Свеча в буре

13

Одиноко плавая в прохладной темноте, Йим чувствовала на лице теплые капли дождя. Ощущение того, что они бьют по щекам и стекают по коже, потянуло Йим к их источнику – живому миру. Она открыла глаза и увидела склонившегося над ней Хонуса. Его лицо освещали огненные блики, а теплый дождь был его слезами.

Долгое время Йим могла лишь смотреть на Хонуса, переживая его страсть и преданность. Наконец-то она поняла его любовь, и это зажгло в ней то же чувство. Все ее открытия послужили разжиганием пламени. С внезапностью удара молнии любовь расцвела и поглотила ее. Затем один только вид Хонуса вызвал прилив радости. Он казался преображенным, но Йим знала, что он не изменился. Изменилась она. Йим протянула обе руки, чтобы коснуться его лица, и от его прикосновения у нее захватило дух. Поглаживание лица Хонуса только усилило желание Йим, и она притянула его к себе, пока их губы не встретились.

На этот раз Йим точно знала, что делать. Повинуясь воспоминаниям Хонуса, она провела языком по его губам, исследуя рот и наслаждаясь теплой, влажной близостью поцелуя. На мгновение Хонус выглядел совершенно удивленным, но быстро откликнулся. И тут Йим показалось, что они столкнулись, как две волны, такой силы была их встреча. Это потрясло ее, как удар грома. Они обнялись, прижавшись друг к другу, словно могли каким-то образом слиться в одно целое. Все существование Йим стало Хонусом. Он опьянил ее. Он был любимым и любящим. Она наслаждалась его видом, его прикосновениями, его запахом, его вкусом, каждым его звуком – от дыхания до биения сердца. Так вот она какая, любовь, подумала Йим. Она была уверена, что это дар Карм.

В ослабленном состоянии Йим страсть быстро овладела ею. Поцелуи и объятия привели ее в состояние изнуренного блаженства. Вскоре все, чего она желала, – это уснуть в объятиях Хонуса. Хонус, казалось, все понял: он натянул на них обоих свой плащ и обнял ее. Йим вздохнула, как усталый ребенок, пробормотала «Хонус» и закрыла глаза. Последнее, что она почувствовала, – это как Хонус зарывается лицом в ее волосы, повторяя ее имя. Его голос был таким мягким и нежным, что казалось, будто он молится. От этого по ее позвоночнику пробежали мурашки.

***

Дайджен оставался Рангаром, но после отъезда Гатта из Бремвена стал жить роскошно. Он перебрался в Дворцовый округ, где снял апартаменты неподалеку от Черного храма. Как Святейший, он велел повиноваться жрецам храма, которые снабжали его золотом для кошелька и девственницами для постели. После первой ночи, проведенной в городе, Дайджен посетил храм лишь однажды. Это было сделано для того, чтобы принести в жертву ребенка, чтобы он мог спокойно общаться со своим богом. Из этого сеанса он узнал, что события развиваются успешно. В ту ночь Гатт был в одном дне пути от Йим и Хонуса. Дайджен также узнал, что армия лорда Бахла находится в Западном Пределе и движется на юг, к Аверену. Жрецы уже сеяли раздор по всей горной провинции. Вскоре туда прибудет лорд Бахл и соберет урожай.

Дайджен ожидал, что дело с Йим скоро будет завершено. Возможно, уже сегодня вечером, подумал он. Хотя пребывание в столице доставляло ему удовольствие, Дайджену не терпелось поскорее отправиться к лорду Бахлу. Вторжение в этом году было предвкушением. Близились последние времена, и весь Черный Храм был охвачен разговорами о Восходе. Дайджен лучше любого священника знал, что эти слухи – не просто пустые надежды. Прилив крови скоро смоет старый мир. Тогда Пожиратель вырвется из своего смертного сосуда и вольется в мир живых, чтобы править и возносить верных к славе. Дайджен причислял себя к верующим, и он хотел присутствовать в тот знаменательный день. Если резня в Аверене будет развиваться так, как хотелось бы, это может произойти и здесь.

