Тени за холмами

ГЛАВА 32. Перемигиваясь, перешучиваясь

Найди свою стаю и будь счастлив. Нет стаи? Найди своего человека.

Девиз волка Снежка, Который, кстати, соскучился.

Той ночью мы не сложили пасьянс из нашей счастливой колоды персонажей.

Когда Лиссай и я нырнули в Междумирье, Дахху и Анте всё еще спали. При этом кокон с Теннетом почему-то стоял вертикально, как дольмен. А еще он был покрыт какой-то прозрачной штукой, будто березовые слезы, под которыми виднелись глубокие трещины.

Что за дела? Вертится Теннет, что ли? Наружу просится? Или кто-то вскрыл его в наше отсутствие — и «незаметно» склеил обратно?..

Переглянувшись, мы с принцем осторожно отшагнули назад.

Не ровен час взорвётся бомба!

— Надеюсь, он там головой вверх, — пробормотал Лиссай.

Я же задумчиво постучала по лежащему кокону с Дахху: так торговец на рынке проверяет дыни на спелость.

Вздохнула:

— Представляю, как будет ныть Смеющийся, когда узнает, что все видели превращение инграсиля. Всё, кроме него.

— С этим сложно смириться, — согласился принц. — Но у господина Дахху есть Марцела.

— А у Марцелы — он, — подхватила я. — Они вроде спелись. Уверена, старушке приятно будет поболтать о своей, хм, реинкарнации. Не пройдет и дня, как Дахху расскажет нам процесс в таких подробностях, что даже мне, очевидице, станет завидно…

Лиссай подобрал атлас, валявшийся у беседки, и начал строить маршрут в пустыню.

— К-кстати, Тинави, — протянул он, ища на карте Запретный Квартал Мудры, поместье Авены. — Я не расстроен тем, что вы не поняли.

— Не поняла что?

(Я была до пепла последовательна в своих грехах.)

— Что я ск-казал вам, что люблю вас, — не отрываясь от листа, буднично сообщил принц. — Тогда, перед выходом к Дамбе. В глухое ухо. Сек-кретно.

Я поперхнулась. Потом подавилась. Закашлялась.

Наконец, выругалась:

— Пепел. Пепел! А сейчас-то вы зачем меня просветили, а, Ваше Высочество?!

Плечи рыжего затряслись от беззвучного смеха:

— Захотелось! Но без паники: я же ск-казал, что не расстроился.

Пока я лихорадочно соображала, куда сбежать, он обернулся:

— Я знаю, что ныне вы не отвечаете мне взаимностью, — проговорил этот удивительный парень, размечая в воздухе круглую дверь. — И отношусь к этому нормально. В к-конце концов, время играет на моей стороне.

Я подозрительно насупилась:

— Вы про Междумирье?

(Если он запрёт меня здесь — это станет проблемой.)

Лис покачал головой:

— Нет. Просто я собираюсь жить вечно, — улыбнулся он. — И, значит, никуда не спешу. А бессмертье — так-кая штука… Все в нем случается. В нужный момент.

— Но я-то не собираюсь жить вечно.

— Не зарек-кайтесь.

Увы, в пустыне мы не нашли ни Полынь, ни Мелисандра.

В подземелье была только лужа запекшейся крови у клетки — и две цепочки следов от неё. Вполне себе ровных, не "хромающих", что утешало. Но снаружи следы исчезали: пустынная поземка слизнула их, как экстравагантное лакомство.

— Ну и куда их унесло? — риторически спросила я, с верхушки полуразрушенной башни глядя на черный слепой горизонт в направлении Шолоха.

Прошло не так много времени, поэтому было странно, что ребят нигде не видать. Пешком далеко не уйдешь, а Полынь вряд ли настолько быстро оклемался, чтобы Прыгать по пустыне в обнимку с горланящим Мелисандром.

— Может, отсыпаются в к-каком-нибудь поместье? — предположил Лиссай. — Будем искать?

— А то!

