Старое заклятие

Глава 2

Павел прикинул, откуда он пришёл, взял метра на полтора левее, и потихоньку побрёл обратно. Метров через двадцать попалась денга Анны Иоанновны.[1]

— Значит, всё правильно иду, — улыбнулся Павлик.

Сосредоточенно пыхтя, не торопясь поднялся на склон.

-Так, кажется сюда, — снова рассуждал вслух парень и опять глянул по сторонам.

На горизонте всё было спокойно, непрошенных гостей не наблюдалось. Глубоко вздохнув, побрёл обратно. Цветные сигналы продолжали радовать. Среди «шмурдяка» выловил полушку с конем[2] и крестик. Так ещё прошло некоторое время в поисках.

По его прикидкам он отмахал уже около полукилометра. Что-то странное ненавязчиво лезло в мозги, но что — он никак не схватывал. Вроде бы всё было правильно. Идет верно, та же просека, но что-то всё же не так. Что-то неуловимое, но не то. Нагнувшись над очередным сигналом, он вдруг понял, что это было. За все время, пока он шел обратно, ему не попалось ни одной его закопанной ямки. Дорожка была девственно нетронутой и справа от него, и слева. Хотя он точно знал, что ямок должно быть не меньше двух десятков, он прилично покопал и трофеи лежали в кармане. Но с фактами не поспоришь — ямок не было. По инерции прошел вперед ещё несколько метров, затем остановился. «Значит, пошел не туда. Немного сбился с дороги. Хотя просека вот она, практически та же самая. Или нет? Короче, надо идти назад». Павел вернулся к последней вырытой им ямке, развернулся. Чтобы не идти по старым следам, принял ещё чуть левее и снова побрёл назад к склону.

Сигналы стали попадаться значительно реже, но Павлуха не унывал. Места нехоженые, значит, должны быть ещё. Пройдя какое-то расстояние, он с тревогой констатировал, что ямок как не было, так и нет.

— Не может быть, мистика какая-то. Я же недавно проходил тут. Должны же остаться следы на сухой песчаной земле, — справедливо рассуждал Павел.

Прошел ещё немного, ямок так и не было видно.

— Что за фигня? — заволновался он. — Где ямки? Куда они подевались?

Он точно помнил, что шел тут метром правее.

— Ничего не понимаю, — продолжал он рассуждать. — Сбиться здесь с пути было совершенно невозможно.

Он шёл дальше. Где-то впереди, по его прикидкам, должен был быть овраг. Там все должно разъясниться.

Сомнения одолели настолько, что он перестал махать прибором, выключил его и, просто положив на плечо, ускорил шаг. Пройдя ещё метров четыреста, оврага он не наблюдал.

День плавно сменялся вечером. Солнце сквозь кроны деревьев светило уже не в полную силу.

— Где, блин, овраг-то?! Давно уже должен был к нему подойти. Неужели опять сбился?

Павлуха остановился. Заблудиться в лесу нисколько не улыбалось. Достал телефон, часы на экране показывали «17.45». В некотором замешательстве хотел набрать товарищей, объяснить, что, похоже, заплутал. Но зона покрытия отсутствовала. «Приплыл, — подумал Павлик. — Куда же теперь идти? В какую сторону? Может, все-таки не дошел до оврага?»

Снова пошёл по просеке вперед. Ни ямок, ни склона. Второй раз за день стала подкрадываться паника. «Что за день-то такой сегодня? Всё эта проклятая курица. Сначала прибор чудом нашёл, теперь вот сам потерялся... Так, если мыслить логически, то человек при хождении по лесу невольно забирает вправо и начинает бродить по кругу», — вспомнил он давно прочитанное где-то в умных книжках. «Может, и я завернул малость?»

Солнце садилось за горизонт. Павел, немного прикинув, решил пойти перпендикулярно влево от того места, где сейчас проходил.

— В принципе, по обе стороны леса должны быть деревни. А лес, я сам смотрел по карте, небольшой, — успокоил он сам себя. — Попробую так пройти немного.

