Тот, кого я ненавижу

62. Кирилл

— Я с вами еду в Бурдугуз, — сообщил я Димасу.

Как нельзя кстати оказалась сейчас эта их поездка. Иначе бы с ума сошёл. Или рванул бы куда-нибудь сам по себе, куда — не знаю, лишь бы отсюда подальше. Так пусть уж с Димасом, со всеми.

Заодно и оправдание для матери годное, почему я больше в больницу к отцу ни ногой. Видеть его не могу. Понятно, что всё равно придётся, рано или поздно, но лучше потом. Сейчас меня от одной мысли о нём, о ней, о них… просто раздирает.

— Круто, — обрадовался Дэн. — А как же твои другие планы? Сдулись?

— Угу, — мрачно кивнул я.

— Что? Реально? Поругались? Или что? — оживился Димас, но сейчас мне говорить об этом было невмоготу.

— Димас, отвали, а? Я забыть хочу, отвлечься…

— Ну ничего, отвлечешься. Утром выдвигаемся. Рогоза кинул эсэмску, что в семь ждёт нас у подъезда. Он повезёт нас с тобой и Алку с Дэном. Остальные поедут на своих… Так она что? С твоим батей, что ли…

— Димас, — вскипел я. — Если не заглохнешь…

— Ладно-ладно, всё, молчу.

Надо ли говорить, что ночью я так и не уснул, хотя весь день меня просто срубало.

Она звонила раз за разом, потом написала даже: «Ты всё не так понял. Возьми, пожалуйста, трубку, я всё объясню».

И опять звонки-звонки… Достала! Я еле сдержался, чтобы не грохнуть телефон о стену. В конце концов, немного поколебавшись, закинул её в чс.

Потом всю ночь лежал, мысли всякие гонял по кругу. Вообще, хорошо, что всё всплыло сейчас, пока у нас ничего не было. Пока не успел к ней привязаться. Хотя и так вон как бешусь, а если бы… Нет, лучше даже не представлять.

Самое смешное, что я ей не просто верил, я ещё и думал — с ума сойти, какая она нежная, мягкая, светлая, какая застенчивая и наивная. Как ребёнок.

После Кристинки это казалось чуть ли не чудом. Как из пьяного угара выйти на свежий воздух. Думал, таких уж и нет. Идиот. Кристинка, по крайней мере, не была такой лицемеркой. Не притворялась, не строила из себя трогательную невинность. А эта…

Непонятно только, раз уж путалась с отцом, зачем тогда со мной…? Она не отталкивала меня, отвечала на поцелуи, ещё как отвечала… Или с отцом для дела, со мной — для тела? Но в Новый год тогда почему не хотела? Или это игра была? И опять же, почему на Новый год сидела одна, пока я не пришёл? Отец, вроде как, не настолько чтит традиции, чтобы всенепременно отмечать в кругу семьи. Или чтит? Или она не захотела? Короче, непонятно ничего.

Так я и промаялся до самого утра, пока за нами не заехал Гера Рогозин на Крузере. Мы с Димасом плюхнулись на заднее сиденье, где уже устроилась Алка, лучшая подруга Кристинки. Впереди, рядом с Рогозиным развалился её Дэн.

— Что, Мазуренко не поехала? — спросил я Алку.

— А что, соскучился? Могу позвать её, — хмыкнула та.

— Даже не думай.

— Сволочь ты, Король, — состроила гримасу Алка. — Вот что вам, мужикам, надо, а? Кристинка там страдает, а ты…

— Алла, — повернулся к ней Дэн. — Не начинай.

— А что? Мне за подругу обидно.

Слово за слово, и они уже вовсю ругались. Даже Димас вставил свои пять копеек. Ему тоже, видать, стало за друга обидно. Я же её выпады пропускал мимо ушей.

— А ты что молчишь? — Алка перегнулась через Димаса ко мне. — Нечем крыть?

Я закрыл глаза. Хандра накатила со страшной силой, ещё хуже, чем ночью. Теперь, под аккомпанемент монотонного Алкиного бухтения, подумалось: зачем вообще поехал? Что я там не видел? Всё будет как всегда, одни и те же физиономии, одни и те же разговоры.

И эта ещё прицепилась.

— Ты вообще слышишь? — не унималась Алка. — Он вообще слышит?

— Да отстань ты уже от него, чего завелась? — прикрикнул на свою подругу Дэн.

— Вот как? Тогда ищи себе другой номер. Или вон, с Королём своим заселяйся, если ещё Димас тебя к нему подпустит. А ко мне даже не приближайся, — последнее, что разобрал я прежде, чем уснуть.

Растолкали меня уже на месте.

— Ну что, разбираем номера, выгружаем вещи и на базу, за снегоходами? — бодро распорядился Рогозин. Мне бы его энергию.