И до рассвета мы ходили по Мудре.

Два Всех-Сильно-Раздражающих-Туриста, кричащих непонятные для местных имена. Периодически какой-нибудь кочевник, шаман или каннибал выходил нам навстречу с весьма прозрачным намерением, но тогда Лиссай зажигал на волшебной палочке яркий свет, а в другую руку брал пушку, пусть и без патронов, — и пустынники, наученные вчерашним опытом, тотчас разбегались, как тараканы.

Солнце уже пробудилось и упрямо карабкалось вверх по небосклону, когда я, в противовес ему, упала и уснула.

А очнулась я в Шолохе. В больничном отсеке дворца, на узкой койке, благоухающей бергамотом.

— Доброе утро! — хором возопили со всех сторон.

Что было неправдой: судя по наклону лучей в витражных окнах, уже давно отзвенел не только полдень и пятичасовой чай, но даже первый из светских вечерних коктейлей.

Оглядевшись, я не слабо так удивилась.

Лазаретный корпус был оккупирован. Захватчиками выступили сплошь родные лица.

Так, на кровати справа от меня возлежала Кадия, погребенная под цветами, конфетами и чирикающими открытками ташени. Причем парочка летучих птичек делали блондинке прическу, накручивая локоны себе на клювы, как на бигуди.

На двух кроватях слева расположились Дахху (естественно, в обнимку с «Доронахом») и Анте Давьер, который сидел уже поверх одеяла и с непередаваемым выражением лица смотрел на незажжённую сигарету. Курить тут нельзя: сигнальные жемчужинки очнутся.

Андрис Йоукли в кресле с интересом и урчащими репликами разбирала принцеву пушку (дорвалась-таки!). Сам Лиссай, перепачканный краской, стоял у мольберта, аккурат напротив моей постели.

Я подозрительно уставилась на треногу, и принц с гордостью повернул её ко мне. Я содрогнулась. Во всю ширь холста возлежала я. Какая-то зеленая. Рассыпавшаяся на квадраты.

— К-кубизм, — гордо объяснил Ищущий под моим ошалелым взглядом.

Я вежливо улыбнулась и постаралась как можно скорее забыть это зрелище. Вот так работаешь со своим комплексом неполноценности, годами добиваешься успеха, а потом один портрет — и всё, начинай сначала…

— Хей, а Мел и Полынь вернулись? — встрепенулась я.

— Пока нет, — Дахху с грохотом захлопнул книгу и сунул карандаш в отворот вязаной шапки. — Видимо, идут пешком из самой Мудры.

— И идут они какими-то хитрыми тропами, раз вы с принцем их не нашли, — добавила Андрис.

Оружие в её руках тихо хлопнуло. Безобидно, к счастью. Девушка озадаченно «йокнула», виновато покосилась на Лиса и стерла с «игрушки» прыснувший порох.

— Ничего, через недельку доковыляют, — Кадия беззаботно отмахнулась. — Если не решат там остаться, конечно. А что? Мелисандр давно Мудрой грезил. Я ведь правильно понимаю, что он каждого из нас успел подбить на летнюю поездку в пустыню?

Все, даже Лиссай (ничего себе!), закивали. Я усмехнулась: а я-то думала, я одна такая…

— Ну вот, — Кадия сжевала очередную сладость в виде сахарного оленя. — А тут, считай, путешествие само в руки прыгнуло. К тому же, Гординиус сказал, что на востоке Мудры стоят лагерем его бывшие работники — черные археологи, с которыми он артефакты добывал. Стоят, сиротинушки, шефа лишившись, ждут приказа. И наверняка не знают, как им быть. Спорим, если Мел и Полынь с ними столкнутся, то у контрабандистов мигом появится новое начальство? Почти по наследству перейдёт, хей!

— А им бы подошла такая работа… — вдруг протянул Дахху. — Господин Полынь любит загадки, господин Кес — неприятности. Они бы стали прекрасными пустынными царями.

