ГЛАВА 10. Привет из прошлого

Иногда полезнее выдохнуть и отрешиться, чем беспрестанно биться мухой о стекло. Ведь нередко выясняется, что разбивать банку и вовсе не нужно… Вот там, наверху, крышку привинтить забыли. Хочешь — лети.

Статья "О пользе медитации"

— Селия… При всем уважении… — мой взгляд был, как у котенка.

Ну, я надеюсь. Я всеми силами пыталась сделать такой взгляд, однако, судя по ответной физиономии Селии, получалось у меня плохо.

— Я сама не рада, что опять даю вам это дело. Но посылать туда нового Ловчего… — помощница шефа запнулась. — Скажем так: вы пока единственная вернулись от этих Милкисов более или менее при всех конечностях.

— Ну да, а теперь еще скажите, что у меня добрая душа, — проворчала я.

Селия покосилась на меня исподлобья:

— Вы работаете с бывшим Ходящим. Хорошо, если душа у вас вообще есть.

Я не нашлась, что возразить. Ведомственный коридор — не лучшее место для психологических споров. Мимо носятся обалделые мальки, чинно вышагивают Говоруны-дипломаты, рыдают, как дети, пойманные тролли-преступники в руках Ищеек.

— Наберитесь терпения, Тинави. Оно вам все равно потребуется, раз уж вы с архиепископом завтра гуляете, — фыркнула помощница Улиуса.

«Дело пятого уровня». «Не срочное». «Ринда Милкис: пропала».

Да мне эта надпись уже сниться скоро будет.

* * *

Я не стала заезжать в Предболотье, сразу рванула к замку.

— Бэльбог, ты тут? — спросила я, сигая по болоту.

— Тут, — шепнули в ухо.

— Как дела?

— Если ты сейчас же не свернешь направо, плохо будут. Трупы не люблю…

Я повиновалась.

— А ты о многих тут заботишься, дружок?

— Нет. Заботиться нужно только о тех, кто хочет, чтобы о них заботились. Большинство людей слишком горды, чтобы принимать помощь. Жаль… Мне грустно смотреть, как они тонут, но я не могу перечить их желанию быть несчастными.

Я чуть с кочки не свалилась от столь мощной тирады.

— Какой ты непростой, бэльбог!

— Простой, простой. Это вы, люди, сотканы из противоречий. И если пробуешь их распутать — тю… Вылезают новые клубки. Вам будто нравится из своих жил вить проблемы. Осторожно, это топь. Возьми левее.

Так мы и шли: невидимый лешак, чуть оттягивающий мне плечо (Мараха я оставила у Дахху) и я, перепрыгивающая кусты кровь-ягодки, рассыпанной по весеннему болоту, как смутная угроза.

* * *

На сей раз в Терновом замке я оказалась днём, а потому детский дом кипел жизнью. И меня эта жизнь — будем честны — пугала.

Я с трудом, упираясь плечом, отворила створку входных дверей. Пролезая сквозь щель, я успела увидеть, как с десяток детей — чумазых, остроколенных, шальных, — врассыпную бросается прочь из главного холла.

— Эй! — крикнула я убегающим спинам. — Погодите!

Но увы. Они позабегали в комнаты вдоль коридора; двери похлопались со звоном; послышались щелчки замков.

— М-да… — протянула я и пошла вперёд.

В свете солнца Терновый замок уже не казался мрачным. Скорее, грязным. Со стен на меня смотрели портреты с подрисованными клыками на улыбках; стекла во многих рамах были выбиты. Тут и там пробегали пауки вертикально вверх.

— Ринда! — крикнула я, встав в центре холла и уперев руки в боки. — Ри-и-и-инда!

Из какой-то двери вдруг высунулась женская голова в очках:

— Вы что орёте? — спросила меня дамочка, похожая на тушканчика.

Я, резко смутившись, умолкла. Какой-то старый код, записанный на подкорке мозга, внушал мне робость перед воспитателями, учителями и медсестрами. В детстве, в отрочестве, всегда.

— У нас занятие в разгаре, а вы тут раскричались. Как ни стыдно! — продолжала укорять незнакомка. — Если вы ищите Ринду Милкис, то я видела её в приемной у директора. И подтяните штаны, неба ради. Неприлично! — дамочка хлопнула дверью.

