Среди врагов и друзей

ПРЫЖОК В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Тихим и мирным казался этот зимний вечер. На темно-синем безоблачном небе мерцали звезды, вокруг белел пушистый снег. В эту зиму он выпал особенно глубокий.

Легкий морозный ветерок едва шевелил ветви спящих деревьев, снег скрипел под ногами.

В далекий путь нас провожал начальник штаба партизанского движения 1-го Украинского фронта, Герой Советского Союза, подполковник И. М. Бовкун, офицеры штаба.

Как сейчас, помню те волнующие минуты, когда майор Суворов давал нам на аэродроме последние наставления, потом пожелал доброго пути, а вскорости мы уже сидели в самолете.

Загудели моторы, самолет побежал по стартовой площадке, и только тогда мы осознали, что расстаемся с родной землей покидаем ее надолго, а кое-кто, может, и навсегда.

Наш самолет вел опытный летчик авиации специального назначения — Виктор Филонов. Все партизаны-десантники хорошо знали его как смелого и опытного пилота. Мы спокойно сидели в быстроходной машине. Всего нас было одиннадцать партизан-парашютистов.

Еще на Большой земле мы хорошо узнали друг друга, успели подружиться: ведь нам всем вместе предстоит выполнять сложные боевые задания. Внешне люди мы были разные.

Смуглый, с большими залысинами, худощавый, всегда подтянутый и стройный Рудольф Стой был назначен комиссаром будущего партизанского отряда, а может быть, и бригады.

В первые дни знакомства он показался нам грубоватым и молчаливым человеком. По возрасту он был старше каждого из нас: ему было около тридцати лет. Но позже, когда мы узнали его поближе, первое впечатление рассеялось. Рудольф Стой умел шутить, сам охотно смеялся, все делал с увлечением, с юношеским задором.

К нам он был направлен из корпуса генерала Людвика Свободы. Вместе с ним прибыли худощавый, среднего роста, с каштановыми волосами Рудольф Янушек и полный, смуглый, чернявый Андрей Гронец.

Они, как и другие десантники, должны были занять командные должности в будущем партизанском отряде.

Круглолицая, полная Мария Дубинина и чернявый, среднего роста Иван Маслов были назначены радистами отряда. Они были молоды, но уже успели побывать в тылу гитлеровских войск на территории Польши.

Вместе с нами также летели высокий, стройный, темноволосый весельчак Григорий Мельник, худощавый блондин Николай Шеверев и десантники Анатолий Володин, Виктор Богданович, врач Вилл Поспелов.

Еще до вылета мы определили порядок выброски из самолета и теперь сидели все на своих местах. В иллюминаторах мелькало звездное небо, а внизу, будто в головокружительной пропасти, белела заснеженная земля.

О предстоящем прыжке мы старались не думать, но мысли невольно возвращались к нему.

Согласитесь, не особенно приятно прыгать в черную бездну ночи. Мы старались держать себя в руках, подавляя невольный страх перед неизвестностью.

О предстоящей выброске все думали по-разному, но сходились в одном: от благополучного приземления будет зависеть и наш дальнейший успех.

Летим уже почти четыре часа. Высота две с половиной тысячи метров.

— Все еще Польша! — кричит пилот Филонов. Но через пятнадцать минут мы уже перелетаем границу.

Я поднял планшет, всматриваясь в карту. Вот обведенный красным карандашом кружочек — место нашей десантировки. А внизу уже плыли Бескиды.

Внезапно почти рядом с самолетом стали появляться огневые вспышки. Они сверкали впереди, внизу и сбоку. По нас бьют вражеские зенитки. Виктор Филонов лавирует между ними, бросая самолет из стороны в сторону. Мы то проваливаемся вниз, то снова взлетаем.

Небо стригут лезвия прожекторов. Они, казалось пронзают нас насквозь, но машина упорно борется, стремительно уходя от смерти.

Нас то и дело прижимает к бортам, швыряет в разные стороны. Каждый думает о том, что сейчас многое зависит от пилотов. Собственно, теперь они решают все.

Филонов таки вывел самолет из опасной зоны и продолжал полет к заданной цели. Когда все успокоилось, он передал штурвал второму пилоту, сам вышел к нам.

— Летим над Словакией, — сообщил он как ни в чем не бывало.

Мы с гордостью смотрели на этого стройного, голубоглазого отважного пилота, и к сердцу теплой волной приливало чувство благодарности к нему.

— Пролетаем Яблунковские горы, — добавил он, возвращаясь в летную кабину.

Внизу маячили лесистые возвышенности, белели снежные поляны, сверкали огоньки городов и сел.

Теперь мы уже недалеко от цели.

