Среди врагов и друзей

НАРОДНЫЕ МСТИТЕЛИ

Над заснеженным лесом в разрывах серых туч медленно плыла яркая полная луна. Сказочно искрились разукрашенные снегом ветви деревьев.

Войдя в селение, Йошка Заяц свернул с дороги и направился к одному из домов. Рудольф Янушек следовал за ним.

Заяц зашел во двор и постучал в окно.

— Кто там? — послышался женский голос.

— Открой, Анна, это я, — ответил Йошка. — Ян дома?

— С той ночи, как вы разошлись, не приходил, — взволнованно ответила женщина, открывая.

— Это жена нашего товарища Чубона, о котором я вам рассказывал, — сказал Заяц.

— Я сейчас зажгу огонь, — засуетилась молодая хозяйка.

— Не надо, Анна, не то время. Мы очень устали. Может, чем-нибудь накормишь нас?

Анна Чубон провела гостей на кухню, поставила на стол кувшин с молоком и хлеб.

После того как гости насытились, Анна провела их в отдельную комнату и указала, где можно отдохнуть.

«Похоже на то, что я попал к друзьям», — подумал Янушек. С минуту он посидел, потом подошел к двери и запер ее на ключ. Снял сапоги и, не раздеваясь, прилег на кровать.

Под утро пришел усталый Ян Чубон.

— У нас гости, — шепнула ему Анна. — Йошка с каким-то незнакомым человеком. Огня не велел зажигать, и я его не рассмотрела. Говорит по-нашему.

Чубон сразу же направился в горницу, где спал Йошка, и разбудил его.

— Это ты, Ян? — поднялся Йошка. — Вот хорошо, что ты пришел. Я нашел их, Ян. Один из них отдыхает там, в комнате.

И Заяц взволнованно рассказал Чубону о том, как он нашел парашютистов.

— Вот, посмотри! — торжествующе вытащил он из кармана коробку московских папирос. — Мне подарили. Возьми одну, а эти будем своим показывать.

— Так говоришь, закрылся в комнате на ключ?

— Да, запер дверь.

— Значит, не доверяет нам еще, — задумчиво проговорил Чубон. — А теперь спать — пару часиков можно еще отдохнуть.

…Янушек проснулся от отчаянного лая собаки. Потом послышался громкий и настойчивый стук в дверь. Грубый голос на немецком языке требовал открыть дверь.

«Предатель!» — мелькнула у Янушека мысль. Он молниеносно натянул сапоги, оделся и приготовился к самому худшему.

Немцы продолжали стучать. Анна металась по комнате, не зная, что делать. Проснулись дети.

Услышав плач ребенка, немцы перестали стучать.

— Бегите через окно в кухне, — прошептал Йошке Чубон.

Йошка бросился к комнате, где находился Янушек.

— Откройте, это я.

Он прислушался и потянул к себе ручку. Дверь оказалась незапертой. В комнате было пусто.

Йошка шмыгнул под кровать. Напротив лежал с гранатой и пистолетом в руках Янушек. Глаза их встретились.

Анна, дрожа от страха, открывала непослушными руками дверь. За ее спиной стоял муж в одном белье, с ребенком на руках.

— Почему так долго не открывали?

— Засиделись с вечера, уснули крепко, — пролепетала Анна.

— Показывай дом!

Солдат оттолкнул хозяев и прошел в помещение. За ним последовал и его спутник.

Не слушая хозяина, они зашли в комнату, осмотрелись, не подозревая того, что за каждым шагом их кованных сапог зорко следят две пары невидимых глаз.

— Пошли, для офицеров эта квартира не годится, — сказал солдат, обращаясь к другому, и направился к выходу.

На воротах солдаты мелом написали «6 человек» и добавили еще какой-то условный значок.

Когда немцы ушли и обеспокоенные хозяева вернулись в комнату, Йошка Заяц и Янушек вылезли из-под кроватей.

От удивления хозяева открыли рты.

Теперь уже Янушек не сомневался, что попал к верным друзьям.

— Здравствуйте, дорогой товарищ! — протянул ему руку хозяин. — Меня зовут Ян Чубон. Извините за то, что знакомство получилось такое… беспокойное.

— Сам черт принес этих швабов! — выругался Заяц. — Я было уже подумал, что это облава.

— После того, как мы на виду у немцев свалились сюда с неба, всякого можно ожидать, — улыбнулся Янушек. — Так что за беспокойство это вы нас должны извинить.

Пока Анна готовила завтрак, Ян Чубон начал рассказывать о местных подпольных организациях.

— В каждом селении почти все ненавидят фашистов, и очень многие готовы взяться за оружие, — говорил он. — Ну, а пока мы их лишь изредка пощипываем.

— А сколько вы можете собрать нам на помощь из Высокой?

— Желающих найдется очень много. Но пока можем порекомендовать человек пятнадцать. Крепкие и надежные парни.

— Где нам лучше всего собраться?

— Я думаю, в деревне Вгрека, у Имриха Слезника. После завтрака ты, Йошка, предупреди Гаспара Имриха, Густава Мичика, Яна Хованца и других — ты знаешь кого. А мы сразу же отправимся к Слезнику.

После завтрака Йошка ушел выполнять задание, а Чубон с Янушеком ушли в деревню Вгрека. Шел снег, небо затянуло сплошной пеленой туч. Намело свежие сугробы. Дорога оказалась утомительной и длинной, хотя до деревни было недалеко.

Имрих Слезник встретил Чубона и Янушека радушно. Он молча пожал гостям руки и, когда все уселись, вытащил из кармана огромную курительную трубку с железной крышкой, старательно набил ее табаком и положил табакерку перед гостями, приглашая закурить.

Чиркнула зажигалка, по комнате поплыл душистый дымок крепкого табака.

— Ну, как поживаешь, Имрих? — нарушил молчание Чубон.

— Все так же. Кручусь да нож вострю: авось пригодится.

— В наших лесных чащах острый нож — первое дело, — улыбнувшись, сказал Чубон. — Ты, Имрих, пойди и передай своим: как стемнеет, чтобы к тебе сошлись. Поговорить надо. Да ты не поглядывай так, это наш содруг. Потом все узнаешь.

Слезник ушел.

На первый взгляд Имрих казался молчаливым и как будто ко всему безразличным. Но как только разговор заходил о фашистах, глаза его начинали гневно посверкивать, а густые брови угрожающе змеились. Вот когда у него появлялась тема для разговора! Он говорил быстро, взахлеб, глотая слова. Фашистов Имрих ненавидел до смерти.

Через некоторое время без стука зашел в дом Слезника Гаспар Имрих. Потом появились Густав Мичик, Лойзь Бабчан и другие. Всего собралось пятнадцать человек.

Янушек молча сидел на табуретке, внимательно рассматривая каждого пришельца. Когда все были в сборе, Чубон, обращаясь ко всем, сказал:

— А теперь, содруги, послушаем нашего гостя.

Янушек поднялся и почти физически ощутил на себе внимательные взгляды пятнадцати пар ожидающих глаз. Не раз приходилось ему выступать перед значительно большими аудиториями. Много раз вел он словесные бои с противником на массовых митингах. Но никогда еще он не волновался так, как сейчас, перед тем как сказать первые слова этим незнакомым людям.

— Товарищи, — тихо произнес Янушек, — я прилетел к вам вместе с русскими друзьями, чтобы помочь бороться против гитлеровских захватчиков.

Янушек на секунду передохнул и в пляшущих отсветах открытой печки увидел, как всколыхнулись молчаливые люди и каждый всем телом подался вперед, ближе к нему. Люди словно замерли, не слышно было ни шороха.

— Прежде всего я хочу вам передать, дорогие товарищи, горячий боевой привет от солдат и офицеров Чехословацкого корпуса, который вместе с советскими войсками успешно громит фашистов и движется вперед, к границам нашей республики. От всего сердца приветствую вас также от лица партизан-парашютистов нашей группы.