Я обескураженно перевела взгляд на свои мягкие брюки с низкой проймой. Ну… Вообще сейчас мода такая, мне Кадия сказала.

* * *

О да, власть имущие умеют устроиться.

Арочная дверь из лакированного дерева выглядела так внушительно, что и Дворец бы такой не побрезговал. Правда, красоту портило вырезанное ножом предупреждение:

Здесь тебя ждут

Визги и розги,

Дружок.

Собери свою волю в кулак.

Визги и розги —

Выживут только сильнейшие.

Кто не выжил — дурак.

Судя по следам воска, надпись пытались затереть, но местные творцы выскрёбывали ее снова и снова.

Я зашла в директорский «предбанник». Тотчас мне навстречу из кресла поднялась Ринда: сияющая, ликующая, с лицом, мягко озаренным надеждой. Но оно снова обратилось угрюмой подростковой рожей, едва девочка узнала меня.

— Я думала, ко мне пришли на интервью… — прогундела юная Милкис, с размаху плюхаясь обратно и скрещивая ноги в ступнях.

— Практически, — хмыкнула я. — На интервенцию. Я тебя, кажется, просила что-то сделать со своими родителями? Успокоить их как-то, м? Мне надоело за тобой ездить, Ринда!

— Это последний раз, — пробасила девочка. В глазах её на мгновение полыхнула гордость: — Я решила последнюю загадку. И отправила письмо. Сейчас сюда должен прийти человек из Луговой школы — попросить мои документы у директора и провести со мной собеседование… А на днях меня заберут, — девочка мечтательно улыбнулась.

Я сощурилась на нее:

— Значит, ты тут караулишь интервьюера? Чтобы он сначала увидел тебя и пал жертвой твоей харизмы, а потом уже поговорил с директором на тему того, что ты тут не учишься, да?

Ринда серьезно кивнула:

— Всё так. Я смогу уговорить взять меня, пусть я и «домашняя».

Я села рядом с девочкой и объяснила под ее недоумевающим взглядом:

— Я подожду конца твоего интервью, Ринда. И попрошу представителя школы проехать к твоим родителям. Ты даже не представляешь, как меня достала эта ситуация. Я готова заново возвращаться к одному и то же делу при условии, что это либо что-то сногсшибательно-интересное, либо хорошо скажется на моём будущем, но беготня за шпаной по детдому явно не подходит под эти критерии…

Не успела я договорить, как дверь в холл открылась.

— Здравствуйте! Очень приятно познакомиться! — Ринда мгновенно вскочила с дивана и замерла — руки по швам — как маленький троллий идол из Граксовых гор.

— Это вы госпожа Ринда? — равнодушно уточнил вошедший человек.

Я оказалась сидящий как бы за девочкой, поэтому он не сфокусировался на мне, сразу увлекшись беседой с синеволоской. А вот я на нём — еще как!

И, надо сказать, я просто потеряла дар речи.

Человек совсем не изменился, хотя прошло лет пять, не меньше.

Черные узкие брюки, черные мягкие ботинки, черный свитер с высоким воротом, чародейская мантия. Белые волосы — ноль пигмента — стянуты в гладкий хвост. Я знаю, что в одном из карманов точно лежат ножницы: человек однажды пролил на себя ящериную кислоту в алхимическом подвале Башни Магов, и с тех пор его волосы растут, как гоблинские долги в урожай, регулярно приходится подрезать…

Треугольное лицо, слегка загнутый кверху нос, маленький рот, до странности острые уши — похож на фею. Но он, конечно, не фея. Хотя абсолютно-белая кожа и странно-прозрачная радужная оболочка явно не от мира сего — как будто уже не человек. А ведь всего лишь альбинос — подумаешь, какой-то там меланин потерялся по дороге…

Вошедший в комнату и Ринда продолжали говорить. Я сидела, не шевелясь. Вдруг водянистый взгляд мужчины под белым инеем ресниц соскользнул с девчонки на меня. Молодой человек подавился речью и замер.

— Привет, Гординиус! — возопила я радостно, вскакивая и раскрывая объятия. Меня заметили! — Или лучше господин Сай? Сколько лет, сколько зим! Горди-и-и!

