Тот, кого я ненавижу

72. Кирилл

— Ничего, посидишь до утра, остынешь. Полезно.

— А я уже остыл. Всё. Ну дайте хоть позвоню, имею же право.

Дежурный невозмутимо пропустил мои слова мимо ушей. Телефон у меня отобрали, и документы, и деньги. Ещё и выдернули ремень из шлёвок. Шнурки тоже заставили снять.

— Ну хотя бы просто напишу эсэмэску, чтоб не теряли. Меня же дома ждут, на уши там всех поставят. А у матери сердце больное, — собирал я всё в кучу.

Я уж и не верил, что достучусь до него, но тот неожиданно протянул телефон.

— У тебя десять секунд. — И встал рядом в ожидании.

Судя по пропущенным, Эля успела ещё двадцать раз позвонить. Я сначала тоже хотел набрать её, но это ж сразу начнется: а где ты, а почему, а что случилось? Так что просто набил: сегодня не приду.

В обезьяннике я оказался впервые. Пока тут выступал, сильно по сторонам не оглядывался, а вот потом приуныл. Даже не из-за антуража, хотя обстановка тоже впечатляла — облупленные синие стены, серый каменный пол, унылая лампа дневного света, которая судорожно мерцала всё время. Но главная прелесть — контингент. Люд там подобрался тот ещё, сплошь унтерменши: на корточках в углу дремал загашенный нарк, два бомжа развалились на одной скамейке, напротив них, вдоль второй, — вытянулось пьяное тело. Вонь от них от всех убивала наповал.

Просто капец какое соседство, и больше посадочных мест не было. В итоге, я не смог себя пересилить и подсесть к кому-то из них и до самого утра так и простоял у решётки, привалившись к стене плечом и созерцая пустой коридор — лишь бы сокамерников не видеть.

Пару раз за ночь алконавту обильно сплохело прямо на пол, только это ни на кого, кроме меня, не подействовало. Типа такое в порядке вещей. Бомжи поначалу вязались ко мне то с просьбой закурить, то с разговорами, но я на них даже не взглянул. Они и отстали, потом оба захрапели.

Мне одному, по ходу, было не до сна. Какой там сон? Мысли всякие буквально разрывали голову. Ну, не всякие — кроме как про Элю, больше ни о чём не думалось.

Всё это меня, конечно, оглушило. Да вообще землю из-под ног выбило. Я же для неё был готов на всё. Что вот теперь делать? Как с ней после такого разговаривать? Как на неё смотреть? Когда перед глазами до сих пор маячит её размалёванное лицо. Когда все внутренности выворачиваются, стоит вспомнить, как она садилась к мужикам. От кого угодно я мог такое ожидать, но только не от Эли. Она ведь вела себя со мной так, будто вообще никакого опыта не имела. Вечно смущалась… И поцелуи её, и ласки, если уж на то пошло, особо умелыми не назовёшь. И чуть что — сразу в краску… Эта её трогательная застенчивость — искусная игра, получается? Но нельзя же постоянно вот так притворяться. Или можно, если в роль войти? Но зачем? И разве возможно по заказу краснеть? Но, блин, видео же настоящее… и это даже не фото… и там реально она…

Если всё так, тогда Кристинка с её закидонами и то была, выходит, честнее. Как бы разнузданно она себя не вела, как бы не бесила своими тупыми выходками, но грань она никогда не переходила, я точно знаю.

Этим летом мы в очередной раз поругались в пух и прах. Оба перегнули тогда палку. Неделю я бесился, потом вдруг среди ночи подорвался к ней. Когда проходил под балконами к подъезду, сверху уловил её голос. Говорили обо мне. Она сказала Алке, не подозревая, что я внизу и всё слышу:

— Иногда мне хочется хоть раз изменить Киру. Ну, умом хочется, в смысле. Просто чтобы не был таким самоуверенным козлом. Он же меня совсем не ценит. Он же, знаешь, как думает? Ну куда я от него, такого распрекрасного, денусь. Он сам что-то такое однажды сказал…

— Ну так измени, что мешает? — фыркнула дура-Алка.

— Не знаю. Не могу. Как-то фу…

Тогда я ещё и разозлился на неё, не стал подниматься, развернулся и домой пошёл.