— Ну здорово! — расстроилась я, оценив перспективы. — Я эгоистично надеюсь, что они всё-таки вернутся.

Ребята, кажется, призадумались над своими чувствами на этот счет. В раскрытое окно влетела первая в этом году бабочка.

— Кстати о Гординиусе! — вспомнил Дахху. — Есть хорошая новость!

— Ну-ка?

Смеющийся разулыбался, аж до ямочек на щеках:

— Альбиносу в качестве исключения разрешили пересдать магический проф экзамен. По направлению на Шептуна. Если Горди не оплошает и получит хотя бы минимальный балл, то госпожа Марцела возьмет его на работу в свой департамент.

— Ого! — я удивилась. — Вот эта щедрость! Мечты сбываются?

— Да, — кивнул энциклопедист, не вдаваясь в подробности.

Однако Андрис Йоукли такая робость не устроила. Она какой-то гаечкой, вынутой из ремня, указала на Дахху:

— Это, кстати, он устроил, наш личный мастер добрых дел. Как сегодня очнулся, так давай переписываться с Шептуньей, протекцию составлять. И сумел-таки!

— Ух, дипломатище! Я в тебе не сомневалась, — я подмигнула другу.

— Ну тогда я еще похвалюсь, — заговорщицки шепнул он, склоняясь к моей койке.

Впрочем, акустика зала всё равно сделала слова Дахху всеобщим достоянием.

— Я дописал «Доронах»! — признался он, потрясая книжкой.

— Черновик сто двадцатый? — уточнила я.

— Нет! — фисташковые глаза друга горели. — Чистовик первый! Я все-таки решился поставить точку!

— Ура-ура, лови букет! — заорала Кадия, швыряя метлу из белых лилий не в Дахху, но в меня.

Привлекала внимание, непревзойденная звезда наша.

Я поймала цветы. Из них вывалилась записка.

«Сиятельной Кадии из Дома Мчащихся, защитившей мою жизнь. Милая Кадия, выбирайте должность на ваш вкус, но не выше зам департамента. Я буду рад, если ваш выбор остановится на дворцовой гвардии.

Моё Величество, Сайнор.

P.S. Вы не могли бы прислать мне вашу биографию и медицинскую карту? Буду рад изучить на досуге. Спасибо».

— Не-не! — отрезала Мчащаяся, перехватив мой взгляд. — Никакой гвардии! Я выбираю гномов и только гномов. Командор Груби Даби Финн уже назначил дату вечеринки по случаю моего возвращения.

— Йоу, и знаешь, где они празднуют? — хмыкнула Андрис. — В «Полете бражника»!

Я рассмеялась.

— Буду реабилитироваться в глазах хозяина таверны, — торжественно заявила Кад.

Вдруг Анте Давьер, дотоле молчавший, поднялся с койки и поманил меня пальцем:

— А теперь, Тинави, пройдёмте со мной, — сказал он донельзя официально.

И через высокие стеклянные двери вышел на балкон, опоясывающий больничный корпус дворца. Под хитрыми взглядами друзей — они пялились на меня очень лукаво, все они, даже Дахху, в принципе лукавством обделенный, — я непонимающе проследовала за Теннетом.

В лицо плеснуло ароматным ветром, пахнущим сливами и хвоей. Лес покачивался на золотых волнах подступающего заката, и розовато-синие колодцы неба в разрывах персиковых облаков смотрели на нас загадочно. Шолох снова полнился спокойствием и красотой.

Подойдя к Анте, который облокотился на перила и теперь старательно пытался зажечь мятую сигарету (весенний ветер был категорически против), я вдруг увидела, что мужчина не стоит, а… Парит.

Левитирует в двух сантиметрах над мраморным полом.

— Да ладно?! — неверяще выдохнула я.

И почувствовала, как искренняя радость за Теннета затапливает душу. Кажется, мы окончательно сроднились с этим гадом. Радуюсь, как за себя.

