В то лето народное горе
Надело железную цепь,
И тлела по самое море
Сухая и пыльная степь,
И под вечер горькие дали,
Как душная бабья душа,
Багровой тревогой дышали
И Бога хулили, греша.
А утром в село, на задворки
Пришел дезертир босиком,
В белесой своей гимнастерке,
С голодным и темным лицом,
И, словно из церкви икона,
Смотрел он, как шел на ущерб
По ржавому дну небосклона
Алмазный сверкающий серп.
Запомнил я взгляд без движенья,
Совсем из державы иной,
И понял печать отчужденья
В глазах, обожженных войной.
И стало темно. И в молчанье,
Зеленом, глубоком как сон,
Ушел он и мне на прощанье
Оставил ружейный патрон.
Но сразу, по первой примете,
Узнать ослепительный свет…
… … … … … … … … … … … … … … …
Как много я прожил на свете.
Столетие! Тысячу лет!
Народное поверье сбылось — солнечное затмение стало вестником несчастий. «Дядя Володя вместе с армией Самсонова погиб в Мазурских болотах… Он стал моим героем, постоянным участником моих игр и сновидений»[7].
Генерал-майор Александр Васильевич Самсонов, армия которого попала в окружение и погибла, застрелился в Восточной Пруссии.
Такие трагические события российской истории предшествовали поступлению Асика Тарковского в гимназию. Располагалась она недалеко от дома Тарковских на той же Александровской улице.
«Учился я в гимназии Крыжановского, где были очень хорошие преподаватели. Гимназия (частная) была «классической», но преподавание естественных наук там было поставлено отлично, физический кабинет, химическая лаборатория были хорошо оборудованы, различные коллекции — насекомых, минералов — были велики; нам, гимназистам, их часто показывали: Милетий Карпович Крыжановский был любителем естественных наук, хоть и был филологом»[8].
Три года проучился Асик Тарковский в гимназии Крыжановского до начала революции и Гражданской войны.