Судьба моя сгорела между строк

«Ты горечью была, слепым…»

Это «вокзальное» стихотворение появилось не случайно. В десять лет их совместной жизни Арсений и Маруся часто ездили по железной дороге. Арсений уезжал или к матери в Зиновьевск (бывший Елисаветград), или в творческие командировки, а Маруся ездила к своим родителям — к матери в Кинешму и к отцу в Малоярославец. Отец Маруси, Иван Иванович Вишняков, бывший судья, стал при советской власти «лишенцем» и не имел права работать. В 1929 году у него умерла вторая жена, оставив его вдовцом с тремя малолетними детьми.

Вот отрывок из письма, написанного Арсением 23 декабря 1931 года во след Марусе, беременной Андрюшей, уехавшей навестить отца и детей:

Марусек

Ася

В конце тридцатых годов в Москве еще не была до конца задушена поэтическая жизнь. За поэтами зорко «присматривали», но они тем не менее имели возможность участвовать в поэтических вечерах в Союзе поэтов, читать стихи на Никитинских субботниках (Тверской бульвар, дом № 24). Кстати сказать, все посетители поэтических «субботников» должны были расписываться в большой книге, лежащей на столике у входа в зал. К великому возмущению хозяйки гостиной Евдоксии Федоровны Никитиной, кто-то расписался за Пушкина и Льва Толстого. Этим «кто-то» был Арсений Тарковский.

В записях поэта Льва Горнунга среди участников вечеров в Союзе поэтов встречаются имена Державина, Звонникова, Ивнева, Липкина, Миниха, Моргенштерна, Петровых, Тарковского, Штейнберга.

Вот запись, которую сделал Лев Горнунг на одном из таких вечеров.

21/XII-28 г. В Союзе поэтов.

Восемь стихотворений из этого списка Горнунг отметил крестиком как понравившиеся ему. Стоит сказать, что ни одно из них Арсений Тарковский не включал в свои поэтические сборники 1962–1989 годов.

В 1929 году были закрыты Высшие литературные курсы. По сообщению Н. В. Баранской, поводом к их закрытию стал трагический случай — самоубийство одной из слушательниц, дочери видного советского военного. Это была серьезная причина для закрытия Курсов, тем более что у властей они считались рассадником инакомыслия. Ведь туда зачислялись лица, которые по своему социальному происхождению не могли быть приняты в высшие учебные заведения — дети бывших священников, купцов, чиновников. Среди слушателей были и случайно попавшие на Курсы представители «золотой молодежи» — из-за них и погибла молодая девушка.

В среду учащихся были внедрены секретные сотрудники. Наталья Владимировна Баранская, первый муж которой был арестован с Виталием Головачевым по сфабрикованному делу, знала сексота, который их оговорил. В ее книге он значится как Л. Вот разница — они не стеснялись в своих грязных делах, а Наталья Владимировна не захотела раскрывать имя агента: «Может быть, у него есть дети и внуки…»

Многие из преподавателей и слушателей были арестованы и погибли в тюрьмах и лагерях.

После закрытия Курсов слушателям было предоставлено право сдать выпускные экзамены в I МГУ. Но ни Арсений, ни Маруся этой возможностью не воспользовались.

Поэт Г. А. Шенгели работал в газете советских железнодорожников «Гудок». Эта газета прославилась тем, что в ней сотрудничали такие известные литераторы, как Михаил Булгаков, Юрий Олеша, Валентин Катаев, Илья Ильф, Евгений Петров. Уходя со своей должности очеркиста и поэта, Шенгели порекомендовал на свое место Арсения Тарковского. Как журналист (в память о родных краях он взял себе псевдоним Тарас Подкова) Арсений Александрович должен был поставлять в газету судебные очерки, басни, сатирические стихи (с политической окраской) на злобу дня. Но поденная газетная работа тяготила Тарковского, который уже ощущал себя поэтом со своим внутренним миром.

Встреча молодых поэтов Арсения Тарковского и Аркадия Штейнберга с великим Мандельштамом состоялась дома у поэта Рюрика Ивнева. Мэтр разругал их стихи, а Тарковскому предложил разделить землю на две части — одна будет его территорией, другая — Тарковского. Он счел стихи Арсения подражательными. Поэтический слух Мандельштама был безукоризненным, но иногда мастер бывал несправедлив.

Чем больше углубляешься в творчество раннего Тарковского, в мир почти неуловимого чувствования и оригинальной образности, тем больше ощущаешь его своеобразие.

Поэт Семен Липкин в одном из своих последних интервью (А. Н. Кривомазову, 2000 г.) сказал: «Теперь, когда вышли его (Тарковского) книги, и там напечатаны его ранние стихи, я вижу, что там не так уж Мандельштам и существует».

Скорее всего, и Анна Ахматова, которая также говорила о влиянии Мандельштама на поэзию Тарковского, не была знакома с его ранними стихами.