Падший хранитель с удовольствием, неспешно выдохнул искристый дым. Потом вытащил из-за борта пиджака хрустальный витиеватый пузырек, открутил крышечку, наполнил ее электрически-синей жидкостью и протянул мне.

— Пейте!

Я аж назад отступила. Анте нахмурился:

— Быстрее, Тинави. Пока я не передумал.

— Откуда это у вас?

Давьер задумчиво побултыхал синей штучкой, переливающейся, как блестки, утопленные в слезах наяды.

Хранитель объяснил:

— Рэндом оставил. Он расковырял мой кокон, запихнул флакон спящему мне в зубы, будто яблоко — утке в задницу, и снова меня запечатал. Знали бы вы, как у меня затекла челюсть, — хранитель, морщась, пощупал небритые скулы.

А потом еще раз настойчиво протянул мне крышечку с синим зельем.

— Нэт, вы сейчас серьезно? — почему-то шепотом спросила я.

— Полной силы у меня всё равно не будет, раз четверть отдана инграсилю. А так: каплей больше, каплей меньше — мне без разницы, а вам полезно. Главное, чтобы магия работала, не лежала без дела, как весь прошлый год.

Я всё еще мялась.

Теннет презрительно фыркнул:

— Даже Дахху быстрее решился.

— Дахху?!

— Я давно ему обещал.

— Вы кровь ему обещали!

— Это если б я вошел в полную силу. А так — увы — от моей крови ни горячо ни холодно никому, кроме группы «АБ». Я теперь котёнок, а не тигр. Впрочем, забудьте. Не хотите магию — не надо. Найду других желающих.

И я тотчас закинула крышечку в себя.

— За вас, — прохрипела, откашливаясь. Потом вдруг сообразила: — О, прах! Я что, теперь буду жить вечно?! А можно для Кадии еще оставить? И для Полыни? И для всех?

Теннет поморщился:

— Давайте я как-нибудь сам разберусь с подарками? И не психуйте. Пока что здесь просто магия, как была у вас раньше. Сырьё. Это принц про бессмертье заливает?

— Да.

— Рановато. Так, Тинави. Ликвидацией вашей безграмотности займемся на следующей неделе. Жду у себя в понедельник в шесть.

— Вечера?

— Господи! Утра! Возьмите блокнот и писчее перо, начнём с азов космогонии, потом рассмотрим основные философские….

Я взбудоражено перебила:

— Вы действительно будете меня учить?

— Судя по всему, для начала — воспитывать, — Теннет закатил глаза.

— Прием-прием! — в голове вдруг возникли теневые блики. — Прием, Тинави! Ты тут?

— Тут, — улыбнулась я.

— Ура-а-а-а!

И тотчас по всему телу разлилась такая сумасшедше-ликующая щекотка, что я не выдержала и расхихикалась.

Так мы и стояли: Теннет, парящий в двух сантиметрах над полом, курящий и благосклонно смотрящий на город в лесу; и я, дико ржущая от вдохновленного трепа бликов в своей голове.

Над пока еще ясным небом зажигались ранние, любознательные звезды — одна за другой.

Несмотря на то, что ребята выстроили грандиозные планы по ночной дворцовой вечеринке («А когда все уснут… Пролезем в сокровищницу и померяем короны…»), я ближе к полуночи собралась по делам.

Сначала я забрала у госпожи Бланкет-Кес своего филина. Марах, откормленный на блинчиках, стал весить вдвое больше. Мы шли сквозь туманный город, затерянный меж золотых огней — то фонарей, то звезд, то чьих-то глаз, — и птица сыто сопела у меня на плече, изредка клекоча и перетаптываясь. Я старалась быть плавной и тихой, чтобы не мешать Его Пухляшеству спать.

Путь мой лежал в Иноземное ведомство.

Пустое министерство дремало. Отблески луны плясали на фонтане, скользили по полотнищам гербов, спускавшихся с горбатых мостиков, и щекотали лица статуй генералов. Скульптуры, кстати, стояли немного не так, как раньше: вчерашняя «прогулка» сказывалась.