…Я, конечно, не знала, как именно он среагирует в ответ: все-таки давно не виделись, но меньше всего на свете я ожидала, что наш бывший друг, мой бывший кавалер, столкнувшись со мной взглядом, резко повернется и… убежит.

— Что за грёкнутая хрянса?! — басом возопила Ринда, когда маг-альбинос без каких-либо объяснений выскочил за дверь, да еще и хлопнул ею так, что Терновый замок затрясся от основания.

— Поддерживаю! — возмутилась я.

Мне казалось, мы с Горди расстались на хорошей ноте — во всяком случае, достаточно хорошей для того, чтобы одарить меня улыбкой и приветствием, а не вот так вот сматывать удочки.

Я бросилась за ним со всей яростью оскорбленной леди.

Еще не хватало себе комплексов из-за него наплодить теперь! Пренебрёг, зараза!

В холле снова открылась дверь в классную комнату: высунувшаяся воспитательница-тушканчик, впрочем, не успела сделать никому из нас замечания.

Сначала мимо нее черной цаплей пробежал Гординиус, высоко и неуклюже задиравший ноги; потом я, вновь стыдливо подтянувшая штаны; и, наконец, непрерывно голосящая Ринда: «Я решила все загадки! Вы обязаны меня прособеседовать!».

Такой же кавалькадой мы вылетели наружу.

Сырость после вчерашних ливней парила в воздухе, пахла землей и далеким костром. На нас жадно накинулись комары: уже повылезали из всех щелей, гады.

Горди упорхнул за ворота и стремглав бросился на болота. Он летел опрометью, в полунаклоне, и только белый хвостик гадюкой скакал по спине. Ринда осталась у замка, а я, наоборот, не отставала. Спасибо горгулье: после крыш всё видится детской шуточкой.

— Что так быстро-то… — охнул мне в ухо бэльбог. — Направо давай… Налево… Еще левее!

— Спа…си…бо… — на ходу выдыхала я. — А этому, — кивок вперед, — Чего не помогаешь?

— А он из тех, о ком я говорил. Пригнись! — ворчал бэльбог.

Мягкое шерстяное тельце весомо оттягивало моё плечо.

Мы нырнули в болотистый овраг с розовыми бочагами, исходившими магическим паром. В какой-то момент Сай споткнулся, не удержал равновесие и грохнулся, на колени бухнувшись в такую лужу.

Бочаги наполнены водой, не гнилью — и вылезти Гординиусу удалось в момент. Но я уже была очень близко. Он увидел это, обернувшись; ругнулся и, заломив руки и запястья, сотворил какое-то заклятье — что-то пустынное, наверное, незнакомое мне. Тотчас меня огрели по голове будто тролльей бойцовской перчаткой. В ушах зазвенело, в глазах потемнело, и, охнув, я начала оседать на землю.

— Полежи, полежи, я с тобой… Не бойся… — проговорил бэльбог.

Последним, что я увидела перед тем как выключиться, оказалcя зверёк, похожий то ли на крохотную овечку, то ли на лисичку, но с человеческим лицом — маленький, беленький, пушистый и очень симпатичный. С двумя витыми рожками и широким носом.

Кожаной лапкой, похожей на кошачью, дух погладил меня по щеке.

Ой.

Кажется, теперь я знаю, как выглядит бэльбог.

Надеюсь, это не из тех тайн, за которые убивают.

* * *

Я очнулась достаточно быстро — судя по тому, что ноги не затекли, а болотная жижа добралась всего-то до подштанников, но не до трусов. Бэльбог ушел — видимо, смутился лопнувшей конспирации.

Я села. И сразу же чуть не упала обратно, увидев огромного призрака… Привидение стояло над бочагом, куда провалился Гординиус во время побега.

«Они превратят твои страхи в миражи и покажут наяву. Люди обычно не хотят себе такого,» — я вспомнила предупреждение лешего с прошлой прогулки.

Так. Ну, мираж, значит, не опасен — уже неплохо.

Потому что призрак выглядел пугающе.

Эта была женщина лет пятидесяти. В мантии до пола, расшитой огромными концентрическими кругами, похожими кольца небесных тел — наверное, парча и золото… Такую мантию я не видела еще ни у кого — только у Его Величества Сайнора на королевских праздниках.

