Столица встретила пассажиров умытыми к годовщине революции улицами, ярко-красными лозунгами и транспарантами на домах. Поезд прибыл на Курский вокзал далеко за полдень – уже отшумели праздничные демонстрации, но город еще на несколько дней останется нарядным и ухоженным. Лишь немногим позже он войдет в рабочий ритм и снова превратится в недоверчивую к слезам столицу самого большого в мире государства.
Не выходя на улицу, Максим через переход спустился в метро на станцию Курская. Его поразили две вещи: во-первых, отсутствие ужасной толчеи и духоты – немногочисленный народ неторопливо бродил по платформам, лестницам и эскалаторам. Во-вторых, куда меньшее количество линий на схеме метро. Сейчас, в сорока годах от двадцать первого века, все выглядело намного проще.
Никаких турникеты не было: их поставят лишь через пару лет. Максим купил билет в кассе, предъявил его контролеру и вышел на платформу кольцевой линии. Тут же с воем и свистом примчался лупоглазый голубой состав – вагоны серии «Д». У Максима зачесались руки достать камеру и сфотографировать поезд, но он сдержался. Пусть вчерашняя выходка с фотоаппаратом сошла с рук, но кто знает, как отреагирует на подобную наглость дежурная по станции?
Доехав до Комсомольской, Максим набрался нахальства и направился прямиком в гостиницу «Ленинградская» в знаменитой высотке.
Не сказать, чтобы его поразила роскошь – он всегда был слеп к облицованным мрамором стенам, золотым узорам на потолке и резным каменным порталам. Украшенный орнаментами отполированный гранитный пол тоже не вызвал никакого отклика в душе. В этом плане Максим прекрасно понимал Хрущева: новый генсек, развенчав культ личности Сталина, отдал приказ бороться с излишествами в архитектуре. Но не сносить же то, во что уже вложены человеческий труд и деньги. Вот и остались в Москве «семь сестер» - семь высоток, построенных через несколько лет после войны.
За длинной лакированной стойкой трудились сразу три безвкусно накрашенных девушки-администратора в форменных синих костюмах. Две из них обслуживали группу людей в пестрых одеждах, третья же откровенно скучала.
Именно к ней и обратился Максим:
- Здравствуйте. Я хотел бы заказать номер на сутки.
- Как ваша фамилия?
- Безымянный.
Девушка смерила Максима взглядом и с шелестом перебрала лежащие перед ней листы бумаги:
- Вас нет в списках.
- Конечно. Я только что приехал.
- Свободных номеров нет.
Максим указал на группу людей, впрочем, изрядно поредевшую:
- Они же заселяются.
- Это иностранные делегаты. А вы, прошу прощения, кто такой?
- Простой гражданин СССР. Со всеми его правами.
- Право у вас сейчас только одно: покинуть эту гостиницу.
- Но при социализме все равны! – воскликнул наивный Максим. – Вы что, против этого?
- Равны. А номеров все равно нет. И не будет. Не хватает на всех равных.
Делегаты начали оглядываться и оживленно обсуждать происходящее на своем языке. К стойке подошел хмурый молодой человек с неприметным, бледным лицом. Сотрудник КГБ – таких видишь сразу.
- У вас какие-то вопросы? Пройдемте со мной, постараемся их решить.
То, как собрался решать проблемы гебист, Максима не устраивало. Ехать на Лубянку в фургоне с надписью «Хлеб» - такая себе перспектива.
- Никаких вопросов. Я пойду?
- Пожалуйста. Не задерживаю.
Последнее предложение прозвучало двусмысленно. Чекист действительно не желал возиться с непрошеным гостем. Он выполнил поставленную задачу: предотвратить возможный скандал на глазах иностранцев. Больше его ничего не интересовало.
Девица за стойкой издевательски ухмыльнулась. «Знай свое место, гражданин» - администраторша подумала это настолько явно, что ее мысль Максим прочитал, словно строчку в книге.
Только на улице он сообразил, что у него, как и у всякого уважающего себя «колхозника», нет паспорта. Ни в одной гостинице никто не оформит человека без документов. Значит, надо уезжать из Москвы.
Наступил вечер. Над городом опустилась ночная тьма, но ее тут же разогнали фонари. На улице похолодало – ударил небольшой морозец и лужи покрылись коркой льда.
Лямки тяжелого рюкзака оттягивали плечи. Даже такой сверхвыносливый, опытный проводник, как Максим, устал. Хотелось лечь хоть куда-нибудь, отдохнуть и выспаться. Вот только все двери были закрыты. Без бумажки ты – никто.
- Да… Вот тебе и «я шагаю по Москве», - только и пробурчал он себе под нос.
В конце концов Максим вспомнил о записке Нины, поплелся на Ленинградский вокзал и сел на электричку – старую, плоскомордую, составленную из пары трехвагонных секций. Весь путь он дремал, а уже спустя сорок минут вышел на платформе Крюково.
