Третий шанс

Глава 37

— Попадание в левую переднюю шестидюймовую башню, огонь как-то спустился в погреб, и…

Степан Осипович не договорил, он моментально все понял, увидев огромный клуб дыма на концевом «Петропавловске». Броненосец медленно заваливался на борт, внутренним взрывом буквально выбиты броневые плиты и внутрь корабля хлынули многие десятки тонн воды. И не было сомнений, что флагман князя Ухтомского обречен — счет шел на минуты. Это понимали все — к гибнущему броненосцу кинулся «Всадник», заспешили еще два миноносца, направился и «Амур». Теперь на них только надежда, так как ни на одном русском броненосце и большом крейсере катеров и шлюпок уже не имелось — их сняли для уменьшения перегрузки. И для вящей сохранности казенного имущества — в первом же бою выяснилось, что от разрывов снарядов плавсредства становятся абсолютно негодными. И хуже того, превращаются в источник постоянных пожаров, которые только отвлекают внимание на их тушение у палубных матросов, и особенное негодование вызывают у старших офицеров кораблей.

— До Дальнего вроде недалеко, а броненосец не спасти, — мрачно произнес Макаров, и в сердцах добавил. — Лучше «Севастополь» потерять, тот тихоходный, как гиря на ногах…

И тут же осекся — каждый корабль это сотни живых людей, офицеров и матросов, и у всех своя судьба. Так что война сама выбирает, жизни у кого отобрать, а кто будет продолжать воевать дальше. И он должен спокойно принимать превратности судьбы — «Страшный» попал торпедой в «Асахи», «Сикисима» наткнулась на минную банку, вот и «Петропавловск» получил «золотое» для японцев попадание. Но бой продолжается, и ему нужно уделять все свое внимание — долг превыше всего.

Действительно, сражение шло ожесточенно, развернувшись на огромной дуге, охватившей все острова Эллиота, среди которых виднелись большие транспорты. Именно эти небольшие клочки суши посреди моря стали для японцев огромной передовой базой. И теперь решается только один вопрос — удастся ли вышвырнуть их отсюда и окончательно обезопасить Ляодун от любых посягательств с моря.

— А ведь японцам тоже достается от наших снарядов, Степан Осипович — дистанция сокращается, и теперь мы пробиваем их броню, а они нашу нет. Однако и нам достается — нужно отдать им должное. Метко стреляют, выучили их англичане, да и корабли построили добротные…

Договорить Молас не успел — зрелище было феерическое, да такое, что в рубке «Пересвета» ликование затронула всех, даже сам Макаров не сдержался, облегчил душу ядреным словцом.

И было от чего — следующим вторым за «Микасой» двухтрубный броненосец после очередного залпа стал ставить башню в диаметральную плоскость. Так было всегда, уходили минуты, и потом стволы снова наводились на русские корабли, чтобы сделать очередные четыре залпа. Но тут на крыше что-то ярко рвануло, возможно, бронебойный снаряд с идущей второй «Полтавы». И спустя пару секунд из башни столбом выше матч поднялись громадные и ужасающие языки яркого пламени, в стороны от которых расходился черный дым. Все русские моряки ожидали чудовищного взрыва, от которого вражеский броненосец будет разорван в клочья. Но секунды шли, пламя улеглось, только башня сильно дымилась, видимо, выгоревшая внутри. Обошлось без взрыва, что было непонятно, и броненосец не вывалился из строя, а шел дальше за «Микасой», как ни в чем не бывало.

— Ничего не понимаю, японцам невероятно везет, вначале «Асама», теперь «Фудзи» — зрелище яркое, но для нас бесполезное.

Покачав головой, мотнул бородой Степан Осипович в растерянности, машинально ухватившись за нее ладонью.

И тут пожилой моряк вспомнил:

— Хм, мне что-то Алексей Николаевич говорил об их невероятном везении, но чтобы вот так убедиться собственными глазами в том — действительно невероятно. Тут сама фортуна нашим врагам помогает!

— В такое поневоле поверишь, Степан Осипович. «Асама» отползла, теперь снова вернулась в строй, и стреляет по нам. «Фудзи» тоже вроде боеспособен. Одно приятно, что теперь кормовая башня у него не действует. А у «Ясимы» вроде как носовую заклинило, из барбета пушечные стволы торчат растопыренные, один выше другого.

Макаров тут же прижал бинокль к глазам, посмотрел — да, начальник штаба прав, на два средних броненосца осталось только по одной башне, так что в главном калибре отряды сейчас равны друг другу, ибо русские броненосцы стреляют полными залпами. И перевел взгляд на тонущий «Петропавловск» — крен успели спрямить контрзатоплением, и появилась надежда, что броненосец удастся спасти. К нему подходил «Амур» и миноносцы, у борта уже стоял «Всадник», принимая команду. Но не было хода, а вырывающиеся клубы пара говорили о том, что повреждены котлы. Но еще не спущен адмиральский флаг, а это о многом говорит.

