Таякан

ВОЛШЕБНАЯ ЛАМПА МИГЕЛЯ

КОГДА пришел час открывать школу, бросились искать старика Рейнальдо.

Мальчишки и девчонки, необычно притихшие, сложив руки на коленях, сидели на свежераспиленных чурбаках. Карлос, на правах близкого к учителю человека, встал по только ему известной причине на охрану камаля — доски, за пропажу которого получил от матери нагоняй. Крестьяне в ожидании старика сидели кружком на песке. Старик в белой рубахе шел по улице со свитком в руках. Не отвечая на удивленные вопросы крестьян, подначивающие восклицания дона Клаудио, старик торжественно развернул свиток и на стене хижины-школы, там, где предполагалось сплести окно, прикрепил пожелтевший плакат с изображением девы Марии с малышом на руках.

Старик прошептал слова молитвы и присоединился к крестьянам, почтительно уступившим ему место в центре круга.

— Карлос! — перехватывал инициативу Ричард. — Вешай свою доску — камаль на дерево. А вы, будущие врачи, и вы, будущие учителя, и вы, владельцы богатых ранчо, — обратился он к детям,— берите свои резные кресла и садитесь у чиломате.

Ричард встал под деревом, широко раскинул руки и, с благодарностью вспомнив рассказы Дугласа, начал:

— Посмотрите, друзья, на дерево чиломате. Его ствол спаян из многих и многих тонких ветвей. Они переплелись и прикипели друг к другу. Одну ветку легко перебить мачете. Этот литой ствол держит могучую крону. Ему не страшны мачете и ураган. Устоит он и под шквальным ветром. Чтобы победить тьму, безграмотность, надо быть вместе, надо верить в себя...

Из кусков сухой глины, приготовленных старательным Карлосом, Ричард выбрал твердый как камень и размашисто написал на черном камале — «Сан-ди-но».

— А меня можешь написать? А то мне в окоп пора... — почему-то шепотом спросил дон Клаудио.

— Могу! Пишу по буквам — К-л-а-у-д-и-о.

— А меня?

— Пишу по буквам — Аль-ва-ро...

Мокрой тряпки не нашлось. И в горячности Ричард стирал рукавом рубашки одно имя и тут же писал услышанное: Хавьер, Розалия, Толико, Сесар...

— Сильвия! — крикнула тоненькая девчушка и, прыснув в ладошку, спряталась за спиной худощавого крестьянина. Длинное платье, видимо, доставшееся от старшей сестры, тяжелые высокие ботинки на босу ногу, в черные волосы вплетены праздничные, желтые цветы сакуанхоче.

Ричард почувствовал, что имя этой девочки было причиной теплой волны, захлестнувшей его с головой.

— Сильвия, самая маленькая ученица, — он сунул руку в карман. — Предлагаю подарить ей карандаш. Держи!

— Вы обещали рассказать вот об этом, — настойчиво заметил Карлос и ткнул пальцем в красночерный галстук на шее Ричарда.

— Правда, обещал. Неси инструмент!

Ричард бережно взял гитару, осмотрел ее и провел ладонью по бархатистому грифу из черного дерева. Потом поставил гитару на колено и тронул струны. Какими звуками отозвалась она! Ричард прижал палец к губам и слушал, как долго замирает аккорд. Казалось, звук не иссяк, а лишь на время затаился. Ричард еще немного послушал тишину и заиграл. Он выбрал этюд номер пять композитора Джулиани. Сильная стройная мелодия охватывала весь диапазон инструмента. Острый ритмический рисунок и выразительное басовое сопровождение (и он чувствовал это) завораживали слушателей. Часть произведения, где гитара звучала тревожно, как барабан, призывно, как труба, удалась особенно. Волны последнего аккорда этюда еще плыли над поляной, а пальцы, забыв о жесткости пальмовой коры, обретая послушность и резвость, сами искали новый аккорд.

Уходили на боевое дежурство крестьяне из отряда самообороны. В круг на поляне садились перепачканные окопной землей те, кого заменили на посту. Стемнело, и Ричард поставил керосиновую лампу у ног крестьян, сидящих на остывающем песке. Когда видишь глаза людей, для которых поешь, песня оживает. Если ты веришь в песню, значит, сам можешь ею убедить, заставишь любить и ненавидеть. Песню бригадистов он записал и выучил в молодежном центре в Манагуа.

— Вперед, бригадисты![18] — начал Ричард и, пропустив такт, предложил:

— Подпевай, Карлос!

— На борьбу с неграмотностью!

— Мы уничтожим незнание и ужасы жизни.

— Вперед, бригадисты!

— Мы теряли боевых друзей,

— Воздвигнем баррикады из книг и классных досок.

— Кулачок кверху, книгу откройте!

— Поднимем весь народ,

— В крестовый поход за всеобщую грамотность.

— Мы победим, потому что выбрали путь Сан-дино.

— Превратим тьму в свет.

Теплые капли дождя ударили по корпусу гитары, и Ричард, как бы извиняясь, развел руки:

— Она боится влаги. Охрипнет, — сказал он, и аккуратно сунул гитару в мешок.

Но никто не расходился.

— Э, друзья, — свои волнение и благодарность к крестьянам Ричард постарался скрыть шуткой, — разве певец не заслужил несколько минут отдыха и стакана кукурузного рефреско.

От дерева отделилась темная фигурка женщины. Она развернула кусок целлофана и достала подаренный маленькой Сильвии карандаш.

— Я — мать Сильвии Понсе. Мы бедны и не можем принять такой дорогой подарок...

Вместо слов из уставшего горла Ричарда раздался беспомощный хрип. Стараясь быть шутливым и проницательным, он поднял глаза на лицо женщины и замер. Нет, его не разыгрывали, над ним не смеялись.

Слезы, обозначая тонкий след, сбегали по щекам матери маленькой Сильвии.

— Мы не можем принять такой подарок... — повторила она и положила карандаш у лампы.

Возбужденный происшедшим, Ричард тянул теплый кукурузный напиток и вслушивался в встревоженные голоса крестьян. Только сейчас рядом со своей новенькой и блестящей он увидел другую керосиновую лампу — искореженную, без стекла. Огонек покачивался и чадил. От дождя его прикрывали руками.

— Чье сокровище? — спросил Ричард.

— Мигеля! — ответил крестьянин, пришедший с друзьями из соседнего селения. — Учителем был. Пошел в город за карандашами и не вернулся. Мы, козлы, подумали — сбежал. Сегодня жгли лес и нашли его на тропе. Убит мачете. Лампу контрас втоптали в землю...

Мигель... «Лет тринадцать ему было, — вспоминал Ричард строчки из дневника контрас. — Я ударил его мачете между шеей и плечом...»

Мигель. Маленький бригадист Мигель...

— Идите сюда! — Ричард выдернул гитару из чехла. — Прошу вас, все — сюда!

Кто сумел, втиснулись в хижину школы.

Лампы старик Рейнальдо поставил рядом.

— Вперед, бригадисты! — запел охрипшим, срывающимся голосом Ричард. — Мы теряли боевых друзей...

Так хорошо он никогда не пел.