к нему:

— Ну, а вы как? Все еще раздумываете?

— Нет, я твердо решил воевать против гитлеровцев, но…

— Что — но?

— Не знаю, верите ли вы мне.

— Ну что ж, вы сможете еще завоевать наше доверие, — дружелюбно сказал Шеверев. — Было бы желание!

Ровно в пятнадцать часов по приказу командира батальона Загоня второй венгерский батальон по боевой тревоге был выстроен на территории школы.

Перед строем верхом на лошадях, кроме командира батальона, сидели командиры подразделений партизанской бригады «Родина» Шеверев, Додек, Володин и Чубон. На правом фланге были приготовлены к бою два станковых пулемета.

Наконец в воротах воинской части показался взвод автоматчиков-эсэсовцев.

Как только каратели приблизились к правому флангу батальона, Загонь подал команду:

— По фашистским палачам — огонь!

Стремительные очереди из двух пулеметов ударили по фашистам. Послышались также одиночные выстрелы из карабинов: это стреляли по гитлеровцам венгерские солдаты.

Операция по уничтожению карателей длилась всего несколько минут. Эсэсовские палачи были уничтожены.

Автоматы убитых были розданы солдатам, а их карабины уложены в повозку.

Вместе с Додеком, Володиным и Чубоном Шеверев внимательно следил за ходом событий. Это было первое испытание венгерских солдат, и они справились с ним успешно.

— Какие будут дальнейшие указания? — спросил Загонь у Шеверева.

— Надо немедленно готовиться к рейду.

В это время к Загоню подбежал дежурный по части и сообщил, что его вызывает комендант города.

— Пойдемте послушаем, — сказал Шеверев, и они вместе с Додеком и Загонем пошли к телефону.

В трубке послышался недовольный голос:

— Что там за стрельба?

— У нас были занятия, — ответил Загонь.

— Так какого же дьявола вы не поставили нас в известность?

— Виноват, господин полковник, забыл, — ответил Загонь.

Комендант выругался и повесил трубку.

Возвратившись к солдатам, Загонь и Шеверев приказали спешно упаковать все военное имущество и быть готовыми к длительному рейду. Солдаты чувствовали, что в их жизни происходят большие перемены, и работали с подъемом, без суеты.

Многие интересовались, как их встретят партизаны. Когда все было готово, Загонь подал команду выхода в рейд. Батальон двинулся в путь. Впереди на лошадях ехали Шеверев и Загонь.

Город кишел немецкими войсками. Когда батальон вышел на главную улицу, там как раз остановились на привал части самоходной артиллерии. Немецкие солдаты и офицеры приветливо махали руками своим «союзникам», кто-то из них даже высказывал чувство удовлетворения тем, что они «не одни».

Местные жители города Велке Ровно и не предполагали, куда так торжественно движется венгерский батальон. Одни говорили — на фронт, другие считали, что они направляются на облаву, а кое-кто склонялся к мнению, что венгры идут строить новые укрепления на реке Ваг. Среди толпы местных жителей стоял в это время и Павел Ворачек. Он получил новое боевое задание и в связи с этим был в городе. Ворачек, конечно, знал, что это идет новое боевое пополнение в партизанскую бригаду «Родина», и молча радовался успехам проведенной боевой операции.

При выезде из города на одной из улиц Додек узнал двух гитлеровских солдат, которые издевались над стариком. Они шли, пошатываясь, в другую сторону. Додек показал их Володину и Чубону, затем пришпорил лошадь и подъехал к Шевереву.

— Узнаете? — показал он на солдат.

Шеверев вначале не понял, в чем дело.

— Да вот же они, те, что рассыпали у старика крупу! — сказал Додек.

— Ну и что вы предлагаете?

— Неплохо бы их прихватить.

— Действуйте! — кивнул Шеверев. — Только без шума.

Трое партизан поскакали в хвост колоны батальона, где двигалась хозяйственная часть.

— Хлопцы, надо заманить на подводу двух гитлеровских вояк, — обратился Додек к венграм, которые ехали на подводе с продовольствием, и рассказал им, в чем дело.

— Недурно придумано, — улыбнулись те.

Подвода с продовольствием отделилась от общей колонны и быстро направилась вперед. За ней рысью поскакали Додек, Володин и Чубон.