Вдруг глухо застучали пулеметы, и мимо нас пронеслись вихри трассирующих пуль. Навстречу мчались огненные стрелы вражеского истребителя.

Стрелок-радист застрочил из турели по врагу из крупнокалиберных пулеметов. Филонов снова сел за штурвал, самолет начал маневрировать, уходя от огня. Наша машина наклонилась вперед и стремительно пошла вниз. «Конец!» — промелькнуло в сознании каждого из нас. В душе похолодело, на лбу выступил пот. Но проходит секунда, вторая — и самолет круто взмывает вверх. Обстрел прекратился.

Ко мне подошел озабоченный Филонов.

— Теперь нас в покое не оставят. Придется выброситься раньше намеченной цели.

Он ласково поглядел в большие серые глаза Маши Дубининой, сидевшей рядом со мной. Может быть, на миг он представил те трудности, которые предстояло перенести этой молодой девушке. Казалось, летчик готов был прыгать вместе с нами.

Я принял решение выбрасываться, подал знак рукой. Парашютисты поднялись, выстроившись у двери самолета.

По команде «пошел!» один за другим мы выпрыгнули в ночную тьму.

Струя холодного воздуха хлестнула в лицо, через мгновение раскрылся парашют. Я огляделся вокруг. Вниз плавно спускалось одиннадцать парашютистов. Спускались кучно, и я был рад, что выпрыгнули дружно, удачно.

Внизу угадывался по огням какой-то населенный пункт. Тусклые огоньки светились на улицах, в домах. Было тихо.

Легкий попутный ветерок нес всех на эти огоньки. Какой это был населенный пункт, мы пока не знали, но попасть на его освещенные улицы было опасно.

Я еще раз оглянулся по сторонам. Земля была уже близко. Огни стремительно неслись на нас, и вскоре стропы моего парашюта задели железную крышу дома. Ноги пружинисто коснулись чехословацкой земли.

Как-то сразу утих шум в ушах. Я почти физически ощутил лесную тишину окраины неизвестного городка. Безмолвие царило повсюду. Лишь изредка слышался слабый шорох срывающегося с веток снега.

Я оказался перед парадной дверью небольшого дома. Парашют лежал на крыше, с ним играл ветер.

В один миг я расстегнул грудную перемычку и ножные обхваты, достал автомат и приготовился к бою, не сводя глаз с дверей. Из дома доносились звуки музыки: там играло радио или патефон.

Прошло несколько мгновений, никто не показывался. Вокруг по-прежнему было тихо. Не было слышно и парашютистов, которые приземлились где-то невдалеке.

Я стянул с крыши парашют, наспех затолкал его в ранец и спрятал в куче еловых ветвей, лежавших около дома. Затем направился на небольшую возвышенность, где, по моим расчетам, должны были приземлиться остальные товарищи.

Внимание мое привлек шорох в ветвях высокой сосны. На верхушке ее я увидел парашют.

Коротким свистом я дал знать о себе. В ответ послышался сигнал комиссара — это он повис на дереве. Рудольф Стой понял меня и стал резать стропы парашюта, но, видимо, перестарался, перерезал сразу все и упал в снег.

Я услышал стон и подбежал к нему. Ушиб был сильный, однако ноги оказались целы.

Оставив комиссара под деревом, я пошел в сторону леса, еще раз подал сигнал. Отозвался Андрей Гронец, подошел ко мне.

Надо было думать о грузах. Их должны были выбросить с самолета на наш сигнал, но, попав в населенный пункт, подать сигнал мы не смогли. Тем не менее мы были уверены, что грузы Филонов сбросил.

Забот было здесь еще много, но мы помнили и другое — необходимо немедленно уходить от места десантировки. Таков закон десантников-партизан.

Вдвоем с Гронцем мы пошли дальше в лес. Стройные ели провожали нас таинственным молчанием, морозный ветерок шевелил их роскошные ветви. Ночь была полна опасностей. Мы спешили.

— Может быть, дадим сигнал выстрелом? — спросил Гронец.

— Опасно: дома совсем рядом. И все же собрать надо всех, — ответил я.

Вдруг мы услышали условный свист. Направились туда, отвечая таким же сигналом. Это оказался Григорий Мельник. Вещевой мешок у него был уже за спиной, в руках он держал на изготовку автомат.

— Свои, — сказал я Мельнику. — Где наши?

— Где-то недалеко, но я не слышал ни одного сигнала.

— Ну-ка, свистни.

И снова по лесу прозвучал легкий свист, наш сигнал сбора.

На этот раз отозвались Анатолий Володин и Виктор Богданович. Затем мы разошлись разыскивать остальных.

Вскоре встретили Вилла Поспелова, Рудольфа Янушека, Ивана Маслова, Николая Шеверева.