Я придирчиво оглядела каменного Полынь. На голове у него было прах-знает-что. Зато теперь мраморный Внемлющий улыбался. Я дружелюбно помахала ему и по узкой винтовой лесенке взбежала на второй этаж.

Мой кабинет встретил меня предсказуемой духотой. Поборовшись с вишней за окном (она дружески отхлестала меня ветками), я-таки умудрились открыть ставни — проветрить.

Потом я достала из кармана ту самую желтую бумажку — мятую, грязную, песком присыпанную. Повесила её на детективную доску — всё еще обескураживающе пустую. Села на пол, скрестив ноги. И начала буравить карточку взглядом, угрожающе перекатывая между пальцев Перо Правды.

Вообще у меня был ответ.

«Мы все хотим, чтоб нас любили» — сказал Полынь в подземелье Мудры, и он точно был прав. Хотим, да. Не знаю никого, кто нет. Хотим быть нужными. Чтоб нас ценили. Чтоб нас ждали. Чтоб понимали.

Но мне тоже казалось, что это как-то… грустно. Слишком трепетно и ранимо, чтоб вот так вот прилюдно вывешивать флагом. «Мы все хотим любить»? М-м-м, чересчур сладко. «Мы все хотим созидать»? Боюсь, тут я выдаю своё желание за всеобщее. «Мы все хотим быть кем-то»? Ага, кем угодно, конечно. Например, комариком. Размыто; прах побери, размыто!..

Ладно.

— Отрицательный результат — это тоже результат, — решительно кивнула я, сорвала пустую бумажку и сложила из неё хорошенькую желтенькую ташени. — В конце концов, надо быть последовательной. Если я так ценю сложность, развитие, индивидуальность — то фигли грести всех под одну гребёнку, да?

— Чирик! — ответила птичка.

Я так и села. Ох! Надо как-то запомнить, что у меня теперь снова есть магия!

А желтая, нежданно ожившая ташени взлетела с ладони и славно упорхнула прочь.

В дверь моего кабинета постучались.

— Зайдите!

На пороге появилась Селия. Помощница мастера Улиуса поправила мышиные очки на переносице и строго на меня воззрилась:

— Тинави, вы решили вступить в наш Клуб Неспящих? Вернее, спящих в министерстве?

— Ага, — ответила я. — Копирую поведение старших коллег! Считайте, подлизываюсь.

— Вот как. Ну, добро пожаловать, — Селия неуверенно улыбнулась. Она отступила во тьму коридора и тотчас вернулась, сжимая в руках заранее заготовленные подушку и клетчатый плед. — Тогда это вам. Подарок.

— Класс! — восхитилась я. — Кстати, как вы себя чувствуете? Вы же были в Безлунном театре в день теракта.

— Сносно, — коллега поморщилась. — Но костюмы Ходящих я больше надевать не буду. Не к добру. Кстати, говорят, через месяц к нам пришлют три десятка новых теневиков. Боюсь, этот город неисправим, — вздохнула она.

Когда Селия ушла, я со всей ответственностью стала вить себе гнездо. Улеглась прямо в центре кабинета, чего мелочиться? Щелчком зажгла на потолке иллюзию звёздного неба и вскоре уснула под хоровод галактик.

А разбудил меня взрыв.

— Ой, ёжик! Я не знал, что она будет здесь! Ваша парочка опять меня подставила! — раздался возмущенно-волнительный вопль.

И убегающий топот вслед.

— Да и я сам не знал, Гамор…

Пока я хлопала ртом, как выловленная рыба, прислушивалась к звону в ушах и в панике натягивала плед до подбородка, сквозь тонну белой известки проступила фигура Полыни.

Куратор стоял в огромной красивой арке, пробитой посреди нашей смежной стены. Прежняя дырка по сравнению с ней казалась игольным ушком. М-да, сразу видно, кому из нас благоволит завхоз, ведающий перепланировкой…

— М-м-м. Сюрприз! — развёл руками Ловчий. И тотчас мстительно прибавил: — Теперь ты понимаешь, каково мне было?