— Спасибо, содруг, за хорошие слова! — сказал за всех Ян Чубон. — Мы тоже приветствуем вас с благополучным прибытием.

Гул одобрения послышался после этих слов.

— Вас интересует прежде всего положение на фронтах, — продолжал Янушек. — Наши войска совместно с вооруженными силами Советского Союза успешно продвигаются вперед на всех фронтах. Вот сводка Совинформбюро, которую мы приняли вчера по радио.

Янушек вынул из кармана листок бумаги, исписанный рукой Маши Дубининой, и, присев к дверцам печки, стал читать…

О многом говорили в эту ночь чехословацкие патриоты, собравшиеся у гостеприимного Имриха Слезника. Выслушав Рудольфа Янушека, они единодушно выразили желание пойти в партизанский отряд и дали клятву бороться с гитлеровскими оккупантами до последней капли крови.

— Зачем же, содруги, до последней капли крови? — сказал Янушек. — Будем бороться до полной победы над фашизмом!

— Вот это правильно! — воскликнул Густав Мичик.

— Значит, договорились?

— Мы свое слово сказали и не станем его ломать, — ответил Янушеку за всех Ян Чубон.

— Кто из вас имеет оружие?

Подняло руки семь человек.

— Для начала и это неплохо, — одобрительно потер руки Янушек. — А сейчас вы смогли бы выполнить одно задание? Дело в том, что вместе с нами с самолета были выброшены мешки с грузами. Часть из них мы подобрали и спрятали. Их надо забрать и доставить в отряд. Как вы на это смотрите?

— Мы готовы, — сказал Чубон. — Никто не возражает?

— Да кто же будет возражать?

— Это дело откладывать нельзя.

— Хорошо. Тогда слушайте приказ: сегодня же к часу ночи всем здесь присутствующим собраться в Макове у…

— У Павла Подошвы, — подсказал Чубон.

— Правильно, у Павла Подошвы. Взять с собой оружие и харчи. Старшим группы назначается Ян Чубон. Сейчас у нас времени достаточно, чтобы добраться отсюда до города?

— Вполне достаточно, — ответил Ян Чубон. — А теперь по домам и в путь.

Когда все разошлись, Чубон похлопал Слезника по плечу и, улыбаясь, сказал:

— Вот ты, Имрих, и познакомился с нашим гостем.

— Все ясно, — пробасил Слезник. — Пошли, хозяйка там приготовила добрый ужин.

— Давай сюда, на кухню.

Имрих Слезник укоризненно посмотрел на Чубона.

— Такого гостя да принимать на кухне?

— Ничего, тут будет спокойнее. Вы не обидитесь, содруг велетель?

— Ну что вы! Это правильно: надо быть осторожнее. А вы, хозяин, не беспокойтесь — мы люди не гордые, к тому же свои.

После ужина Имрих Слезник попросил взять и его с собой.

— Не обижайтесь, — ответил ему Янушек, — но на этот раз вам надо остаться дома. Мы будем встречаться еще не один раз. Постарайтесь не иметь никаких дел с теми семьями, из которых парни ушли к партизанам или собираются к ним. Вы нам здесь нужнее.

Имрих Слезник развел руками, вздохнул и согласился с предложением Рудольфа Янушека.

— До скорой встречи, содруг! — попрощался с ним Янушек.

К вечеру снегопад прекратился, небо прояснилось. На востоке ярко светила луна. Деревья стояли молчаливые, спокойные.

Янушек с Чубоном направлялись в Маков. Вот уже показались первые дома. По дороге изредка проезжали автомашины, и яркие полосы света автомобильных фар выхватывали из темноты спящие деревья, а затем снова все исчезало во мраке.

Путники вышли на центральную дорогу. Вдруг из-за поворота тьму перерезали автомобильные фары. Прятаться было уже поздно, и партизаны продолжали идти.

— Хальт! — рявкнули с машины.

Янушек и Чубон остановились.

— Ком гер! Пошел сюда! — крикнул тот же голос.

Партизаны подошли к автомашине.

— Документы!

Янушек достал из кармана легитимацию. Немец в чине младшего командира, рассмотрев документ, хрипло спросил:

— Почему так поздно?

— Дело есть, — ответил Янушек.

— Какое может быть дело в ночное время! Арестовать их! — послышался сердитый голос из машины.

— Айн момент, — сказал Янушек и, вынув синюю книжечку, протянул немцу.

— Гардист[8] из Чадцы! — крикнул немец сидевшим в машине.

— Гардист! — заговорили в автомашине.

— Что же ты сразу не предъявил этот документ? — недовольно проворчал один из них.

— Я думал, для вас достаточно будет и легитимации, — спокойно ответил Янушек улыбаясь. — По срочному делу спешим в гестапо.

— А этот? — указал немец на Чубона.

— Это мой дружок из Вгрека.

— Где гестапо, знаете?

— Знаем, знаем.

— Можете быть свободны, — бросил гитлеровец, и автомобильные фары погасли.

— А вы, видно, стреляный воробей, — облегченно вздохнув, сказал Чубон, когда патрульная группа осталась позади. — Мне бы одному пришлось туго. По крайней мере, продержали бы до утра.

— Радоваться пока рановато, — ответил Янушек. — Далеко еще идти?

— Да нет, метров сто. Постойте, кажется, еще кто-то идет.

— Давайте спрячемся.

Молча прошел по улице парный патруль. Когда шаги затихли, партизаны вышли из-за укрытия и продолжали свой путь.

— Раньше они не рыскали так по ночам, — заметил Чубон, внимательно посматривая по сторонам. — Ну, вот и дом Подошвы.

В условленном месте стоял в дозоре Густав Мичик. Он сообщил, что все уже собрались и обеспокоены их опозданием.

Партизаны быстро вошли в дом.

— А мы уже тревожимся — в городе полно карателей, — сказал хозяин, пожимая руку гостям.

Павел Подошва уже знал, кто пришел вместе с Яном Чубоном. Он лишь дольше продержал руку Янушека, крепко пожал ее несколько раз.

— Ну, а где же остальные? — спросил Павла Чубон.

— Сейчас, — ответил тот. Он проворно вышел в коридор и что-то сказал. Один за другим с чердака начали спускаться подпольщики — Янушек насчитал их четырнадцать человек. Люди молча смотрели на Янушека, ожидая приказа.

В городе давно уже были подняты на ноги все воинские части и полиция, и действовать надо было без промедлений. Янушек оглядел собравшихся и сквозь открытую дверь соседней комнаты заметил кровать с лежащим на ней человеком.

— А это кто?

— Это мой сосед, Миро, — ответил Подошва. — Он тоже хочет пойти к партизанам.

— Почему пойти? — раздался с кровати недовольный голос. — Я хочу вернуться к ним!

— Да, я забыл сказать: Миро уже был в партизанском отряде, который действовал в районе Турчанского Святого Мартина — есть у нас такая местность. Отряд был небольшой, плохо вооружен, к тому же у них не было опытного командира. Вот их и разбили фашисты. Миро был контужен и пришел домой подлечиться.

— Я уже здоров и могу выполнять задания, — сказал Миро.

— Хорошо, представим тебя командиру, а сейчас быстренько собирайся.

Янушек подошел к кровати и похлопал парня по плечу. Просияв, тот, будто подброшенный пружиной, вскочил и стал одеваться. Из-под матраца он вытащил пистолет и доложил:

— Миро Грушпер готов к выполнению боевого задания!

Янушек провел с партизанами короткий инструктаж.

— Для выполнения нашего задания людей у нас даже многовато, но раз собрались, то пойдем все. Разделимся на три группы. В первой группе разведки старшим назначается Ян Чубон. Ваша задача — обеспечить безопасность операции. Дом, возле которого спрятаны наши грузы, вам известен?

— Все знаем, — ответил Чубон.