Эта волнующая перспектива придала вечерней трапезе особую пикантность, как и красота его юной спутницы. После того как Дайжен вступил в свой второй век, его вкус стал обращен ко все более молодым девушкам. Нынешняя спутница едва достигла женского возраста. На протяжении всего ужина Святейший наслаждался ее растущим волнением по мере приближения кульминации вечера. Малышка едва притронулась к еде, хотя и выпила три кубка вина, пока Дайджен набивал себе рот. Пошатываясь, она неохотно последовала за ним в спальню.

Дайжен зажег несколько свечей, закрыл дверь и сел на кровать. Девушка осталась стоять, отводя глаза.

– Посмотри на меня! – рявкнул Дайджен. Девушка повиновалась. Дайджен заглянул в ее темные глаза, и его возбудил ее страх. Он находил ужас отличным афродизиаком.

– Разденься для меня, – приказал он.

Лицо девушки покраснело, но она осталась неподвижной, как олененок перед тигром.

– Немедленно!

Девушка наклонилась, чтобы снять сандалии, и делала это как можно медленнее.

Когда она осталась босиком, Дайджен улыбнулся и сказал:

– Теперь сними платье.

Платье имело лиф с длинным рядом пуговиц спереди. Рука девушки поднялась к самой верхней, но тут же замерла, застонав.

– Ты слышала меня, – сказал Дайжен низким, угрожающим тоном. – Ты знаешь, что произойдет, если я буду недоволен.

Руки девушки задрожали, но она начала расстегивать пуговицы. Она работала над ними медленно. Дайджен не возражал, поскольку это оттягивало ее унижение. Она успела расстегнуть семь пуговиц, когда в закрытой комнате поднялся порыв холодного ветра и погасил все свечи. Прежде чем Дайджен успел среагировать, ледяная волна ударила его по телу и прошла сквозь него. От силы удара у него перехватило дыхание, и он почувствовал мучительную боль. Задыхаясь, он рухнул на пол. Болела каждая его часть. Кожу жгло, все мышцы свело судорогой, каждый сустав пульсировал. Когда Дайджен слабо корчился на полу, дверь открылась, и на него хлынул свет из внешней комнаты. Девушка стояла, держа в руках дверную ручку, и смотрела на него с ужасом и недоверием.

– Иди сюда, – сказал Дайджен. Его голос звучал неестественно для его ушей. Девушка колебалась лишь мгновение, а затем бросилась бежать, оставив позади свои сандалии. Некоторое время Дайжен лежал, скорчившись на полу, пока его боль не утихла. Он осознал, что изменился не только его голос, но и руки. На них выступили вены, костяшки пальцев увеличились, а кожа перестала быть плотной и гладкой. От одного только вида этих рук у него по спине пробежал холодок.

Дайен медленно поднялся, так как его суставы затекли и болели. В снятых им комнатах не было зеркал, но в коридоре постоялого двора имелось одно. С трепетом он направился к нему. Подойдя к листу полированной бронзы, он не сразу узнал свое отражение. Более восьмидесяти лет Дайжен выглядел человеком лет двадцати. Поэтому лицо в зеркале показалось ему древним, хотя это был человек позднего среднего возраста. Дайжен с ужасом рассматривал каждую морщинку. У него появились впадины под подбородком и мешки под глазами. Его волосы поредели и поредели, а белые пряди смешались с загорелыми. Объективный наблюдатель назвал бы отраженное в зеркале лицо «жестким», но не некрасивым. Но Дайджен привык к свежим молодым лицам. Его тошнило и унижало это зрелище.

По этому взгляду Дайжен понял, что его затея с Сарфом провалилась. Это мое наказание, подумал он. Отныне его плоть будет нести на себе отпечаток недовольства хозяина. Это будет служить напоминанием и предупреждением. Он был умен, но ум и самоуверенность погубили его. Поскольку Пожирателю было чуждо милосердие, тот факт, что Дайджен все еще жив, доказывал, что он по-прежнему был призван убить Йим. Дайжен направил все свои мысли и энергию на выполнение этой задачи. Его безжалостный бог не требовал ничего другого.

***

Йим резко проснулась и села прямо. «Гатт!» Она оглядела поляну. В предрассветном свете каждая тень выглядела угрожающе.

– Спокойно, – сказал Хонус, его голос был еще мягким от сна. – Он убит.

