Судьба моя сгорела между строк

Я виноват. О комнатное время,

Домашний ветер, огонек в передней!

Я сам к тебе зашел на огонек,

Что с улицы, от снега, от костров,

От холода… Я тихо дверь открыл.

Куда как весело в печи трещало,

Как запрещал сверчок из теплой щели

Без спросу уходить, куда как Диккенс

Был нежен с чайником. Я сел у печки

И таяли на рукавах моих

Большие хлопья снега. Засыпая,

Я слышал: чайник закипал, сверчок

Трещал и Диккенсу приснилось: вечер,

И огонек в передней тает, — и

Я вижу сон. Плывет, как дилижанс,

Глухая ночь, и спит возница. Только —

Поскрипывая и качаясь, мимо

Еще недогоревших фонарей

Плывет глухая полночь. Я вошел

В переднюю, сквозь огонек, — и чайник

Уже кипел, и я открыл глаза,

И понял я: в моих больших ладонях

Живет такая тишина, такое

Запечное тепло, что в тесной щели

Без устали трещит сверчок. А всё же

На волю всем захочется — и если

Я виноват, что задремал у печки —

Прости меня.