— Евгений Иванович, Степан Осипович — вот только резкостей не нужно. Мы все заняты одним делом, так к чему нам искать какие-то причины для взаимного неудовольствия. К тому же дело, если со стороны посмотреть — яйца выеденного не стоит. Позвольте вас спросить — вы в лошадях разбираетесь? В парных повозках, или верхом в седле?
Алексей Николаевич стал невольным свидетелем приватной адмиральской ссоры, пошли резкости, и нужно было любым способом прекратить или сам спор, убрав из него предмет оного, либо направить в позитивное русло, превратив в беседу единомышленников.
Амбиции и честолюбие в военной среде играют основную роль — недаром говорят, что каждый солдат мечтает стать генералом. Да и не может быть иначе у тех, основу жизни которых определяет субординация, подчинение младших старшим в чине. Можно понять адмирала Алексеева — он главнокомандующий, и считает себя вправе назначать командирами кораблей первого ранга тех, кого считает нужными. Но и позиция вице-адмирала Макарова вполне обоснована — ему воевать с японцами, и как командующий эскадрой он видит на капитанских мостиках тех, кого считает полезными. Оттого и пошла безобразная склока.
Оба адмирала сочли капитана 1 ранга Чернышева негодным в качестве командира «Севастополя», причем по совершенно разным причинам. Степан Осипович посчитал, что поврежденный броненосец замешкался, снизив ход во время захода во внутреннюю гавань, отчего следующий за ним в кильватере «Пересвет» помял тому корму. В результате и без того тихоходный «Севастополь», с вечно ломающимися машинами, превратился в «калеку», скорость которого стала ограничена совершенно неприличными десятью узлами. А потому Макаров стал перед выбором — либо не использовать поврежденный броненосец в эскадренном построении, где он стал той самой пресловутой «гирей на ноге», или теперь отдать всю инициативу действий неприятелю, чем тот не преминет воспользоваться. Все же имея шесть броненосцев против четырех оставшихся на пятнадцати узловом ходу русских — полуторное превосходство в эскадренном бою!
Наместник решил отстранить несчастного Чернышева по другим причинам, хотя именно командир «Пересвета» капитан 1 ранга Бойсман сам признал себя виновным. Алексеев просто счел поведение командира «Севастополя» недостойным, тот стал всячески перекладывать вину на признавшегося товарища. И судя по всему зря — такое поведение у моряков осуждалось, вот наместник и рассвирепел. Так что когда против тебя два адмирала, причем оба твои начальники, участь печальна.
А вот потом мнения разошлись — Макаров пожелал назначить на мостик «Севастополя» командира «Новика» лихого капитана 2-го ранга Эссена, чтобы дать тому повышение, а у наместника имелись свои кандидаты на освободившуюся вакансию. Теперь оба адмирала стали цитировать соответствующие пункты «положения», определяя кто в своем праве. И вот здесь Алексей Николаевич вмешался, благо имел на этот счет собственное мнение — он единственный знал, кто и как проявит себя на войне с японцами, а потом и с германцами. А еще осознал, что каждый принесет максимальную пользу только находясь на своем месте.
— При чем здесь лошади⁈
— Прошу вас пояснить, Алексей Николаевич, что вы имели в виду, — вслед за вскриком Алексеева, набычился и Макаров. Степана Осиповича Куропаткин знал еще со времен Ахал-Текинской экспедиции, когда тот командовал Каспийской флотилией, при незабвенном Михаиле Дмитриевиче. И тогда он был таким же — порывистым и энергичным.
Боже, как давно это было — прошло двадцать лет, а будто как вчера — пронеслась мысль, но он тут же вернулся к реалиям. И улыбнулся — не хватало еще озлобить двух адмиралов, что отвлеклись от предмета ссоры. И как можно мягче произнес, объясняя.
— Просто корабли как лошади — одни здоровенные битюги, таскающие в упряжках 42-х линейные осадные пушки, а другие скакуны, способные промчаться десять верст за полчаса. Потому и всадники им требуются под стать — на первые спокойные ездовые, умеющие погонять, когда им нужно упряжку, или дать ей отдых. Или лихие казаки, способные стрелять из седла и рубить шашкой. Это я к тому говорю, что с Эссена на мостике броненосца будет пользы намного меньше, чем лихого наездника усадить на упряжного вола. Каким бы он не был, но на скачках ему больше не побеждать!
