Теперь, когда вопрос с билетом удалось уладить, Максим почувствовал, что голоден. Он поднялся на второй этаж – в ресторан и заказал борщ и картофельное пюре с котлетой. Цены оказались невысоки: на сумму, что нашлась в бумажнике Полякова вместе с той, что обнаружилась в кассах автовокзала, можно было прожить несколько месяцев.
В ресторане столбом стоял табачный дым. От него слезились глаза, и першило в горле. За серой пеленой посетители превращались в размытые силуэты. Никто не заботился о некурящих. Впрочем, похоже, здесь курили все.
Максим заказал чай. Грудастая официантка принесла стакан с горячим напитком и поинтересовалась:
- Что-нибудь покрепче не желаете?
- А… нет. Я не злоупотребляю. И не употребляю. Вообще.
- Завидный жених, - официантка прокомментировала ответ и гордо удалилась.
Максим съел все до последней крошки – эту привычку смертным боем выработала в нем мать. Если он оставлял на тарелке хоть каплю, то неминуемо получал подзатыльник.
- Марш из-за стола! – сквозь время послышался голос матери. – Ты сегодня без сладкого!
Максим состроил фигу:
- А вот тебе! Выкуси! Я теперь взрослый! Самостоятельный!
- Молодой человек, с вами все в порядке? – раздался озабоченный голос официантки.
- Простите, задумался. Извиняюсь еще раз.
Немного посидев для приличия за столом, Максим вышел на улицу – прочистить легкие после прокуренного ресторана.
- Эй, дядя! Заработать хочешь? – раздался из темноты развязный подростковый голос.
- Сколько?
- Полтора куска!
- А что делать-то нужно?
- Пойдем со мной, объясню. Не бойся, никакого криминала. Все по чесноку.
Максим сразу почувствовал ложь – наглое, неприкрытое вранье и сообразил: перед ним грабитель. И вряд ли он действует один. Что ж, надо преподать ему урок. Вернее, им, сколько бы там ни было у него сообщников. И Максим, перехватив ружье под мышку, пошел в подворотню дома наискосок от вокзала.
На выходе путь ему перегородили двое – еще один подросток и парень повыше и постарше, очевидно, главарь. Щелкнули складные ножи. В отсветах окон блеснули лезвия.
- Бумажник – и свободен, рыболов, - угрожающе приказал главарь. – Или на лоскуты порежем.
Максим метнулся к стене – единственному месту, где на него не могли напасть сзади, и выполнил целый комплекс действий: сорвал чехол с ружья, откинул приклад и щелкнул затвором. На все у него ушло не больше пары секунд.
- Ты что, дядя? Мы ж пошутили! – выкрикнул главарь.
- А вы думали, это удочки?
Максим едва сдержался, чтобы не нажать на спуск. Но выстрел мог переполошить всю округу. Тогда явится милиция и вряд ли следователь признает произошедшее самообороной. Вот если бы кто из грабителей бросился вперед… но они благоразумно держались на расстоянии, медленно отступая в темноту.
- Марш отсюда! – негромко произнес Максим. – Не то всех положу. Я контуженый.
Грабителей след простыл. Их шаги растворились в густой, как машинное масло, темноте. Максим зачехлил ружье и вернулся в вокзал. В зале ожидания казалось безопаснее, чем на темных городских улицах. Кто бы мог знать, что в счастливом вроде бы Советском Союзе было столько криминала!
В старых, архивных газетах тех лет об этом не писали. Упоминали только о достижениях вроде выплавки чугуна или повышения урожайности в «центнерах с гектара». Зато иногда выходили статьи об опозданиях поездов и о том, что с этой проблемой надо бороться. Правда, железнодорожный воз так и оставался на месте. Не помогла даже электрификация путей, проведенная в шестидесятые годы.
Вот и поезд «Кисловодск – Москва» опоздал на полчаса. Максим за это время успел сбегать в кубовую – маленькое здание, где стоял котел, и набрать кипятка в термос. Правда, как впоследствии выяснилось, это было ни к чему.
Армавир, в отличие от Курганинска – станция новая. Прибытие и отправление поездов здесь объявляли по громкоговорителю. И когда гнусавый женский голос пробубнил что-то вроде «…Кисловодск – Москва… на первый путь, стоянка будет сокращена», Максим поспешил на перрон.
Спустя несколько минут ожидания, мимо проплыл окутанный паровоз – сормовский, пассажирский, с тремя большими красными колесами. Он, выпуская белые клочья пара, тянул за собой металлические четырехосные вагоны с прямоугольными вертикальными окнами. Открылись двери, опустились лесенки и на платформы спустились проводницы с флажками.
Предъявив билет, Максим поднялся в вагон. Наметанным глазом опытного пассажира он отметил титан – дровяной котел. Новинка, можно сказать, шик-блеск. Но примерно так оно и должно быть в скором курортном поезде, да еще и в вагоне второго класса. Не заставлять же отпускников бегать с чайниками в кубовые.
В купе Максим, положив рюкзак под голову, улегся прямо на жесткую деревянную полку. Не было смысла сидеть и всматриваться в непроглядную тьму за окном. Лучше приглядеться к попутчикам.
Прямо перед ним, обняв шестилетнего мальчугана, спала не старая еще женщина. Над ней на верхней полке похрапывал мужчина. Кто ехал четвертым пассажиром, можно было судить только по свешивающейся в проход девичьей руке с простым колечком.
Поезд тронулся через пять минут. Как и в прошлый раз, он начал движение неровно, толчками, и набирал скорость медленно, неторопливо. В такой состав можно без проблем запрыгнуть на ходу. Даже в последний вагон у самого края платформы.
Проводница – усталая женщина лет сорока, принесла запечатанные в пакет постельные принадлежности.
- Возьмите матрас с третьей полки, - предложила она.
- Я могу и так спать.
- Даже не сомневаюсь, судя по вашему виду. Но раз уж у вас оплачено, то поезжайте с комфортом.
- Класс второй, не высший класс, зато с бельем? – Высоцкий пришел на ум как нельзя кстати.
- А вы поэт, - глаза проводницы блеснули.
- Это Высоцкий. Владимир Семенович.
Проводница растерялась:
- Анненкова знаю, Заболоцкого знаю. Высоцкого? Никогда о таком не слышала. Вам чай принести?
- Утром. Я не голодный.
- Подойдете тогда. Я налью, - проводница покинула купе.
Пришлось Максиму повозиться с постелью. Зато чуть позже он с наслаждением вытянулся на мягком матрасе и уснул под мерный, ритмичный стук колес. А в голове звучали и звучали строки: «Вот и сбывается, все что пророчится. Уходит поезд в небеса, счастливый путь…»
Максиму снилась жена. Первая, тиранившая его Алина. Растрепанная и оборванная, вся в синяках и порезах, она бежала, протягивая к нему искалеченные руки, и отчаянно кричала: «Это все ты виноват! Из-за тебя я такая! Ты обязан меня спасти! В конце концов ты – муж или кто?» Максим же убегал от нее со всех ног, пока прямо впереди не раскололась земля и не разверзлась пропасть. В ее глубине бушевала и пенилась лава. Огненные отсветы бросали на небо алые сполохи, похожие на северное сияние. Бесконечные потоки крови плотной стеной изливались с облаков, затопив все вокруг по колено. Несколько отвратительных жаб плюхнулись в багровую жижу.
Алина была уже рядом. Максим закричал. Бывшая жена схватила его за плечи и встряхнула раз, другой, третий…