Старое заклятие

Глава 25

Российская империя, окрестности г. Ковно, 1863 г.

С самого первого дня для Пашки потекли настоящие боевые будни. Уланы, прибывшие из секретов, обнаружили несколько групп вооружённых праздно шатающихся мятежников. Павлуха с Остроумовым засели над картой окрестностей, формируя первоочередные и второстепенные цели для отряда. Для успешного выполнения боевых задач поделили полк на несколько мобильных частей. Один дивизион оставили на квартирах в качестве охраны штаба и резерва. Второй дивизион, состоявший из трёх эскадронов, был поделен на несколько мобильных боевых подразделений и распределён по своим районам действовать согласно обстановке, патрулируя ближайшие окрестности. Уланы то и дело попадали в стычки с небольшими отрядами бунтовщиков, рассеивали их, уничтожая либо беря в плен. Хорошо, что мятежники оказывались никудышними вояками, сопротивлялись недолго, предпочитая либо убежать и прятаться в ближайших лесах или деревнях, либо просто сдаваться в плен, полагаясь на доброту русских солдат.

В течение недели близлежащие окрестности были, в основном, зачищены от неприятеля. Теперь первостепенной задачей стояло выкуривание банды Ладомирского из Свенцянского леса. На оперативном совещании было принято решение действовать тремя эскадронами. Два других, оставив на патрулировании, а последний шестой оставался на квартирах в качестве резервной маневренной силы. До этого леса было примерно около двадцати пяти вёрст. Именно там находилось местное гнездо бунтующих бандитов, расползающихся по всей округе, грабящих православных, а, местами и католических крестьян и устраивающих свои показательные суды и расправы над несогласными помогать мятежникам. На квартирах за старшего оставили Орешкина, а Павлуха вместе с Остроумовым во главе улан поскакали действовать против Ладомирского.

Выехали в ночь. Вперёд снова были отправлены секреты. Верстах в трёх от предполагаемого лагеря сделали остановку, дождались разведчиков. Те подтвердили наличие рядом крупного бандформирования поляков. Ситуация осложнялась тем, что у них было замечено две пушки, которые при умелом маневрировании могли выкосить картечью немало солдат. Было решено вырезать сторожевые посты и взять лагерь в клещи. Майор со своими силами брался нейтрализовать пушки.

Павла слегка потряхивало от избыточного адреналина в преддверии начала боевых действий. Но он старался не показывать вида, держась «огурцом», как-никак, первое боевое крещение. Тронулись рысью на окружение повстанцев. Стали возвращаться уланы, нейтрализовавшие посты. Когда вернулись последние, Павлуха, как отец-командир, сказал напутственные слова.

— Себя беречь, неприятеля не щадить. Ибо он есть враг злобный и коварный, — наказал он солдатам, цитируя образ Суворова из одного советского фильма юности. И, несколько тушуясь, повёл свой эскадрон в обход опушки, намереваясь ударить с тыла. Руки отчаянно подрагивали, голос, раздававший команды, иногда предательски вибрировал, но в целом, ситуация была контролируемая. Немало помогал верный конь, почти без подсказок понимающий, что от него хочет наездник.

Павлик чувствовал обстановку как бы со стороны. Он, никогда не нюхавший настоящего пороха, командовал целым полком и, вроде бы, пока справлялся. Оставалось дело за малым — не угробить вверенных ему солдат и не сложить голову самому. В чём он совсем не был уверен. Но отсиживаться за спинами своих улан теперь уже тоже не собирался. В нём проснулся дремавший доселе военный азарт. Жизнь засверкала новыми яркими красками.

Доехав до опушки, перешли на шаг. Вдали виднелись полупотухшие костры ляхов, огней было много. Противник не таился. "Может, зря, что пошли только тремя эскадронами?«[1] — пришла запоздалая мысль. В предрассветной темноте подошли почти вплотную к лагерю. На противоположном его конце послышались звуки возни и лязг металла.

— Вперёд, ребята! — махнул Павел саблей и, подождав пока верные уланы накинутся на спящий лагерь, рванул удила и сразу оказался в гущи боя.

Как тараканы, отовсюду полезли тёмные пешие фигуры противника. Они метались по лагерю, в спешке хватая оружие и пытаясь дать отпор регулярным войскам. Павлуха махнул саблей, смазал одного неприятеля, увидел вспышку выстрела спереди и инстинктивно пригнулся. Его уланы вокруг с гиканьем вовсю рубили бунтовщиков.

