АЗИЯ
После ставшего уже привычным еженедельного видеочата с доктором Холлистер я поднимаюсь наверх в поисках Тэлона. Он лежит в постели, а Пикси свернулась калачиком на подушке рядом с его головой.
— Прости. — Я поднимаю кошку и опускаю ее на пол. — Не знаю, почему ей так нравится это место.
Каждый раз, когда Тэлон ложится отдохнуть, она устраивается рядом с его больным ухом и сидит рядом почти неподвижно.
— Оставь ее. Она мурлычет рядом с моей головой, это помогает заглушить звон в ухе. Мне нравится, когда она так делает.
— Ну ладно… — Я этого не знала, поэтому сажаю Пикси обратно на кровать. Она тут же забирается ему на плечо и закапывается в его длинные волосы. Как же это мило. Хочется сфотографировать их, но сейчас вряд ли подходящее время для фото.
— Я только что разговаривала с доктором Холлистер. Она сказала, ты пропустил последние два видеочата.
— Пошла она к черту. Я задолбался рассказывать ей, как себя чувствую.
— Это часть проекта, Тэл, — вздыхаю я. — Мы на это согласились. Ты делаешь записи в дневнике?
— Да, делаю, — закатывает глаза он. — Хочешь почитать?
Да. Очень хочу. Хочу знать, что творится у него в голове. Хочу знать, что он думает обо мне.
— Нет, — отвечаю я вслух. — Это слишком личное. Если ты не будешь следовать правилам, на которые мы согласились, в конце можешь остаться без оплаты.
— Я что, похож на человека, которому не насрать на оплату? — корчит он недовольную гримасу. — Или ты боишься, что не получишь свою часть, потому что я нарушаю правила? Не волнуйся, Мармеладка, я дам тебе пятьдесят штук наличными, если хочешь.
Ушам своим не верю! Я кидаю на него возмущенный взгляд.
— Это последнее, что меня интересует, Тэлон. Я переживаю за тебя. Переживаю за нас. Посмотри на себя. Ты уже неделю лежишь в этой кровати. Врач сказал, что тебе обязательно нужно двигаться, учиться справляться с головокружениями.
— Пошел он! Пусть сам попробует пытаться ходить, вечно падая в дерьмо, а потом еще слушает, как его обвиняют в том, что он постоянно под наркотой или вечно пьяный. С меня хватит.
— Ты всегда в ужасном настроении. До конца эксперимента осталось две недели, и мне страшно. — Я не выдерживаю и выплескиваю на него свои страхи. — Ты собираешься меня бросить?
Он затягивается электронной сигаретой, теперь заправленной какой-то легальной травкой вроде марихуаны, которая должна действовать на него успокаивающе, и поднимает на меня совершенно безразличный взгляд.
— Ты хочешь, чтобы я тебя бросил?
Даже злой, грубый и неопрятный он выглядит слишком сексуально и привлекательно. И мило, если брать в расчет маленькую кошку на плече. Как же мне хочется, чтобы он снова подшучивал надо мной, заигрывал, как кот с мышкой. Я скучаю по его объятиям по ночам.
— Как ты вообще можешь спрашивать у меня такое. Ты же знаешь, что я этого не хочу.
— Не знаю.
— Значит, ты просто идиот! — выкрикиваю я и убегаю из комнаты.
Он сведет меня с ума! Я спускаюсь вниз, на кухню, где меня уже какое-то время дожидается заранее приготовленное тесто для его любимых пирожных. Я так хочу заставить его хоть немного улыбнуться, что закупила специальные ингредиенты и утварь и посмотрела несколько обучающих видео, чтобы сделать пирожные в форме кошачьих мордочек, покрытых белой глазурью с глазками из леденцов, ушками, носиками и даже маленькими усиками.
Два часа спустя он заходит на кухню обнаженный по пояс, его видавшие виды джинсы сидят низко на бедрах. Несмотря на ссору и обиду, от одного его вида у меня предательски порхают бабочки в животе. Он замечает на столе трехъярусное блюдо для десертов, полное капкейков — кошачьих мордочек.
— Ты сделала капкейки… — удивленно отмечает он. — Или это мыло?
Я отворачиваюсь к раковине, чтобы помыть руки.
— Нет, это настоящие капкейки.
— Это же кошки. На Пикси похожи.
— Да.
— Очень симпатичные. Даже есть жалко.
— Что ж, надеюсь, ты их съешь. У меня два часа ушло на то, чтобы их для тебя приготовить.
— Ты сделала капкейки для меня? — Он подходит ближе и становится возле раковины, рядом со мной. — Почему? Я же вел себя как мудак.
Я поворачиваюсь к нему и стараюсь не расплакаться. Слезы жгут мне глаза еще с нашей ссоры.
