Свеча в буре

40

Пока Йим спала в укромной альпийской долине, Хонус начал второй этап своего одиночного похода. Первый этап начался, когда Йим еще пряталась в болоте. Именно тогда Хонус впервые покинул армию, неся свой мешок. Преследуемый тоской по женщине, которая в последний раз носила его, Хонус направил все свои мысли и силы на ее поиски. Первым его заданием было провести скрытную и длительную разведку. Он делал это под видом крестьянина, пряча лицо в плаще с капюшоном, чтобы не насторожить солдат Бахла, что за ними следит Сарф.

Наблюдения Хонуса привели его к нескольким выводам. Первое заключалось в том, что Железная гвардия больше не ищет дезертиров. В качестве проверки Хонус несколько раз показывался людям Бахла в крестьянской одежде. Лишь однажды это вызвало полусерьезную погоню. Таким образом, Хонус предположил, что ищут исключительно Йим, и она все еще на свободе. Поскольку Хонус не обнаружил никаких приготовлений к отступлению, он предположил, что Бахл планирует оставаться в крепости до тех пор, пока Йим не будет найдена.

Пока Йим на свободе, Хонус планировал преследовать солдат лорда Бахла. Таким образом, он надеялся защитить ее. Если повезет, он даже сможет найти Йим во время одной из своих вылазок. Кроме того, если люди Бахла схватят ее, он сможет попытаться спасти ее. Сформулировав эту стратегию, он приступил к ее реализации.

Было уже за полночь, когда Хонус бесшумно подкрался к трем дозорным Бахла. Перемещаясь из тени в тень, он был практически незаметен из-за темно-синей одежды и лица. Тем временем дозорные демонстрировали беспечность вооруженных людей, считающих, что им нечего бояться. Когда Хонус добрался до них, он быстро убил двоих, прежде чем они успели выхватить оружие, а третьего легко обезоружил. Приставив клинок к горлу мужчины, Хонус сказал:

– Будь спокоен, и ты еще состаришься. Почему ты стоишь в дозоре так далеко?

– Потому что мне приказали.

– Ты кого-то ищешь. Зачем?

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– У тебя есть еще один шанс сказать. К чему эти поиски?

Мужчина ничего не сказал, и Хонус перерезал ему горло. После этого он надел на себя достаточно снаряжения убитого гвардейца, чтобы в темноте принять его за одного из них. Затем он выбросил тела дозорных в ближайший колодец. К рассвету в колодце оказалось еще восемнадцать гвардейцев, но Хонус ничего не знал об их задании.

Ни один из допрошенных им солдат ничего не рассказал. Хонус рассуждал о том, было ли это вызвано дисциплиной, страхом перед лордом Бахлом или неверием в возможность пощады. Как бы то ни было, к концу ночи Хонус перестал задавать вопросы и просто перебил всех дозорных, которых застал врасплох. Недолго думая, он решил прибегнуть к пыткам, чтобы узнать то, что ему нужно, но отказался от этой идеи. Йим бы этого не одобрила, а он твердо решил руководствоваться ее мудростью. Он скрылся только с рассветом, довольный тем, что воплотил в себе гнев Карм и что в это утро на Йим будет охотиться на двадцать одного человека меньше.

***

Фырканье разбудило Йим. Она открыла глаза и увидела солнечный свет и огромную мохнатую морду. Йим никогда раньше не была так близко к медведю и замерла от ужаса.

– Не бойся, – сказал голос. – Она твой друг.

Когда Йим повернула голову, медведица лизнула ее в лицо. В нескольких шагах от нее на земле сидела Рупинла. Она почтительно склонила голову.

– Приветствую тебя, любимая матушка.

При виде фейри Йим проигнорировала медведя и села.

– Любимая? – спросила она. – У тебя странный способ показать это.

– Ты сердишься, – сказала Старейшая.

– Тебя это удивляет? Ты ведь знала, не так ли? Ты знала, но отправила меня в путь, веря, что я иду к своей любви.

– Так и было.

– Но я не знала, что меня ждет, а ты знала! Я в этом уверена!

– Знание – не мудрость.

– Не прячься за словами!

– Я не знала, какой путь ты выберешь, и чем закончится каждый выбор. Должна ли я была сказать тебе, что ты будешь страдать или что ты спасешь своего возлюбленного от ужасной смерти? И то, и другое уже свершилось.

– Ты могла бы мне что-нибудь сказать.

– Я была вынуждена молчать, – сказала Рупинла. – И до сих пор вынуждена.

– Кем принуждена?

Фейри поклонилась так низко, что ее лоб почти коснулся земли.

– Заставила, достопочтенная мать. – Когда она подняла голову, в больших кошачьих глазах Рупинлы отразилось такое сочувствие, что Йим растрогалась.