Вдали словно ударило громом. Рядом просвистели маленькие металлические шарики. Один больно обжёг плечо. «Картечь», — понял Павлик. На него сразу же побежали два рослых поляка. Один схватил лошадь под уздцы, а другой почти в упор разрядил ружьё. Выстрелом обожгло висок и снесло шапку.

— Твою мать! — в шоке заорал Павлуха, всекая держащему лошадь саблей по голове.

Хватка мужика ослабла, но холодное оружие застряла в черепе. А второй лях доставал сразу два пистолета и прицелился в него с обеих рук.

— Господи, помоги и защити, — взмолился про себя Павлик.

Молитва неожиданно сработала. Подскочивший улан ударом сабли снёс противнику голову. Павлуху замутило. Он с усилием рванул свою саблю и сумел освободить её из головы смертельно раненного поляка. Но дальше не смог совладать с собой и вчерашний ужин со свистом вырвался наружу.

— Как вы, ваше высокоблагородие? — скороговоркой спросил помогший ему солдат.

— В порядке, — мотнул головой Павел.

Вдали раздался ещё один выстрел из пушки, за ним следующий. Отовсюду вокруг неслись крики, выстрелы, лязг железа. У Староглядова закружилась голова и он чуть было не вывалился из седла, но в последний момент взял себя в руки, снова на адреналине ввязываясь в гущу боя. Махал, как мог, саблей налево и направо и, не отдавая себе отчёта кого-то рубил, от кого-то уклонялся. Тело практически не подчинялось разуму и действовало на первобытных инстинктах. Картинки окружающего мира влетали в голову сюжетами из детской мозаики, фрагментарно. Затем формировались в голове и складывались в единое целое. Увидел мужика в красивой высокой шапке, который в упор целился в раненого Остроумова. Тот отчаянно прикрывался окровавленными руками. На лице майора застыла обречённость. Павел заорал что-то нечленораздельное, подскочил на жеребце вплотную к целившемуся шляхтичу и сильным ударом снёс ему голову. Шапка слетела с отрубленной башки и упала рядом.

— Вскакивай ко мне на коня, — заорал он майору.

Тот понял и из последних сил запрыгнул за спину животному. Павлик пришпорил жеребца и понёсся вон из кровавой рубки. Выскочив за пределы лагеря, спрыгнул на землю и поддержал уже падающего и потерявшего сознание Остроумова под руки. Бережно опустил на траву и только тут отдышался. Его основательно колотило от нервов. Зуб не попадал на зуб, ноги в момент стали ватные. Вспомнил, как смерть несколько раз за сегодня пронеслась рядом. Затылок налился тяжестью, голова вновь закружилась. «Похоже, давление скакануло», — пронеслась мысль. «Как бы того, не крякнуть тут рядом с Остроумовым».

Но он в очередной раз постарался взять себя в руки. Чтобы хоть как-то отвлечься, склонился над потерявшим сознание майором. Приложил ухо к груди. Сердце еле слышно билось. «Живой, слава Богу». Осмотрел на предмет ранений. На правой груди, чуть ниже плеча, расплывалось тёмно-красное пятно. «Хреново», — понял он и расстегнул куртку. Так и есть, огнестрельное ранение в правую часть груди.

Поднялся, закрутил головой по сторонам, ища помощь. Но его воины добивали остатки лагеря. Вскочил одним махом на коня и вновь рванул в гущу сражения.

— Уланы! — заорал он. — Ко мне!

На призыв сразу же откликнулись трое солдат. Они подскочили верхом, разгорячённые боем.

— Майор Остроумов серьёзно ранен. Перевязать и соорудить что-нибудь для перевозки его в штаб к лекарю.

— Будет исполнено, — махнули головами все трое и поскакали к месту, которое указал рукой Павел.

А он огляделся, окинул взором окружающую картину. Сражение почти закончилось, везде, в разных положениях, валялись трупы бунтовщиков. А верные уланы добивали тех, кто ещё пытался оказать сопротивление.

— Ваше высокоблагородие, Ладомирский.

Это пара улан приволокли невысокого полноватого человека, одетого в военный мундир.

— Связать и отконвоировать в наше расположение, — приказал Павел, не глядя на ляха, а отыскивая глазами своих офицеров.