Он поудобнее перехватил лопату, снова закинул на плечо металлоискатель и пошел вперед.

И, действительно, метров через сто пятьдесят — двести показалась ещё одна просека, похожая на ту, по которой он шёл.

— Ну вот, — немного приободрился Павлик. — Осталось найти свои ямки и тогда уж точно выйду на поле.

Он уверенно свернул влево и пошел дальше. Но ямок не было видно и здесь. Прошел ещё несколько сотен метров — безрезультатно. Повернул обратно. Шёл долго. Ямки так и не попались. Оврага тоже не было. «Молодец, — похвалил себя Павлик, — заблудился окончательно».

— Па-аа-рниии, Во-вааан, Лёоо-хааа! — заорал он, что было силы.

В ответ только негромко щебетали птицы.

Снова достал телефон. Связь также отсутствовала. Настроение окончательно испортилось.

— Блин, ну на кой хрен я забрел в этот лес? Ходил бы себе по полю, — начал корить он себя. — Останавливаться нельзя, скоро начнет темнеть. Тогда совсем будет весело.

От мысли остаться одному в незнакомом лесу заплутавшим начали усиливаться панические нотки. Он снова пошёл перпендикулярно этой просеке без особых надежд. Разболелась голова, давали о себе знать куриные атаки, сердце билось учащенно. В голове укоренилась мысль: «Заблудился. Заблудился по-настоящему. Как в какой-нибудь тайге».

Но шагал. Проплутал около часа. Солнце полностью село за горизонт, и вокруг стало смеркаться.

— Куда Пашка-то ушёл? — недоумевал Лёха.

Вовка пожал плечами.

— Не звонил? — ответил он вопросом на вопрос.

Лёха отрицательно покачал головой.

— Темнеет, скоро домой уже ехать, а он все не показывается и телефон вне зоны доступа... — попробовал дозвониться Алексей.

— Может, он там опять клад отыскал и роет, как трактор?

— Ага, или заплутал на хер. Он в трёх соснах заблудиться может. А тут целый лес, — волновался Вова.

— Пошли тогда к лесу, поорём его. Может, где-то рядом бродит.

Павлуха все никак не мог выбраться из чащи и расстроился окончательно. В голове кружили мысли одна мрачнее другой. Он несколько раз снова кричал товарищей, но всё без толка. Никто не отзывался. Пробовал пару раз менять направление. Безрезультатно.

И вот, когда отчаяние полностью захватило его, ему вдруг показалось, что впереди, между деревьями, кто-то есть. Он уловил глазом некое движение. Пашка напряг зрение. Точно. Впереди показались очертания человека.

— Эй! — заорал он и прибавил ходу, — командир, погоди!

Никто не отозвался, и парень ещё ускорился.

Действительно, метрах в пятидесяти, может быть, больше, в сумерках особо не поймешь, шёл человек. В руках у него была то ли корзина, то ли что-то похожее.

— Дружище! — обрадовался Павлик незнакомцу и припустил почти бегом, насколько это было возможно между деревьев.

«Видать, грибник деревенский», — подумал Павел и снова окликнул человека. Но тот, казалось, не слышал Павлуху или не обращал внимания, будто погруженный в свои мысли. «Глухой что ли, блин?» — появилась мысль.

Расстояние сократилось до минимума, и Пашка сумел разглядеть спину невысокого коренастого мужчины в плаще с капюшоном.

— Стой же, тебя прошу. Я тут заблудился немного. Дорогу к Чернозерью не подскажете?

Мужик, наконец, услышал и остановился. Пашка подбежал к нему почти вплотную и, запыхавшись, снова спросил:

— Как пройти к Чернозерью?

