Максим преодолел тягучее сопротивление дремы и открыл глаза. Над ним стоял сосед по купе – тот самый мужчина с полки сверху напротив. Он оказался невысок и худ. На верхней губе смешно топорщились пышные усы.
- Извините, но если вы будете так кричать, то перепугаете ребенка. Он и так плохо спал.
- Прошу прощения. Кошмар снился. У меня это бывает.
- Такое у многих сейчас, - улыбнулся мужчина. – Времена беспокойные. Соседка сверху спрашивает, можно ли спуститься? Завтрак-то вы проспали.
Только теперь Максим почувствовал, что в купе пахнет овощами, хлебом, колбасой, жареной курицей, и вареными яйцами. Все эти «яства» лежали на столике. Мать – немного полная женщина, поила своего карапуза чаем. Тот вел себя покорно и тихо, разве что глаза бегали туда-сюда.
Попутчица с верхней полки спустилась вниз. Максим ощупал ее взглядом с ног до головы – миловидную, с чистым, свежим лицом и большими, как у ребенка, глазами. Длинные волосы она собрала в хвост. Одетая в простое платье в горошек, девушка, тем не менее, не выглядела бедно и убого. Про таких говорят «скромно, зато со вкусом».
Девушка присоединилась к трапезе. Максим достал из рюкзака банку сгущенки:
- Не желаете полакомиться?
- Где вы ее взяли? – удивилась девушка. – Это ж редкость сейчас. Зато крабов полно. Не могу их есть – даже запаха не выношу. Противные…
Максим с ужасом заметил, что на крышке банки со сгущенкой выбита дата – современная ему дата. Но что сделано, то сделано. К счастью, этой существенной детали никто не заметил.
- Давайте знакомиться, - вдруг предложил усатый мужчина. – Сергей Алексеев. Журналист.
Максим посмотрел ему в глаза. Нет, никакого отношения к КГБ его собеседник не имеет. Обычный пропагандист. Максимум статью в газету напишет. Значит, с ним можно разговаривать.
- Безымянный Максим. Охотник-промысловик в артели «Красные шкуры».
- Странное название, - заметила женщина с ребенком.
- Не я его придумал.
Максим нагло врал. Название он выдумал сам. Минуту назад. Его ложь осталась нераскрытой: ясновидящих среди попутчиков не оказалось.
Сергей прищурился:
- Воевали?
- Нет. Меня сразу отправили в геологическую партию.
- Не скромничайте. Человека, побывавшего хоть в одном бою видно сразу. Я ведь в прошлом военкор. У вас шрам на лбу – такой бывает от пули, прошедшей по касательной.
Максим глянул в окно и не увидел привычного мелькания опор контактной сети. Только телеграфная линия на низеньких столбиках тянулась вдоль путей через перелески.
- Я был наводчиком противотанковой пушки – сорокапятки. Но я воевал недолго. Орудие разбили, а меня, контуженого, водитель вывез из окружения на тягаче – «Комсомольце». Потом госпиталь… В общем, на войну я больше не попал. Повезло.
Самое странное заключалось в том, что Максим говорил чистую правду. Впрочем, в его словах никто не сомневался.
Сгущенку разделили на четверых. Львиная доля досталась ребенку.
- Как тебя зовут, малыш? - продолжил Сергей «допрос».
- Ромка, - ответил мальчик, поедая ложкой сгущенку. – А маму – Галя!
- Галина, - поправила его мать.
Настала очередь «прекрасной незнакомки».
- Нина, - девушка назвала свое имя быстро, не дожидаясь вопроса.
- Кавказская пленница, - ехидно ввернул Максим.
- Не понимаю… Я никакая не пленница. Просто шью одежду. Хотите, покажу, что я себе сделала?
- Сначала поешьте, - Максим махнул рукой. – Все надо делать последовательно и не торопясь.
- Это верно, - одобрил Сергей. – А говорили – не фронтовик. Они думают, словно цели выбирают.
- Наверное, это связано с тем, что я – охотник. В моем деле торопиться нельзя. Промазал – и сожрали.
- И не жалко вам зверей? – Нина взглянула на Максима в упор.
Он выдержал ее пронзительный взгляд.
- Не жалко, учитывая то, с какими чудовищами мне приходится иметь дело. Так-то и среди людей встречаются монстры куда страшнее порождений Зоны. Вот только убивать их нельзя. А хочется.
О Зоне Максим сказал машинально. К счастью, его не поняли.
- Животных, значит, можно стрелять?
- Работа такая. Все для обеспечения страны валютой. Я добываю шкуры, артель шьет шубы. Их покупают американские богачи для своих жен и платят долларами. На баксы покупают станки для заводов. На заводах делают грузовики для строек социализма. Все довольны.