Солдаты поволокли поляка на поляну. К Пашке начали подъезжать младшие офицеры и докладывать обстановку. Как не странно, но убитых среди его подопечных не было, а вот раненые присутствовали. Всего насчитали двадцать три человека, из них восемь тяжелых. Павлуха распорядился всех перевязать, а неходячих погрузить на телеги и доставить к лекарям. Было взято в плен сто семьдесят три человека. Свыше двух сотен мятежников его солдаты сумели уничтожить. Остальным удалось улизнуть. Захватили много единиц огнестрельного оружия старого образца и гору холодного. В придачу взяли две старенькие пушки и восемь телег различной провизии, судя по всему, награбленной у окрестных крестьян. Пленным велели выкопать общую могилу и похоронить там своих убитых товарищей. Всё, что было ценного, погрузили в обоз, выстроили в колонну связанных повстанцев. Ближе к обеду двинулись назад. К приезду основного отряда лекари уже осмотрели всех раненых, отправленных раньше с группой улан. Тяжёлых, в том числе Остроумова, отправили в Ковно в госпиталь.

Павел назначил капитана Орешкина временно своим заместителем и поручил ему текущую работу. Из Ковно вызвали десяток казаков и совместно с ними сопроводили Ладомирского с компанией в Вильно, пред очи генерал-губернатору.

Под вечер, закончив с делами, Павел вызвал к себе Орешкина и приказал к завтрашнему дню составить список отличившихся улан для награждения, велев обязательно включить туда майора Остроумова. Капитан пообещал исполнить. Затем Павлуха, немного поразмыслив, предложил Орешкину разделить с ним ужин. На что тот охотно согласился. Дежурный улан накрыл стол, а весёлый капитан притащил пару бутылок французского вина, которые они с удовольствием распили. Павлика немного отпустило от первого в его жизни настоящего сражения. Он почувствовал душевное облегчение, и язык начал сам собой развязываться. «Как бы не сболтнуть чего лишнего», — предостерёг он себя. Но Орешкин и сам отличался словоохотливостью, поэтому стол вёл фактически он один. Пашка лишь иногда что-то вставлял в разговор, но, в основном, только слушал. Засиживаться долго не стали, ибо дисциплину разлагать не стоило. И Павлуха, ещё раз напомнив капитану про список награждённых, отправился на боковую. К обеду работа по отличившимся в ночном бою была закончена, и Павел, распределив состав и дислокацию новых патрулей, ознакомился со списком, подписал и отправил с курьером в Вильно на стол к Муравьёву.

Прошло пару дней, военная служба кипела. Патрули то и дело отлавливали вооружённых мятежников, заставляя их сдаваться. Да они и сами не горели желанием сталкиваться с регулярными войсками, предпочитая наносить удары исподтишка да грабить беззащитное население. Их быстро допрашивали в штабной комнате, выявляли новые группы, а затем, комплектуя по несколько десятков человек, направляли в Вильно для дальнейшего решения их судьбы.

Как-то ближе к обеду в штабную избу Павла постучали, и зашёл бородатый казак, назвавшись нарочным от генерал-губернатора. Оказалось, что он привёз полковые награды и благодарственные письма для отличившихся. К вечеру Пашка выстроил вверенный ему полк и перед строем самолично произвёл награждения. Его самого тоже не забыли, и на левой стороне груди стал красоваться орден «Святой Анны» III степени с мечами. Так оценило начальство уничтожение банды и пленение бандита Ладомирского. Павлуха, испытывавший в своей современной жизни благоговейный трепет перед царскими наградами, был крайне доволен и просто светился от радости. «Вот как бы их с собой потом забрать», — не уставал он думать. «Там у себя можно будет выручить неплохие деньги. Или, накрайняк, в коллекции оставить для внуков».

В ночь прибыл личный адъютант Глухова — полковника драгун, расположенных с другой стороны Свенцян. Он приглашал завтра по утру Староглядова для оказания ему помощи по совместной поимке Пиотровского. Павлуха накормил драгуна ужином и пообещал, что завтра чуть свет вместе с ним направится к Глухову. Капитан Орешкин получил соответствующие распоряжения. Так как местность была неспокойная, тот выдал для сопровождения два десятка улан во главе с поручиком Сотниковым.

Дорога до расположения драгун заняла немного времени, а Глухов принял незамедлительно, рассказав суть операции. Ксендза и его шайку выбили из лагеря в Бельбежском лесу. Но окружить и захватить не удалось.

