Тайна кода да Винчи

Глава XLIX ОТКРЫТКА

— Нет, папа, ты должен им сказать! — из коридора донесся голос Франчески. — Папа, ты же знаешь!

Я открыл глаза. За окном стемнело. В комнате полумрак. С трудом поднялся, чувствуя, как при малейшем изменении положения голова раскалывается на две равные части.

— Франческа, ты преувеличиваешь… — ответил ей другой голос, по всей видимости синьора Вазари, но только сейчас он звучал как-то по-другому, не так, как прежде, тяжело, сдавленно.

— Я знаю, что ты знаешь! Скажи! — настаивала Франческа.

— Это очень странная история, Франческа, — казалось, отец девушки пытался уйти от ответа. — Очень странная.

— Папа, а как ты думал это произойдет? — уговаривала его Франческа. — Разве это может случиться как-то нестранно?…

— Но они сами не знают, что они ищут… — возразил отец. Я встал и медленно, стараясь не оступиться и не потерять равновесие, направился к двери.

— А откуда они могут знать, папа? — настаивал Франческа.

— Ты не понимаешь, не понимаешь, — отчетливо, чуть не по слогам проговорил синьор Вазари, после чего раздался звук, издаваемый его коляской во время движения.

Я открыл дверь и чуть не столкнулся с отцом Франчески.

— Ой! — воскликнул от неожиданности синьор Вазари.

— Простите, простите! — залепетал я. — Я вас не задел дверью?

— Нет, все нормально. Все нормально, — синьор Вазари странно посмотрел на меня — пристально, напряженно, словно хотел превратить в рентгеновский снимок. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, уже лучше. Спасибо.

— Это хорошо, — подчеркнуто холодно отозвался отец Франчески, уже отъезжая от меня прочь в своем инвалидном кресле. — Очень рад за вас.

Меня снова удивил тон его голоса. Казалось, синьор Вазари был зол на меня. Но за что?! Я поднял голову — передо мной в дверном проеме напротив, чуть дальше по коридору, стояли Дик и Франческа. Они выглядели одновременно и возбужденными, и разочарованными. Что у них тут случилось?

— Тебе правда лучше? — негромко спросил Дик.

— Да, да. Лучше. Не волнуйся…

— Молодой человек! — синьор Вазари резко развернул свое кресло на сто восемьдесят градусов. — В этом загадочном конверте точно ничего не было, кроме книги?

— В каком конверте? — не понял я и автоматически посмотрел на Дика.

Тот показал рукой в сторону Франчески, и я увидел, что она держит тот обрывок конверта с маркой и штемпелем, в котором в мой офис пришла книга доктора Рабина.

— Пришлось рассказать, — тихо ответил Дик. — Тут у нас вышло…

— Ну, так было или не было?! — достаточно грубо прервал его синьор Вазари. — Отвечайте!

— Было или не было?… — повторил я, тщетно пытаясь сосредоточиться. — А что у вас здесь происходит? Я ничего не понимаю…

— Синьор Вазари спрашивает тебя об этом конверте, — Дик произнес фамилию «Вазари» с какой-то особенной интонацией, ударением, словно хотел на что-то намекнуть. Но фамилия ровным счетом ничего мне не говорила. — Он узнал от меня, что…

— Пусть он мне ответит! — прогромыхал отец Франчески, я даже не думал, что этот старик способен вести себя так властно.

— Так, сейчас я соберусь с мыслями, — попросил я и взялся двумя руками за голову. — Было или не было в этом конверте еще что-то кроме книги? Была книга… Я искал записку или письмо… Выпала какая-то дурацкая открытка…

— Открытка?! — удивился Дик. — Открытка?! А почему ты мне не сказал?…

— Стойте, стойте! — синьор Вазари тут же подкатился ко мне в своем электрокресле. — Какая открытка?

— Ну, какая-то… — недоуменно протянул я. — Глупость. Неправильная…

Франческа даже вскрикнула в эту секунду:

— Папа! Я же говорила!

— Подожди! — властно оборвал ее отец и обратился ко мне. — Говорите, что было неправильно?

— Ну, просто неправильная. Одна и та же картинка с двух сторон. Это разве открытка? — я посмотрел на Франческу, ее лицо погрустнело, словно она ожидала услышать что-то другое. — А что там должно было быть?…

— Не отвлекайтесь, — потребовал синьор Вазари. — Что было на картинке, не помните? Вспоминайте!

— На картинке… — я попытался напрячь память, но думалось трудно, голова шла кругом. — Какие-то две женщины, два младенца. Камни вокруг. Кажется, такая.

— Папа! Папа! — в голос закричала Франческа. — Да, да!

— Подожди, — попросил ее отец, но теперь его голос стал значительно мягче и спокойнее. — Идите за мной.

Синьор Вазари покатился на своем кресле в дальний конец коридора. Мы послушно проследовали за ним и очутились в просторном кабинете, обставленном с исключительным вкусом и изяществом. Высокие окна занавешены атласными гардинами, тяжелая бронзовая люстра под потолком, высоченные книжные шкафы, вдали камин, кожаные кресла и шкура огромного бурого медведя на полу. На широком дубовом письменном столе, уставленном мраморными статуэтками и бронзовыми фигурками, стопками громоздились старинные книги, рукописи и современные альбомы.

— Эта картина? — синьор Вазари протянул мне альбом.

Я пригляделся.

— Да.

— Папа, «Мадонна в скалах»! — воскликнула Франческа. — «Мадонна в скалах»!

— А на другой стороне открытки была эта картина? — строго спросил синьор Вазари, перевернув страницу.

— Две одинаковые картины в одном альбоме? — удивился я. — Интересно…

— Это не две одинаковые, это две разные картины, — выпалил Дик. — Леонардо нарисовал две похожие картины — одна хранится в Лувре, а другая в Национальной галерее в Лондоне! Так?

— Да, вы правы, молодой человек. Вы правы, — нехотя пробурчал старик и откатился в своем кресле к окну.

Воцарилась полная тишина. Все молчали, и только огромные тяжелые напольные часы с увесистыми латунными гирями на длинных цепях зычно отбивали секунды.

Мне показалось, что прошла вечность. Я с трудом стоял на ногах, но боялся пошевелиться.

Пока я спал, здесь произошли какие-то события, о которых я не имел ни малейшего представления. Но по всей видимости, все было очень и очень серьезно.

Время тянулось и тянулось. Синьор Вазари смотрел в окно и не шевелился.

— Папа, пожалуйста… — попросила Франческа. Она сказала это таким проникновенным голосом, что если бы эта просьба касалась меня, то я бы сделал для нее все что угодно. — Папа…

— Ты права, это меняет дело. Но я должен предложить господам шанс отказаться, — синьор Вазари повернулся на своем кресле. Его лицо стало бледным, но абсолютно спокойным и неподвижным, словно вылитым из бесцветного воска. — Вы все еще уверены, что хотите знать то, ради чего приехали в Милан?…