А Эля, Эля… Я её вообще не мог представить с кем-то. От одной мысли, что отец просто приезжает к ней, меня взвинчивало до предела. Не говоря уже о большем. А тут такое…

Затем вообще пришло в голову: а откуда отец её знает? Вдруг он тоже подобрал Элю там, на дороге? От этой мысли как кипятком ошпарило. А ведь я её спрашивал, как они познакомились. Что она мне ответила? Да ничего. Что-то невразумительное пробормотала. Притом явно нехотя.

Я стиснул прутья решётки и сдуру дёрнул, будто выломать хотел.

— Что, никак не уймёшься? — недовольно откликнулся дежурный на громкий лязг. — Смотри мне.

А потом подумалось вдруг: отец говорил про неё с придыханием. И всё твердил, какая она чистая, наивная, невинная. Значит, тоже не в курсе? Или что? Свихнусь скоро.

Даже если всё это в прошлом, подобное прошлое невозможно ни вычеркнуть, ни забыть, ни выбелить. По крайней мере, для меня невозможно.

Что я ей завтра скажу? Ну, или когда там меня выпустят. Я всё знаю, всё видел? Если она начнёт оправдываться, будет же ещё противнее.

— Чего дубак такой? — промычал алконавт с лавки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кстати, да. Холодно было так, что под утро я чуть не околел. А утром за мной приехал отец. Все вещи мне вернули. Перед отцом сто раз извинились, как будто это его дубинкой отходили, а не меня. Расшаркались, мол, не знали, что это ваш отпрыск, а то бы не мариновали его так долго…

Отец выслушал их молча, с каменным лицом, а мне процедил сквозь зубы:

— Иди в машину.

Я плюхнулся на сиденье и первым делом включил печку на полную. За мной он приехал один, без своего верного Васи, значит, наверняка сейчас будет лекция.

Вскоре и он вышел из отделения.

Минут десять он вёл машину молча, всё с тем же непроницаемым выражением. Но я не мать, на меня его игнор не действует, особенно после ночных впечатлений. А потом я включил Европу Плюс, и его прорвало. Он судорожно дёрнулся, выключил радио, и полилось:

— Молодец, ничего не скажешь. В твоём послужном списке только пьяного дебоша в общественном месте не хватало. Срам… Позорище… Не надо было так быстро тебя забирать. Впаяли бы тебе пятнадцать суток, это было бы правильно. Скажи спасибо, что по моей просьбе в универ не сообщат.

— Ну и не забирал бы. Я не просил.

— Тебе двадцать два года, а ни ума, ни мало-мальской ответственности — ни-че-го. Ну что сказать? Нечего, только констатировать, что вырастил не человека, а полное ничтожество, которое ни на что не способно, кроме как… вести разгульный образ жизни… всё опошлять, портить, разрушать…

Я слушал его вполуха — вот сейчас его нотации мне точно были побоку. Меня больше терзала мысль — что делать, куда ехать, как быть с Элей… Ну ещё бомжацкий запах бесил, которым, казалось, я пропитался насквозь.

— Ладно, тебе плевать, что скажут другие, — не унимался отец, — ладно, плевать, как твои выходки отразятся на моей работе, моей репутации и карьере, но о матери мог бы подумать? Что с ней станет, если она узнает про твоё скотское поведение?

— Что-то ты не очень думал, что с ней станет, когда прикатывал Элю…

— Не смей… — цыкнул отец. — Сопляк ты ещё, чтобы мне такое говорить.

Отец замолк, но, видно, уже разнервничался и вошёл в раж.

И правда, недолго он терпел, минуты две и снова прицепился:

— Элина знает, где ты был?

— Нет.

— А если она волнуется?

Я ничего не ответил.

— Вы что, уже расстались?

Я неопределённо пожал плечами. Отец скривился.

— Так я и думал. Что, наигрался уже?

— Угу.

— Подонок, — в сердцах бросил отец. — Такая девушка… таких нет больше… А я знал! Я знал, что ты так с ней и обойдёшься. Наиграешься и бросишь. Другого от тебя я и не ждал. Её только жаль… Да ты хоть представляешь, каково ей сейчас?

Как нельзя вовремя зазвонил сотовый. Потому что слушать его бредни про Элю было уже невмоготу. Это был Димас.