— Вот они, — показал Додек на двух пьяных гитлеровцев, шедших по дороге.

Венгры остановили подводу, расстелили на ней брезент, поставили сверху хорошую закуску и стали разливать коньяк. Заметив, что гитлеровцы двигаются в сторону подводы, они начали умышленно звенеть бутылками и стаканами. Солдаты обратили на это внимание и устремились к подводе.

— Камараден, тринкен шнапс![12] — крикнул один из венгров.

Гитлеровцы с радостью забрались на подводу и потянулись к стаканам.

Ездовой не стал ждать начала трапезы, тронул лошадей, и подвода двинулась по улице.

После второго стакана один из немцев свалился и уснул. Второй обнял венгерского солдата и пытался запеть какую-то песню, но вскоре также лег и затих. Ездовой натянул вожжи и стал нагонять колонну. За ним рысью поскакали Додек, Володин и Чубон.

— Вот и языки есть, — с довольным видом сказал Володин.

— Не знаю, будет ли только возможность возиться с ними, — заметил Додек.

Отъехав километров пять от Велке Ровно, колонна повернула на запад и направилась по извилистой горной дороге, держа курс на Чадские леса.

К расположению партизанской бригады батальон добирался почти целую ночь. Особенно трудно было продвигаться гужевому транспорту.

Узкие горные тропинки, которые встречались почти на всем пути, требовали расчистки. Чтобы продвинуться на несколько километров вперед, солдатам зачастую приходилось рубить или спиливать деревья. К тому же, крутые горные спуски, а порой и обрывы заставляли их объезжать эти места, чем также задерживалось продвижение.

Солдаты шли молча. Они старались точно выполнять все распоряжения своего командования.

На рассвете батальон добрался к высоте 1370, где и находилась партизанская бригада.

Шеверев расположил батальон на привал, а сам вместе с Яном Додеком и командиром батальона Загонем направился к штабу бригады.

На подъездной дороге неожиданно из-за густых елей появились три автоматчика с красными ленточками на шапках. Наставив автоматы на всадников, они скомандовали: «Руки вверх!»

— Да ты что, своего начальника штаба не узнаешь? — улыбнулся Шеверев, обращаясь к переднему.

— Какой вы начальник штаба в гитлеровской форме? — хмуро ответил тот.

— А почему же пароль не спрашиваешь?

Позже выяснилось, что в секрете находились партизаны-новички, которые до этого еще не видели ни Шеверева, ни Додека.

Все же руки вверх Шевереву поднять пришлось, и только после этого он назвал пароль. Несмотря на все это, партизаны потребовали от всадников спешиться и следовать вперед.

— Да вы что, очумели? — раздался чей-то голос.

Шеверев обернулся и увидел партизана Боцыка.

— Это же наш начальник штаба бригады! — воскликнул Боцык и бросился обнимать Шеверева.

Все недоразумения были тут же утрясены. Теперь и новички не сомневались уже в том, что человек в форме майора венгерской армии является их начальником штаба.

— За бдительность вы достойны похвалы, а вот пароль спрашивать надо, — миролюбиво сказал Шеверев новичкам. Те виновато поглядывали на него исподлобья. Видно, на всю жизнь запомнилась им первая встреча с начальником штаба бригады Шеверевым.

Партизаны направились в дом лесника, где был расположен штаб партизанской бригады. Все радовались успехам проведенной Шеверевым боевой операции. Я здесь же вызвал к себе радиста Маслова и вручил ему текст радиограммы на имя начальника штаба партизанского движения генерал-лейтенанта Строкача. В радиограмме также сообщалось о проявленной отваге и героизме чехословацких патриотов — Яна Додека, Павла Ворачека и Эдуарда Боцыка.

Вскоре возле расположения штаба был выстроен полностью весь венгерский батальон.

Необходимо было «расквартировать» бывших солдат, а ныне — партизан бригады «Родина». Тут же был выделен переводчик, через которого мы могли вести разговоры с венграми.

Когда я вышел из дома лесника, ко мне подошел командир батальона Миклош Загонь и четко отрапортовал, что партизаны второго батальона построены.