— Как ты здесь оказался так быстро?! — восторженно взвыла я, выпутываясь из одеяла и бросаясь ему на шею.

Куратор зашипел, когда я, видимо, задела больной бок. Я тотчас начала шумно, многословно извиняться за причинённые страдания — как сейчас, так и прошлой ночью. Возмущенный звон колокольчиков и оберегов был мне ответом.

— Забыли, — героически сжав зубы, отмахнулся Полынь. — Но я, конечно, не ожидал, что ты когда-нибудь на полном серьезе попробуешь меня убить. Впрочем, так даже интереснее. Не люблю предсказуемых людей. То ли дело эта твоя бодрящая сумасшедшинка…

Он вдруг сощурился и большим пальцем начал прицельно стирать побелку с моих скул и губ. Задумчиво, медленно, крайне тщательно.

— Ты мне тоже очень нужна, Тинави.

Я замерла.

Да, все-таки надо купить миндальное мыло. Очень уж нежные руки после него.

Много-много миндального мыла куплю. Точно.

Я бы долго еще так стояла: якобы обдумывала свой Великий Потребительский План, а сама, не решаясь шевельнуться, контрабандно вдыхала острый аромат эвкалипта, который окутывал куратора все разгорающимся и надвигающимся горячим облачком… Да и Ловчий явно никуда не спешил.

Это было здорово. Не ближе и не дальше, именно так — на сегодняшний день.

Но вдруг я вспомнила кое-что плохое. Нельзя было не прояснить. Нахмурилась, с сожалением вывернулась и отступила.

— Слушай, Полынь. А ведь Тишь-то…

Внемлющий тяжело вздохнул, взъерошил волосы и скрестил на груди руки:

— Да. Знаю. Мне Рэндом сказал.

— Ты видел Рэндома?

— Он Прыгнул к нам с Мелисандром в обществе… кхм… новой тётушки и виров перед тем, как отправить их в Пустоши Хаоса. Чтобы мы с Тишь могли попрощаться. Хотя бы так.

В кабинете потемнело сообразно тому, как рассветное солнце спряталось за облаками. Мы посмотрели друг на друга.

— Мне жаль.

— Мне тоже, — он кивнул. — Но я рад, что её история не закончилась. Просто… переменилась.

Я сдернула с топора, висящего на дальней стене в роли вешалки, свой плащ-летягу и старательно замоталась:

— Значит, вас Рэндом сюда подкинул?

— Не совсем, — хмыкнул Ловчий.

И тотчас с улицы под моим окном донеслось мелодичное конское ржание, а следом — громкий и радостный голос Мелисандра Кеса:

— Эгей, Полынь, ну ты скоро?! Я притомился ждать!

— Минуту! Здесь Тинави! — крикнул куратор в недра розовой вишни, которая в ответ игриво посыпала его ароматными лепестками.

А со мной она и не думает любезничать!

— Привет, детка! — послушно отозвался Мелисандр. — Мы идём завтракать, а ты?

Вниз мы спускались в обществе улик по нераскрытым делам: сундука Горо Тоцци и древней тролльей ступни.

— Мел говорит, к нему на покер ходит какой-то особенный мастер-взломщик из народа кошкоглавых, — пояснил Полынь. — Пусть он попробует вскрыть сундук. А что касается ступни — мы с Кесом её распотрошим по всем правилам Свидетелей Смерти: может, найдём зацепку. Наши свиды ленятся, а вот саусбериец не против загадок.

— Да уж, вы с ним друг друга стоите, — я зажимала нос, спасаясь от вони.

— Может, мне Мела себе в «мальки» взять? Раз ты теперь взрослая Ловчая.

— Эй! Ты обещал!

— Ну это же Мелисандр.

— Никаких Мелисандров! Я твой малёк — и точка! Даже если уже не совсем.

