Третий шанс

Глава 17

— Все решится в самые ближайшие дни, Василий Егорович. Первое столкновение определит многое, ни мы, ни японцы прежде не воевали друг с другом, так что войска имеют друг о друге самые смутные впечатления. Потому японцы и осторожничают, как на суше, так и на море. Учтите — они прекрасно знают, что европейцы пока лупят азиатов в хвост и гриву. А потому еще не начинают, хотя дивизии давно отмобилизованы, их в полтора раза больше, чем у нас. Не хотят рисковать понапрасну, хотят действовать максимально верно. Вот только не учли одного — время уже играет за нас.

Куропаткин усмехнулся, посмотрел на генерал-квартирмейстера штаба Флуга — тот только что познакомил его с последними данными о противнике. А они были весьма познавательными — со стороны японцев все происходило в точности, как и было в истории — ничего не изменилось, кроме сроков. И они особенно заметны на продвижении 1-й армии Куроки по корейской земле, где завязалась самая настоящая война между забайкальскими казаками из дивизий Мищенко и Ренненкампфа и идущими к Ялу японцами.

Вот к такой «азиатской» войне японцы не были готовы, хотя и азиаты. Казаки действовали в своей привычной, «разбойничьей» манере, наскоками, начисто вырубая зазевавшиеся японские аванпосты. Те в ответ платили той же «монетой» — никого в плен не брали, впрочем, казаки и не сдавались, для них это было несмываемым позором. Но больше всего погибло корейцев — попасться между враждующими сторонами для местного населения оказалось непередаваемым ужасом, хотя русские относились значительно мягче. Ведь казаки воевали ради добычи, а японцы за «славу», устанавливая свое господство — просто убивали по поводу и без оного, ведь они и начали войну ради закрепления за собой Страны Утренней Свежести как колонии.

Алексей Николаевич машинально посмотрел на календарь — 30 апреля по русскому счету, японцы пришли к Ялу на двенадцать дней позже, такова отсрочка данная забайкальскими казаками. И она того стоила, ведь каждые сутки прибывал полностью укомплектованный батальон с несколькими сотнями запасных из пополнения — полторы тысячи штыков. И дополнительно в эшелонах шли батареи, прибывали казачьи сотни и эскадроны регулярной кавалерии, сразу же распределявшиеся по дивизиям.

— Их готовили германцы, и у нас фактически структура дивизий, принятая рейхсвером. Даже конные полки стали в четыре сотни…

— Просто так действовать удобнее, да и командиру полка легче контролировать бой. Все же места намного меньше занимают, четыре или шесть — большая разница. И вообще — слишком большие штаты не пользу порой несут, а вред. Возьмите в пример прежнюю восьми орудийную батарею — она очень громоздка, и при этом ее огневая мощь ниже, чем у батареи новых трехдюймовых пушек, где всего осталось четыре пушки. А при нынешнем театре военных действий, где мало дорог и много сопок, такая уменьшенная батарея будет более маневренна и намного быстрее передвигается. Так что сокращение штатов пошли во благо, не во вред, как казалось. Идете, Василий Егорович — и ставьте меня в известность при малейшем изменении обстановки. Но старайтесь не нервировать подчиненных излишними запросами — не отвлекайте от дела, и не ругайте без надобности.

Проводив взглядом ушедшего Флуга, Куропаткин продолжил заниматься с бумагами — теперь их вал значительно уменьшился. Да оно и понятно — предоставив инициативу командирам корпусов, он сам отказался от мелочной регламентации, которой «страдал» раньше. И дела сразу пошли на нужный лад — командующие всех трех корпусов стали уверенными в себе, тем более генералы прекрасно знали, что резервов практически нет, и надеяться в сражении надо только на себя.

Однако за последнюю декаду все извелись, находились на нервах — странное запаздывание японцев раздражало неимоверно. Война идет три месяца, моряки дерутся, а инфантерия еще граненые штыки в бою не опробовала. Запасные может быть, тихо радовались, но вот кадровые солдаты, а таких было три четверти состава, рвались в бой.