— Так вот, вы незаметно подойдете к этому дому, а потом от него веером отойдете на такое расстояние, чтобы видно было, что возле него делается. Как только мы начнем брать грузы, вашей группе поручается охрана, а в случае чего — и прикрытие нашего отряда. Вторую группу вы, Миро, расположите на опушке леса, сразу же за этим домом. Учтите, что немцы непременно будут патрулировать все окраины, примыкающие к лесу. С третьей группой вслед за разведкой отправляюсь я сам. Все ясно, товарищи?

— Ясно.

— Выполняйте задание, Чубон. А вы, Миро, подумайте, как лучше добраться вашей группе на опушку леса.

Через двадцать минут по дворам и улицам, прижимаясь поближе к стенам, пошли партизаны группы Янушека.

Навстречу вышел посыльный Чубона Ян Хованец.

— Наша группа заняла свои места. Но возле дома ходят два патруля.

Янушек заметно волновался. Не слишком ли сложное на первый раз он поставил задание Чубону и его группе? Люди еще не обучены военному делу. У Чубона и Бабчана только финские ножи…

— Мичик! Пойдете со мной, — обратился он к Густаву, и оба они направились к тому месту, где находился с группой Ян Чубон.

— Свои, свои, — тихо проговорил Мичик, увидев, как тревожно оглянулся Чубон. Из-за дома было видно двух немецких патрулей, которые, о чем-то разговаривая, прохаживались по дороге.

Янушек дополнительно объяснил план действия, и партизаны засели по обе стороны дороги.

Мичик вышел на дорогу и медленным шагом направился к патрулям. Заметив неизвестного, те сняли винтовки и клацнули затворами.

— Хенде хох!

Мичик покорно поднял обе руки вверх, остановился.

— Документ! — окликнул один из них, приближаясь к Мичику.

— Есть, есть, — ответил Мичик. Оба солдата подошли к нему.

— Оружие есть?

— Не имею.

Обыскав его, гитлеровец снова потребовал документ, зажег фонарик и стал рассматривать вместе с напарником.

В это время на них обоих мгновенно набросились партизаны. Чубон, подскочив к одному патрулю, ударил его по голове железным прутом, а Гаспар и Хованец повалили второго немца, зажав ему рот. Немец вздрогнул и сразу же затих. Имрих Гаспар вытер полой его шинели свой нож.

Пока Янушек удовлетворенно отряхивал с пальто снег, Мичик уже держал в руке трофейную винтовку и расстегивал пояс с патронами у одного из убитых немцев.

Устранив патрулей, все направились к дому, где были спрятаны грузы. Работа была закончена быстро и без шума.

Вскрыли мешок с автоматами. Янушек раздал оружие подпольщикам.

— Пользоваться автоматами умеете?

— Немецкие немного знаем, — сказал Чубон, — а таких еще не видели. Русские?

— Да, такими вооружены русские солдаты и наша чехословацкая бригада.

Янушек показал, как надо заряжать и стрелять из автомата. Затем три человека были высланы в головной дозор, трое — в группу прикрытия и по два человека — в боковые заставы. Остальные взяли грузы и во главе с Рудольфом Янушеком направились к лесу. У каждого за плечами, кроме автомата, были тяжелые сумки с заряженными дисками.

На опушке к Янушеку присоединилась группа Миро Грушпера, и вскоре лес скрыл отважных сынов чехословацкого народа.

— С этого похода, товарищи, начинается ваша партизанская жизнь, — сказал Янушек во время первого привала.

— Мы уже партизаны! — взволнованно произнес Чубон.

— Нет, товарищ Чубон, партизанами вы станете после того, как примете нашу партизанскую присягу. Это будет скоро. Может быть, кто из вас передумал, решил вернуться домой? Мы никого не задерживаем!

— Ну, что вы, товарищ командир! — послышались обиженные голоса.

— Тогда пошли дальше.

Янушек посмотрел на карту, и подпольщики двинулись по направлению к горной деревне Бахроня.

Идти было не так далеко, но очень трудно. Заросли и глубокий снег, крутые подъемы и спуски изматывали силы, но люди шли и шли вперед по стопам Рудольфа Янушека — след в след, пока не услышали окрик:

— Стой! Янушек, подойди ко мне один.

И окрик на русском языке, и неожиданное появление человека в белом халате взволновало подпольщиков и обрадовало их.

Григорий Мельник и Андрей Гронец перед рассветом пришли на смену Анатолию Володину и залегли за деревьями недалеко друг от друга. Как только они заметили движение по лесу неизвестных людей, Мельник послал Гронца сообщить мне об этом.

Наш небольшой отряд был поднят по тревоге и занял оборону. Однако предосторожности оказались излишними: за Рудольфом Янушеком двигались люди с мешками на плечах и автоматами за спиной. Их сопровождал Андрей Гронец.

Григорий Мельник остался на своем посту.

Мы с комиссаром приветливо встретили подпольщиков, познакомились с ними. Я слушал информацию Янушека, а Рудольф Стой вел оживленную беседу с земляками.

Все радовались первому пополнению. Особенно было приятно от того, что мы встретили горячую поддержку местного населения и установили связь с подпольной организацией Макова и окрестных сел.

Теперь у нас в отряде уже насчитывалось двадцать шесть хорошо вооруженных бойцов. В распоряжении нашем было два ручных пулемета и двадцать четыре запасных автомата. Не так уж плохо для начала!

Начинался новый день нашей боевой жизни в тылу врага.

После завтрака мы собрали отряд и рассказали о нашей ближайшей задаче.

— О своем доме пока придется забыть. Теперь вашим домом и крепостью будет лес со всеми своими неудобствами и трудностями, — говорил я новичкам. — Вокруг нас много врагов, на каждом шагу подстерегает опасность, а быть может, и смерть. Но еще больше у нас друзей — среди рабочих и крестьян, в городах и селах вашей страны: Мы взяли в руки оружие для того, чтобы помочь Советской Армии и вооруженным силам вашей республики изгнать фашистских оккупантов с их пособниками — гардистами, и навсегда уничтожить гитлеризм. Если вы готовы к этому, товарищи, то будем сражаться вместе.

Комиссар переводил мои слова.

— Итак, кто желает вступить в партизанский отряд?

Все подпольщики подняли руки.

Комиссар раздал всем текст партизанской присяги, составил список.

— Для принятия партизанской присяги становись! — подал я команду.

Будущие партизаны выстроились и застыли в торжественном ожидании. Первым принимал присягу Ян Чубон.

— …За сожженные города и села, за смерть отцов, матерей и детей… Я клянусь… — звучало в лесной тишине.

Принял присягу Гаспар Имрих, за ним все остальные.

Белые снежинки кружились в своем извечном хороводе и падали, падали на землю, ставшую нам такой же дорогой, как и далекая советская земля.

— С этого момента вы являетесь бойцами партизанского отряда «Родина», — сказал я нашим боевым товарищам. — От всей души поздравляем вас, дорогие друзья, с принятием на себя почетного звания партизана!

Мы с комиссаром крепко пожали всем руки и, как братьев, расцеловали их. Новых друзей целовали все десантники, вкладывая в этот поцелуй извечное дружественное чувство к своим соседям — чехам и словакам.

У нас не было ни времени, ни возможностей, чтобы продлить эти волнующие минуты: слишком много опасностей ожидало впереди на дорогах партизанской борьбы с врагами.

— А теперь, товарищи, отдыхайте, — сказал я партизанам. — Уже сегодня нам предстоит серьезная работа.

Григорий Мельник указал новичкам, где им расположиться на отдых. Началось сооружение новых жилищ: рубили ветки, молодые ели.

Радистка Маша Дубинина передала по рации о том, что наша десантная группа пополнилась пятнадцатью чехословацкими патриотами.

Как только стемнело, партизанские группы вышли на задание.