Вот тут оба адмирала хмыкнули, и переглянулись — а генерал понял, что такой выгодный момент никак нельзя упускать. Ему требовалось одно — заставить всех работать на войну, которая будет долгой и жестокой. А русское начальство тратило больше времени на грызню между собой, чем на войну с противником. И это одна из многих причин злосчастного поражения в войне, из которой нельзя выйти побежденным — потому что начинается падение в пропасть, ту самую, где империя погибнет.
— Господа, я не моряк, но поверьте, будучи военным министром постоянно сталкивался с флотом, и не понаслышке знаком с многими его проблемами. Да и людях немного разбираюсь — у Чернышева был потухший взгляд, так бывает только с людьми, которые искренне переживают за дело. Не стоит разбрасываться такими офицерами, отправлять их в столицу, когда здесь требуется каждый человек. Надо выдвинуть достойных, есть масса возможностей, которые только нужно разумно использовать. И я знаю как, а доводов для Петербурга мы найдем очень много, и они у меня… у нас есть.
Куропаткин умышленно споткнулся и тут же поправился — адмиралов нужно было вовлечь в общее дело, иначе история рисковала повториться. И он тут же повернулся к карте Квантуна, что была помещена на стене.
— У германских генералов есть такое понятие — «шверпункт». Сие есть центр приложения всех усилий, чтобы достичь победы в войне. Для японцев, их учеников, вне всякого сомнения, это Дальний, к захвату которого привлекут главную массу войск, доставить которые можно только морскими транспортами. Но перевозки опасное дело, если мы начнем им активно противодействовать. И знаете — утопить японскую дивизию, когда она находится на судах, для нас будет менее затратно, чем сражаться с ней на суше долгие недели, и лить кровь тысяч наших солдат, когда их и так мало.
— Это понятно, но к чему вы клоните, Алексей Николаевич?
Алексеев заинтересовался, шагнул вперед, пододвинулся и Макаров — их внимание явно «передвинулось» от предмета спора.
— Инкоу и Владивосток не подходят для десанта и главной базы для питания японских войск — порты замерзают, к тому китайский порт в устье реки, там мелководье. Во Владивостоке береговые укрепления, масса наших войск, боевые корабли и миноносцы. А высаживать пехоту посреди тайги безумие — от невзгод и лишений переболеют, не принеся пользы. Цель Дальний — и тут будет «шверпункт» для моего коллеги, маршала Ойямы. Но не для нашей маньчжурской армии, скажу сразу, а токмо для нашего флота — и если вы решитесь его туда перевести, то считайте, что половина успеха достигнута. Вопрос только в том, подходит ли он флоту как главная база, вам решать, Степан Осипович? Но наличие броненосцев в Таллиенванской бухте не позволит японцам овладеть Цзиньчжоускими позициями — а они ключ к Порт-Артуру. Одна только проблема — сможете ли вы, моряки, там удержаться, ведь неизбежно придет Того со всеми своими броненосцами⁈
Вопрос был задан с подначкой — Дальний строился как коммерческий порт, там и сейчас стояло полсотни пароходов. Алексей Николаевич прекрасно знал, что оборудован он не хуже Порт-Артура, а то и лучше — «вотчина» самого Витте, и вот там всесильный министр финансов считал себя «хозяином». И многие не без оснований считали, что потеря Дальнего стала для русских войск в Маньчжурии катастрофичной — японцы получили самый лучший порт на побережье, доставшийся им практически целым.
Алексей Николаевич с напряжением ждал ответа — адмиралы молчали, задумались оба, как-то по-другому разглядывая привычную карту. Но сейчас нужно было только ждать…
Можно только «умилятся» такой наивности российской пропаганды того времени, достаточно посмотреть на самые нижние мелкие буквы. Страна проиграла войну до ее начала, так как ее исход решала не только техника и количество войск, но и состояние духа. Страшная вещь, когда «властители дум» заняты совсем другим делом…