— Если я бы проводил это «сокращение» обычным порядком, мне бы ничего не удалось — просто бы положили «под сукно» все предложения. Но на бюрократическую волокиту есть управа…

Генерал усмехнулся, он пошел в «обход», «проторенной дорогой интриг, непременного инструмента в придворной борьбе. Старому фельдмаршалу Михаилу Николаевичу, пусть и бывшему генерал-фельдцейхмейстеру, настоятельно нужны новые батареи и дивизионы, артиллерийские бригады для новых генералов. И он их дал, 'распилив» все трехдюймовые батареи «пополам», по опыту прошедшей мировой войны, когда необходимость этого осознали все воюющие стороны.

Про великого князя Николая Николаевича, который занимал пост генерал-инспектора кавалерии, и говорить не приходится — число казачьих полков и бригад в полтора раза возросло, хотя сотен как было, так и осталось. Наверное, сейчас оба великих князя за все ниточки тянут, чтобы «новшества» в одной Сибири не остались, на всю русскую армию распространить.

Это совпадало и с его интересами — он помнил, что через десять лет может начаться мировая война. И заранее принимал меры, решив подогнать вначале штатную структуру войск. Как ни странно, это коснулось и флота — он в семнадцатом году видел перевооруженные крейсера и канонерские лодки, старые миноносцы, и в один удобный момент в виде вопросов подал несколько идей наместнику. Тот их обдумал, уже как свои собственные, и принялся энергично внедрять в жизнь. Да и сам Куропаткин, в бытность командующим Северным фронтом, страшась прорыва немцев к Пскову, стал невольным организатором флотилии на Чудском озере, когда небольшие пароходы превратили в канонерские лодки. Так что полученный опыт оказался востребованным и здесь, чему можно только радовался.

— Я сделал за шесть недель все что мог, и даже больше — не допустил ошибок, нет и потерь. Не подорвался «Петропавловск», жив адмирал Макаров. Армия в целом готова, а боевые действия еще не начались. Нужно продержаться только месяц, и начнут приходить Сибирские дивизии. А там силы и сравняются, потом у нас станет больше войск….

Время от времени Алексей Николаевич начинал говорить сам с собою, ему было жутко нести в себе память, подобную «предсказаниям Кассандры», которая предвещала много плохого, а потому люди ей не верили, ведь они все надеются на хорошее. Но он избежал ее «проклятия» — просто молчал и делал все возможное и невозможное. Ведь когда знаешь, где упадешь, то обязательно озаботишься и соломой.

— Что-то сердечко стало прихватывать все чаще и чаще, никогда так не работал в жизни, до беспамятства. Теперь только бои покажут, чего стоят все мои приготовления — завтра наступает май. Японские транспорты в море, вышли из Чемульпо. Куда они пойдут — Бицзыво или Дагушань? Может быть Инкоу? Что-то я паниковать стал — настой валерианы пить надобно…

Алексей Николаевич наклонился над картой, ища в ней ответа на заданный самому себе вопрос. Теперь его не было, и прошлый опыт помочь не мог. Сроки оказались сдвинуты почти на две недели, боевые действия, кроме фронта на реке Ялу, могут пойти совсем иначе. Он сейчас придерживался завета Суворова — «идешь в бой, снимай коммуникацию». И теперь силы не распылены, а стянуты в две больших группировки. Резервов фактически нет — в Ляояне только одна бригада, и то прибывает эшелонами из Владивостока, где осталась другая половина дивизии. И это вызвало гневные крики из Петербурга, оттуда требовали оставить в Приморье войска, чтобы отразить вражеский десант, который мерещился чинам из кресел в особняках Северной Пальмире. И теперь если случится непредвиденное — единственным виновником будет он — не хватало, чтобы еще сняли наместника.

— А ведь они могут, многие раздражены «реформациями», особенно те, кто сам на фронт не рвется. Ладно, время покажет, что к чему…

Генерал тяжело поднялся с кресла, дошел до дивана и лег, положив голову на валик. И не заметил, как рухнул разумом в пучину сна, впервые за долгие недели не забылся, урывая для отдыха час или два, а именно уснул, почти как в молодости. А за окном темнело небо — заканчивался последний день апреля 1904 года…

Южная Маньчжурия гористый край, сопки и хребты и очень мало дорог. За японцами выбор места удара — за русскими только тонкая «ниточка» ЮМЖД, что связана с питательной пуповиной Транссиба. Только очень далека Россия — девять тысяч верст, месяц пути воинского эшелона…