Нина выскользнула из купе, держа в руках сверток. Она отсутствовала больше получаса, и Максим уже начал беспокоиться, все ли в порядке. Вдруг открылась дверь. Это вернулась Нина.
На ней было узкое и короткое, немного выше колен, канареечно-желтое платье с ярко-красными, кричащими маками по всей его длине. Губы алели ярко-красной помадой. Вокруг глаз лежали густые декадентские тени. Из собственных волос Нина соорудила громоздкую конструкцию с завитушками. Ничего удивительного, что она провозилась с макияжем полчаса.
Все, в том числе и Максим, раскрыли рты. Маленький Ромка нашелся первым:
- Чучело! Чучело!
- Вам… не нравится? – у Нины задрожали губы.
Она хотела выйти прочь из купе, но Максим ее остановил, достал цифровой фотоаппарат и сделал несколько снимков:
- Я в восторге! Стиляги – это же чудесно! Вы – как солнышко в скучном, безнадежно-сером мире!
- Не издевайтесь…
- Я серьезно. Чихайте на всех. Наряжайтесь и красьтесь, как вам захочется.
- Вы чему учите молодую девушку? – возмутилась Галина, вытирая сыну вымазанный сгущенкой рот. – Она – будущая мать! Какой пример она покажет детям?
- Хороший пример. Я бы сказал, превосходный. Пример независимости от людской молвы и закоснелых установок общества. А также пример самостоятельного принятия решений.
- Вы-то сами независимый и самостоятельный или так, на словах? – в голосе Галины слышалась неприязнь.
- Еще какой. Ворочу, что хочу. У нас ведь как? Закон – тайга, прокурор – медведь. Можно уйти и не вернуться. Ищи-свищи, расследуй. Все равно ничего не найдешь. Я ведь из геологической партии свалил из-за начальника. Самодур. Да еще и тупой как пробка, - Максим врал, но старался не завираться. Впрочем, покойный Фирсов вполне мог сойти за «начальника геологической партии».
- Знакомо, - подхватил Сергей. – Есть такие.
Нина снова вышла и вернулась уже быстрее – минут через пятнадцать. Она стерла с лица макияж, поменяла платье и стала сама собой.
- Вот это другое дело! – одобрила Галина. – Скромность…
- Лучший путь к забвению! – перебил ее Максим. – Людям свойственно замечать необычное. Серая мышь никому не нужна и не интересна. Если она, конечно, не в обществе белых ворон.
Галина укоризненно покачала головой.
- У каждого своя жизнь. И прожить ее надо человеком, а не… попугаем. Вы и сам, похоже, стиляга. Низкопоклонничаете перед Западом. Джаз не слушаете, часом?
- Нет. У меня другие музыкальные вкусы.
- Какие же? – напирала Галина.
С минуту Максим тщетно пытался вспомнить кого-то из исполнителей пятидесятых годов. Увы, кроме Бадди Холли и Луи Армстронга на ум никто не приходил. Легендарные Битлз появятся лишь двумя годами позже. Оказывается, попаданцем в прошлое быть трудно.
- Вы не поймете, - Максим махнул рукой. – Но это точно не Рахманинов и не Жинетт Невё. А там думайте, как хотите. Я что-то утомился от вагонных споров.
Проводница принесла чай. Максим расплатился, залпом выпил свой стакан и лег на полку. В поездах он всегда хорошо спал – стук колес и покачивание вагона убаюкивали не хуже отцовской руки, осторожно толкающей колыбель. Не мешали даже разговоры и храп попутчиков.
Вечером, после ужина, Максим вышел в коридор и долго вглядывался в темнеющий горизонт. Лесопосадки сменялись холмами и оврагами, то и дело проплывали огни маленьких деревушек. Поезд мчался к Москве.
Ветер изменился, и клочья дыма от паровоза то и дело закрывали обзор. Но Максим не уходил. Он чувствовал, что сейчас состоится важный разговор.
Нина, можно сказать, поймала его за рукав:
- Спасибо, что поддержали меня против этой… этой…
- Мымры? Пустое. Не обращайте на таких внимания. Сами не живут и другим не дают. Знаете, довольно странно, что я, в детстве идеально послушный ребенок, пай-мальчик, учу вас независимости. Впрочем, те времена… далеко впереди.
Нина схватила Максима за плечо и сунула в ладонь смятый клочок бумаги.
- Что это?
- Адрес тети Тани возле станции Крюково. Я написала ей записку. Вдруг вам понадобится переночевать? Сейчас трудно достать билеты. Вы можете застрять в Москве…
- Делай добро и бросай его в воду. Спасибо. Пригодится.
- Вы очень хороший человек…
- Ошибаетесь. Вы просто меня плохо знаете.
Нина ушла в купе. Максим сунул записку в карман и долго еще стоял в коридоре, глядя в узкое окно вагона.