— Кир, ты где?

— С отцом еду домой.

— Ясно… Тут с тобой… хотят поговорить.

— Эля? — догадался я и скосил глаза на отца. Как я и ожидал, тот сразу навострил уши.

— Да, — подтвердил Димас.

— Я не могу сейчас. Скажи, потом перезвоню.

— Угу, ясно…

Отец вновь пристал:

— Так, значит, ты бросил Элину?

— А ты с чего так выспрашиваешь? — завёлся я. — Утешить её хочешь?

Отец вспыхнул, дёрнулся, аж машина вильнула.

— Подонок, — повторил с чувством.

— Слышали уже, — огрызнулся я и отвернулся к окну.

Отец до самого дома распекал меня, но я его больше не слушал. Смотрел в окно и всё думал про Элю, пока не приехали.

Матери, к счастью, дома не оказалось. Ну и к несчастью, тоже. Потому что отец никак не мог угомониться. Каких только грехов на меня не навешал. Нудил и нудил, пока я не скрылся в ванной. Этот мерзкий запах, похоже, въелся не только в одежду, но и в кожу, и в волосы. И, казалось, я никак не мог его смыть.

Я надеялся, что пока там намывался, отец уехал, но нет. Как раз когда я вышел, он по телефону кому-то говорил, что сегодня не приедет. Видать его крепко пробрало.

Жаль. Мне хотелось одному побыть. Но он хотя бы в мою комнату не стал лезть.

Я снова пересмотрел то злосчастное видео. Что-то в нём цепляло, а что — никак не мог сообразить. Потом понял — ракурс странный. Как будто снимали снизу. Лёжа, например, на тротуаре. Или, может, там был подвал… Зачем снимать оттуда? Чтобы никто не догадался, что снимают? Но Эля вроде как знала. Она же обернулась и так посмотрела… И кто снимал? Кристинка говорила про какую-то подружку. Они что, вместе там «работали»? Но зачем та её слила Мазуренко? Надо будет выяснить кто она, и припереть эту подружку.



Я набрал Димаса.

— Что, уже можешь говорить? Ты чего там учинил? Меня не мог подождать? — начал он.

— Смерти проще дождаться. Да и ничего такого я не делал.

— А мне сказали, когда я туда подъехал, что ты там всё кафе разгромил и охраннику навалял. За это тебя и загребли.

— Угу, слушай их.

— Чего вчера-то вечером не позвонил? И на звонки не отвечал…

— Так телефон же забрали.

— Нет, потом. А тебя когда выпустили?

— Да вот недавно, примерно за полчаса, как ты первый раз позвонил.

— Фигасе! А что так долго? Я же твоему отцу сразу сообщил, что тебя менты забрали. Он сказал, что сам разберётся…

— Да пошёл он.

— Ну а всё-таки ты чего так…? Из-за того видео, да?

— Из-за какого видео? — насторожился я.

— Ну… с твоей Элей.

Я малость опешил.

— Мазуренко что, и тебе его показала?

— Ну… нет, не она. Так оно же это… в группе висит.

— В смысле — в группе висит? В какой группе?

— Ну, в Подслушке, в контакте.

Я судорожно сглотнул.

— И это что значит? Его все видели? Это вот ты про то видео, где Эля там… на дороге?

— Ну да… про него… Я думал, и ты видел, поэтому пропал. Хотя его только сегодня выложили. А тебе его Крис показала? Когда? Вчера? А у неё откуда? Кир? Ты ещё тут?

А у меня ком в горле встал. И внутри аж похолодело.

— Нет, ну что за сука эта Мазуренко… — выдавил наконец.

— Её сегодня не было на парах.

— А Эля?

— А Эля была.

— А, ну да, ты же звонил… Как она? Её не обижали?

— Ну, так… Видос этот просто появился сегодня уже под самый конец. После второй пары. Не все его видели. Но и то уже начали подкалывать, типа, сколько берёт… А щас, думаю, уже весь универ видел. Там такой п**ц творится в комментах к видео. Не позавидуешь ей. Но что тут поделаешь? Рты всем не заткнёшь.

— С чего не заткнёшь-то? Заткнёшь. Может, и не всем, но хватит и самых говорливых заткнуть.