— А ведь «Асама» снова выходит из строя, причем скорость узлов десять, не больше. Видимо, повреждения от взрыва казематов оказались весьма серьезные, — Молас говорил совершенно спокойно, просто констатируя факт, не украшая его чувствами.

— Пять против четырех — мы сильнее. Посмотрите на «Адзуму», она стала похожа «на 'гарибальдийца»!

Построенный во Франции крейсер лишился второй трубы, а так как третья стояла на некотором отдалении от нее, то казалось, что обе трубы разнесены к мостикам, как на кораблях итальянской постройки. Только мачты между ними в центре не хватало, а то бы полное сходство было.

— Степан Осипович, надо выводить «Рюрик» из линии — на нем пожары разгораются сильнее. Все же крейсер не предназначен для эскадренного боя — отвлек на себя огонь противника, и хватит. Не хватало его еще потерять, он нам позже пригодиться.

— Вы правы, — после долгой паузы произнес Макаров, обдумывая положение — с одной стороны Молас прав, лишние потери ни к чему. Но с другой втроем против пяти драться будет гораздо сложнее. Японцы хорошо стреляют, и если «Ретвизан» спокойно перенесет разрывы, то высокобортным «Пересвету» и «Победе» изрядно достанется, пожары и так потихоньку разгораются, пусть не так как на испанских кораблях во время сражения с американским флотом в недавней войне.

— Подать сигнал на «Рюрик» — пусть капитан 1 ранга Трусов выходит из боя. Евгений Александрович сделал все что мог!

Однако спустя пять минут Степан Осипович увидел, что старый крейсер отнюдь не собирается выходить из линии, его командир просто проигнорировал приказ, или по примеру Нельсона сделал вид, что не заметил флажный сигнал. Поразительная строптивость, впрочем, капитану лучше знать состояние своего корабля — а непоказную храбрость стоит ценить.

— Ай да «Рюрик», вот молодец!

Вскрик приковал внимание командующего флотом — он увидел яркую вспышку на «Адзуме», которую теперь можно было именовать многострадальной. Устаревшая 203 мм пушка с длиной ствола всего в 35 калибров, пусть и стреляющая зарядами бездымного пороха, добилась не менее поразительного результата, чем вчетверо тяжелый снаряд «Ретвизана». Носовой каземат японского крейсера раскрылся как огненный цветок, там царствовал ужас. Пламя кинулось вверх, и к великому удивлению вице-адмирала он увидел, как падает носовая труба — теперь прежний красавец остался всего с одной трубой, как с единственным уцелевшим «зубом».

— Снаряды у пушки сложили, вот и детонировали. Каземат полностью разрушен, но взрыва погреба не случилось? И это в третий раз — почему такое невезение? Одно утешает, и это справедливо. Теперь наш «калека» «Севастополь», в сравнении с ним, прямо призовой «рысак» рядом с клячей. Двух передних труб нет, третья вся в дырках, как сыр, тяга упала — если «Адзума» наберет десять узлов, то будет для нее великое счастье.

— Поврежденные вражеские корабли надлежит добивать без всякой на то жалости, ибо после ремонта они новых бед нам причинить могут. И у нас не дуэли или рыцарские поединки — если есть возможность напасть на врага вдвоем или втроем, то делать это незамедлительно. Японцы так и поступают — вспомните Чемульпо, или вот это — было шестеро, стало четверо. Отойдут на Эллиоты, там и потопим. Попадутся еще раз, а это будет, начнем стрелять все по одному. Под сосредоточенным огнем поврежденный корабль долго не продержится, — Макаров посмотрел на «Петропавловск», который превратился в маленькую точку — с броненосцем, на котором он поднимал свой флаг, было покончено, он затонул на ровном киле, и что хорошо, глубина оказалась небольшая, футов сорок, трубы из воды торчали.

И с горечью в голосе негромко сказал, не обращая внимания на непрерывный грохот корабельных орудий:

— Но нам сосредоточенной по одной цели стрельбе учиться придется, чтобы залпы не мешали. А то снаряды бестолково в море побросаем, на водяные всплески потратим, рыбу глушить…

Вот так сражался в своем последнем бою обреченный «Рюрик» — до последнего снаряда, объятый пламенем. И как ни странно, это единственный корабль в 1-й Тихоокеанской эскадре, который погиб в сражении. Все остальные подорвались на минах, или были потоплены в собственной гавани осадной артиллерией, либо сами русские моряки открывали кингстоны. И что бесславно, так это то, что от 1-й эскадры японцам досталось намного больше трофейных кораблей, чем в «день позора» 15 мая 1905 года, когда сдались два броненосца, два броненосца береговой обороны и эскадренный миноносец. Всего пять вымпелов, в то время как в одном Порт-Артуре японцы собрали трофеев куда как больше, и все плавали под флагом Страны Восходящего Солнца…