Максим сразу понял, куда идти – его вело то самое чутье, которое безошибочно указывало ему нужный вектор в Зоне. Он перешел пути, миновал частный сектор и направился по тропинке к новым пятиэтажным домам. Освещение здесь еще не успели установить, и путь проходил через беспросветно-темный пустырь.
Кто-то пыхтел, мучительно стонал и возился в стороне от дороги. Максим, бесшумно ступая, пошел на звук. И когда в свете звезд он увидел, что там творится, тут же снял с ружья чехол.
Три здоровенных парня насиловали женщину. Двое держали ее за руки, а третий, раздвинув коленом ноги, продирался сквозь осеннюю одежду – светлые пальто и брюки. Негодяи были так увлечены черным делом, что не увидели «четвертого лишнего».
Максим прицелился и нажал на спуск. В вечерней тишине выстрел прозвучал, точно залп корабельных орудий. Пуля, завывая, прошла в сантиметре от головы самого активного насильника – Максим отвернул ствол в последнюю секунду. Ни к чему портить на девушке одежду. Говорят, кровь и мозги плохо отстирываются.
Если бы насильники промедлили хоть секунду, то они бы так и остались валяться на пустыре. Без голов – выстрел из ружья двадцатого калибра разносит череп на куски. Но они бросились наутек со скоростью шакалов, удирающих от разъяренного ягуара.
Максим приблизился к незнакомке. Та закрылась руками и поползла прочь.
- Да стойте же! Я не сделаю вам ничего плохого. Не для того я прогнал этих мразей.
Женщина поднялась на ноги и вдруг бросилась Максиму на шею, бормоча: «Спасибо… спасибо…»
- У вас шок. Давайте я вас провожу домой, - сказал он бесстрастно, точно робот-полицейский. – Как вас зовут?
- Таня…
- Пойдемте же. Со мной вам никто не страшен. Я ведь охотник.
- А в свободное время путешествуете и помогаете слабым?
- Иногда. Так вы согласны на мое предложение?
- Да, конечно. Я сейчас… не дошла бы одна.
Максим взял Таню за руку. Почувствовав сильное плечо, женщина немного успокоилась. Только иногда по ее телу пробегала дрожь. Так, вдвоем, они и дошли до новой пятиэтажки.
Теперь, в свете фонарей, Максим смог наконец-то разглядеть новую знакомую. В пальто чуть больше нужного размера она казалась немного неуклюжей, а симпатичное лицо безо всяких следов косметики портили плоский, картошкой, нос и недовольно опущенные уголки губ.
Таня смутилась:
- Что же вы не уходите?
- Мне некуда. Вернее, я искал именно этот дом, если верить адресу. У меня записка для некой Татьяны Поляковой.
- Это я… А от кого?
- От Нины.
- От Ниночки? Давайте же ее сюда! Записку, в смысле.
Таня схватила смятый листок, развернула его и быстро пробежала глазами текст.
- Так вам негде ночевать? – воскликнула она. – Пойдемте ко мне. Я вам в комнате мужа постелю.
- А супруг не будет против?
Взгляд Тани стал тоскливым:
- Он погиб при испытании нового оружия. Майор Поляков. Может, слышали?
Больше Максим ничего не спрашивал. Не стоило объяснять несчастной вдове, при каких обстоятельствах он видел виртуальное воплощение ее покойного мужа. В лучшем случае она бы не поверила, в худшем – выкинула бы незадачливого рассказчика вон. И правильно бы сделала. Поэтому Максим вслед за Таней поднялся на третий этаж и молча вошел в квартиру.
Жилище оказалось не очень просторным, но уютным. Две раздельных комнаты – редкость для Советского Союза, плюс коридор, кухня и санузел. В «гостиной» на полу валялась медвежья шкура.
- Муж убил, - пояснила Таня. – Вам, как охотнику, это будет интересно.
- Называйте меня на ты. А то я чувствую себя стариком. А ведь мне между тридцатью и сорока.
- Значит, ты от десяти до нуля лет старше меня, – Таня, оказывается, умела говорить странными формулами. – Тогда взаимно. Со мной тоже можно не официальничать. Раздевайся пока. Я сейчас борщ разогрею.
Чуть позже, за ужином, Таня вдруг сказала с мольбой в голосе:
- Останься у меня хоть на несколько дней – провожать меня на станцию и обратно. Не знаю, смогу ли я ходить на работу одна. С меня кров и стол.
- А вдруг я – вор? И чего-нибудь украду?
Таня рассмеялась и ответила цитатой известного поэта:
- Чурек и сакля – все твое. Что у меня брать-то? Набор логарифмических линеек? В этой квартире самое ценное – телевизор и медвежья шкура. Но ее просто так не утащишь и в комиссионку не сдашь.
- Хорошо, что не накидка из шкуры пантеры, - Максим глянул в сторону телевизора «Старт» на тумбочке. – Да и это не «Самсунг» и не «Сони».
- Я тебя не понимаю. Ты останешься?
- Да. Я согласен. Мне нужна передышка.
Таня вскочила, обняла его за шею и поцеловала в щеку. В эту ночь Максим спал в теплой постели у горячей батареи отопления. Один. И его это устраивало.