— Потому что, хоть ты и ведешь себя как засранец, я хочу, чтобы ты был счастлив. Хочу снова увидеть, как ты улыбаешься.
— Ты назвала меня идиотом.
— Иногда ты бываешь идиотом.
Он кивает и откусывает большой кусок капкейка.
— Ты права, — отвечает он, прожевав. На губе у него остался небольшой кусочек глазури, и он непринужденно облизывается. А я тут же вспоминаю ощущения от его языка на своей коже, когда он зацеловывал меня с головы до ног. — Очень вкусно, Мармеладка. Хотя у меня такое ощущение, будто я ем голову Пикси.
— Я не подумала об этом, когда их делала, — смеюсь я.
— Ты что, плакала? — замечает он и приподнимает мое лицо за подбородок, заставляя посмотреть на него.
— Немного… — Я пытаюсь отвести глаза, но он не дает мне опустить голову.
— Я не хотел тебя расстроить, Аз. Я просто…
— Я люблю тебя, — перебиваю его я.
— Что? — он смотрит на меня удивленно, широко распахнув глаза.
Я проглатываю комок, застрявший в горле, и повторяю:
— Я люблю тебя. Не знаю, почему ты не можешь любить меня тоже. — Голос у меня сбивается, и по щеке ползет слеза, но я не отворачиваюсь.
— Ты правда так думаешь? — он осторожно проводит пальцем по моей щеке, вытирая слезы.
Я только киваю, не в силах больше говорить. Не надо было вообще ничего говорить.
— Тогда знаешь, что? — продолжает он, глубоко вздохнув. — Ты еще большая идиотка, чем я. — Он кладет ладонь мне на затылок и прижимается губами к моим губам. — Я люблю тебя. Люблю тебя больше всех на свете!
Колени у меня слабеют с каждым его поцелуем, поэтому я отчаянно цепляюсь за его плечи.
— Больше всех — это много… — шепчу я.
— Это дохрена!
Он меня любит.
Тэлон поднимает меня на руки и направляется в гостиную, там опускает на диван и сам устраивается рядом.
— Боюсь, что уроню тебя, если поднимусь вверх по лестнице, — объясняет он между поцелуями.
— Ну и ладно, все равно постель слишком далеко, — отвечаю я, пока мы срываем друг с друга одежду и разбрасываем ее по комнате. Он целует мою шею, нежное место за ухом, впивается в кожу так жестко, что я уверена, завтра там будут следы, но мне все равно. Важно только то, что он стал прежним собой.
И он меня любит!
Он губами спускается по моему телу все ниже, язык скользит между грудей, ласкает соски, затем живот. По спине у меня бегут мурашки. Тэлон поднимает мои ноги себе на плечи и опускает голову между моих бедер. Его язык, губы и пальцы теперь совершают какое-то волшебство у меня между ног. Я протягиваю руку и зарываюсь пальцами в его волосы, невольно приподнимая бедра, чтобы прижаться к нему сильнее. Случаи, когда мы можем заняться любовью, не спровоцировав очередной приступ, теперь редкость. Не хотелось бы все испортить. Спустя несколько минут чистого восторга я осторожно тяну мужа к себе.
— Я хочу тебя, — говорю я, обвивая его талию ногами.
— Сначала скажи, — требует он и, раззадоривая меня, прикасается головкой члена к моему клитору и слегка надавливает.
— Я хочу тебя, — повторяю я, сжимая его плечи. Боже, как же мне нравится, что он такой мускулистый и крепкий.
— Не это…
— Тэлон, пожалуйста… — Я ерзаю, пытаясь занять стратегически верное положение.
— Скажи, и я весь твой.
— Я люблю тебя?
— Теперь это уже вопрос? — Он игриво улыбается и продолжает дразнить меня то прижимаясь, то отстраняясь от меня.
— Нет. Никаких вопросов. Я люблю тебя. — Я притягиваю к себе его голову и целую в губы. — Я очень тебя люблю. — Снова целую и, приподняв бедра, льну к нему. — Я люблю тебя.
Он медленно входит в меня, сантиметр за сантиметром.
— Ого! Я люблю тебя. Очень-очень сильно! — выдыхаю я, обняв его за спину.
Он смотрит мне прямо в глаза, его волосы падают мне на плечи, и я вижу, как меняется выражение его лица. Взгляд становится мягче. Черты лица расслабляются, а губы расплываются в той самой искренней улыбке, которая может растопить айсберг. Он кажется совсем юным и беззаботным. Ему хочется быть любимым. Почему нам потребовалось столько много времени, чтобы это понять?
— Я тоже тебя люблю, Мармеладка. С каждым ударом моего глупого сердца.