Незнакомец оглянулся. И тут, поначалу обрадованный, что встретил человека, Павел охренел. Нет, охренел — это было не то слово. На пару секунд он просто потерял дар речи, а потом почти обосрался. Причем не столько морально, сколько физически. Незнакомец всем телом развернулся к Павлу и посмотрел на него. Хотя слово «посмотрел» тоже не совсем подходило. Так как у человека не было глаз. Да что глаз, не было никакого подобия лица. Хотя борода имелась. Вместо лица была какая-то серая желеобразная масса зеркального плана. Павлуха четко увидел свое отражение в этом подобии лица. Чтобы ясно представлять картину, надо добавить, что это был точно человек. Руки, ноги, корзинка, плащ, сапоги у него имелись. И он, несмотря на то, что глаза отсутствовали, видел Павла. Это он понял своим подсознанием. Так как незнакомец вскинул на него голову и сделал шаг навстречу. И это было теперь самое страшное.

Ещё полсекунды Павел стоял в оцепенении. Потом истошно заорал и бросился наутёк. И откуда только силы взялись. Он бежал, не оглядываясь, не сбавляя темпа и орал, что есть мочи. «Хана»! — крутилось в голове.

Ветки деревьев хлестали его по телу и лицу, но он не обращал на них никакого внимания. Если бы кто-то из олимпийского комитета сумел засечь время его пробежки, то, безусловно, взял бы его в любую сборную по бегу. Не помня себя, он бежал и кричал, кричал и бежал. Казалось, что этот безликий человек бежит за ним и уже наступает ему на пятки. Но Павлик боялся даже оглянуться. Так жутко ему ещё, пожалуй, никогда не было.

Товарищи подходили к лесу, как вдруг услышали какой-то жуткий крик. Так мог кричать только очень напуганный человек. Парни переглянулись.

— А-а-а-а! — раздалось уже ближе.

— Неужели Пашка? — синхронно подумали оба. И угадали. На поле стремглав вылетел их напарник по копу и орал.

— Ты чё так вопишь? — крикнул Вован.

Павлуха очумело повернулся. Глаза метались. Всё лицо перекосило ужасной гримасой. Увидев товарищей, он неожиданно смолк.

— Ты чего? Нас пугаешь? — спросил Лёха.

— Не... там... — только и сумел вымолвить парень и показал рукой в сторону леса.

— Что там? — поинтересовался Вова.

Павлуха быстро и несколько бессвязно рассказал про то, как заблудился, и про незнакомца. Друзья переглянулись.

— Пошли в машину, там коньяк остался, — предложил Лёха, — а то хрень какую-то несёшь.

Немного захмелев и успокоившись от спиртного, Павлик заново, теперь уже более подробно рассказал о своих злоключениях.

— Не болтаешь? — не поверил Вова.

Павлуха снял кепку и показал голову. На макушке красовались две небольшие бордовые шишки.

— Поехали отсюда, — сказал Лёха.

Домой Павлуха попал, когда совсем уже стемнело.

Жена с дочерью гостили у матери в деревне, и парень был предоставлен полностью сам себе. Искупавшись в ванной от дневной пыли и грязи, он тут же в зеркале осмотрел голову. На багровых шишках остались ссадины от клюва птицы.

— Вот сволочь, до крови расхреначила, — вновь выругался Павлик. — Хотя странно, кепка целая, без дырок, — вспомнил он, когда оглядывал головной убор, снимая его дома.

Голова немного побаливала. Пашка прижёг ссадины спиртом и пошёл на кухню. Пожарил яичницу и замастрячил небольшой салат из огурцов и помидоров. Хмель почти выветрился из головы, и Павлик решил, что сегодняшний стресс требует добавить ещё немного спиртного. В холодильнике стояла пара банок пива, и Павел с удовольствием для себя и своей нервной системы немедля осушил их одну за другой, с аппетитом закусывая яичницей. Алкоголь немного приподнял упавшее было за нынешний день настроение.

— Да уж, — философски вздохнул он, — и чего это было сегодня?

Потихоньку стало клонить в сон, и Павлуха, заперев входную дверь на ключ, лёг на диван. Древнегреческий бог Морфей[3] сомкнул ему веки и погрузил в свои объятия.

