25 августа 1941, 12:00

С мостика «Кирова» капитан 2-го ранга Сухоруков видел, как в страшной вспышке двойного взрыва буквально разлетелся на куски буксир «С-103». Осколки разорвавшихся бомб ударили по корпусу и надстройкам крейсера, полностью выведя из строя расчет зенитного пулемета №4 и сам пулемет. Матросы боцманской команды на баке были сбиты с ног тоннами обрушившейся на нос крейсера воды. Корабль накренился, взрывная волна резко ударила по стоящим на мостике и в боевой рубке. Матросы на баке быстро вскочили на ноги, кроме нескольких, так и оставшихся лежать в неестественных позах, видимо, пораженных осколками. Кто-то кричал в мегафон: «Отдайте буксирный трос!» С мостика было видно, как матросы с лихорадочной поспешностью рубят топором шестидюймовый конец. Стальной перлинь лопнул, взвился, задев кого-то, как показалось Сухорукову, и исчез сверкающей змеей за бортом. Отвернуть не успели, проутюжили по поверхности воды останки буксира, разбросав носом обломки, стараясь не слышать криков погибающих.

Циркуляция влево без помощи буксира показалась Сухорукову мучительно долгой и медленной. Еще на циркуляции пытались спустить шлюпку, чтобы подобрать уцелевших с буксира, но что-то заело в талях, шлюпка наполовину повисла, а новый бортовой залп главного калибра оборвал носовые тали, шлюпка ударилась о борт, раздался треск ломаемого дерева, чьи-то крики, мат старшего помощника.

Главный калибр продолжал вести огонь через полутораминутные интервалы, что совершенно исключало наличие людей на верхней палубе — их могло покалечить, убить, выбросить за борт ударной волной от залпов собственных башен. Но давно уже оглохшие, контуженные, с кровавыми тампонами в ушах, в ссадинах и кровоподтеках, с дикими глазами матросы боцманской команды продолжали носиться по крейсеру, всем ужасным своим видом демонстрируя, что все инструкции и наставления годны только для парадов и учений мирного времени.

«Прекратить огонь!» — приказал Сухоруков, зная, как немедленно взорвётся УКВ, требуя артиллерийской поддержки, как истерически завопят пехотные подразделения, развращенные невиданной в военной истории огневой поддержкой кораблей и береговой артиллерии. Как бы оправдываясь неизвестно перед кем, Сухоруков добавил: «Навести порядок на палубе и на баке! 10 минут даю!»

Он снял фуражку, вытер платком лоб и голову. Артиллерийская батарея немцев, цапнувшая «Киров» утром, видимо, не выдержав контрбатарейного огня, замолчала или, сменив позицию, переключилась на поддержку сухопутных войск. Три налета за сегодняшний день были отбиты, фактически без потерь, если, конечно, не считать буксира. «А ведь дал бы упреждение всего в полсекунды, - подумал Сухоруков о неизвестном немецком летчике, утопившем «С-103», - и прямо бы к нам на мостик свою бомбу и положил... Может быть, сегодня вечером придется уходить, если вспомнить намёки командующего утром. Дрозд еще не вернулся с совещания...»

Крик сигнальщика: «Транспорт тонет!» заставил Сухорукова воспрянуть от полуминутной задумчивости и вскинуть к глазам бинокль. На фоне бушующих на берегу пожаров, среди черного дыма, обволакивающего лес мачт и дымовых труб, был виден большой грузовой пароход, объятый пламенем, клубами дыма и пара. Два портовых буксира тянули транспорт поближе к берегу, подальше от фарватера. Пароход шел за ними, все более и более кренясь, медленно заваливаясь на бок, как умирающий слон. Визг и свист вырывающегося из пробитых магистралей пара напоминал предсмертный крик смертельно раненого животного. Все было ясно: прямое попадание авиабомбы, видимо, в последнем налете. Сухоруков навел бинокль на нос гибнущего транспорта и прочел название: «Луначарский».

Пронзительная трель звонков и вой сирен возвестили о том, что передышка кончилась: к рейду подходит новая группа самолетов врага.


Загрузка...