Первой отправилась группа из пяти человек во главе с комиссаром Стоем. За ней ушла группа Мельника — на новую базу в Маковские леса. Через час после ухода комиссара и Мельника повел свою группу из семи человек и я. Населенный пункт Сташков, куда мы направились, находился в пятнадцати километрах от места нашего первоначального расположения. Дорога к Сташкову оказалась тяжелой: мы то взбирались на крутые, поросшие лесом возвышенности, то сползали в глубокие впадины. Непрерывно шел снег, и мы буквально барахтались в его глубоких наносах. Очень пригодились белые маскировочные халаты, которые мы вынули из парашютного мешка, — даже на близком расстоянии в лесных сумерках нельзя было заметить наше движение. Только позади оставалась глубокая борозда, так как шли мы все след в след за Чубоном и Имрихом, которые хорошо знали эти места.

Подальше обходя селения, чтобы нас никто не заметил, мы через четыре с лишним часа приблизились к местечку Сташков, в котором находился мост, намеченный нами для подрыва.

Местечко Сташков лежало в ложбине, и нам с возвышенности было видно все как на ладони. Снегопад прекратился. В разрывах туч время от времени появлялась луна. Потом небо совсем очистилось, и луна засветила вовсю. Она назойливо висела над Сташковым и работала явно не на нас.

— Торчит, как фашистский часовой! — выругался в сердцах Ян Чубон в адрес ночного светила.

Для меня местечко Сташков было совершенно неизвестным, и, глядя на него, я ничего не мог придумать, как бы незаметно подобраться к мосту. Помогли Ян Чубон, Имрих Гаспар и Ян Хованец: они показывали улицы, называли отдельные дома, рассказывали о расположении моста и подходах к нему.

— Пять дней тому назад, — сказал Чубон, — я был в Сташкове и видел, что мост охраняют двое часовых. Укрытия возле моста, кажется, нет.

Я посмотрел в бинокль и действительно увидел часовых, но сколько их там было, рассмотреть не удалось.

— В какое время вы были там?

— Примерно часов в одиннадцать утра.

— В ночное время немцы, как правило, выставляют дополнительные посты, — заметил я. — Кроме того, я вижу траншеи, ведущие, очевидно, к укрытию. А этот домик, метрах в ста пятидесяти от моста, — должно быть, их караульное помещение. Посмотрите, Чубон.

Партизан долго рассматривал в бинокль местечко и наконец сказал:

— Да, вы правы, командир: у них, должно быть, там есть укрытие.

— Еще одно важное обстоятельство нам не известно: есть ли в Сташкове немцы и сколько их? Надо произвести разведку. Кто пойдет?

Пойти вызвались Чубон и Имрих. Было около двух часов ночи. В раздумье я подзавел часы. Опасно было посылать в разведку малоопытных людей, но иного выхода не было, и я обстоятельно рассказал Чубону и Имриху, что надо делать.

Вскоре они вошли в селение Сташков. Зайдя в один из дворов, осторожно пробрались к противоположному забору, перелезли через него и очутились на параллельной улице. На ней в два ряда стояли укрытые брезентами самоходные пушки. Двое часовых прохаживались вдоль улицы.

Осторожно, подлаживаясь под скрип снега под сапогами часовых, разведчики пошли обратно на центральную улицу. Пройдя два квартала, партизаны снова заметили часовых.

Дорога, ведущая к мосту, была заставлена автомашинами.

— К мосту нам не пройти, — прошептал Имрих.

— Пошли обратно, может, где-то найдем лазейку, — сказал Чубон и крадучись двинулся по улице, прижимаясь к заборам.

Вдруг послышался скрип снега, и впереди показался парный патруль. Партизаны юркнули во двор, присели под высоким крыльцом и затаили дыхание.

— Давай снова на параллельную улицу, здесь полно немцев.

— Думаешь, там их меньше? — прошептал Имрих.

«Вроде в мышеловку попали, — подумал Чубон. — По улицам маршируют часовые, а мы сидим во дворе какого-то дома и ждем, пока оттуда…»

Не успел Чубон закончить свою мысль, как в доме заскрипела дверь. Какой-то солдат в накинутой на плечи шинели вышел на крыльцо, под которым притаились партизаны, и стал справлять свою малую надобность.

Ян Чубон сидел под «душем» и от злости скрипел зубами. Гаспар Имрих чуть не нажал на спусковой крючок, чтобы всадить в брюхо фашисту автоматную очередь. Но Чубон так глянул на него, что у Имриха невольно обмякла рука.

— Могло быть хуже, — сдерживая смех, тихо сказал Чубон, когда немец ушел.

— Да, если бы не капюшон маскхалата, — согласился Имрих, по-своему поняв приятеля.

— Надо побыстрее уходить, а то время подошло такое, что немцы начнут выходить на свежий воздух один за другим.

— А куда? — спросил Имрих.

— Видишь калитку по ту сторону двора?

— Вижу.

— Вот туда и пойдем.

Партизаны, прижимаясь к забору, направились к калитке — она была открыта и точно манила к себе. Чубон неслышно скользнул сквозь нее на улицу и… чуть не свалил сидящего на скамье немецкого солдата.

Дула автоматов в одно мгновение были направлены на немца, но он продолжал спать, склонясь к своей винтовке.

Чубон дернул Имриха за рукав и кивнул головой на угол дома.

— Может, допросим?

— Командир нам этого не поручал, — прошептал Имрих.

— Но если мы его не расспросим, мы не будем знать, куда немцы передвигают войска.

— Ну, что ж… давай.

Партизаны подкрались к немцу, и в тот самый момент, когда Чубон вырвал у спящего винтовку, Имрих воткнул в рот носовой платок.

— Тихо! Если хочешь жить, делай все, что мы тебе прикажем, — сказал над самым его ухом по-немецки Чубон.

Немецкий солдат, мыча, пытался вырвать свои руки, но пальцы Имриха, точно клещи, сжимали его кисти, а холодное лезвие ножа коснулось горла.

— Иди во двор! — приказал немцу Чубон.

В углу виднелась какая-то постройка и стог сена. Туда и повели захваченного солдата партизаны.

— Кто вы? — спросил немец, стуча зубами, когда у него изо рта вытащили кляп.

— Мы партизаны. Выполняй все, что прикажем, иначе смерть!

И Гаспар Имрих слегка уколол острием кинжала горло немца. Тот в ужасе отклонил голову и наткнулся на острие ножа Чубона.

— Я все скажу, господа партизаны, только не убивайте, — леденея от ужаса, пролепетал он.

— Как называется твоя часть?

— 255-й полк самоходной артиллерии.

— Много вас в этом местечке? И откуда прибыли?

— Два батальона самоходных пушек и один батальон полевой артиллерии. Прибыли из Франции. Я вижу, вы мне не верите… Но я говорю правду! А вслед за нами движется еще несколько полков артиллерии и много танков…

Вдруг на улице мерно заскрипели шаги патрулей. Немец судорожно открыл рот и хотел крикнуть, но Чубон ударом автомата проломил ему череп, и он свалился под ноги. Для верности Имрих тоже приложил свою руку.

Когда утихли шаги патрулей, партизаны забрали винтовку и боеприпасы убитого солдата.

— Хорошенько обшарь его карманы, — сказал Имриху Чубон.

— Зачем? Мы же не грабители.

— Твой котелок долго закипает, — многозначительно постучал по лбу Чубон. — Документы надо забрать. Все забрать до последней табачной крошки! А еще разведчиком вызвался быть…

Имрих стал молча копаться в карманах убитого.

— А эти дрянные сигареты брать?

— Обязательно! По ним тоже многое можно узнать.

— Ладно! Может, и парочку самоходок захватить?

— Ну, ты брось шутки, я старший разведки, — прошипел уже со злостью Чубон.

— Ну, пошли, Шерлок Холмс, — миролюбиво сказал Имрих.