Все как будто идет хорошо. Но где же радистка? Ведь с ней наша рация. Не найдя Дубинину, мы не сможем связаться с Большой землей, а без связи грош цена всей нашей десантной группе.

Несколько минут мы стояли молча.

— Что будем делать, командир? — нарушил молчание комиссар.

— Без Маши уходить в лес нам нельзя, — ответил я.

— По-моему, надо искать ее вокруг крайних домов: она ведь выпрыгнула вслед за вами, — заметил комиссар.

Было уже за полночь, и нам надо было уходить, заметая следы. Но как уйти без радистки? Мы сложили вещевые мешки, парашюты и снова направились в населенный пункт.

В снегу пролегла первая тропинка, протоптанная нашими ногами на чехословацкой земле.

Вот и домик на окраине, тот самый, у которого я приземлился. Мы развернулись цепочкой и направились в глубь города. Рядом со мной, прихрамывая, шел комиссар Стой, за нами Григорий Мельник и остальные десантники.

Томительно ползли напряженные минуты поисков. Было тихо, нигде ни звука. Город спал.

Мы осторожно продвигались вперед, останавливаясь и прислушиваясь. Вдруг ветер донес до нас приглушенный стон.

— Вы слышите, командир? Или мне показалось? — прошептал комиссар.

— Нет, не показалось, — ответил я и подал звуковой сигнал.

Получив ответ, мы быстро направились в сторону сигнала.

Маша Дубинина лежала под белым парашютом, и ее почти не было видно на снегу.

— Я уж думала, что пропала. В ноге адская боль… Кажется, перелом, — виновато улыбнулась она сквозь слезы.

Григорий Мельник и врач Вилл Поспелов быстро освободили радистку от груза. Я распорядился отвести Машу к сложенным нами вещам, и мы пошли разыскивать грузы.

— Я еще в воздухе видел, что грузовые мешки летели в город, — сказал комиссар. — Мы должны непременно их найти.

Однако это оказалось делом нелегким: хотя город и спал мертвым сном (было уже около четырех часов утра), мы не могли безопасно ходить по дворам и огородам.

Первый грузовой мешок нашел радист Иван Маслов — он с ходу натолкнулся на него и сразу же передал о своей находке рядом идущему Янушеку. Я с комиссаром в это время находился на параллельной улице. Второй мешок был найден во дворе одного из домов Рудольфом Янушеком и Анатолием Володиным.

Один из найденных мешков был с оружием: автоматы, пулемет и патроны к ним. Второй — был с толом, бикфордовым шнуром, капсюлями и продуктами питания. Мы почувствовали себя увереннее.

Оба найденных мешка отнесли к одноэтажному дому, стоящему вблизи леса, и спрятали под большую кучу дров, набросанных за домом навалом. Все было сделано быстро. Шел снежок, и вскоре никто не смог бы и предположить, что под кучей дров лежит наше драгоценное оружие.

Было уже около пяти часов утра. Вдруг у парадного входа большого двухэтажного дома появилась фигура немецкого часового.

— Немец! И, кажется, заметил нас.

Автоматная очередь расколола предутреннюю тишину. Мы упали на землю и быстро поползли за дом.

— Отходить на исходный рубеж, к вещевым мешкам, к Дубининой!

Десантники начали поспешный отход. Автоматный огонь в нашу сторону усиливался. Отстреливаясь, мы перебегали от дома к дому и быстро достигли леса.

Врач Поспелов уже закончил перевязку Дубининой и подготовил ее к эвакуации в глубь леса. Мы надели вещевые мешки, Григорий Мельник и Рудольф Янушек взяли Машу под руки, и все двинулись вперед, в лес.

Начало светать. Передвигаться было очень трудно, да еще с грузом за спиной, к тому же гористая местность Маковских лесов была покрыта глубоким снегом.

Удалось ли нам оторваться от врага, запутать следы нашего пути в горы? Но не успели мы пройти и километра, как позади снова раздались автоматные и пулеметные очереди: немцы наткнулись на прикрывающий группу заслон. Стало ясно: за нами организовали погоню.

Под прикрытием нашего огня Григорий Мельник и Рудольф Янушек все дальше и дальше уводили Машу Дубинину. Шаг за шагом мы также отходили на новый рубеж. Так, чередуясь, наши группы вели по преследователям прицельный огонь. По-видимому, наши усилия оказались небезрезультатными: немцы преследовали нас километра три-четыре, а затем отстали.

Снова настала тревожная тишина.

Мы пролежали в засаде несколько минут и, убедившись, что немцы не возобновили преследования, решили двигаться дальше.

