Среди врагов и друзей

ТРУДНЫЕ МИНУТЫ

В конце марта 1945 года в Словакии установились теплые дни. На горах еще белел снег, но в долинах весна была в полном цветении. Бурные реки Ваг и впадающая в него Кисуца стремительно несли свои мутные воды сквозь ущелья и долины, одетые в свежую зелень. Пьянящие запахи весны, птичий гомон, яркие солнечные лучи — все это заставляло на минуту забыть о войне. Но вот горную тишину будило эхо далекой канонады, и яркие весенние краски словно меркли: перед глазами вставали картины кровавых ужасов, разрухи, народных бедствий. Война длилась уже четвертый год.

И все же весенняя радость брала верх. А может быть, сознание подсказывало близость победы…

Однажды утром наша бригада после тяжелого ночного перехода достигла населенного пункта Бахроня. Я отдал приказ расположиться на высоте вблизи этой деревни. Партизаны принялись разбивать на новом месте палатки, сооружать курени и землянки. Некоторые жилища здесь сохранились с недавнего времени, когда бригада еще находилась тут перед выходом в леса под Моравской Остравой. Однако и они оказались порядком разрушены карателями.

Несмотря на усталость, бригада к обеду полностью устроилась на новом месте. Партизанская жизнь потекла своим чередом.

Вместе с комиссаром Мельником мы тщательно рассмотрели карту, наметили оборонительные рубежи.

Затем я предложил Мельнику внимательнее осмотреть место расположения подразделений.

Выйдя из куреня, мы направились к жилищам партизан. Вокруг было тихо. Вдруг откуда-то послышалось пение.

— Наши поют, — мечтательно проговорил Мельник и остановился. Звуки песни доносились из шалаша, отведенного для радистов. Среди мужских голосов выделялось чистое сопрано Дубининой.

— Зайдем? — предложил я, и мы направились к шалашу.

Навстречу нам вышел партизан Эдуард Боцык.

— Командир! — обрадованно воскликнул он, будто не видел меня бог знает как давно. — Там хотят спеть вашу песню, да слова забыли.

Эдуард был нашим общим любимцем. Этот молодой, веселый словацкий паренек пришел к нам в отряд еще в первые дни и был назначен в распоряжение Дубининой. Вместе с радистами он готовил аппаратуру для приема и передачи радиограмм, таскал на себе в походах питание для радиостанции, а нередко участвовал и в боевых операциях.

Мы вошли в шалаш.

— Командир, споем нашу партизанскую! — задорно воскликнула Дубинина. Мы поддержали ее с комиссаром, и полилась песня с нехитрыми, но волнующими нас словами, сочиненными мною на мотив известного «Огонька»:

Мы пели о том, как темной ночью покидали родные города и поля, отправляясь в далекие края, где живут наши братья-славяне, как наши парашюты раскрылись над Кисуцкими лесами. Мы пели о суровой партизанской дружбе.

Песню прервал вбежавший в шалаш Андрей Патока.

— Командир, прибыли разведчики, важное донесение!

Мы быстро направились в штабной курень. Там уже нас ожидал командир отделения разведчиков Йозеф Коллар.

— Немцы готовят нападение на лагерь, — торопливо доложил он. — Они уже приближаются!

Я дал распоряжение привести бригаду в боевую готовность, а сам ушел с Мельником в расположение 2-го батальона. Здесь каменистая почва не позволяла рыть траншеи, и надо было готовить оборонительные рубежи среди больших камней и деревьев.

Комбата Овсянникова мы застали на оборонительном рубеже. Вместе с пулеметчиками он устанавливал среди камней станковые пулеметы. Он доложил, что оборона готова и что вперед послан взвод разведчиков под командованием Стефана Кристофика. Мы осмотрели оборону и остались довольны. Вскоре прибыли связные от 1-го и 3-го батальонов: там уже также заняли оборону.

Около горной дороги укрепился взвод Шурляка.

— Имею честь первым встретить гостей, — пошутил он.

В это время в лесу, ниже расположения 2-го батальона, послышались выстрелы.

— Это Кристофик! — тихо сказал Овсянников.

Выстрелы участились, раздались пулеметные очереди.

Вскоре от Кристофика прибежал посыльный Немчак. Разведчики действительно наткнулись на гитлеровцев у лесной опушки и вынуждены были вступить в бой. Кристофик приказал с боем отступать к расположению бригады. Во время перебежки он был ранен в ногу, и командование принял Алойзо Войтило. На спасение Кристофика были посланы партизаны, однако ураганный огонь врага не давал им возможности подойти к раненому. Так длилось минут пятнадцать.