Проснулся Пашка за полночь от озноба. В квартире не было холодно, но он почему-то замёрз. Встал, закрыл окно, снова лёг, закутавшись в плед. Но озноб не проходил, к тому же голова начала болеть сильнее, прикасаясь шишками к подушке. «Блин, не заболел ли?» — подумал Павлик. Он снова встал, подошёл к «стенке». Там в коробке с лекарствами лежал градусник. Померил температуру, так и есть, термометр показывал «38.2». «Вот, блин, как же меня так угораздило? Вроде и не мёрз нигде», — стал он припоминать. Нашёл таблетку аспирина, запил водой и снова лёг. Сон долго не приходил. В голову лезла всякая муть, связанная с сегодняшним приключением. Озноб тоже не отпускал. Но, в конце концов, усталость взяла своё, и Павлик опять забылся во сне.

Как-то неожиданно он снова очутился в лесу на знакомой просеке. Вновь шёл, размахивая прибором. Поймал уверенный сигнал и начал копать. На свет появился небольшой интересный кругляш с непонятными знаками или письменами. Павел, сидя на корточках, любовно рассматривал находку. Какая-то странная серебряная монета, типа данга[4] или чего-то подобного, только несколько большего диаметра. Павел положил её в кармашек на куртке и стал приподниматься.

И тут внезапно перед ним возник этот давешний мужик с тёмным зеркальным холодцом вместо лица и бородой. Павлик обомлел и не шевелился. Страх снова сковал его душу. Незнакомец чуть наклонил голову вбок, как бы пристальнее вглядываясь в лицо парня, и стал медленно протягивать к нему руки. Павлу показалось, что он хочет отобрать у него находку, тот самый кругляш. И он, инстинктивно, обеими руками, прикрыл нагрудный карман. Незнакомец, ухмыльнувшись (по его лицу пробежала волна), крепко схватил одной рукой за Пашкину ладонь, а другой за воротник куртки. Павел с ужасом смотрел в его лицо и видел своё испорченное отражение. Мужик между тем всё сильнее сжимал ворот куртки, подбираясь к самому горлу. «Удушить хочет, — мелькнула в голове мысль, — и забрать монету. Мою монету». И верно, вторая рука, медленно преодолевая противодействие Пашкиных рук, лезла в карман. Руки и ноги Павла были как будто ватными. Он попытался бороться, но чувствовал, что проигрывает. Нечеловеческие грусть и отчаяние полностью захватили парня. Тогда он попробовал закричать, но снова ничего не получилось. Правая рука чудовища крепко сжимала горло, и из груди вырвался едва слышный хрип. Вторая рука уже почти залезла в карман. Павла будто парализовало. Из последних сил, каким-то неимоверным внутренним напряжением он дёрнулся и закричал во весь голос. Хватка на шее ослабла, Павел вздрогнул и проснулся.

— Сон, просто сон, — успокоил Пашка себя, — всё приснилось. И этот жуткий мужик, и лес, и монета... А вот с ней-то, конечно, грустно получилось. Он, как будто бы наяву, держал её в руках, и казалось, помнил каждый знак на ней, каждую чёрточку. Павлуха грустно вздохнул. За окном стояло уже позднее утро. Голова вроде бы не болела, и температура не чувствовалось. Только состояние после сна было какое-то отрешённое, разбитое что ли, словно бы он и не отдохнул вовсе.

Парень умылся, попил чаю и стал разгребать своё снаряжение. Помыл прибор, сполоснул под краном от грязи цветмет и сунул его в пластиковое ведерко из-под строительной смеси в компанию к подобным, ранее найденным металлическим предметам.