Я, едва оказался в номере, сразу упал на кровать и опять уснул.

Очнулся уже в потёмках, нашарил телефон — почти восемь вечера. Отправился искать наших. Обошёл все местные злачные места, пока наконец мне девушки на ресепшене в главном корпусе не подсказали, что молодые люди отдыхают в банном клубе.

Стоило мне появиться в этой их сауне, как наши тут же загалдели:

— О, спящая царевна! Наконец-то!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Спящий король тогда уж.

— Сам проснулся или поцеловал кто?

— Угу, как же. Дождёшься от вас поцелуев, — я втиснулся между Димасом и Рогозиным.

— А не надо было Мазуренко бросать. Спи теперь нецелованный.

— А давайте не будем трогать Кристину, — вскинулась Алка. — Это вообще не смешно!

Пили мы водку. После жара парной она шла на ура. Алка собачилась с Дэном, Рогозин взахлёб рассказывал, как круто в Канаде, Димас сыпал сетевыми шуточками, а я всё ждал, когда хмель возьмёт своё и меня наконец хоть немного попустит.

Только это «немного» как-то прошло не замечено. Вот я сидел грузился, водку дул как воду — и ничего, а потом вдруг меня резко накрыло. Всё завертелось, поплыло перед глазами. Я откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза.

— Кир, не засыпай!

— Э, поцелуйте его уже кто-нибудь!

А дальше всё смешалось в какой-то невнятный гул.

Как я оказался в своём номере — хоть убейте, не вспомню.

На другой день командовал парадом опять Гера Рогозин. Мы погоняли на снегоходах, потом опять погрелись в сауне. Гера приболтал нас с Димасом попробовать какой-то особый расслабляющий массаж. А Дэна не пустила Алка. Вот массаж мне понравился, вещь!

После такого релакса мы решили попить пивко с шашлыками в гриль-домике. А в самый разгар гулянки заявилась вдруг… Кристинка.

— Всем салют, — ослепительно улыбнулась с порога.

Алка с визгом кинулась к ней на шею, они пошептались, потом обе сели за стол.

— Привет, — поздоровался с ней я, хоть и не очень обрадовался её появлению. Впрочем, если лезть с выяснением отношений не будет, то пусть…

Кристинка моё приветствие проигнорировала. Она вообще старательно делала вид, что меня тут нет. Ну, мне же лучше.

— Круто, что выбралась! — ликовала Алка.

— Спасибо, Солнце! — Кристинка послала подружке воздушный поцелуй.

— Крис, ты же не хотела ехать? — спросил Рогозин.

— Да вот, заскучала без тебя, — кокетливо улыбнулась она.

Димас наклонился ко мне, зашептал:

— Это Алка её вызвонила. Я слышал вчера, когда ты в отрубе уже был. Сказала ей, мол, ты тут, приезжай. Короче, сто пудов Мазуренко здесь по твою душу.

Я сначала напрягся, но Кристинка продолжала вести себя так, будто реально меня не видит. Я и расслабился. Ну а что? Она не скандалила, не цеплялась, общалась со всеми, кроме меня. Мы мирно ели, болтали, напивались, в общем, была обычная гулянка.

Разошлись после полуночи. Я вернулся в свой номер, разделся, но лечь в постель не успел — в дверь тихонько поскреблись. Я наспех натянул джинсы, открыл.

На пороге в картинной позе стояла Кристинка: норковый полушубок нараспашку, в руке початая бутылка шампанского.

Она шагнула внутрь, затворила за собой дверь. Я опёрся плечом о стену, там же, в коридорчике, в комнату провожать её не стал.

— Я поговорить, — Кристинка улыбнулась, потом запрокинула голову и отхлебнула шампанское.

— Так всё же, вроде, сказали уже.

— Ну да, сказали… То есть вот так, пять лет встречались, пять лет люблю-не могу, а потом просто всё? Отрезало?

— Кристин, ну мне жаль, что так вышло.

— Жаль тебе? Да ты знаешь, какие мужики меня добивались? С какими бабками, с какими возможностями… Ты им в подмётки не годишься. Ты по сравнению с ними — ноль, пустое место. Да даже твой отец… пффф — Кристинка поморщилась, снова отхлебнула шампанское, затем, икнув, поставила бутылку на обувную полку.

— Ну так чего убиваться теперь? Из-за пустого места? Раз у тебя столько крутых вариантов…

— А я всем говорила: неееет, у меня же есть мальчик, я его одного люблю. Я ни с кем, слышишь, сволочь, ни с кем… ни разу! А ты… — она вдруг зарыдала.

Я обнял её, никогда не выносил женских слёз, а уж её — так тем более. Она же всё равно почти как родная.