Когда удалось наконец подползти к месту, где был ранен Кристофик, его там уже не оказалось. Партизаны увидели только лужу крови и выстрелянные гильзы от автомата.

Тем временем фашисты пустили в ход минометы и усилили пулеметный огонь. Войтило подал команду отступать.

Батальон Яна Чубона встретил гитлеровцев одним из первых. Здесь было много партизан-новичков, впервые принимавших участие в таком жарком бою. Разведчики доложили, что именно туда немцы бросили крупные силы, и я поспешил к оборонительным рубежам Чубона.

Оборона здесь тянулась среди скал, где были неплохо замаскированы пулеметы.

— Двое убиты, — доложил Чубон.

На правом фланге обороны в сторону гитлеровцев неслись беспрерывные автоматные очереди.

— Кто у тебя там? — спросил я.

— Это взвод Яна Додека.

Вместе с адъютантом я направился короткими перебежками туда.

— Содруг велетель, осторожно! — крикнул Додек. — Там простреливается!

Мы укрылись за скалу, и сейчас же на том месте, где мы только что находились, разорвалось несколько мин.

— Кто это у тебя так щедро строчит из автоматов? — спросил я Додека.

— Да это новички!

Я подполз к камню, из-за которого доносились беспрерывные автоматные очереди.

— Ты кого свинцом поливаешь, немцев или камни? — сердито крикнул я молодому партизану. Тот ошалело обернулся.

— Да их там много! — ответил он, растерянно мигая.

— Сейчас же переведи на одиночные и стреляй в цель, а не впустую!

Мы поползли дальше. Немцы подтянули артиллерию и минометы, начали усиленную артподготовку. Раненых отправляли в тыл, к Виллу Поспелову.

Шесть раз до наступления темноты гитлеровцы подымались в атаку, но все они были отбиты. При каждой атаке мы пускали в ход противотанковые гранаты, оглушительные взрывы которых заставляли фашистов откатываться назад.

Противник подтягивал все новые резервы, пополнял свои боеприпасы, и к концу дня ему удалось окружить бригаду.

У нас же боеприпасы, полученные с Большой земли, были наполовину израсходованы, появилось много раненых, выбывших из строя.

К вечеру гитлеровцы прекратили атаки. Видимо, они решили, следуя своей пунктуальности, ждать до утра.

В радиограмме генерал-лейтенанту Строкачу я сообщил о создавшемся положении. Вскоре мы получили ответ. Нам приказывалось прорвать этой же ночью кольцо, а пути отхода заминировать.

Как только стемнело, я созвал совет, пригласив на него, кроме штабных работников, и командиров батальона. Мы начали с Мельником планировать место прорыва. На карте были видны сплошные массивы.

— Я думаю, лучше всего прорваться на юг и выйти на Яворник, — предложил мой заместитель Янушек. Он вырос вблизи этих лесов, и никто лучше его не знал окрестностей.

Необходимо было найти надежное место для излечения раненых. Этим местом действительно могли быть обширные лесные массивы Яворника.

Прорыв был поручен батальону Яна Чубона, за ним должны были выйти остальные. Раненых намечалось вывезти сразу после прорыва. Мною также был отдан приказ о заминировании подъездных дорог.

Операция была назначена на 3 часа ночи. После короткого совещания командиры батальона разошлись по своим местам. Началась усиленная подготовка. Партизаны приступили к минированию дорог и путей подхода к лагерю.

В штабной курень был вызван командир штабного взвода Милан Свитек.

— В тыл гитлеровцев пробраться сможете? — спросил я его.

— Один или с группой?

— С группой.

— Попробую.

Свитеку была поставлена задача с группой в 6 человек пробраться в тыл гитлеровцев и укрепить мины на больших деревьях.

— На какое время поставить механизмы? — спросил Свитек. Этот вопрос был очень важным, и мы долго совещались, пока не пришли к единому мнению.

После инструктажа Свитек со своей группой ушел к линии нашей обороны, а затем ползком направился в сторону гитлеровцев.

Шел дождь, мы все промокли и замерзли. Наступили самые трудные минуты. Комиссар Мельник только что вышел от радистов: по радио было передано о новых победах советских войск на фронтах, и он спешил рассказать об этом партизанам. Вместе с политработниками батальона, рот и взводов он провел с партизанами краткую беседу.