Осмотрел находки, бережно протёр их зубной щёткой с мылом и положил сушить на расстеленную на столе газету. Включил компьютер, посмотрел в интернете свою добычу по годам, по разновидам и стоимости. Ничего особо ценного не намечалось. Опустил монеты в мыльный раствор и пошёл убирать в шкаф поисковый камуфляж, попутно пробегаясь по карманам. Достал деньги, батарейки, ключи. Всё было проделано не спеша и основательно, как уже не один десяток раз.

Сунул для проформы руку в нагрудный карман куртки, хотя помнил, что ничего там быть не должно. Однако пальцы почувствовали что-то холодное и металлическое. Доставая это «что-то», Павлик попытался вспомнить, что же он туда мог засунуть. Разжав пальцы, он обомлел. На ладони лежала та самая серебряная монета из сна. Парень оторопел, сомнений быть не могло: это была именно она. Вот тот самый узор из непонятных букв и знаков.

— Ну не фига себе! — сказал он вслух и присел на диван.

Куртка выпала из ослабевших рук и оказалась на полу.

— Вот это не фигасе! — повторил он снова.

Машинально потер монету. Серебро было в чёрной патине и немного в земле. Повернул другой стороной. Точно она, тот же аверс. Да как же такое могло быть? Он точно помнил, что найти её в лесу вчера не мог. Он был трезвым и не в бреду и, несмотря на давешнее приключение, всё помнил очень отчетливо: какие артефакты и где, примерно, нашёл. Однако монета была настоящая, он крутил её в руках. Её видели глаза, ощущали пальцы. Но как, почему, откуда? Это же был сон. Именно в нём он нашёл её в лесу и вновь повстречался с этим страшным существом. Мистика какая-то. «И всё-таки факты — упрямая вещь», — вспомнил он изречение товарища Сталина, медаль с портретом которого он тоже нашёл вчера. «А может, это был не сон? — закралось сомнение. — А что же тогда? Да, ну на хер, — помотал он головой, — конечно же, сон! И проснулся он на диване»... Да уж, это было из разряда иррационального. Павлуха, конечно, пытался верить в чудеса, за банкой пива иногда мечтая о кладе петровских монет или о чём-то похожем, но не настолько же необычном. Это ж уму непостижимо. Монету нашёл во сне, а она здесь наяву.

— Ё-моё, — пришло, наконец, понимание, — да я ж просто сплю ещё. Это сон продолжается. Вон оно что! И нечего тут голову ломать.

На душе сразу стало спокойно и уютно. А он, блин, повёлся. Монета не реальна так же как и его сон. Всё встало на свои места. «Тогда надо просыпаться», — подумал он, удивляясь своим ощущениям. Прошло немного времени, но ситуация не менялась.

— Хрен с ним, хоть во сне порядок дома наведу. А то в реальной жизни всё некогда да неохота.

Он прибрал вещи, разложил всё по местам, пропылесосил.

— Так, ну вроде бы и всё, пора и честь знать, — сказал он вслух, — пора просыпаться.

Неожиданно громко запел телефон. Павлуха вздрогнул. «Жена», — показывала надпись на дисплее. Павел поднял трубку.

— Как дела? — поинтересовалась Марина, — как съездил?

Пашка рассказал о находках, разумно умолчав о курице и произошедшей затем встрече с непонятным существом. Перекинулись парой других дежурных фраз.

— Ну ладно, мы ещё пару дней тут побудем, пока не приезжай за нами.

— Хорошо, — ответил Павлик и выключил телефон. «Ха, а я ведь не сплю. Всё это наяву», — отчётливо прозвенела мысль. «Давно бы уже проснулся. Не может быть во сне так реально».

Почему-то в мозгах мелькнула мысль об иголке. Он вспомнил, что где-то слышал или видел уже давно, что, если хочешь проснуться, а не можешь, надо уколоть во сне палец иголкой. Пашка подошел к «стенке», открыл дверку, нашёл у жены швейные принадлежности. «Всё без толку, я не сплю», — снова, но уже гораздо увереннее осознал Павел. Вздохнул, напрягся и потихоньку кольнул себя иглой. Ничего не произошло. Вернее, почти ничего, только палец пронзило слабой болью. Выждал секунду и кольнул ещё, уже сильнее.

