Таллиннский переход

24 августа 1941, 22:20

Откинувшись на заднем сидении «эмки», адмирал Трибуц ехал по безлюдному Таллинну, выглядевшему еще более мрачно в надвигавшихся сумерках. Армейские и флотские патрули. Сгоревшие и разрушенные дома, выбитые стекла, пустые глазницы окон. Порывистый ветер трепал на обгоревших стенах пожелтевшие плакаты, призывы коменданта. Навстречу шли машины и повозки с ранеными. Раненые, раненые, раненые... Они брели, опираясь на самодельные костыли, держась за стенки, бледные, почти потерявшие человеческий облик, перевязанные кто чем, а то и просто зажимая раны руками, из-под которых брызгала кровь.

Адмирал ехал на КП командующего ПВО КБФ, генерала Зашихина, расположенный вблизи памятника морякам с эсминцев «Автроил» и «Спартак», которые в далеком 1919 году, пытаясь бомбардировать Ревель, сами попали в расставленную англичанами ловушку и были захвачены в плен. У самого КП Зашихина — окопы переднего края, наполненные еще живыми моряками. Заросшие лица, воспаленные глаза, угрюмые взгляды, уже лишенные надежды, что начальство предпримет что- либо для их спасения. И раненые, кругом раненые, лежащие прямо на земле...

Выйдя из машины, адмирал смотрел на все это красными от бессонницы глазами. Он смотрел на раненых, но думал не о них. Он думал о крейсере «Киров», от судьбы которого уже зависела не просто его карьера, а его жизнь. Это ведь просто чудо, что немцы еще не утопили крейсер. Но ведь это может произойти в любую минуту и завтра, и сегодня, и... С места, где находился КП генерала Зашихина, хорошо был виден залив и стоявшая на рейде армада кораблей. Вот он, «Киров», ощетинившись орудиями, маневрирует, уклоняясь от прицельного огня вражеской артиллерии. По воде стелется густой шлейф дымзавесы, а ветер доносит сюда взрывы тяжелых снарядов. Медленно оседают султаны вздыбленной воды. В любую минуту не этим, так следующим залпом немецкие артиллеристы накроют «Киров» и тогда...

Выслушав рапорт Зашихина, Трибуц приказал всю зенитную артиллерию флота сосредоточить для прикрытия места маневрирования «Кирова» и лидеров. Генерал Зашихин — тридцатипятилетний крепыш, с небольшой рыжей бородкой и светло-синими отчаянными глазами, выслушав приказ, спросил: «Что делать с теми дивизионами, которые развернуты на прямую наводку против танков? Их тоже стянуть к гавани?» «Да», - отчеканил Трибуц, понимая, что говорит глупость. «Будем уходить?» — поинтересовался Зашихин. Адмирал посмотрел на него пустыми глазами: «Выполняйте приказ!», — и пошел к машине. Где-то в надвигающейся темноте захлебывались зенитки. Со стороны Ласномяэ доносились взрывы мин, пулеметная и ружейная стрельбы. Факелами горели дома в Козе и Пирита. Какой-то человек, стоявший на тротуаре, показал Трибуцу кулак и юркнул в подворотню. Адмирал вжался в сидение, ожидая автоматной очереди из темного зева подворотни. Но ничего не последовало.

Вернувшись к себе, Трибуц позвонил Лауристину и срывающимся голосом заорал на него, что в городе нет никакого порядка, стреляют в спины патрулям, наводят самолеты на корабли, кулаки показывают. Лауристин уставшим голосом пытался возразить: «Не задерживать же каждого, кто зло на тебя косится?» «Всех подозрительных — задерживать, - заорал в ответ Трибуц, - а сигнальщиков, распространителей паники и злостных слухов — расстреливать на месте!»