Чубон улыбнулся и молча похлопал друга по плечу. Труп солдата бросили за стогом сена.

— В этом доме живет гардист, паршивая собака. Пусть он и расхлебывается за этого вояку.

На улице было тихо. Партизаны осторожно пробрались к переулку и пошли вниз к реке Кисуце.

По льду они перешли на противоположный берег и направились к условленному месту встречи. Мы издали узнали партизан, заметив высокую фигуру Чубона.

Разведчики подробно доложили о виденном в местечке Сташков.

— Вот документы того солдата, — протянул мне Гаспар завернутые в грязный носовой платок бумаги и карманные вещи.

Документы подтверждали принадлежность солдата к 255-му полку. Большой интерес представляли письма, полученные им из Германии.

— Задания о захвате «языка» вы не получали, и то, что вы сделали, является самоуправством и нарушением присяги, — строго сказал я молодым партизанам. — Чтобы это было в последний раз. Наша задача — взорвать мост через Кисуцу. Эта дорога имеет большое стратегическое значение: по ней каждый день немецкое командование подбрасывает подкрепление на фронт. Сегодня вы сами в этом убедились.

Имрих и Чубон были смущены и дали слово никогда больше не нарушать боевого приказа. Постигшая их неудача и мои слова произвели на них угнетающее впечатление. А это никак не способствовало сплочению людей и подъему их боевого духа.

Я решил провести операцию лично во главе небольшой группы.

— Собрать заряды, — приказал я партизанам.

Подрывник Андрей Гронец взял куски тола и сложил их в два заряда.

На эту боевую операцию я взял Гронца не случайно. Он был искусным минером и отважным воином. Гронец попал в словацкую армию еще до нападения фашистской Германии на Советский Союз. Предательское правительство Бенеша склонило свои колени перед гитлеровскими захватчиками, и воинская часть, в которой служил Гронец, была передана вооруженным силам рейха и подчинена его командованию. Однако Гронец не пожелал быть предателем и сразу же перешел на сторону Красной Армии. Весь 1942 и 1943 годы он сражался в ее рядах против фашистов.

Солдаты саперного подразделения, в котором служил Гронец, любили этого коренастого кареглазого парня. И когда в одном из боев на Московском направлении он был тяжело ранен, все жалели о том, что ему не удастся, как он говорил, «по разминированной от фашизма дороге добраться до Златой Праги».

За время службы в Советской Армии Андрей Гронец отлично овладел искусством минера, и когда ему в 1944 году было предложено десантироваться в Чехословакию в составе партизанского отряда, он с радостью согласился.

Немало совершил Гронец боевых подвигов. Скромный и требовательный к себе и другим, смелый и отважный в любой обстановке, он никогда не терял присутствия духа. Презирая опасность, он в то же время не проявлял безрассудства. Это был умный воин и горячий патриот своей родины.

Когда мины были подготовлены, я показал Гронцу небольшую каменистую возвышенность невдалеке от моста.

— На склоне этой высотки займите оборону. Если охрана моста заметит партизан, подкладывающих мины, прикроете наш отход огнем. Чубон и Хованец, пойдете со мной к мосту. Будьте внимательны и осторожны. Закрепите мины за плечами.

Я незаметно наблюдал за этими двумя партизанами. Они шли на это опасное дело спокойно, будто уходили в горы на рубку леса или отправлялись с косой за плечами на сенокос.

— Красавица наконец спряталась за тучи, — заметил Чубон. — Решила все-таки нам помочь.

Мы поползли к мосту. Вслед за нами полз Гронец, а за ним остальные партизаны его группы. Гронцу было тяжелее, чем другим, — мешал ручной пулемет, который он держал на весу, боясь стукнуть о камни. А их было много на нашем пути!

Вот и возвышенность, на которой должна залечь группа Гронца. Я остановился и молча указал рукой Гронцу на кучу камней. Андрей понимающе кивнул и пополз занимать оборону.

Моя тройка поползла к мосту. Метрах в пятнадцати мы остановились и замерли, втиснувшись в снег. По мосту медленным шагом шли двое часовых. Пока охрана проходила на противоположную сторону, я выбрал наиболее удобное место для минирования.

Самым надежным было бы заминировать мост посередине, но такой возможности не было, и я решил заложить мины у самого конца.

Мы снова поползли, сантиметр за сантиметром продвигаясь вперед. Вот уже и бровка моста. Взмахом ладони я передал Чубону сигнал прижаться к земле. Мы были так близко от часовых, что, остановись на минуту, они бы услышали наше сдерживаемое дыхание.

Но белые маскировочные халаты надежно прикрывали нас.

Гитлеровцы прошли, потолкались несколько минут на одном месте и снова потопали в противоположный конец.

Я показал Чубону место закладки мин, и он бесшумно скользнув под мост, уложил заряд. Когда Чубон отполз назад, вперед выдвинулся Ян Хованец. Он уложил к толу мину и вставил капсюли бикфордова шнура.

Чубон и Хованец начали спускаться с насыпи, а я разматывал бикфордов шнур. Снег под Хованцем не выдержал и пополз вместе с ним по крутому откосу. Диск автомата застучал по камням.

— Хальт! — испуганно закричал часовой и направил луч электрического фонарика в сторону Чубона и Хованца.

Положение было критическим: я находился с бикфордовым шнуром возле самого моста, вблизи часовых. Чубон и Хованец замерли где-то внизу откоса, и луч фонарика нащупывал их, шаря по снегу. Недолго думая, одиночным выстрелом из автомата я уложил немецкого часового. В это же время с другого конца моста загрохотали пулеметы по направлению Чубона и Хованца. Немцы там, по-видимому, меня не заметили, приняв мой выстрел за выстрел своего часового.

Надо было действовать молниеносно. Я приложил несколько спичек к концу бикфордова шнура и, прикрыв собой, чиркнул по головкам спичечной коробкой. Воспламенитель вспыхнул. Шипя и извиваясь, под мост побежала искра. Я скользнул вниз на животе с крутой насыпи.

Андрей Гронец и его группа открыли с высотки по охране моста шквальный огонь. За это время мы с Чубоном и Хованцем поспешно отползли за их высотку.

Раздался оглушительный взрыв, и растерявшиеся немцы прекратили огонь. Это дало нам возможность перебежать по льду реку Кисуцу и приблизиться к лесу. За нами по пятам бежала группа Гронца.

Мы уже были в лесу, когда вдруг опушку, которую мы только что покинули, потрясли взрывы артиллерийских снарядов и мин. Искореженный сосняк запылал, но мы уже карабкались по снежным сугробам между деревьями все выше и выше, пока не перевалили горный хребет. Только здесь мы сели передохнуть.

Удачный подрыв моста радовал меня вдвойне: во-первых, на несколько дней, а может быть, и на целую неделю была перерезана единственная в этой местности дорога, по которой шли подкрепления на фронт; придется ждать и артиллерийским частям, ночевавшим в Сташкове до исправления моста. Во-вторых, первое наше пополнение прошло боевое крещение без всяких потерь, и, стало быть, молодые партизаны станут действовать увереннее, сразу же поднимется их боевой дух.

Но самое главное — повсюду прокатится весть о появлении партизан, и многие патриоты потянутся в горы, а фашистские оккупанты вынуждены будут усилить охрану своих коммуникаций. Не одна сотня солдат из резерва фашистской армии окажется здесь скованной.

Мы отдыхали, подкреплялись сухарями и сахаром. Чубон и Хованец обучали меня словацкому языку, а неугомонный Гронец, похрустывая сухарями, прыгал вокруг оживленно беседующих партизан. И вдруг он провалился в какую-то яму.

— Допрыгался, — засмеялся я.

— Товарищ командир! — крикнул из ямы Андрей Гронец. — Да здесь, оказывается, — дзоты.