— А-а-а-а! — заорал он, отдергивая руку.

Мозг пронзила новая волна боли. На подушечке пальца выступила капелька крови. Но сознание не уходило, вернее, не приходило.

— Финиш! — только и выговорил он. — Я не сплю, всё это по-настоящему.

В голове пошёл небольшой туман. «А не рехнулся ли я, случаем?» — закралась страшная, пугающая мысль. Он присел на диван, откинулся на спину: «Приплыли». Да, задуматься было о чём. «Хотя с чего бы мне сходить с ума?» Действительно, весомых поводов абсолютно не было. «Тогда что же это может быть?» — продолжал размышлять Пашка. " И что теперь со всем этим делать? Рассказать пацанам — не поверят, ещё и на смех подымут. Да я бы и сам не поверил, если бы кто про такое рассказал. А с другой стороны, по фигу. Нашёл и нашёл, пусть хоть во сне, хоть на самом деле. Вот она родимая. Надо будет узнать, чья она, и оценить, вдруг "рарик"[5] какой попался".

Мысли уже потекли в привычном русле. Пашка снова успокоился. Он не был особо мнительным человеком и к жизни относился с неким философским пофигизмом. Ломать голову долго не стал и приступил к делу. Быстро сфоткал монету в разных ракурсах, затем оглядел получившиеся фотографии и остался доволен. "Сейчас скину на "ревью",[6] пусть оценивают. Надо её немного почистить, облагородить чуть, а то не шибко презентабельная«.

Он взял нашатырь, капнул чуть-чуть в крышку от литровой бутылки молока, поморщился от запаха и, взяв ватную палочку, стал аккуратно стирать вековую пыль. Монета начала преображаться на глазах. Патина чернела там, где нужно, а лишняя грязь ушла. Павлуха посмотрел на дело своих рук и улыбнулся: «Ну вот, теперь гораздо лучше, можно и на продажу выставлять, если чего стоит». Он сделал новые снимки монеты и выложил их на сайт для опознания и возможной оценки.

Нужно заметить, что Павел был сугубо рачительным человеком и находки, как предметы коллекционирования, за очень редким случаем, его совсем не интересовали. Всё ценное, что он находил, Староглядов приводил в божеский вид, насколько это было возможно, и без тени сожаления расставался, предпочитая хруст и достоинство купюр любой исторической либо духовной ценности. Потом на вырученные деньги приобретал нужные в быту или хозяйстве вещи. Так что монета из сна, скорее всего, не станет исключением из правил и благополучно найдёт своего нового владельца.

Вдоволь налюбовавшись красотой и необычностью монеты, Павел хотел уже положить её на полку, но что-то его остановило. Сначала он даже не понял, что именно. Что-то неуловимое, быстро меняющееся. Павлуха пригляделся к монете более внимательно и с удивлением констатировал, что аверс монеты, либо её реверс, сразу хрен разберешь, начал подрагивать. Неизвестные ему символы постепенно расплывались. На монете будто бы образовалась речная рябь. Пашка замер, не зная, что и думать. Он снова пристально уставился на серебряный кругляш. Перед глазами основательно поплыло. Причём не только поверхность монеты, но и вся окружающая его обстановка. Павлуха обомлел и хотел выкинуть монету из рук, но у него ничего не вышло, та будто прилипла к ладони. Он словно замер, застыл.

Тем временем монета стала меняться. Сначала потемнела, затем на ней начал проступать какой-то фон. Как картинка, сперва нечётко и туманно, но затем всё более ярче и контрастнее. Словно маленький монитор или экран телефона.