– Что ты перенесла! Что ты страдаешь до сих пор! Я покорена глубиной твоей любви.

– Эта любовь была лишь уловкой Карм, чтобы заманить меня к лорду Балу.

– А твоя любовь к Мириэн и ее матери была уловкой? К Хендрику, Каре, Хомми и Хамину? Ради всех этих оборванных детей и их измученных родителей? Ради убитых в храме Карм? Любовь всегда была твоей силой.

– Я говорила о своей любви к Хонусу.

Когда Старейшая ничего не ответила, Йим заглянула ей в глаза и попробовал разгадать ее мысли. Некоторые из них были скрыты даже от нее, но Йим не нашла в них коварства, только сочувствие, любовь и печаль. Она отвела взгляд и вздохнула.

– Я прощаю тебя. Мне больно, и я обескуражена. Но ты права: то, что я сделала, было моим выбором.

Рупинла снова поклонилась.

– И я чту тебя за это.

– Но это не объясняет, почему ты здесь.

– Чтобы помочь тебе.

– Как?

Приближается зима, и враги ищут тебя. Тебе нужно убежище.

– Так ты отведешь меня в Фэйрию?

– Нет. То, что находится в твоем чреве, никогда не должно попасть в Безвременье, – сказала Рупинла. – Это убежище другого рода.

Она жестом указала на медведя.

– Это Грувф, – сказала она, произнося это имя как короткий хриплый кашель. – Грувф примет тебя как своего детеныша и будет кормить тебя во время твоего долгого сна.

– Мой долгий сон?

– Тот, что длится до весны, как у сородичей Грувфы. Поцелуем я могу наделить тебя этим даром.

Это казалось идеальным решением, ведь оно позволило бы Йим исчезнуть на несколько лун, возможно, достаточно надолго, чтобы Бахл прекратил поиски. Тем не менее, у Йим была особая причина, по которой его пугала перспектива столь долгого сна.

– Мои сны больше не принадлежат только мне, – сказала она. – Ты знаешь о том, с чем я борюсь.

– Знаю, – ответила Рупинла. – Оно ужасно и сильно. Оно одолело всех женщин, которые когда-либо носили ребенка, но оно не овладело тобой.

– Пока нет.

– И не овладеет. Это я могу сказать точно.

– Значит, я могу впасть в спячку до весны, скрыться от лорда Бахла и найти место, где можно родить этого ребенка, – сказала Йим. – И что тогда?

– Делать то, что необходимо.

– Ну, это простой совет, – сказала Йим. – Он применим к любому случаю.

– Но ты знаешь, что необходимо, – ответила Рупинла. – Следуй своим инстинктам. Хотя в ребенке будет жить темный дух, которого так боялся его отец, он будет и твоим сыном. Заботься о нем так, как подсказывает тебе сердце, и в результате ты получишь добро.

Йим и в голову не приходило, что она будет считать ребенка, зачатого столь драматично, своим, а тем более любить его. Он невиновен, подумала Йим, хотя на него обрушится то, что обрушилось на меня сейчас. Йим подумала, как она может помочь своему сыну преодолеть внутреннего врага и тем самым победить его в мире. Эта мысль породила надежду – первую, которую она почувствовала после последнего визита Карм. Тогда Йим увидела правду в словах Рупинлы и поняла, что любовь станет ее силой.

Йим посмотрела на фейри. Увидев безмятежное, но ликующее выражение лица Рупинлы, она поняла, что Старейшая поняла ее мысли. Йим улыбнулась, и Рупинла улыбнулась в ответ.

Надежда укрепила дух Йим, когда она неторопливо прогуливалась по укрытому от посторонних глаз лесу. Ей было приятно не бояться погони, и она наслаждалась этим. Высокая долина казалась ей возвышенным островком спокойствия в бурном мире, местом над темными делами человечества. Клены окрасились в праздничное золото, а дубы – в нежный красновато-коричневый цвет. Яркий утренний солнечный свет даже избавил ее от постоянной прохлады. В общем, место казалось идиллическим, и Йим упивалась его умиротворением.

Когда Йим вернулась к ручью, ее ждали Рупинла и Грувф, а Квахку уже не было. Старейшая сидела, скрестив ноги, на земле перед большим плоским камнем, на котором были навалены орехи, ягоды, грибы, семена и соты. Там был даже пухлый заяц. Затем Рупинла поднялась и прижалась губами к губам Йим в долгом и любящем поцелуе. Фейри дарила вкус растущих растений, давно выветрившегося камня, тихой воды и древней земли. Йим не хотела, чтобы поцелуй заканчивался, но в конце концов это произошло.

– Прежде чем ты сможешь уснуть, мама, ты должна откормить себя.

Рупинла улыбнулась в ответ на мысли Йим.

– Да, я побуду с тобой некоторое время. Для меня большая честь, что ты желаешь моего общества.