Мы подошли. Действительно, яма, в которую он провалился, была ходом сообщения. На этом высоком гребне оказался опорный пункт, состоящий из трех дзотов. Я нанес их на карту.

— Надо хорошенько обследовать это место, — сказал я Гронцу.

— Сталь и бетон не выдерживают продвижения советских войск, а они думают остановить нас этими деревяшками! — презрительно сплюнул Гронец в сторону дзотов.

Остаток ночи прошел в походе. Уже перед самым рассветом мы почувствовали усталость, и я решил сделать передышку. Не доходя до деревни Юрик, на опушке леса, мы расположились на отдых. Партизаны наломали еловых веток и устроили постели. Выставили часовых и моментально уснули.

Трехчасовой отдых восстановил наши силы. Было совсем светло, когда мы принялись за свой завтрак. Ян Хованец разделил поровну сухари и дал по кусочку сахара.

— Рад бы угостить побогаче дорогих друзей, да «склады» мои опустели.

— А хорошо бы сейчас добрую рюмку сливовицы выпить да закусить ее, ну, скажем, яичницей с колбасой, — мечтательно сказал Гаспар Имрих, бросая в рот последние крохи сухаря.

— Может быть, ты и от поросенка с хреном не отказался бы? — поддел друга Ян Хованец. — Знаешь, такого, не слишком жирного, с румяной, хрустящей шкуркой.

— И с яблочком моченым!

Аппетиты разгорались. Съеденная пара сухарей только разожгла аппетит, а тут еще эти разговоры, даже слюнки потекли.

— Командир, а может быть, и в самом деле мы бы покушали поплотнее? — обратился ко мне Ян Чубон. — Рядом в деревне Юрик есть хорошая гостиница. Зайдем позавтракаем, а?

— И немцев здесь не бывает, — добавил уверенно Гаспар Имрих.

— Поглядите, командир, какая деревушка хорошая! — просительно произнес Хованец, не найдя более убедительного довода.

С опушки леса, где мы заканчивали свой отдых, была видна деревня Юрик. С десяток домиков действительно картинно разместились под вековыми елями, так и маня к себе.

— А тот большой дом, — показал рукой Чубон, — и есть горная гостиница.

Я вопросительно глянул на Гронца. Тот опустил глаза и стал сосредоточенно ковырять носком валенка снег.

— Красна девица застыдилася, не посмела поднять глаза ясные, — похлопал я по плечу Гронца. — Ну, что ж, пошли!

Вслед за Чубоном мы оживленно направились к деревне Юрик. По пути Хованец собирал у партизан деньги.

— Э, да у нас хватит на целый пир! — воскликнул он, подсчитывая собранное.

Полагаясь на осведомленность местных товарищей, я не выслал разведки — деревушка имела такой мирный вид!

До гостиницы оставалось уже метров с полсотни, как вдруг с окон ее высунулись дула двух ручных пулеметов и с десяток винтовок и автоматов.

— Развернись! — крикнул я и бросился за корни ели. Партизаны рассыпались в стороны и залегли. Щелкнули затворы, и наступила настороженная тишина.

— Без команды не стрелять! — повторил мое приказание по-словацки Гронец.

Но почему никто из гостиницы не стреляет? Кто эти вооруженные люди, неожиданно взявшие нашу маленькую группу на прицел? Ведь они могли перестрелять нас, как цыплят!

И как бы в ответ на мои тревожные мысли из гостиницы вышло двое вооруженных автоматами, и один из них громко крикнул по-русски: «Кто такие?»

Немного спокойнее стало на душе. Я поднялся во весь рост и тоже спросил:

— А вы кто?

— Мы партизаны, — ответил тот же человек.

— Если партизаны, выходи один ко мне навстречу.

— А все-таки, кто же вы?

— Мы тоже партизаны, — ответил я и, полуобернувшись, тихо бросил назад: — В случае чего, оставляю за себя Гронца.

Я пошел навстречу молодому худощавому парню. Одет он был довольно легко для зимнего времени. Старенькая фетровая шляпа плотно сидела на его голове, и острые серые глаза ощупывали меня цепким взглядом.

— Кузнецов Дмитрий, — сказал он, когда мы вплотную подошли друг к другу.

— Что это значит — Кузнецов Дмитрий?

— Командир группы партизан, — повторил парень. — А вы?

— Я командир парашютно-десантного партизанского отряда «Родина».

— Я тоже парашютист, из отряда Савельева.

— Прикажите убрать оружие, тогда будем продолжать разговор.

Кузнецов опустил свой автомат, повернулся к гостинице и крикнул: «Отбой, товарищи, на своих напали!»

Оружие из окон было убрано, окна закрылись, и на крыльцо гостиницы вышла группа вооруженных людей. Я махнул рукой Гронцу, и тот поднял наших партизан из-за укрытий, но продолжал оставаться на месте, не опуская оружия.

— Какие вы можете предъявить документы, подтверждающие принадлежность к парашютному десанту Савельева? — спросил я у Кузнецова.

— Документов у меня никаких нет, но я могу рассказать, когда и откуда мы вылетели.

И Кузнецов начал мне подробно рассказывать об отряде Савельева, называя фамилии штабных офицеров и прочие детали, которые могли быть известны только человеку из этого отряда.

— Почему вы без красных ленточек на головных уборах и где Савельев?

— Это у меня на шляпе нет, а вот у ребят есть, — кивнул Кузнецов в сторону гостиницы. — А о Савельеве мы поговорим.

У меня не было сомнений в доподлинности сказанного Кузнецовым, и я предъявил ему кусочек шелка, на котором было написано:

— Так вы Горницкий! — радостно воскликнул Кузнецов. — Вы же со своим отрядом должны были десантироваться на нашу базу!

— Совершенно верно.

— Вот это встреча!

Я поманил к себе Гронца с остальными товарищами, и мы все вместе зашли в гостиницу.

— Посты у вас выставлены? — спросил я Кузнецова.

— Дежурят по два человека.

Партизаны моей группы зашли в буфетную и заказали обед. Я с Кузнецовым сел за столик в отдельной комнате.

Внимательно слушал рассказ Дмитрия Кузнецова о партизанском отряде, которым командовал Михаил Савельев.

Рудольфу Янушеку долго засиживаться в лагере не пришлось. Вместе с врачом Поспеловым он был направлен для установления связи с подпольщиками села Копаница.

О старике Павелло из селения Копаница мне рассказывал наш партизан Мирослав Грушпер. Он сообщил, что Павелло служит в гостинице и не вызывает у фашистов подозрений. Однако старик ненавидит оккупантов и несомненно будет оказывать содействие партизанам. Такие люди нам были нужны, поэтому я и поручил Янушеку установить с Павелло связь.

Янушек подошел к домику Павелло и осторожно постучал в дверь. Прошла минута, две, а на стук никто не откликался. Тогда Янушек постучал сильнее. Поспелов подошел к окну и тоже постучал.

Через некоторое время за дверью послышались шаги, и недовольный голос спросил:

— Что надо? Кто вы такие?

— Откройте, Павелло, — сказал Янушек.

— Нет, не открою. Я не знаю вас.

— Мы партизаны и требуем, чтобы вы открыли дверь.

— Бог вас знает, кто вы такие, — заворчал старик за дверью. — Мне все равно, кто вы. Но зачем мешать людям спать?

Щелкнул ключ в замке, потом загрохотал засов, и дверь приоткрылась.

— Заходите, если так, — буркнул старик.

— Немцы в доме есть? — спросил Янушек, приоткрыв дверь и задвинув засов.

— Никого у меня нет, — хмуро ответил Павелло.

— А в гостинице?

— И в гостинице нет. Да и какое мне до этого дело!

— Ваша фамилия Павелло?

— Ну, Павелло.

— Нам надо с вами поговорить.

Старик угрюмо поглядел на партизан и пригласил их в комнату. Вынув зажигалку, он хотел зажечь лампу.

— Не нужно зажигать, на дворе уже светло.