У женщины были короткостриженные черные волосы, зачесанные вперед, как челка, и только один глаз. Второй глаз закрывала фигурная металлическая пластина, продолжавшаяся до уха. На щеке чернел жирный X — непонятно, то ли шрам, то ли татуировка.

Мираж ничего не делал. Только смотрел на меня, не шевелясь, в своей тяжелой, треугольной мантии с рукавами почти до пола, и под этим взглядом я, тёртый, казалось, калач, больше всего на свете захотела разрыдаться…

Меж тем, из соседней розовой лужи выступил еще один призрак.

«Не дыши у этих бочагов…» — вот как начиналось предостережение бэльбога. Хоть я и была в отключке, а дышать не переставала. А значит, и моему страху суждено было воплотиться в мираже.

Я болезненно поморщилась, потому что "моя" лужа показала мне меня. Кого ж еще! Привет хранителю-телепату Рэндому, считавшему меня воплощением эгоцентризма, эх.

Но Тинави из Дома Страждущих в исполнении ядовитого бочага обладала несколькими существенными минусами по сравнению с реальной версией.

Во-первых, она была какой-то… опустившейся. Ни следа интеллекта на лице, глаза тусклые, заплывшие; спина согбенная; одежда грязная и неопрятная; уголки рта — вниз, причем складки вокруг залегли так глубоко, что видно — человек не улыбается. Даже если есть чему — а в каждой жизни есть чему улыбнуться, стоит только поискать — нет, все равно не улыбается. Как будто себя наказывает… И зачем?

Во-вторых, от миражной Тинави несло одиночеством за версту. Той его разновидностью, от которой так мчался Карл когда-то. И, вместе с одиночеством, обидой. На кого? На что? Обидой горькой, разъедающей изнутри, от какой нельзя избавиться, потому что люди по ошибке принимают ее за «стержень». Я задыхалась от этого гнетущего запаха, который показался мне хуже и страшнее, чем ярость и гордыня, исходившие от первого призрака.

Ну и в-третьих, вишенка на торте — миражная Тинави была определенно мертва. Окончательный, неотменяемый труп — уже с признаками разложения.

— Ну и развлечения тут на болотах! — насупилась я.

Потом поднялась, развернулась на пятках к призрачной себе (пометка на будущее: не разворачиваться на пятках на болоте: получается странный штопор), глубоко вдохнув для смелости, шагнула прямо в привидение — прошла насквозь ущербную Тинави. И, оглянувшись, была рада: туман развеялся.

Лишь женщина Гординиуса Сая все так же тяжело буравила меня взглядом, пока я возвращалась к замку: надо найти Ринду и разобраться, что тут происходит.

* * *

Владыка Тернового замка, господин Зирт, удивился, когда к нему в кабинет ворвались две особы, не имевшие никакого отношения к детскому дому.

Зирт выслушал (вернее, прослушал) обиды Ринды, а потом, пожав массивными плечами — он весь был какой-то массивный, будто единым жестом Отца созданный — ответил на мой вопрос:

— Да, господин Гординиус Сай регулярно приезжает в Терновый замок, чтобы прособеседовать детей для пансионата. Он же забирает их туда.

— Можно мне адрес Луговой школы, пожалуйста?

Директор выпятил губы, раздумывая, потом похлопал ящиками стола и протянул мне визитную карточку: «Самшитовая аллея, дом 39». Хм.

Я вскинула брови:

— Это же в самом центре Шолоха? Рядом с Морской площадью?

— Вестимо, так, — директор начал очевидно тяготиться нашей беседой.

— А вы там были?

— Нет.

Господин Зирт посматривал на часы, демонстративно позевывал, смотрел на меня с выражением лица «Ну Может Хватит Уже?» и так далее. Но мне что-то надоели непонятки, связанные с замком. Хотелось закрыть тему раз и навсегда: а потому я продолжала свой допрос.

Я развела руками:

— Почему я интересуюсь — я не помню никакой школы рядом с Морской площадью, хотя бываю там частенько. Скажите, господин Зирт, может, вы отправляли инспекции, чтобы проверить состояние ваших учеников?

— Нет.

