Таякан

ЛЕГЕНДА С БЕРЕГА ЛАГУНЫ

С РИЧАРДОМ мы познакомились в Никарагуа, через год после смерти Сильвии. «До» и «после» — так он сам делил теперь свою жизнь.

...В летнем лагере детской организации «Искатели», расположенном недалеко от города Масаи, собрались будущие вожатые — молодые парни и девушки, подростки, многие из которых еще несколько месяцев назад сражались с контрас. В лагере они учились ставить палатки и вязать узлы, плавать и читать стихи... Ричард среди них был, что называется, «играющим тренером». Всем, чему научился сам, он щедро делился с новыми друзьями.

После жаркого учебного дня, когда солнце ушло за холмы, к моей палатке прибежал Ричард. Покой, сладкая вечерняя усталость — не для него.

— Сейчас «штурмуем» Коётэпе...

В вечерних сумерках поднимаемся в гору за лагерем. Очень давно в этих местах жило сильное и гордое племя индейцев-охотников. Звали они себя коётэпэ. В память о свободолюбивых и благородных охотниках самую высокую гору в округе назвали их именем.

— На вершине горы — крепость. В начале века, — рассказывал Ричард, — крепость преграждала путь американским завоевателям — гринго. А потом, когда страной стал править диктатор Сомоса, орудия крепости его гвардейцы повернули против народа. Стены укрепили бетоном. Сомосовцам казалось, что они надежно защищены от революции. Штурмом взял вооруженный народ крепость. И открылась страшная тайна. Под крепостью была тюрьма. В подземельях — карцер и камеры пыток, в центре — глубокий колодец, куда бросали замученных патриотов...

Ричард встал в центр бетонной площадки и раскинул руки.

— Сюда садился вертолет. В него сомосовцы бросали патриотов, и через две минуты вертолет зависал над дымящим кратером вулкана Сантьяго. Понимаешь, компа, что они делали?! Людей сбрасывали. А объявляли так — пропал без вести. Сейчас на краю кратера — памятник...

Мрачен бетонный лабиринт крепости. На стенах каземата — следы пуль и осколков. В подземелье гулко, жутко, поскрипывают двери из стальных поржавевших прутьев, свет не проникает.

— Смотри, компаньеро, на стенах имена, имена. — Ричард остановился и зажег фонарик. — Это имя выцарапано ногтем, это написано кусочком сухой земли...

На высокой крепостной башне после темного, наполненного липким спертым воздухом подземелья дышалось вольно, полной грудью. Ричард полез на самую верхушку башни, к бойнице, где сомосовцы ставили когда-то крупнокалиберный пулемет.

Ночь стерла очертания крепости и зубьев сторожевых башен. На фоне неба стоял юный человек с гитарой через плечо. Тысячи мерцающих светлячков, как звездочки, кружили вокруг него, и казалось, что Вселенная пришла в новое движение. Таким я запомнил Ричарда, так видел, работая над книгой.

От крепости-тюрьмы мы спустились к лагуне — кратеру давно-давно потухшего вулкана. Вода в нем теплая, мягкая. Волны прибивают к берегу кусочки пемзы. По берегу гурьбой шли мальчишки. Двое шагавших впереди тащили по сизому вулканическому шлаку небольшого крокодила.

— О, проклятье! Знаешь, компаньеро, о чем они говорят? — Я не узнал Ричарда: брови у переносицы, в глазах темный огонь. — О ценах на базаре говорят. О том, как чучело из крокодила сделать. У меня на улице такие ж, черти, живут. Один ночи напролет чью-то машину у ресторана сторожит, другой промышляет воровством на рынке, третий на пляже попрошайничает. Разозлился я. Говорю однажды: жить надо с достоинством. «Это как?» — спрашивают. Недолго думая, говорю: хотите — в походы будем ходить — это вам не по базарам болтаться. Стали мы готовиться. Из старых мешков, в которых зерна кофе с плантаций возят, сшили палатку. Беру дома фасоль, рис, пустую банку — и к лагуне. Иду впереди отряда — галстук на шее. Знамя в школе взял. А отряд человек десять. Пришли к лагуне. Стойки для палатки я из бамбука сделал. Ребята моей сестренке костер помогают развести. Я ее специально взял, чтобы следом за ней в отряд другие девчонки потянулись. Голодных мальчишек ведь я в поход «пестрым петухом» заманил — так блюдо наше называется: фасоль, рис и острый соевый соус. Только вода в банке закипела, из зарослей вышли восемь парней. Я сразу понял — не с миром идут, но держусь. Шучу с мальчишками, сестренке волосы поправил, а сам краем глаза наблюдаю. Подходят, каждый на голову выше меня. Компаньеро, ты спрашивал меня в крепости, что я в жизни больше всего ненавижу. Сейчас скажу: бандитов этих, спекулянтов, гомосеков, наркоманов... Глаза у старшего среди них, как у жабы, навыкате, руки трясутся. Поймал сестренку за руку и ножом к горлу. Мне в тот момент два козла руки за спину заломили. А главарь говорит: «Отпустите... Он сейчас сам свою палатку и свой мешок с книжками в воду бросит. Иначе с девчонкой плохо будет. Бросай», — посмеивается. А сам ножом ей кожу проколол. Сестренкина кровь под рубашку течет.

Сестренка не плачет, дрожит вся, не смотрит на меня. Я губы себе от бессилия и злости прокусил. «Отпустите руку», — говорю. Взял и на глазах у мальчишек своего первого отряда, компаньеро, сам и палатку утопил и вещмешок с книжками. Сам... А тот, второй, что галстук у меня срезать хотел, трусоват оказался. Увернулся я, а он второй раз подходить не решился... «Успею», — цедит и все по горлу пальцем водит. Сестренка потом дома долго плакала. А мы с отцом и с группой милисианос до утра местность вокруг лагуны прочесывали. Жаль, козлов тех не нашли! Компаньеро верит, что я не боялся их?..

Свой маленький «Артек» он все-таки построил. Три палатки — из брезента, мешков и картонных ящиков на берегу круглой, как тарелка, лагуны с бирюзовой водой. Сюда, на берег, и приводит Ричард мальчишек и девчонок со своей улицы. Местные жители называют лагуну — лагуной Ричарда. Что ж, легенды могут рождаться и так...