Павелло пожал плечами и спрятал зажигалку в карман. С угрюмым безразличием он уставился в пол. Несколько минут длилось неловкое молчание. Потом Янушек сказал:

— Мы партизаны и пришли к вам не случайно. Нам необходимо с вами установить контакт.

— Я с политикой ничего общего не имею и иметь не хочу. К тому же я уже старик, и пора подумать о своей душе.

— Но вы же не любите фашистов — это нам хорошо известно, — убеждал старика Янушек.

— А мне безразлично, какой власти служить. Я доволен всеми, кто дает мне кусок хлеба.

— На дворе уже совсем рассвело, — будто между прочим сказал Янушек.

— Ну, и что из этого? — вызывающе спросил старик.

— А то, что мы отсюда никуда не уйдем!

Павелло насторожился.

— Да, не уйдем до самого вечера!

— Но в этой гостинице бывают немцы, — предостерег Павелло.

— Если вы им не сообщите о нас, то они не будут знать, — сказал Янушек, испытующе посмотрев на старика. — К тому же вы со своей женой никуда не будете выходить, пока мы не уйдем отсюда.

Павелло на минуту задумался, потом сказал:

— Я служащий гостиницы и должен там быть. Если я не приду, они войдут ко мне в дом, и тогда…

— Не беспокойтесь, если будет крайняя необходимость, вы пойдете в гостиницу, а сейчас будете с нами.

Павелло развел руками и пошел в комнату. За ним молча последовали Янушек и Поспелов.

Некоторое время они сидели молча, со злостью посматривая на Павелло. Им хотелось спать, они очень устали за прошлую ночь.

— Нет ли у вас закурить? — встряхнув головой, спросил Янушек.

— Я некурящий, и табак в доме не водится, — буркнул Павелло. — Да вы ложитесь отдыхать.

Партизаны вопросительно посмотрели друг на друга.

— Может, в самом деле вздремнем по очереди? Ложись на диванчик, а я посторожу, — предложил Поспелов.

Русская речь вывела старика из его угрюмого оцепенения, и он с любопытством посмотрел на Поспелова.

— Вы русский?

Не успел Поспелов ответить, как раздался громкий стук в дверь и послышалась немецкая речь. Старик встрепенулся и шагнул к выходу в коридор. Янушек преградил ему дорогу.

— Если вы посмеете нас предать, то дальше того света не уйдете, — угрожающе зашептал он. — И жену вашу не пощадим!

— Спрячьтесь в той комнате, — ткнул Павелло пальцем в сторону закрытой двери. — Быстрее!

Партизаны медлили. Тогда хозяин схватил за руку, Янушека и потащил в указанную им комнату. Поспелов молча последовал за ним. В коридоре уже раздавался веселый возглас Павелло:

— Иду, иду, господа хорошие!

Каморка, в которую втолкнул партизан Павелло, была вся заставлена старой мебелью и разными вещами.

— В музей попали, — шепнул Янушек.

— Точнее, влипли!

Янушек приложил палец к губам и прислушался. На дворе было тихо. В кухне кто-то позвякивал посудой.

— Посматривай в окно, а я узнаю, что там делается, — кивнул Янушек на кухню и направился к хозяйке.

— Где Павелло?

— Пошел в гостиницу определять гостей, — ответила женщина, не отрываясь от своего дела.

— Заприте входную дверь.

— Сейчас, — тихо проговорила она и пошла к двери.

«Возьмет, старая ведьма, да и выскочит на улицу!» — подумал Янушек и пошел вслед за женщиной.

Жена Павелло неторопливо повернула в замке ключ и потянула к себе дверь — она не открывалась. Старуха еще раз повернула ключ, постояла немного, прислушиваясь, и решительным движением задвинула засов. Потом повернулась, сделала несколько шагов от двери и остановилась в раздумье.

Янушек стоял с автоматом на изготовку и внимательно следил за старухой. Та стояла, словно не замечая партизана, погрузившись в свои мысли.

Затем она повернулась к нему спиной и прикрыла вторую входную дверь. И снова глухо стукнул задвинутый засов.

Когда Янушек возвратился в комнату, Вилл Поспелов вертел в руках пачку немецких сигарет.

— Где ты их нашел? — обрадованно спросил Янушек.

— Не спеши радоваться. Старик ведь сказал, что в доме никто не курит.

— Подозрительный тип. Но давай все-таки закурим, — раскрыл пачку Янушек. Чиркнула зажигалка, и ароматный дымок заструился по комнате. Поспелов тоже закурил.

— Неужели Грушпер и Шептак ошиблись? — в раздумье проговорил Янушек. — С этим свиданием мы, кажется, совершили глупость. Ты, Вилл, посматривай в окно, а я поговорю с хозяйкой.

Жена Павелло чистила картофель. Она даже не взглянула в сторону вошедшего.

— Скажите, ваш хозяин курит? — спросил Янушек.

— Нет, он никогда не курил.

— А кто-нибудь другой в вашем доме курит?

— В нашем доме курящих нет.

— Тогда скажите, чьи это сигареты?

Старуха вздрогнула и быстро посмотрела на протянутую Янушеком пачку сигарет.

Послышался громкий стук в дверь.

— Открой, Луиза! — кричал Павелло. — Я к тебе в гости с господином комендантом! И чего ты заперлась? Это я, Штефан!

Павелло так грохотал, что можно было услышать на соседней улице.

— Иду, Штефане, иду! — закричала вдруг во все горло старуха и вдруг шепотом добавила: — Скорее лезьте на чердак и не бойтесь его, он вас не выдаст.

С чердака партизаны увидели с десяток автомашин. Солдаты весело гоготали — они уже обогрелись в гостинице и, видно, позавтракали, а теперь дымили сигаретами и трубками, ожидая команды к отъезду.

— Вот бы хлестнуть отсюда, ни один бы не ушел!

— Ты с ума спятил! — зашипел на Поспелова Янушек.

— Да это я так — прикидываю, как бы оно получилось, — улыбнулся Поспелов, поглаживая автомат.

— Ты лучше погляди на этот чердак, — посоветовал Янушек.

Половина чердачного помещения была заполнена сеном, а дальше виднелась какая-то перегородка. Янушек взял вилы, торчавшие в сене, и начал быстро расчищать проход к перегородке.

— Да в ней дверь! Посмотрим?

Янушек потянул к себе ручку, и партизаны очутились в небольшой комнатушке. В ней было светло от окошка, выходившего на другой конец дома. Слева стояла кровать, и на ней лежал какой-то человек, с головой укрытый одеялом. Янушек приоткрыл одеяло, и из-под него сверкнули усталые глаза юноши. Безнадежность и безразличие ко всему окружающему видны были в этих глубоко запавших глазах. С минуту юноша смотрел на незнакомцев, потом веки его устало сомкнулись. И чуть-чуть задрожали. Опытным глазом врача Поспелов определил, что человек тяжело больной.

— Кто вы? — спросил он тихо юношу, привычными движениями нащупывая пульс.

Тот снова открыл глаза, но ничего не ответил.

— Он спрашивает, кто вы такой, — повторил Янушек вопрос Поспелова по-словацки.

— Я Павелло. Йозеф Павелло, сын хозяина этого дома, — ответил, помолчав, юноша. На лбу у него выступили капельки пота.

— Чего же вы сюда забрались?

— Я очень болен, а в квартиру часто приходят люди, шумят… Вот меня и поместили на чердак. Подальше от шума… А вы кто?

— Мы партизаны. А сюда залезли потому, что в квартире вашего отца немцы, — ответил Янушек.

— Что же у вас болит? Вы меня понимаете? — спросил Поспелов.

— Да, понимаю. У меня высокая температура. Говорят, грипп.

— Сейчас посмотрим, — сказал Поспелов, вынимая из кармана термометр.

Больной вцепился в одеяло и натянул его под самый подбородок.