Йим успокоилась и снова легла, но ей не спалось. Вчерашние события казались ей ярким сном, в котором присутствовала нереальность. Неужели я действительно поцеловала Хонуса? Это казалось дерзким поступком, но Йим была уверена, что сделала это, потому что хотела сделать это снова. Когда Хонус снова накинул на нее плащ, она повернулась к нему лицом. Близость Хонуса одновременно возбуждала и отвлекала, но Йим чувствовала, что сначала ей следует узнать, помнит ли он о ее поступке.

– Вчера все перепуталось, – сказала она тоном, который, как она надеялась, выражал недоумение. – Что случилось?

– Твоя путаница не может быть сильнее моей. Я помню, что умер, и... – Хонус покачал головой. – Это бессмысленно. Но потом я ожил, и ты была рядом со мной, такая бледная и холодная, что я боялся, что ты променяла свою жизнь на мою.

– Не говори глупостей. Как я могла сделать такое?

– Но я умер. Я уверен в этом. И... – Голос Хонуса приобрел оттенок благоговения. – Теперь я помню. Я чувствовал присутствие. И ты.

– Что? Похитила тебя с Темного Пути? – Йим заставила себя рассмеяться. – Тебе это только приснилось. Когда я вернулась, ты был не в себе.

– Я не помню, чтобы ты возвращалась. Только свою смерть.

– Ты бы умер по-настоящему, если бы я не высосала яд из твоей раны.

– Но почему ты вернулся? Ты обещала бежать.

– С каких это пор Носители подчиняются своим сарфам? К счастью для тебя, я пришла в себя. Но от яда меня затошнило, и я упала в обморок.

– А потом я проснулся. Это если мне действительно приснилась моя смерть.

– Конечно, снилась. Теперь расскажите мне о Гатте.

– Гатт прибыл сразу после захода солнца. – Хонус мрачно улыбнулся. – Он был удивлен, увидев меня.

– Значит, ты снова с ним дрался?

– Я бы не назвал это дракой. Я был одержим, и все закончилось одним ударом. Затем я развел костер. После этого ты ожила.

– Я помню, что было дальше. – Йим усмехнулась. – Ты, наверное, подумал, что я сошла с ума. Но это не так.

Затем она одарила Хонуса долгим поцелуем.

Рассвет застал Йим и Хонуса все еще в объятиях. Для Йим ее чувства были удивительно новыми и неожиданными. По мере того как ее воспоминания о Темном пути начинали тускнеть, она все меньше понимала, как себя вести. Она обратилась за советом к Хонусу, и он ответил ей с терпением человека, воплотившего в жизнь свою самую большую надежду и наслаждающегося каждым мгновением. Они целовались и прикасались друг к другу, не более того. Йим так наслаждалась, что только голод в желудке заставил ее покинуть объятия Хонуса. Он отправился собирать хворост, а она – искать травы, чтобы придать аромат их первой с позапрошлого вечера трапезе. Когда Йим возвращалась на поляну, она нашла тело Гатта в зарослях, куда его притащил Хонус. Сарф был пронзен в сердце.

То ли от спешки, то ли от злости Хонус не успел закрыть Гатту глаза. Поэтому заклятый враг Йим смотрел на нее, как дух на Темном пути. Если не обращать внимания на его татуировки, лицо перед ней имело то же выражение, что и у убитого ею человека, – изумленное. Это заставило Йим задуматься, не было ли это сходство не просто совпадением, и у нее возникло искушение погрузиться в транс, чтобы выяснить это.

Йим поддалась искушению. Успешно погрузившись в транс накануне, Йим решила, что сможет повторить этот подвиг. Она села со скрещенными ногами на землю рядом с трупом Гатта, закрыла глаза и стала медитировать, чтобы очистить свой разум. Не опасаясь неизбежного нападения, она быстро справилась с задачей. Однако, в отличие от предыдущих, ничего не произошло. Йим осталась в мире живых. Через некоторое время она сдалась и вернулась на поляну. Там Хонус развел костер.

Йим смешала в небольшом медном котелке зерно и воду, добавила собранные ею травы и поставила котелок на огонь. Помешивая кашу, она все время думала о мертвом Сарфе в зарослях.

– Хонус, – сказала она наконец. – Если мы захотим совершить над Гаттом почетные обряды, что нужно сделать?