— И сейчас они разбрелись вот здесь и здесь, — показал на карте драгунский полковник. — Людей у них осталось около полутора сотен, но они рассредоточены и хорошо знают местность. И если их сейчас вовремя не отловить, то опять возьмут под себя три — четыре населённых пункта и будут оттуда нам всячески вредить, терроризируя местных крестьян. Поэтому предлагаю вам, — он обратился к Павлу, — выставить по эскадрону тут и тут. А мои драгуны, взяв их в полукольцо, цепью погонят на вас с трёх сторон, и ловушка захлопнется.

Павлуха одобрил простоту и эффективность плана.

— Это будет славная охота, и для ляхов она станет последней, — перефразировал он слова волка Акелы из советского мультфильма «Маугли».

Глухов улыбнулся: «Я тоже так думаю».

— Хорошо, два моих эскадрона будут на местах этим вечером. В ночь можно будет начинать охоту на ксендза.

— Договорились, — подал руку драгун.

Пашка ответил крепким рукопожатием.

Обратно на квартиры решили ехать через Збышково, дабы проверить работу дальних патрулей. Узнать, как у них дела и не стоит ли их заменить. По приезде старший группы доложил обстановку.

— Сейчас всё тихо, а буквально за день до нашего приезда группа бунтовщиков из двенадцати человек, по сути, самые настоящие бандиты, прошлись по всей деревне, изымая припасы и мелкий скот. Два дома, которые им не подчинились, сожгли, а домочадцев закололи штыками, как пособников центральной власти. Нами они были найдены и окружены, сначала вступили в бой, но, потеряв убитыми семь человек, сдались в плен. Хотели их вам отправить, но местные крестьяне сами пришли с веревками, прося их порешить. Деваться было некуда. Всё изъятое мятежниками возвернули, а их самих на задах села на тополях и повесили. Если изволите, могу показать место, — предложил старшой.

— Это лишнее, — отрезал Павел. — Молодцы! Генерал-губернатор наказал с бандитами не церемониться.

Закончив проверку и попрощавшись с патрулём, двинулись к себе на квартиры.

По приезде Павлик отрядил два эскадрона в помощь Глухову, разъяснив офицерам их боевые задачи.

К вечеру в расположение части прибыл пожилой еврей и попросил аудиенции у господина полковника. Павлуха, составлявший с Орешкиным оперативные планы на завтра, несколько удивился, но велел пропустить. Иудей выглядел явно не презентабельно. Его добротная одежда была местами порвана, а на лице красовался здоровенный «фонарь» под левым глазом. А также Пашка заметил, что когда он заходил и кланялся офицерам, то рукой придерживал правый бок, и было видно, как морщился, словно от боли. Создавалось чёткое впечатление, что кто-то его недавно неплохо отделал. Вошедший, откланявшись, представился крещённым евреем Исааком, уроженцем здешних мест. И сказал, что у него есть важная информация по мятежникам, которую он готов предоставить господам офицерам за десять золотых червонцев. Орешкин присвистнул, то ли от удивления, то ли от наглости пожилого иудея. Но промолчал и посмотрел на командира.

А тот попал в слегка затруднительное положение. С одной стороны любая информация по бунтовщикам была полезной, но с другой стороны дать за это, возможно, даже проходимцу сто рублей золотом, хоть и из полковой казны, было, мягко говоря, неправильно, если вовсе не расточительно. А Павлуха же всегда отличался тем, что умел экономить, хоть свои, хоть чужие деньги. И Староглядов, как заправский контрразведчик, начал выуживать нужную ему информацию.

— А что именно ты хочешь нам рассказать за эти деньги? — вкрадчиво начал он.

— Я знаю, где расположено место квартирования польских бандитов, — гордо ответил Исаак.

— Ну что ж, чудно,[2] — продолжил Павел.

— Я хвалю твою патриотическую сознательность, но, думаю, что ты всё же что-то недоговариваешь.

Иудей немного замялся, начал комкать в руках свой головной убор, затем, видимо, решившись, снова заговорил.

— Я вёз товар из Люблина в свою деревню, но по дороге мне попались польские разбойники и забрали мою повозку со всем добром, изрядно меня поколотив. И я хочу вам донести, где они скрываются, а за это вернуть стоимость груза.

— И ты точно знаешь, где они сейчас находятся? — переспросил Орешкин.

— Да, я проследил за ними, — просто ответил еврей, — и увидел, где они встали на ночь. Это не так далеко отсюда.

— Сколько их было?