— Итак, первая наша задача — определить местонахождение, — сказал я товарищам. — А пока будем продвигаться в глубь леса.

Пройдя по лесной дороге еще три-четыре километра, мы заметили отдельный домик. Развернулись в боевой порядок и оцепили его.

Было уже утро. Хозяин сидел у стола еще не одетый, а молодая девушка (потом оказалось, что это дочь лесника) лежала в постели и при нашем появлении испуганно натянула одеяло до самого подбородка.

— Су в избе вояци?[1] — спросил комиссар по-словацки.

— Не су, — ответил хозяин. — Лем моя фамилия[2].

— Не убивайте нас! — вдруг взмолилась девушка.

Хозяин дома настороженно ждал, что мы будем делать.

— Значит, мы с вами земляки? — заговорил, обращаясь к хозяину, Андрей Гронец.

— Вы знаете словацкий?

— Да, я местный житель.

Я слушал словацкую речь, и мне приятно было, что почти все понимал: настолько язык оказался близким к украинскому.

— Мы советские и чехословацкие партизаны, — сказал я хозяину домика. — Вот высадились из самолета и не знаем, куда попали. Где мы сейчас находимся?

— Я рад видеть вас у себя, — ответил хозяин, выслушав перевод Гронца. — Я лесник, зовут меня Павел, фамилия Шептак. А вы сейчас в четырех километрах от города Маков.

Я отметил наше местонахождение на карте.

Склонившись над картой, мы не заметили, как дочь лесника встала с постели и исчезла в другой комнате. Лесник быстро указал точку нашего нахождения. «Грамотный дядька», — подумал я.

— Господа-товарищи партизаны могут мне верить. Я человек честный…

— Мы верим вам, товарищ лесник, — сказал комиссар. — Но предупреждаем: немцы не должны знать, куда мы идем.

— Мы запрещаем вам говорить и о том, что мы здесь были, — добавил я. — А о вашей преданности чехословацкому и русскому народам позже узнают. Спасибо, товарищ!

Я крепко пожал руку первому чехословацкому жителю, с которым нам привелось говорить…

— Товарищ командир, дочка лесника куда-то исчезла, — зашептал мне на ухо Андрей Гронец.

Но я не успел отдать какое-либо приказание: девушка вышла к нам и пригласила в другую комнату выпить по чашке горячего кофе.

Мы поблагодарили ее за гостеприимство и попросили спрятать подальше парашюты, оставшиеся у Григория Мельника и Вилла Поспелова.

Надо было уходить как можно поспешнее, скрывая следы своего местонахождения. Мы взяли курс на горную деревушку Семетеш. Повалил густой снег. Идти было тяжело, но мы с благодарностью встретили снегопад, потому что он прикрывал наши следы.

Километров восемь шли без передышки. Дальше двигаться уже не было сил, и я дал команду сделать привал.

Выставили часовых, вынули из мешков свиную тушенку, сухари и с жадностью принялись за еду. Отдохнув, продолжили свой путь через горный перевал.

Очень трудным был этот переход. Мы выбивались из сил, преодолевая крутые подъемы, поросшие густым лесом и засыпанные глубоким снегом. Каждый из нас нес большой груз. Мы были очень тепло одеты, увешаны оружием и гранатами. Особенно тяжело было Анатолию Володину — у него открылась рана, да и сказывались семь тяжелых ранений, перенесенных ранее.

— Я больше не могу, — решительно заявил вдруг Володин.

— Надо идти, Анатолий! — убеждали мы его и по очереди помогали, хотя сами едва держались на ногах от усталости.

Неважно чувствовал себя и Андрей Гронец.

К тому же надо было еще скрывать свои следы. Хотя нам и помогал снегопад, но пришлось приложить немало усилий, чтобы даже опытный следопыт не обнаружил, что сквозь эту лесную глушь прошло более десятка человек, отнюдь не охотников за лесными козулями.

Поздно вечером мы подошли к лесу возле деревни Семетеш и здесь заночевали, не разводя костра. Вот когда пригодились нам валенки!

Дороже всего на свете сейчас был для нас сон, а его-то нам и не хватало: спать приходилось всего по три-четыре часа, сменяя друг друга. Но мы были довольны тем, что немецкие каратели потеряли нас из виду, а густой снегопад скрыл под покровом снега наши следы.

Мы чувствовали себя в относительной безопасности. Отсюда, из района деревни Семетеш, мы и начали наши разведывательные операции. Из этого леса Маша Дубинина передала свою первую радиограмму на Большую землю: приземлились благополучно (у Маши оказалось только сильное растяжение жил).

Мы радовались тому, что удалось определиться в этом густом лесу среди гор, что здесь десант наш никем не был замечен.

Однако это было не так.