Охота кончается.
Меня затравили.
Борзая висит у меня на бедре.
Закинул я голову так, что рога уперлись в лопатки.
Трублю.
Подрезают мне сухожилья.
В ухо тычут ружейным стволом.
Падает набок, цепляясь рогами за мокрые прутья.
Вижу я тусклое око с какой-то налипшей травинкой.
Черное, окостеневшее яблоко без отражений.
Ноги свяжут и шест проденут, вскинут на плечи…
«Со мной ли это было? Сколько операций я тогда пережил — одну? Десять? Тысячу? Я лежал в полевом госпитале. Мне отрезали ногу»[42].
Лирический герой стихотворения «Полевой госпиталь», а это, конечно же, сам Тарковский, пройдя через смерть («…и видел я себя со стороны», «…вне поля тяготенья / Грядущего»), через страдания, возвращается к жизни. Какая прекрасная и точная строчка, говорящая не только об обновлении природы, но и о возрождении человека, завершает это стихотворение: «И ранняя весна на цыпочки привстала».
Стихотворение было написано через одиннадцать лет после ранения, в 1964 году. Время в нем сжалось, события сконцентрировались «посередине снежного щита», и только к концу напряжение постепенно ослабевает — с каждой строчкой в человека вливается по капле жизнь. И первое, что возвращается к поэту — это Псалом, Молитва. Когда знаешь, что «Бог вправду есть, хорошо войти в мир Псалмов, где жалость — это тепло материнской утробы, где мыслить и учиться — это шептать, двигая губами, где Божья защита — это твердая скала»[43].