— Я сосчитал, семнадцать человек.

Информация была более чем ценная. Под носом улан нагло своевольничает шайка мятежников. Павлуха задумался и вдруг некстати вспомнил КВН-овскую шутку о трактовке Старого Завета. Он улыбнулся про себя и решил пошутить по этому поводу, а заодно и ещё раз проверить старого иудея на честность.

— Послушай Исаак, а тебя ведь породил Авраам?

Еврей смутился и, немного погодя, ответил: «Да, ваше высокоблагородие, моего отца звали Авраамом. Но откуда вы знаете об этом? Вы же ведь не местный.

— Я много что знаю, Исаак, и могу сказать, врёт ли мне человек или нет, — уже открыто улыбнулся Павел, входя в кураж.

— Я так же знаю, что и ты, в свою очередь, породил Иакова. Верно ведь?

Было видно, как пожилой еврей занервничал.

— Да, у меня есть старший сын Иаков. Всё верно.

Орешкин, не понимая возникшей ситуации, смотрел на обоих во все глаза.

— Всё так, Исаак, всё так, — хитро продолжал Павлик. — А твой сын Иаков породил Иосифа, не правда ли? — еле сдерживая себя от смеха, поставил он точку.

Еврей мелко затрясся и побледнел.

— Значит, я не ошибся, — угорал Павлуха своей случайной догадке, попавшей в «яблочко».

— Да, у меня не так давно родился внук и его назвали Иосифом. Но как вы об этом узнали?

Фразу, что Иосиф оказался Кобзоном, Пашка решил не говорить, всё равно здесь не поймут и не оценят шутку из ХХ века. Вместо этого он вдруг спросил своего гостя тихим задушевным голосом: «Так что же ты вёз в своей повозке на сто рублей золотом?» Иудей потупил взгляд и не ответил.

— Или может быть ты, Исаак, лжёшь нам, офицерам Российской императорской армии?

— Я несколько преувеличил сумму украденного, — наконец, произнёс сын Авраама. — Если быть точным, то закупился я на девять рублей семьдесят восемь копеек, но моя лошадь, хоть она и старая, а также деревянная телега тоже стоят каких-то денег, — смущённо закончил он, лукаво заглядывая Павлу в глаза.

Пашка пропустил всё это мимо ушей и сурово продолжил: "А может быть, ты ввёл нас в заблуждение и по поводу твоего ограбления и количества мятежников?

— Нет, что вы, что вы, — замахал руками Исаак. — Всё остальное чистая правда, клянусь своим внуком Иосифом.

— Скажи мне капитан, что положено за введение в заблуждение офицеров императорской армии, пусть и лёгкое, но преднамеренное?

— Известно, что, Ваше высокоблагородие. Сейчас велю уланам и всыпят ему плетей на крыльце, чтобы впредь неповадно было, — вскочил Орешкин, намереваясь исполнить озвученное.

Исаак побледнел ещё больше и запричитал, пытаясь бухнуться на колени.

— Не надо плетей, Ваше высокоблагородие, не надо. Я так укажу, где прячутся злодеи.

Павел жестом остановил офицера от выполнения задуманного.

— Ну хорошо, Исаак, рассказывай, где их логово.

— Они напали на меня у Семовитового кургана, а на постой пошли в хутор Зимовейский, — быстро-быстро произнёс иудей.

— Ну вот и отлично, — подытожил Пашка.

— Капитан, вели выдать ему из казны три рубля серебром за ценную информацию. А свои лошадь и повозку с товаром ты сможешь забрать, когда мы изловим бандитов. Согласен?

Отец Иакова мелко закрестился, благодаря полковника за столь мудрое решение. В общем,инцидент был исчерпан к взаимовыгодному удовлетворению сторон.

— Ваше высокоблагородие, одного не пойму, — спросил Орешкин, когда еврей вышёл из избы, — откуда вы его подноготную-то всю прознали?

— Эх, капитан, — добродушно улыбнулся Павел, — надо Библию лучше читать, там всё написано, про всех и наперёд. А ты, небось, и не помнишь, когда её последний раз открывал.

Орешкин так толком ничего и не понял, но тоже заулыбался полковнику. А Павлуха, несмотря на всю необычность и абсурдность попадания в прошлое, понял, что фактически адаптировался и привык к новой обстановке.

____________________________________________________________

[1]Эскадрон — примерно 150 сабель.

[2]Ударение на первый слог. Здесь — хорошо.