Трезуб-империал

Володимир, переулок у дома Геннадия Рыбаченко, 16:30.

— Вы к кому? — крикнул кто-то.

Капитан обернулся на голос и увидел пожилого мужчину, стоявшего с лопатой посреди одного из огородов. Северин Мирославович махнул ему рукой и пошел дальше.

Мужчина, перепрыгивая через грядки, подбежал к сетке забора.

— Эй, ты! А ну обратно! Милицию вызову!

Сквира остановился. Достал удостоверение.

— А-а, — мужчина сбавил тон, — понятно. Ты уж прости, у нас тут недавно убийство произошло. Хочешь не хочешь, будешь следить.

— Ну и правильно, — капитан нетерпеливо поглядывал вглубь переулка.

— А ты кого тут ищешь?

— Некоего Рыбаченко Геннадия Федоровича.

— Никогда не слышал, — покачал головой мужчина.

— Должен тут проживать, в двенадцатом доме.

— Ах, этот! Генка? Так он Рыбаченко по фамилии? — Страж переулка показал рукой на калитку через два дома напротив. — Вон там Гена живет. Я его толком и не знаю. Он здесь только полгода… — Сосед отставил в сторону лопату и облокотился о забор. — Тут раньше бабка его жила. Когда померла, хата несколько лет пустой стояла. А теперь вот, значит, Генка вселился. Внук ее. Ярославовны внук. Ну и правильно! Зачем ему с родителями в одной квартире кваситься?

— Он там сейчас? — спросил Сквира, оглядываясь на калитку указанного дома.

— Не! День же белый. Вон и машины его нету.

— Машины? — деланно удивился капитан Сквира. — У него машина есть? А где же он деньги взял? Родители дали?

— Чего не знаю, того не знаю. Родители — вряд ли. Мать у него пьяница. Я с ней знаком, еще с детства. Ее детства, конечно. На свои машину купить Генка тоже никак не мог — пьет, гуляет, девиц водит, магнитофон этот свой крутит по ночам. Такие денег не зарабатывают… — Он покачал головой, почесал затылок и добавил: — Может, Ярославовна ему что оставила… Бабка, то есть…

— Спасибо. — поблагодарил Сквира. — Пойду, а то совсем ничего не успею.

— Ты заходи как-нибудь, — мужчина протянул капитану ладонь.

Тот пожал ее и, поспешно развернувшись, зашагал прочь.

Ворота двенадцатого дома были заперты на висячий замок. Зато калитка оказалась широко распахнутой. Сквира оглянулся, кивнул своему новому знакомому, который так и наблюдал за ним из-за забора, и зашел.

Огород у Рыбаченко был совершенно запущен. Несколько гнилых стеблей на голой земле отмечали место, где когда-то находились грядки. Утоптанные дорожки вели через грязь только к двум местам — налево к колодцу и направо, за угол, к отхожему месту. Во дворе повсюду виднелись отпечатки протекторов. Геннадий, похоже, здесь ставил свою машину, здесь же и разворачивался — прямо через огород.

Сквира поднялся по неметеным ступенькам и постучал в дверь. Стук гулко разнесся по дому. Никто не ответил. Он нажал на кнопку звонка. Из-за двери донесся длинный дребезжащий звук. И снова — тишина.

Где же Рыбаченко? На работе нет, у родителей нет, дома — тоже нет…

Капитан спустился с крыльца и, приподнявшись на цыпочки, заглянул в окно. За занавесками виднелась темная прихожая. Прямо напротив окна жались к стене старая газовая плита и мойка с грудой тарелок. Внутри явно никого не было.

Капитан двинулся в обход. Запустение царило повсюду. Если бы не асфальтовый «воротник» вокруг строения, пройти было бы и вовсе невозможно.

За домом обнаружился сад, старый и столь же неухоженный. Кустарник разросся, подчас совершенно закрывая собой влажные небеленые стволы. Забор, тянувшийся по периметру участка, терялся за этой унылой растительностью, и было непонятно, что расположено за ним — дома соседей или такие же тоскливые заросли.

Сквира заглядывал в окна, но ничего, кроме скудной обстановки, через пыльные стекла не видел. Возвратившись к двери, он вновь постучал, уже не надеясь, что ему откроют. Потом вздохнул и стал выписывать повестку.