— Я обязательно скажу Кесу, кто мешает его детективной карьере.

— Ябеда.

— Вредина.

— Хм. Гений!

— Умничка.

На улице выяснилось, что ржание принадлежит Сиптаху.

Королевский единорог — точнее, безрог, — выделялся на рассветной площади своей ослепительной белизной. Даже пескам пустыни не удалось его припылить. Мелисандр кормил Сиптаха яблоками, которые срывал тут же, на любимом деревце кентавра Патрициуса. Чую, будет гастрономическая конкуренция у копытных…

— Привет, Стражди! — Мел обнял меня до хруста костей, — Смотри, с каким умным конем мы познакомились! Он встретил нас на выходе из подземелья чуть ли не хлебом-солью. Сразу ясно: королевская порода, спец дилижанс для героев, прямиком из столицы. А уж как сюда домчал! Ух! Ветер с красавчиком не сравнится, — и Кес с гордостью потрепал единорога по бархатному лбу.

Тот закатил глаза и нетрпеливо потянулся за новым яблоком.

— Кстати, он теперь твой, — мимоходом отметил Полынь, роясь в седельных сумках, которых оказалось на удивление много: кажется, парни и впрямь прихватили из Мудры какие-то артефакты. Сами или с помощью контрабандистов — пока неведомо…

— Мой?

— Ага. Принц так сказал, когда мы привели единорога во дворец.

— Вы еще и во дворец успели?

— Конечно. Как въехали в столицу, так первым делом отправились желать доброго утра прекраснейшей Аутурни, — подмигнул Полынь и с наслаждением проследил за сложной гаммой чувств на моем лице.

Мелисандр хохотнул и пальцем указал на Ловчего:

— А она первым делом его уволила!

— О нет! А как же Умения?

Куратор с гордостью продемонстрировал мне целехонькую татуировку Глазницы.

— Турни отпустила меня «как есть». Сказала, что вдруг поняла, как любит своего мужа. Видимо, её раззадорило, что некая дама чуть ли не разнесла королевство, надеясь на взаимность Сайнора… В общем, теперь, когда Ее Величество так чиста, верна и прочее, она боится, что я «не справлюсь с чувствами» в её присутствии, — Полынь усмехнулся. — Поэтому «лучше бы мне держаться подальше от её покоев». Я, конечно, «был крайне опечален этой вестью». Королева, понимая, что разбивает мне сердце, решила оставить мне хотя бы Умения. Утешала в меру своих сил… И, кстати, угощайся.

Он выудил из сумки великолепную жестяную коробку, разукрашенную птицами и цветами, и, помедлив, открыл. Там, на вощеной бумаге, рядами лежали эклеры. Лавандовые, базиликовые, сырные, черничные, чайные, шоколадные…

Я вытаращилась на них, как на истиное зло.

Если в прошлый раз всего один такой был взяткой за поцелуй, так как еще, кхм, Аутурни утешала Полынь сегодня?..

Ловчий, глядя на меня, фыркнул, потом еще раз, потом в голос рассмеялся, что случалось с ним не так уж часто.

— Эй, — подмигнул Внемлющий. — Это я купил. Тебе, Тинави. Ешь и ничего не бойся. Иногда эклер — это просто эклер.

— Отлично сказано! — воодушевился Мелисандр, первым выхватывая десерт. — Ну что, куда отправимся праздновать очередное с успехом завершенное дело?

— С вами — куда угодно, — честно сказала я.

— А, ну тогда собираем всю стаю и возвращаемся в Мудру.

— Мел!..

И мы, хохоча, перемигиваясь, перешучиваясь, перекидываясь тролльей ступней, как мячиком, в компании филина и единорога, загадок и планов, надежд и успехов, вкуснейше-многообещающих-всё-же-не-просто эклеров, отправились на остров-курган — будить нашу стаю, нашу команду.

А весеннее солнце наконец-то стало греть.

И тепло его, разливаясь по Шолоху, счастьем светилось в душе.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ КНИГИ