— Ну не плачь, Кристин. Я ведь тоже тебя любил, и тоже ни с кем… пока мы были вместе. И я не знаю, почему всё прошло. Но вот так получилось…

— Пока мы были вместе? То есть теперь у тебя что, кто-то есть? — она перестала всхлипывать, отклонилась от меня, впилась пронзительным взглядом. — Кир, у тебя что, уже другая? Серьёзно? Так быстро?

Я молчал, потом, не знаю почему, произнёс:

— Да.

— О! — выдохнула она. — Ну ты… ты… просто нет слов. Быстро же ты однако… А кто она?



— Какая разница?

— Мне интересно, знаешь ли, — голос её звучал надрывно. — Не чужие же люди. Да и просто хочется знать, чем она лучше меня. Она что, красотка, каких свет не видел? Или в сексе чудеса показывает?

Я отстранился от неё, привалился спиной к стене, руки сунул в карманы. Я понимал её, мне самому сейчас почти вот так же. И жалел её. Но что тут поделаешь? Мне нечем было её утешить.

— Так чем она тебя зацепила, а, Кир?

— Не знаю.

Кристинка подошла вплотную, прижалась ко мне. Полушубок соскользнул с её плеч, упал к ногам. На ней было коротенькое платье с большим вырезом на спине. Помню его, мне очень нравилось это платье.

Кристинка обвила руками меня за шею, приблизила лицо, прошептала:

— Она лучше меня это делает, да?

— Делает что?

Вместо ответа она приникла поцелуем, внезапным, пылким. Втянула нижнюю губу, жадно, почти до боли, затем выпустила и кончик языка протолкнула в рот. Тяжело дыша, оторвалась, пропустила пальцы под пояс джинсов сзади, потом перебралась к ширинке.

Я поймал её запястья, развёл руки в стороны. Она непонимающе уставилась на меня.

— Эл… Кристин, не надо.

— Кир, ты чего? Я же вижу, ты хочешь. Вон же…

— Кристин, потом будет всем стрёмно, и мне, и тебе… Иди лучше спать.

— Хочешь, я сделаю, как ты любишь? — Она попыталась присесть, но я остановил её. О, моей выдержке надо памятник поставить.

— Кристин, всё, перестань. Ничего не будет.

Она вспыхнула, стиснула челюсти, резко выдернула руки.

— Я никогда тебе этого не прощу, слышишь? Ты ещё пожалеешь! Никто никогда меня не отталкивал! Ты ещё поплатишься за всё, сволочь, урод, скотина, ничтожество…

Кристинка подобрала с пола шубу и вылетела из номера.

Кристинка, конечно, взбодрила меня так, что я опять почти до самого рассвета ворочался. Два дня уже прошло, как тогда ушёл от Эли, даже больше, а легче не стало. Ничуть. Как вспомню, как подумаю про неё, так внутри всё выворачивается. А с чего бы? Ну кто она мне? Я её и узнал-то, можно сказать, совсем недавно. Я даже не помню её до этой осени. Да и когда узнал — она же так меня бесила поначалу. Так её ненавидел…

И не помню совершенно, в какой момент всё начало меняться. Когда голой застал? Да ну нет. Хотя прикольный был момент. Или когда от её соседа выхватил, а она давай ухаживать? Или когда… В голову тут же полезли эпизоды, наши случайные и неслучайные встречи, её взгляд, улыбка, смущение.

Ну и зачем я стал копаться, вспоминать? Мазохизм какой-то. Только ещё сильнее в груди заломило, невмоготу аж.

Не надо о ней думать, оно и забудется. И фотки все её удалю. Прямо сейчас. Я взял с прикроватной тумбочки телефон. Зашёл в галерею. Когда успел столько её наснимать? Помню, на Новый год только фотографировал и потом на следующий день.

Я стал листать снимки. Вместо того, чтобы просто удалить, я вглядывался в её лицо почти на каждом кадре, словно что-то выискивал. Только что? Признаки её вероломной натуры? Бред.

На одном снимке она подносила ко рту ложку с салатом. Потом заметила, что я фотографирую и замерла, приоткрыв рот. Очень смешная фотка. И выражение такое искреннее. А вот тоже смешно морщила нос. Не помню, почему. Но на множестве других она смотрела на меня. И смотрела так, будто… не знаю… даже не просто с теплом, а чуть ли не с благоговением. И радость в глазах её казалась такой настоящей… Я даже не замечал, когда снимал, что она так на меня смотрит. А сейчас увидел, и сердце защемило. Но почему тогда она…?

Я вернул её контакт из блэк-листа. И ни одной фотографии так и не удалил. Памятник моей выдержке рухнул и осыпался в пыль…