— М-м-м. Хорошо. Как часто туда забирают детей?

— Редко, — зевнул директор намеренно широко, не прикрывая рта.

— Уточните, пожалуйста? — я пыталась сохранять максимально милую улыбку.

— Примерно раз в месяц.

— И скольким ученикам уже подарили грант в пансионат?

— Шестерым.

— А вас не смущает то, каким подозрительным образом отбирают достойных студентов?..

На самом деле, договорить эту фразу мне не удалось. Где-то на полпути Ринда Милкис, сидевшая сбоку на кресле, со всей дури врезала мне ногой о голень. Я изумленно воззрилась на неё, и девочка скорчила страшную рожу.

— А что подозрительного в том, чтобы брать студентов с лучшими отметками по нужным им дисциплинам? — пробрюзжал директор, недовольный тем, что я отнимаю у него столько времени. — Каждую неделю моя секретарша высылают оценки учеников в школу. Господин Сай опирается на них при отборе льготников.

— М-да? — протянула я и снова глянула на Ринду. Девочка увела глаза куда-то вбок, типа, я понятия не имею, о чем вы тут, взрослые, разговариваете… — Назовите имена уехавших учеников, пожалуйста, господин Зирт.

Директор посмотрел на меня искоса. Тяжелый взгляд, ой, тяжелый… В тускло-голубых глазах его светилось недовольство. Ну да мне не привыкать: нас, Ловчих, мало кто встречает с распростертыми объятиями. А те, кто встречает, обычно оказываются самыми злостными преступниками — закон подлости. Вернее, закон актерства.

Но вдруг лицо директора вспыхнуло озарением.

— Прошу прощения, госпожа Ловчая… — он почти пел, что само по себе — уже плохой знак. — А по какому праву вы меня допрашиваете? У вас заведено дело на приют?

Я пожевала губами, снова глянула на Ринду (девочка сидела обиженная, но тише воды, ниже травы):

— Не совсем. Но я думаю, как и любому добропорядочному гражданину, вам приятно помочь властям в…

— Мне приятно уйти с работы вовремя! — вдруг рявкнул директор, да еще и кулаком по столу вдарил. — Законных оснований для вашего пребывания здесь я не вижу — так что выметайтесь из моего кабинета!

И как бы я ни была расстроена таким поворотом дел, формально господин Зирт был прав. Мы с Риндой ушли.

* * *

Всю дорогу до Предболотья девочка страшно ныла…

— Ринда. А как так получилось, что директор не в курсе загадок? Почему он думает, что «льготников» отбирают по оценкам?

— Я покуда знаю! — пробасила девчушка.

Ринда была недовольна тем, что я сорвала её собеседование. Попытки донести до неё, что я не несу ответственность за побеги молодых симпатичных альбиносов, не принесли успеха. Тоскливо покосившись на окна особняка Милкисов, я решила, что не буду, пожалуй, закрывать сегодня дело.

Мне здоровье важнее «галочки». Тем более, с Терновым замком мы явно не закончили.

Отправив девочку домой, я поймала перевозчика и поехала обратно в Ведомство, наметив кентавру пару дополнительных остановок.

* * *

Кабинет мастера Улиуса, главы департамента Ловчих, всегда поражал своей монолитностью.

Это было просторное, высокопотолочное помещение размером с хорошее поле для тринапа, где имелись кафедра и амфитеатр, царили кожаные кресла и меловая доска — как в Академии; а от стен отскакивало эхо то ли больших надежд «мальков», то ли крики о помощи напортачивших Ловчих…

Шеф сидел за столом. Кружка перед ним булькала чем-то темным. Курчавая борода Улиуса светилась таким огненно-рыжим цветом, что лепреконам должно быть стыдно.

Я вещала. Улиус вздыхал.

— Тинави, — наконец, сурово провозгласил начальник, — Как я говорю, воля и труд дивные всходы дают. Но! — шеф со значением поднял указательный палец и помахал им. — Я говорю и другое: не суй свой нос в не свой вопрос. Сечёшь, Ловчая?