Димас помолчал, потом спросил осторожно:

— Ну ты же не будешь с ней теперь… после такого… Сегодня и так уже про тебя говорили. Ну, что ты с такой…

— Да похер, Димас, кто там что говорит про меня.

Я набрал Элю, но она не отвечала. Потом вспомнил, что у неё сегодня смена. Значит, она или в дороге, или уже в ресторане. На работу, что ли, к ней приехать?

Какая бы она ни была на том видео, чтобы ни вынудило её тогда пойти на такое, но становилось просто невыносимо от одной мысли, что её травят. Что кто-то Элю обижает, похабщину ей говорит. Я, может, с ней и не останусь потом, но это будет потом. А сейчас нельзя её бросить. И надо было что-то делать… не знаю… что-то придумать. Иначе её же завтра вообще сживут. Застебают так, что хоть вешайся. Это мне было бы пофиг, а она ни ответить толком не может, ни откровенно наплевать на чужие слова. Я же видел, как она болезненно реагирует на насмешки.

Ну и… у неё же никого нет. Кроме меня.

Я оделся, вышел в прихожую. Тут же показался отец, стал бухтеть над головой, пока я завязывал шнурки:

— И куда это ты собрался? Не нагулялся ещё? Мало показалось?

— К Эле, — ответил я, выпрямившись. — В её ресторан.

Отец замешкался, потом спросил:

— Так вы поссорились? Как она?

И я бы послал его или проигнорировал, но тон у него вдруг изменился, даже голос дрогнул. Я закусил нижнюю губу, взглянул на него внимательно — вместо каменной маски, как было всю дорогу, совсем другое выражение лица. Какое-то потерянное и, вместе с тем, болезненно-напряжённое. Ему ведь и правда тоже сейчас плохо.

Я пожал плечами.

— Приеду — узнаю. Но надеюсь, что держится.

— В смысле — держится? У неё что-то случилось? Или это из-за вашей ссоры?

Сказать ему или нет? Не хотел, конечно, но теперь-то уже что скрывать, когда и так все знают?

Я вздохнул.

— Короче, тут всплыло… про неё кое-что. Не знаю, кто, но, в общем, в сеть выложили видео, где Эля… — блин, у меня язык просто не поворачивался так её назвать. — Она там на дороге ночью… в таком виде… ну и потом села в тачку…



Горло опять перехватило, и голос сорвался в шёпот. Я сглотнул, отвернулся от отца, стиснул до боли челюсти. В груди нестерпимо заломило. Потом не выдержал и шибанул кулаком по входной двери. Вдохнул с шумом — выдохнул. Надо как-то успокоиться. Не думать сейчас об этом, не ковыряться в подробностях, не травить душу.

— И поэтому ты с ней порвал? — глухо спросил отец.

— Я с ней не рвал. Я её ещё после этого даже не видел. Видос этот только сегодня выложили. Вот сейчас к ней поеду.

— Куда выложили?

— Говорю же — в сеть. В группу нашего факультета. И теперь все знают… ну, про неё…

— И зачем тебе ехать к ней? Элине и так плохо. И без твоих разборок ей тяжело…

— Да какие, нафиг, разборки? Я битых не бью.

— А что тогда?

Ну что он ко мне привязался?

— Да ничего. Просто приеду. Чтоб не одна была сейчас.

Я надел куртку, вжикнул молнией. Отец почему-то стоял, не уходил, наблюдал за мной. Да и пусть. Я проверил карманы: ключи, деньги, телефон, всё на месте. Потом натянул шапку, собрался уже выходить, но тут он произнёс:

— Элина не садилась в этот джип.

Я замер, повернулся к нему.

— Это у них какая-то дурацкая игра была, — продолжил он. — То ли фанты, то ли что. Я не очень понял. Но что-то типа на спор нарядиться и так пройтись по улице. А те отморозки в джипе просто мимо ехали, увидели её и чуть силой не увезли с собой.

— А ты откуда знаешь?

— Я тоже мимо проезжал. Видел, как её тащили, как она отбивалась. Ну и вмешался. Так мы с ней и познакомились.

Внутри ещё пекло и ныло, но это была уже совсем другая боль. Несколько секунд я таращился на отца, и столько всяких слов, столько вопросов рвались с языка, но я лишь коротко произнёс:

— Спасибо.