Потом Йим, Рупинла и Грувф ели вместе, причем Йим наелась до отвала по настоянию Старейшей. Она даже съела часть зайца, хотя ей пришлось есть его недожаренным и разрывать плоть зубами. В присутствии Грувфа это не выглядело неестественно, и медведь доел то, что не доела она. Потом все трое нежились на солнышке. Йим наслаждалась сытостью и даже немного задремала. Во время сна она держала в узде Пожирателя, и ей снилось, что она проводит руками по спине Хонуса, а его руны говорят с ней.

– Когда-нибудь ты поймешь, – говорили они. – Тогда все твои испытания обретут смысл.

Когда Йим проснулась, она удивилась, что снова хочет есть, и с радостью увидела, что куча еды пополнилась. За этой трапезой Рупинла попробовала лишь несколько ягод, а Йим и медведь снова наелись до отвала. Так начался режим еды и сна, который продолжался несколько дней. Это была ленивая жизнь, ведь Йим не нужно было добывать пищу. Непрекращающееся пиршество обеспечивалось целым потоком животных-помощников. Мыши и белки приносили семена, орехи и ягоды. Скунсы собирали грибы и коренья. Совы и ястребы приносили только что убитых зайцев. К особому удовольствию Йим, дятлы прилетали с большими порциями древесных личинок. Чем больше она ела, тем больше могла съесть.

В отличие от Рупинлы, Йим не могла разговаривать с медведем, но кое-что поняла из его рычания и ворчания. Короткий чавкающий звук означал:

– Ты собираешься это съесть?

Высокое ворчание означало:

– Попробуй, это вкусно.

Кроме того, между Йимом и Грувфом установилось взаимопонимание. Когда Йим дремала между приемами пищи, она прижималась к медведю и часто просыпалась от того, что огромное предплечье Грува обнимало ее за талию.

Благодаря тому, что Йим ела так много и так часто, она быстро располнела, и когда наступили холода, Рупинла сказала:

– Мама, я думаю, что пора уходить с Грувфом в ее берлогу. Спи с ней, укутавшись в шкурки.

Затем фейри глубоко поклонилась.

– Могу я поцеловать тебя в последний раз? Мы больше не встретимся в этом мире.

В ответ Йим тепло обняла Рупинлу и поцеловала ее. После этого Грувф издал протяжное ворчание, а когда Йим взглянула в ее сторону, медведица начал уходить. Йим повернулась, чтобы попрощаться с фейри, но она уже исчезла.

Грувф вышла из горной долины и стала подниматься в гору. Она шла легким шагом, и Йим без особого труда следовал за ней по крутому склону. На нем между длинными участками скал и бурой травой росло несколько чахлых деревьев. Выше деревьев не было вовсе, а склоны уже были припорошены снегом. С того места, где стояла Йим, она могла смотреть на север и видеть, как редкие холмы уступают место широкой равнине, уходящей к далекому горизонту. Туда я и отправлюсь весной, подумала она. Пойду на север и уйду как можно дальше.

Когда медведь вошел в очередную складку в склоне горы и спустился по внутреннему склону, вид скрылся из виду. Там, среди зарослей деревьев, была глубокая расщелина в скале. Грувф вошел в нее и исчез. Помня о том, что Рупинла велел ей спать в шкурах, Йим сняла плащ Яуна и свою поношенную смену и кофту, чтобы засунуть их в трещину в стене расщелины. Она надеялась, что там они будут защищены от непогоды.

Уложив одежду до весны, Йим полезла в расщелину, чтобы найти медведя. Вскоре она уже осторожно пробиралась в почти полной темноте. Вдали пол резко уклонялся вниз, но за поворотом прохода становился ровным. Йим чувствовала под ногами сухие листья и траву и слышала дыхание медведя. По мере того как она продвигалась вперед, покрытие каменного пола становилось все глубже. Она столкнулась с Грувфом. Йим наклонилась и коснулась огромной лапы медведя, а затем обошла его вокруг, пока не прижалась к брюху Грува и не прижалась к его густой шерсти.

Когда Йим лежала неподвижно, она чувствовала, что ее тело затихает. Сердце билось все реже, а дыхание замедлилось. Мысли исчезали, когда она погружалась в состояние, более глубокое и спокойное, чем сон. Время потеряло свою власть над Йим, когда она выскользнула из сознания и погрузилась в пустоту.

В мире за пределами логова время шло своим чередом. С деревьев падали последние листья. Ночи становились все длиннее. Снег падал, пока не скрыл все следы расщелины. Внутри темного убежища Грувфа Йим скользила сквозь изменения в состоянии беспамятства. Ей не было ни тепло, ни холодно. Она и не подозревала, что нашла сосок Грува, чтобы сосать его, как детеныш. Ее разум был спокоен и лишен снов, кровавых или иных.