Я перекинула ногу на ногу, уткнула локти в стол и страстно закивала:

— Секу, мастер Улиус, секу!… Однако вот в чём дело: этот Гординиус Сай, сбежавший, он до сих пор числится работникам иджикаянского посольства, понимаете? Я по дороге сюда заехала в Архив Башни Магов, чтобы проверить. Гординиус никак не может быть в Шолохе. Ну никак! Что-то здесь нечисто! И второе: на Самшитовую аллею я тоже заехала. Нет там Луговой школы! Вообще нет такого номера дома!

В ответ на мой монолог мастер Улиус тоскливо подпёр щеку кулаком. Я отзеркалила его жест по давно приобретенной привычке.

Мы посидели в тишине, всматриваясь друг в друга…

Скажи мне кто в мои до-ведомственные годы, что люди могут молчать не из соображений «нечего сказать» и «ах, как я влюблен», а считывая с лица оппонента возражения на незаданные вопросы — я бы удивилась. Но сейчас такие молчаливые «многоходовочки» кажутся мне нормальным наполнением дня.

Более того, когда я сталкиваюсь с собеседником, для которая тишина равняется пустоте, я теряюсь. А как же?… А как же прокручивание стратегий в мозгу? А как же тот факт, что в паузах между словами прячется больший смысл, чем в самих словах? А как же тысячи сюжетов, которые вы оба просмотрели в зрачках друг друга, но не стали выводить на сцену прилюдно?

Прошло с полминуты.

Наконец, Улиус оторвал руку от рыжих бакенбард, стукнул ей по столу и покачал головой:

— Нет, Тинави. Мы не заводим дело на Терновый замок. Извини. Как минимум потому, что твой друг — шолоховец по происхождению. А значит, это не наш профиль.

— Но, мастер Улиус, — вкрадчиво проговорила я, поднимаясь, ибо официальный разговор был очевидно закончен, — Согласитесь: странные вещи происходят в этом замке. Директор без понятия, как на самом деле отбирают льготников; загадки прячут в рыцарских забралах; гость убегает среди бела дня; детей увозят…

Мастер Улиус вдруг резко встал. Отодвинутое им кресло страшно заскрипело.

— Мы. Не. Заводим. Дело. — прошипел он.

Я отшатнулась. В мгновение ока вся мягкость и округлость Улиуса сменились змеючим ядом. Я все время забываю: толстячки на высоких чинах — не такие уж добродушные. И лучше б нам не доводить их до того момента, когда слетают маски.

Я тотчас сбавила тон:

— Да, мастер Улиус. Я поняла.

— Вот и умничка, — пророкотал шеф, — Ну а теперь, как говорится, без отдыха и конь не скачет. Иди домой, Тинави. Завтра тебя ждет архиепископ, и если ты….

Улиус положил отеческую руку мне на плечо:

— …Только попробуешь….

Улиус уперся костяшками другого кулака о кафедру:

— …Сказать мне, что он шпион, или злодей, или еще как не к месту проявить подозрительность…

Улиус сжал пальцы (ох, костяшки мои, вы как там?..) и нехорошо сощурил на меня зеленые глаза:

— …То я лично разжалую тебя в рядовые мальки. Да не к Полыни, а к какому-нибудь средненькому Ловчему типа Гральха.

— Кто это? — удивилась я, стараясь не отводить взгляд.

— Вот-вот, — весомо сказал Улиус, — Вот то-то оно и есть.

Я кивнула и, вывернувшись из-под руки, пошла прочь из кабинета.

— Тинави, — окликнул начальник.

Я обернулась. Улиус снова был само дружелюбие. Пастушья собака, ей-небо.

— Тинави, — вздохнул он, мирно прихлебывая из чашки. — Ты не такая уж плохая Ловчая, если что. А потому подсказка: у тебя есть три выхода из сложившейся ситуации. Первый: отправь жалобу в Лесное ведомство, пусть прижмут Терновый замок. Или Луговую школу — скорее даже ее. Второй: найми частного детектива. Третий — займись сама. Но! В свободное время. Пренебрежёшь работой — голову отвинчу. Угроза ясна?

— Да, сэр, — кивнула я.

— И да. Побеги Ринды я отдам другому Ловчему. Вижу, мамаша Милкис угрохала и твою психику тоже. Бывают же звери, а! — хохотнул Улиус.

Я кисло хохотнула ему в ответ и вышла из кабинета.

Загрузка...