Павлик увидел какие-то силуэты людей на фоне костра. И вдруг эти люди зашевелились. Картинка превратилась в видео. В комнате, несмотря на день, разом потемнело и погас свет, словно в кинотеатре в момент начала фильма. Павлуха охренел и стоял ни жив ни мёртв, напряжённо вглядываясь в маленький экранчик. Силуэты ходили вокруг костра хороводом, время от времени поднимая кверху руки. Всё это проходило синхронно, ритмично. Постепенно картинка начала увеличиваться в размерах и засасывать внутрь. Затем Староглядов не сообразил, что точно произошло, но вышло так, будто он видит всё происходящее на большом экране 3D-кинотеатра, либо, вообще, оказался внутри самого действия.

А там происходило следующее (это уже фиксировал мозг). Стояла непроглядная тёмная ночь, на небе не было видно ни луны, ни звёзд. Несколько человек, не больше десятка, в тёмных плащах ходили вокруг костра, ведомые одним им понятным ритмом. Иногда дёргались синхронно или вскидывали вверх руки и поднимали головы. Да и костёр тоже был не простой, а выложен определённой формой. Тёмные плащи с капюшонами не давали детально рассмотреть лица присутствующих. Блики костра отбрасывали от пляшущих тени причудливой формы. На капюшонах было то ли вышито, то ли нарисовано какое-то изображение. Павлуха пристально вгляделся в верхнюю часть одежды и, когда один из присутствующих повернулся вполоборота к огню, рассмотрел изображение птичьих крыльев. Они словно горели в пламени костра. У другого персонажа рисунок был тот же самый — птичьи крылья, горящие в огне. «Похоже, все мужики, — отметил Пашка, — фигуры мощные, мужские».

Внезапно появился звук, сопровождающий видео. Мероприятие проходило где-то в лесу, на большой поляне. Вокруг стояли вековые деревья, чуть слышно шелестя листьями. Было тепло, судя по всему, поздняя весна или раннее лето. Люди ходили вокруг костра и негромко пели или подвывали. Несмотря на неадекватность происходящего, Пашка не утратил способности рационально мыслить. «Блин, забавно. Какие-то деятели запоролись ночью в лес, разожгли костёр и ходят вокруг него кругами, завывая что-то себе под нос. Да ещё руками машут, как пьяные. Может, напились чего? А может, шабаш какой?»

Состояние Павла оставалось необычным. Ему было одновременно и жутко от всего происходящего, но и немного весело из-за непонятности произошедших с ним событий.

— А если это собратья того лесного страшилища, давеча мне встретившегося? — нервно улыбнулся Пашка.

Лица были наполовину закрыты капюшонами, но он всё же сумел рассмотреть человеческие очертания. — «Не, вроде, все нормальные».

Затем произошло следующее действие. Люди перестали ходить кругами и вдруг все разом упали на колени перед костром, подняв вверх руки и задрав головы. Несколько секунд ничего не происходило.

— Свидетели Иеговы, блин, какие-то. Сейчас будут друг с другом говорить о Боге, — вырвалось у Пашки.

Стояла полная тишина, Павлуха напрягся. Судя по позам людей, что-то должно было произойти. И тут вдруг в небе, прямо над костром, сопровождаемая раскатами грома, резко шарахнула яркая молния. Павлик уже вторично за прошедшие сутки чуть было не наложил в штаны. А фигуры в плащах радостно загомонили и приветственно замахали руками. Молния ударила второй раз, касаясь своим краем языков костра. И картинка внезапно исчезла...

____________________________________________________________

[1]Мелкая медная монета XVIII века достоинством в полкопейки.

[2]Мелкая медная монета XVIII века достоинством в четверть копейки.

[3]Морфей — древнегреческий бог добрых, иногда пророческих сновидений.

[4]Данг — монета, впервые отчеканенная еще в Арабском халифате в конце VII века. В Золотой Орде слово «дирхам» трансформировалось в «данг» — так и стали называть серебряные монеты в 1-1.5 грамма, отчеканенные на монетных дворах татаро-монгольского государства.

[5]Рарик — очень редкий предмет, имеющий большую ценность (копарьский сленг).

[6] «Reviewdetector» — форум любителей приборного поиска.