– Его тело сожгут на закате. Сначала его нужно будет очистить. Его руны остаются священной тайной, поэтому сделать это может только Носитель. После того как огонь будет разожжен, я сломаю его меч и положу его к нему. А потом ты попросила бы Карм судить его милосердно.

– Тогда так мы и поступим, ибо я не верю, что он был по-настоящему злым.

– Я не вправе судить о таких вещах, Кармаматус.

– И все же ты не согласен.

– Этот вопрос слишком близок моему сердцу, и мне не хватает твоей доброты. Я всего лишь твой Сарф.

– Ты нечто большее, – ответила Йим низким и застенчивым голосом.

– Ты мой возлюбленный, Хонус.

– Я давно мечтал услышать эти слова.

– Как я могу не любить тебя? Ты спас мне жизнь.

Хонус протянул руку и сжал ее ладонь. Казалось, он собирался что-то сказать, но вместо этого улыбнулся и поцеловал ее в щеку.

* * *

Глядя на Йим, Хонус понял, что она искренне говорила о своей любви. Он был счастлив, но в то же время озадачен. Он уже спасал Йим, и она не смогла влюбиться. Почему же вчера все было иначе? У Хонуса не было четкого представления. Он не хотел ломать голову над этим вопросом, тем более что загадка меркла по сравнению с гораздо более глубокой тайной.

У Хонуса был опыт борьбы с отравленными ранами, ведь враги часто использовали ядовитые клинки. Он видел, как от них умирало много людей. Лекарства от них не было, отсасывание раны ничего не давало. Более того, Хонус отчетливо помнил, как умирал. Это длилось достаточно долго. Медленно распространяющийся паралич и пронизывающий до костей озноб оставили яркое впечатление. Он вспомнил, как смотрел в небо, не в силах моргнуть, а потом вдруг оказался на Темном Пути. После бесчисленных трансов это место показалось ему очень знакомым.

То, что произошло потом, было менее отчетливым. Он вспомнил присутствие, которое, казалось, объединилось с ним. Может, это была Йим? Он не мог сказать точно, но Йим уже спасала его раньше и отрицала это. Потом он снова оказался в своем теле, озноб и паралич прошли, а Йим лежала рядом, холодная и бледная, как труп. Воспоминание о том моменте кольнуло его в сердце, и он взглянул на Йим, чтобы успокоить себя. Она сидела у огня и помешивала кашу. Йим была грязной и неухоженной, с большой прядью коротко остриженных волос, но ему показалось, что она прекрасна. Она напоминала ему мозаику в святилище храма: изображение Карм не было прекраснее. Более того, Йим внушала ему тот же трепет, что и мозаика. И, несмотря на слова Йим об обратном, он был уверен, что она избавила его от смерти.

Приготовления к последним обрядам Гатта затянулись до самого утра. Хонус отнес тело мертвого Сарфа к ручью и оставил Йим одну, пока она очищала его. Раздевая Гатта, Йим с грустью отметила, насколько он еще молод. Она смыла кровь с его груди, затем перевернула его, чтобы вымыть спину. Руны, вытатуированные на ней, образовывали короткую надпись, они не доходили даже до лопаток сарфа. Похоже, они предрекали ему короткую жизнь, подумала Йим. Язык был тот же архаичный, что и на спине Хонуса, и Йим нашла его текст столь же неинтересным. Тем не менее, она изучила написанное, ища хоть какую-то зацепку для действий Гатта. Одно слово привлекло ее внимание, поскольку оно было уникальным, и она также видела его на спине Хонуса. Это было слово «Дайджен». Оно составляло половину последней надписи: «Bewarr Daijen».

Значит ли это «Остерегайся Дайжена»? Йим вспомнила, что среди татуировок Хонуса была строчка «Он посылает Дайджена». Она решила еще раз взглянуть на руны, чтобы проверить свою память.

Йим обратилась к мертвецу.

– Это Дайджен отравил твой разум? Если да, то как жаль, что у тебя не было Носителя, который мог бы тебя предупредить.

Потом она вспомнила, что Носитель не должен говорить о знамениях на спине сарфа, и поняла, что предупреждение предназначалось не Гатту. Когда Йим вглядывалась в слова, начертанные на трупе, ее посетила леденящая душу мысль: это предупреждение предназначено мне!