Внизу заурчали моторы. Янушек вышел из каморки и посмотрел в окошко: солдаты уже сидели в машинах, а старик Павелло угодливо открывал перед офицером дверцу кабины.

Офицер что-то крикнул, машины двинулись, и вскоре в селении все затихло.

Когда Янушек возвратился, Вилл Поспелов сидел на табуретке рядом с постелью больного. Одеяло было приоткрыто, и на груди Йозефа Павелло виднелись окровавленные бинты.

— Вам необходимо сделать перевязку. И как можно поскорее!

— В нашем селении врача нет.

— Не волнуйтесь, я врач партизанского отряда и все, что необходимо, сделаю. Только бинта у меня маловато. Да и спирта не мешало бы иметь побольше этого.

Поспелов вынул из кармана пузырек и взболтнул его.

— Бинты и спирт у меня есть. Они под кроватью, в ящике, — сказал юноша.

— Т-с-с! — приложил палец к губам Янушек. — Кажется, к нам кто-то поднимается. Наверное, старик.

Когда Штефан Павелло поднялся на чердак, он увидел возле кровати сына обоих партизан, уже раздетых. Поспелов держал в руках термометр, и Йозеф с надеждой смотрел на этого чудом появившегося русского врача.

— Боже мой! — воскликнул старик. — А я-то принимал вас за бандитов. Дети мои!

— Ладно, ладно, потом. А сейчас мне нужна горячая вода, чистое полотенце и простынь.

Старик поспешно заковылял с чердака.

— Не вздумайте притащить сюда хозяйку! — крикнул ему вдогонку Поспелов.

Над спиртовкой в никелированной коробке уже кипела вода, и Поспелов осторожно укладывал в нее хирургические инструменты.

— Да у тебя, как в хорошей операционной, — удивился Янушек, разглядывая инструменты.

— А как же, ношу с собой. Я ведь слуга Эскулапа.

Йозеф Павелло с восхищением смотрел на партизан. Всего несколько минут назад он боялся этих людей, а сейчас они стали такими родными и близкими!

Старик притащил на чердак горячую воду, и перевязка началась.

У молодого человека была осколочная рана в груди. Осколок, перебив ребро, глубоко впился выше сердца. Умелыми руками Поспелов вскрыл рану и вынул осколок. Выше правого колена пулей навылет была пробита нога.

Раны были не очень опасны, но Йозеф, видно, потерял много крови и очень ослабел. Перевязка была закончена, и Поспелов позвал старика, который со страхом ожидал, прислонившись плечом к двери чердака.

— Заходите, отец, все в порядке.

Бледный и дрожащий Павелло-старший вошел к сыну и молча сел к нему поближе.

— Кто же это тебя так угостил, Йозеф? — спросил Поспелов.

— В районе Банской-Бистрицы… на нас напали фашисты. Там меня и стукнули. Наши принесли меня к отцу, вот я и лежу… уже с неделю.

— А оружие есть? — спросил Янушек.

Йозеф полез под подушку и вытащил русский пистолет ТТ.

— Вот, ребята оставили на всякий случай.

— Ну, хорошо, — остановил его Поспелов. — Тебе надо отдыхать. Здесь как будто удобно. И тепло, — добавил врач.

— Я дымоход перенес в эту сторону чердака, — сказал старик, с любовью глядя на сына.

— Отец, — прервал старика Йозеф, — а ты покормил наших гостей?

— Я сейчас, сынок, — смутился старик. — Мы с матерью в один миг все устроим.

— Немцы все убрались отсюда? — поинтересовался Янушек.

— Уехали, будь они прокляты, — сплюнул Штефан Павелло, уходя.

— Нас-то ваш папаша не очень любезно встретил, — сказал Поспелов. — Думали, на предателя нарвались.

— Не поверил он вам сразу. Да и за меня боялся. А вообще он хороший старик.

— Собственно, виноваты мы сами, Рудольф, — упрекнул Янушека Поспелов. — Надо было сразу сказать, что мы пришли от Шептака.

Заскрипела лестница, и на чердак взошли отец и мать Йозефа.

— Ну, как тебе, сыночек? — спросила взволнованно старушка.

— Теперь хорошо, мама. Совсем хорошо…

— Вы не гневайтесь на меня, старика, — сказал Штефан Павелло. — У нас тут, бывает, всякие шляются под видом партизан, вот я и того…

— Правильно вели себя, папаша, — успокоил старика Янушек.

— Прошу, угощайтесь, чем бог послал, — пригласила партизан старуха. — А ты что будешь кушать, сынок?

— Все будет кушать, — сказал за Йозефа Поспелов. — И побольше!

— Немцы рассказывали, что этой ночью на Маковском шоссе партизаны убили офицера и двух солдат, — сообщил Павелло-старший.

— Значит, мы неплохо сработали, Рудольф, — лукаво подмигнул Поспелов Янушеку.

— Я так и думал, что это ваша работа. Может, еще будете кушать? — спросил старик, увидя, что партизаны собираются закурить.

— А с этой пачкой сигарет у вас вышла неувязка, — улыбнулся Поспелов.

— Да, сплоховал я. Может, молока еще выпьете? А потом спать.

— От молока не откажемся, — сказал Янушек, подставляя кружку.

— Вы где будете отдыхать? — захлопотала старуха. — Я вам внизу приготовлю постели.

— Э, нет, мамаша, — возразил Янушек. — Мы здесь прямо на сене завалимся.

— Тогда я принесу постели сюда.

До самого вечера проспали Янушек и Поспелов на чердаке. Несколько раз, осторожно ступая по лестнице, поднималась к сыну старая мать, Йозеф впервые за много дней уснул спокойным, освежающим сном. Щеки его порозовели, и ровное, глубокое дыхание ритмично поколебливало одеяло.

Старуха с любовью и тревогой смотрела на спящего сына и все думала, думала свою горькую женскую думу.

…Партизаны проснулись от шуршания сена под осторожными шагами старика Павелло. Он аккуратно прикрыл чердачное окошко, потом тихо прошел в клетушку сына и то же самое сделал со вторым окошком.

— Это ты, отец? — послышался голос Йозефа.

— Тише! Еще спят.

— Да нет, папаша, мы уже выспались, — поднялся с постели Янушек. — Ого, долго мы дрыхнули, как на курорте!

— Сон освежает человека и восстанавливает его силы, — толкнул Янушека Поспелов, и оба повалились в душистое сено.

— Дети, ну чисто дети, — шептал про себя Штефан Павелло, зажигая фонарь.

И снова пришла старуха с разной едой. Пока она накрывала столик, старый Павелло рассказывал о моравской границе и ее охране. Янушек нанес на карту местонахождение постов пограничной стражи…

— Что еще вас интересует?

— Пока сын не встанет на ноги, соберите подробные сведения о пограничной охране. А потом наш командир поставит более конкретные задачи, — сказал Янушек. — Будьте очень осторожны, дядюшка Штефан.

— О здоровье Йозефа не тревожьтесь, мамаша, — сказал старухе Поспелов. — Получше его кормите. А спирта я у тебя отолью немного, Йозеф.

— Берите всю бутылку, я еще достану! — засуетилась старуха.

Партизаны плотно поужинали, попрощались с семейством Павелло и ушли.

Поздно ночью Янушек и Поспелов благополучно прибыли на квартиру Шептака, где их ожидал Йошка Заяц.

— Продукты заготовлены, а вам записка от командира, — сказал он Поспелову.

В записке я вызывал Поспелова в отряд, который пополнился новыми партизанами. Надо было срочно организовать санитарную часть и научить людей оказывать первую медицинскую помощь.

К утру Янушек и Поспелов прибыли в отряд с хорошими вестями и изрядным количеством продуктов питания.

— Йошка Заяц провожал нас до перевала, а потом я его отправил выполнять ваше задание, — доложил Рудольф Янушек.