В штаб бригады он возвратился в полночь. В это время я совместно с штабными работниками Янушеком, Богдановичем и Резником разрабатывали план выхода из окружения. Вскоре в штабной курень зашел комсорг бригады Иван Маслов.

— Считаю необходимым провести перед боем краткое комсомольское собрание, — сказал он.

— Правильно, Ваня, — поддержал его комиссар.

Я также был рад этому предложению. Иван Маслов был не только хорошим радистом, но и отличным комсоргом. В самые тяжелые минуты жизни бригады он умел зажечь бойцов, поднять их боевой дух.

На собрание были созваны представители комсомольских организаций всех батальонов.

— Товарищи, — взволнованно говорил Маслов. — Враг окружил нас и наутро бросит все силы, чтобы уничтожить бригаду. Но мы не намерены ждать. Комсомольцы никогда не страшились смерти, они всегда верили в победу. А победа уже близка. Советская Армия все более стремительно гонит фашистов на запад. Мы должны прорваться и продолжать громить врагов. Комсомольцы всегда побеждали, победят они и сегодня!

В эту ночь партизаны-комсомольцы торжественно поклялись быть первыми в бою и во что бы то ни стало прорвать окружение.

После собрания все разошлись по местам. Несмотря на позднее время, было не до сна.

Мы с комиссаром пошли в расположение 1-го батальона и стали ждать назначенного часа. Радисты, разведчики и работники штаба также перебазировались к нам.

Наконец в северной стороне нашей обороны послышались сильные взрывы.

— Группа Свитека сработала! — сказал комиссар. Судя по характеру и времени взрывов, это было действительно так.

Вскоре послышалась стрельба, усиливающаяся с каждой минутой. Среди автоматных и винтовочных выстрелив были слышны четкие пулеметные очереди.

— Вперед! — крикнул я, и партизаны ринулись по направлению южной стороны обороны.

Завязалась жестокая схватка. Не обращая внимание на шквальный огонь, мы стремительно продвигались вперед.

Бой длился недолго. Вражеское кольцо было прорвано. В первую очередь были эвакуированы раненые, затем в прорыв двинулась вся бригада, направляясь к Кораловице. К утру мы сделали километров 15. Партизаны были утомлены, однако останавливаться на отдых было еще рано: каратели могли снова нащупать нас.

Лишь у самого Кораловице мы решили передохнуть. Крестьяне окраинных домиков встретили нас приветливо, дали приют, накормили и даже помогли поштопать изорванную одежду. Одни только разведчики лишены были этого удовольствия: они ушли вперед.

На следующий день разведка вернулась. Йозеф Коллар доложил, что в Велке Ровно стоят гитлеровские автомашины с боеприпасами. Это сообщение было для нас очень важным: боеприпасов у нас осталось совсем мало. Дождливая погода препятствовала доставке грузов с Большой земли, да и бригада наша находилась сейчас в пути.

В засаду по захвату боеприпасов было отобрано пятьдесят партизан. Руководить операцией я решил сам.

С наступлением темноты наша группа двинулась в путь по направлению Велке Ровно, откуда, как сообщила разведка, должна вскоре выйти вражеская колонна с боеприпасами.

Вскоре мы дошли до поворота дороги, ведущей в Велке Ровно, и я приказал группе занять на возвышенности оборону.

До самого утра ждали мы в засаде, однако автоколонна не появлялась.

— Неужели данные Коллара ошибочны? — сказал Мельник.

— Может быть, — ответил я. — Подождем еще.

Партизаны заметно нервничали.

Было уже около половины десятого, как вдруг раздался голос комиссара:

— Приготовиться! Едут!

Впереди двигалась легковая машина. Когда она поравнялась с нами, я подал команду:

— На дорогу!

Партизаны выскочили из укрытия и окружили машины. В охране колонны было около двадцати солдат. Некоторые пытались защищаться, остальные подняли руки.

С патронами и гранатами оказалась лишь одна автомашина, остальные были с артиллерийскими снарядами.

Доставить машины в расположение бригады не представлялось возможным: лесные дороги были размыты весенней путиной. Я приказал разобрать и разделить между собой боеприпасы, а машины мы подожгли.

Мы уже были далеко от места произведенной операции, а позади все еще рвались снаряды. Группа, до отказа нагруженная патронами и гранатами, медленно двигалась в расположение бригады.