Венгры дружно ответили на приветствие. На их головных уборах уже красовались алые ленточки. Оказывается, Жидик еще задолго до перехода к партизанам прятал у одного жителя деревни Высока два красных полотнища, и вот теперь из них в спешном порядке были нарезаны традиционные партизанские ленточки, украсившие головные уборы нового пополнения бригады.

Командиром венгерского батальона был назначен Миклош Загонь. В торжественной и волнующей обстановке прошла церемония принятия новичками партизанской присяги, текст которой был переведен на венгерский язык Яном Додеком и Эдуардом Боцыком.

«Кровь за кровь, жизнь за жизнь, за убитых матерей и детей, за сожженные города и села… Я клянусь», — снова звучали торжественные слова в лесу.

После окончания церемонии венгры были размещены в оборону. Они сразу же приступили к сооружению оборонительных рубежей и новых лесных жилищ.

Тем временем мы с начальником штаба направились в домик лесника к радистам. Радисты у нас были на особом счету, и им была выделена почти единственная пригодная для жилья комната. Правда, Маша Дубинина и Иван Маслов были нетребовательны и быстро приспосабливались к любой обстановке. Нередко их походную палатку можно было видеть под толстыми деревьями или грудой камней. И все же мы всегда старались создать им максимально удобные условия для работы.

В комнате радистов мы застали Маслова, который возился возле радиостанции. На кровати лежала укрытая шинелями и плащ-палатками Маша Дубинина.

Еще утром мне доложили, что Маша заболела, и после всех срочных дел мы решили проведать ее. Самочувствие Девушки оказалось тяжелым.

— Температура — сорок, — тихо сказал Маслов. Мы подошли к кровати, Маша бредила.

— Какие-нибудь лекарства принимала? — спросил я.

— Да, выпила несколько таблеток стрептоцида, но не помогает.

В то время у нас из всех медикаментов остался лишь стрептоцид, да и он был на исходе.

Как на беду, Вилл Поспелов еще четыре дня тому назад был направлен для оказания помощи тяжело раненым партизанам далеко за пределы бригады. Как помочь Маше, мы просто не знали.

— Может быть, среди венгров есть медработники? — предположил я.

— Надо выяснить! — обрадовался Шеверев.

Я приказал адъютанту немедленно пойти в венгерский батальон и узнать, есть ли у них врач.

Через несколько минут адъютант вернулся с коренастым человеком среднего роста, с черными усиками.

— Батальонный врач Солнаки, — отрекомендовался он. Несколько минут он осматривал больную, прощупывал пульс, слушал дыхание.

— Крупозное воспаление легких, — сказал он наконец.

Солнаки приказал своему помощнику-фельдшеру подготовить шприц и стал немедленно вводить Маше пенициллин. Мы с интересом наблюдали, как быстро и умело делал все это Солнаки. Когда все процедуры были закончены, он подошел ко мне и сказал:

— Слишком запущено у нее, одна надежда на пенициллин.

Только на третий день Маша почувствовала облегчение и уже могла отвечать на вопросы заботливого врача Солнаки.

— Ничего, ничего, скоро поднимешься! — успокаивал он Машу.

Действительно, вскоре Маша Дубинина была здорова. Не только она была признательна Солнаки: все мы от души благодарили его за спасение нашего боевого товарища.

С каждым днем все более крепла наша дружба с венгерскими товарищами. Вместе с русскими, украинцами, белорусами, чехами и словаками они ходили на боевые задания, подрывали мосты, вражеские эшелоны. Вместе с венгерским батальоном бригада отражала атаки гитлеровских карателей, навязывавших нам бои.

Через некоторое время мы получили радиограмму от начальника штаба партизанского движения генерал-лейтенанта Строкача, который поздравил нас с успехами. В этой радиограмме Тимофей Амвросиевич обращался и к венгерским товарищам, призывая их к борьбе за окончательный разгром фашизма.

Все мы, десантники, хорошо, знали этого заботливого, умного и дальновидного стратега, душевного и доброго человека — Тимофея Амвросиевича Строкача. Сколько теплоты и ума было вложено им и в эту кратенькую радиограмму!

Мы знали: там, на Большой земле, думают о нас, и в мыслях благодарили Коммунистическую партию за то, что руководство штабом партизанского движения было поручено такому талантливому человеку.

Перед строем бригады я прочитал волнующую радиограмму нашего партизанского генерала. Она окрыляла нас на новые боевые успехи.